Текст книги "В заколдованном Тринидаде"

Ранние путешествия и скитания

На ферме у миллионерши

Летом 2000 года я принял предложение художника Андрея Румянцева поехать с ним на заработки в Италию. Он хотел порисовать на улицах курортных городов портреты отдыхающих. У меня же была машина, и мне отводилась роль зазывалы. Позже решили взять еще одного арбатского художника, Дмитрия.

– Так легче будет отбивать накладные расходы, – пояснил Андрей.

Преодолев на старенькой «тойоте» пол-России, Украину, Словению и Австрию, мы оказались в Италии.

Первый город, где мы остановились, – Венеция. Оттуда Андрей решил позвонить своей давней знакомой Патриции де Феррари: четыре года назад он рисовал ее и ее детей в их замке недалеко от Картоны – небольшого городка в горах.

Трубку снял мужчина и ответил по-итальянски, что хозяйка уехала отдыхать на юг, в Весту. Тогда Андрей назвал свое имя, его сразу узнали, последовало приглашение приезжать.

– По-видимому, в доме Патриции гостит кто-то из ее богатых родственников, – сказал мой друг. – Едем!

Снова за окнами машины замелькали поля, оливковые деревья и виноградники. Наконец показался замок Патриции. Он оказался не таким, как я его себе представлял, это был просто громадный серокаменный дом квадратной формы.

Служанка, услышав русскую речь, ответила через маленькое окошко в железной двери, к удивлению, по-русски:

– Хозяев нет дома.

– Но мы звонили сюда, и нас пригласил какой-то мужчина…

Служанка некоторое время молчала, но сообразила быстро.

– А-а-а… – протянула она, – очевидно, трубку взяли на ферме Альваменте. Телефон замка запараллелен с фермой.

– Деваться некуда, – сказал Андрей, – где-то надо ночевать, поехали, я знаю дорогу.

Давно стемнело, но яркая луна хорошо освещала поля, перелески. Отдельные деревья, стоявшие вдоль дороги, казались устрашающими чудовищами…

У ворот фермы нас встречал коренастый широколицый мужчина в джинсах и шлепанцах. Лениво почесывая голый живот, представился по-русски:

– Александр. Мне позвонила Марина, служанка Патриции. Проходите.

У Александра был ярко выраженный украинский акцент. Позже выяснилось, что он работал председателем колхоза где-то под Тамбовом, а когда все развалилось, поехал на заработки в Италию и не жалеет.

– А кто был тот итальянец, с которым я говорил по телефону? – удивленно спросил Андрей.

– Это Ян, поляк, конюхом здесь работает. Да вот и он.

По освещенной фонарями аллее к нам направлялся худощавый мужчина с длинной и тонкой, как у старого петуха, шеей.

– Салюте, Андрея! – И старые друзья обнялись.

– А я тебя сразу узнал по голосу, – радовался поляк.

Тени раскидистых платанов искажали формы двухэтажного старинного здания, и от этого вокруг веяло какой-то тайной. Неподалеку темнели силуэты длинных строений, откуда доносилось фырчанье лошадей и томное скуление собаки.

– Патриция очень состоятельная женщина, – объяснил Александр. – Она разводит животных на продажу. У нее 170 лошадей, 36 сенбернаров, 25 английских бульдогов, 10 неаполитанских мастинов, 30 породистых кошек. Кроме того, совсем недавно она завела американских шиншилл и еще зачем-то морских свинок – это здесь, на ферме. А в замке у нее штук 70 клеток с птицами и семь огромных говорящих попугаев.

Александр с Яном отвечали за животных, а Марина – за птиц.

До глубокой ночи мы пили русскую водку и итальянское мартини. У Александра явно была ностальгия по родине, потому что он то и дело спрашивал, не завалялась ли у меня в машине кассета с русскими песнями. Я отвечал, что нет, он кивал, а через десять минут опять спрашивал.

Александр, Ян и Марина, как и другие выходцы из Восточной Европы, которых в Италии немало, работали на ферме нелегально. Оклад – 600 евро, но нерегулярно – то на неделю зарплату задержат, то на месяц. Со временем Патриция обещала даже увеличить жалованье, но особо на это рассчитывать не приходилось – она была женщина капризная, работники у нее долго не задерживались.

Я спросил у Александра:

– А как ты вообще на нее вышел?

– Есть несколько мест, где тусуются нелегалы. Приезжаешь в Неаполь вроде как туристом и идешь, например, на пьяцца Гарибальди. Там снуют посредники. За трудоустройство им надо заплатить около 300 евро.

До Италии Александр работал в Греции – добывал мидий, но его там обманули. За целый сезон почти ничего не заплатили. Тогда он нанялся матросом – тоже, конечно, нелегально – на рыбацкое судно и перебрался в Неаполь. Здесь Александр, прежде чем на пьяцца Гарибальди его нашел человек Патриции, мыл посуду, грузил ящики, работал на пристани. Платили везде почти одинаково – 400–500 евро. И хотели, чтобы за эти деньги ты делал все.

– Но даже такую работу найти не так-то легко. Один раз я месяц сидел без единого евро. Хорошо хоть поесть иной раз можно на халяву – в Неаполе много церквей, устраивающих бесплатные обеды для бездомных.

– Привидений не боитесь? – спросил Александр, устраивая нас на ночлег в дальней комнате. – А то тут появляются иногда, конюшня-то древняя. – И уставший конюх сонно зевнул.

Уставшие с дороги, мы спали беспробудно и привидение не увидели, хотя я поначалу-то долго пыжился, чтобы не уснуть, чтобы все-таки увидеть его.

Рано утром раздался телефонный звонок. На проводе была Патриция. Она звонила каждое утро, чтобы узнать, как чувствуют себя ее четвероногие питомцы. Услышав, что приехал Андрей Румянцев, она попросила передать ему трубку.

Закончив разговор и положив трубку, Андрей сказал:

– Зовет быстрее ехать к ней в Весту, портреты рисовать, да ничего, обождет…

Завтракали, как итальянские крестьяне, с моцареллой, свежими овощами, а еду запивали красным вином. Александру и Яну было пора приступать к работе, я вызвался им помочь.

Трактор ехал между двумя загонами для лошадей, и Ян через каждые десять метров останавливался, давая нам возможность сойти и насыпать овес в подвешенные на столбах кормушки.

– Какую гадюку я сегодня видел! – вспомнил я змею, которую после завтрака увидел под оливковым деревом.

– Возле дровяника? – переспросил Ян.

– Да.

– Ох, там здоровущая гадина живет, мы ее Патрицией прозвали.

Трактор миновал сырой овраг и перелесок. За ним открылось обширное, огороженное забором пастбище, уходящее к самому подножию высокой голубоватой горы. Как только мы въехали на это поле, все лошади двинулись к трактору. Сидя в кузове, мы зачерпывали широкими совками овес и сыпали его теперь уже на землю маленькими кучками с интервалом 10–15 метров. Для каждой лошади предназначалась отдельная кучка, и в конце концов картина получилась такая: огромное поле и 107 лошадей, склонившихся каждая над своей кучкой.

После обеда (ели сыр, хлеб, холодное мясо, помидоры, пили вино) отправились чистить конюшни.

Потом пошли на псарню кормить многочисленных хозяйских собак великолепной парной телятиной. Сенбернары так аппетитно чавкали, что я, вспомнив нашу московскую жизнь, опечалился. А сенбернары, напротив, были веселы и приветливы. Упираясь передними лапами в ворота своих клетей, вставали на задние и наперегонки старались лизнуть в лицо. Низкорослые английские бульдоги тоже толкались у ворот, задирая свои вислощекие морды, но достать до моего лица не могли, лишь пыхтели и посылали розовоязыкие воздушные поцелуи.

Саша сказал, чтобы я кричал «Веникуа», что по-итальянски означает «Ко мне!», и пошел открывать клети. На мой призыв, переваливаясь с лапы на лапу, устремились сразу с десяток сенбернаров – лохматых и больших, как телята. За ними потянулись гладкошерстные мастифы, затем косолапые бульдожки. Они кружились вокруг меня, играли, терлись о ноги, прыгали на грудь, лизали лицо. Вскоре я весь был в собачьих слюнях, а моей футболкой можно было мыть пол, и то лишь где-нибудь в сарае.

– Берилло, Берилло, веникуа! – крикнул Ян.

Большущий сенбернар завилял хвостом и подошел к конюху.

– Это – Берилло, наша знаменитость, чемпион Италии. А это его сестра Гретта, – конюх потрепал по шее крутившуюся возле его ног суку, – тоже известна на весь мир. Нескольких ее щенков купили французы для поисковых работ в горах, и они там уже кого-то спасли.

После того как собаки были накормлены и водворены на свои места, мы вернулись в конюшню.

Ян рассказывал нам родословную каждой лошади:

– Вот это Смокрик. Он привезен из Англии. А это Лоскей. Их дочь Араванна заняла первое место на чемпионате мира по конкуру. Араванна стоит около миллиона евро, поэтому и ее родители оцениваются очень высоко. А вот Добяна. Посмотри, какая красавица. За нее на аукционе в Риме давали 300 000 евро. За такими дорогими лошадьми нужен, конечно, очень внимательный уход. Молодых надо объезжать. Характер у англичан будь здоров! Надо тщательно следить за копытами. Если на них образовался нарост, то копыта могут потрескаться, поэтому все лишнее надо вовремя обрезать специальным ножом, и только потом можно подковывать. Кстати, муж Патриции, Ромео, когда бывает на ферме, тоже занимается с лошадями. Он намного моложе хозяйки, и народ болтает, что он даже женился-то на ней из-за любви к лошадям. Вообще-то он мастер на все руки – и ветеринар, и сантехник, и повар, и садовник.

Но в основном вся эта огромная ферма с лошадьми, собаками и прочей живностью держалась на нелегалах – Яне, Александре и Марине. Был еще один итальянец, но это так, на всякий случай, если вдруг нагрянет налоговая полиция или иммиграционная служба. Завидев спецмашину, нелегалы прячутся, но перед этим будят итальянца, который обычно спит где-нибудь на сеновале. Он выходит во двор и начинает демонстративно грузить овес или чистить собачьи клетки. Потом проверяющие отбывают восвояси, и вся ферма вновь оказывается во власти трех нелегалов.

К Патриции в Весту мы отправились лишь через три дня. Все эти три дня нас после работы валил крепкий сон, поэтому не до привидений было.

Приключения Рената Амстердамского

Прозвище Амстердамский он получил после одного происшествия в Амстердаме по пути нашего следования с чемпионата Уэльса. Кстати, на различные международные соревнования по ориентированию в качестве участника или зрителя может попасть практически каждый желающий, был бы действующий загранпаспорт. Координаты организаторов, которые формируют команды и берут на себя все обязанности по доставке и размещению участников на соревнованиях можно найти в Интернете. И поездка обойдется вам совсем недорого. Зато впечатлений будет хоть отбавляй…

Чувачок, ты мне нравишься!

Наш автобус отправлялся за границу с площади Белорусского вокзала. Мой друг, профессор медицины, представил мне худощавого, очень подвижного мужчину с птичьими чертами лица:

– Это Ренат, профессиональный телеоператор, не пьет, не курит. Мне кажется, вам в поездке надо держаться вместе. – Профессор, задумавшись, посмотрел вниз и вдруг недоуменно воскликнул: – Ренат, а ты что в разных ботинках-то пришел?!

Ботинки у моего нового знакомого были действительно разные, хотя и одинакового черного цвета.

Ренат оправдывался, улыбаясь:

– Не знаю, как это вышло, торопился, модели похожие.

Знакомство с таким человеком обещало много веселых неожиданностей.

Все начиналось скромно, можно сказать, по-ленински, а уже к вечеру автобус гудел как пчелиный улей. Спортсмены потягивали винчишко, а некоторые что и покрепче, закусывали, знакомились, угощали друг друга, пели песни.

Пока мы с Ренатом опустошали трехлитровый пакет сухого вина (несмотря на то, что слыли почти трезвенниками), я рассказал ему много чего интересного про свои заграничные поездки, и он, посмотрев на меня горящими от восторга глазами, воскликнул:

– Чувачок, ты мне нравишься! – потом помолчал и добавил: – А знаешь, ведь я первый раз еду за границу. Хочу, чтоб было весело!

В Кале

Промчавшись через Польшу, Германию и Голландию (всего с двумя ночевками в гостиницах), мы оказались на берегу Ла-Манша, в Кале, старинном французском городе-крепости, игравшем огромную роль во времена Столетней войны. Дожидаясь парома в Дувр, пошли на пляж шумной, сплотившейся в автобусе компанией, закупив по дороге вина и шампанского. Купающихся были единицы, зато повсюду виднелись добывающие наживку рыболовы: одни большими сачками ловили креветок, другие копали в мокром песке морских червей. Грязноватая и холодная вода нас не испугала. На фоне заката виднелись туманные очертания английского островного государства. Оказывается, Ла-Манш не так уж и широк…

Внезапно с неба полило, и вся наша команда забилась под навес одного рыбацкого домика, а их там целая разноцветная вереница выстроилась по кромке пляжа. Здесь мы продолжали распивать шампанское по случаю дня рождения одной нашей девушки. Но Рената выпивка уже не волновала. Он получал особое наслаждение от своей первой поездки за границу, резвясь в вырытой червекопателями яме со спортсменкой Галей. Яма была наполнена водой морского отлива, и в ней они барахтались, как рыбы, и ползали, как черепахи. Потом бегали с радостным смехом друг за другом, стараясь согреться, и холодные струи дождя хлестали им в лицо.

А затем к ним по песку подъехал джип, и вышедший из него спасатель, указывая на специально поднятый предупреждающий флаг, который Ренат и Галя игнорировали по незнанию, сказал, что идет прилив, поэтому на пляже находиться нельзя.

– Там есть душ и где переодеться, – объяснил француз Гале.

Ренат был в восторге:

– Вот это заграница! Вот это сервис! Ну, французы – чуваки классные, просто слов нет! У них реальная забота о людях!

Спортивная жизнь

Несмотря на его импульсивную манеру общаться, я быстро проникся к новому знакомому. Люблю таких вот открытых, без всякого выпендрежа и манерности людей. В автобусе Ренат прочитал мне целую лекцию на тему, как стать хорошим ориентировщиком, и я попросил его быть моим тренером. В принципе я ехал на соревнования запасным, но уже в автобусе наш главный тренер, он же руководитель этой поездки, сказал, что я буду выступать в подгруппе новичков.

Центр соревнований находился в городе Брекон, куда мы прибыли и разбили палаточный городок на отведенном нам секторе школьного спорткомплекса.

Соревнования проходили в шесть этапов. Один этап – один день. Но вначале был тренировочный забег. Правда, накануне мы хорошо погуляли на дне рождения у спортсменки Ольги и наутро были, мягко говоря, «никакие».

На полигоне в горах нас встретили две веселые старушки англичанки с повязками судей. На мои дурацкие вопросы, куда бежать, они только посмеивались:

– Рашен водка гуд!

Потом одна похлопала Рената по плечу и сказала по-английски:

– Я думаю, у вас получится. Вы добежите.

Я перевел. Ренат оправдывался:

– Да мы только вино пили. Правда, много. – И начал громко икать.

С трудом найдя все пикеты, мы вышли на финишную прямую, где снова встретили веселых старушек.

– O’́кeй, рашен! – приветствовали они нас поднятыми руками.

– Мастерство не пропьешь! – выкрикнул Ренат.

Я перевел.

Старушки закричали:

– Рашен водка гуд!

На тренировке я делал все, как Ренат, и кое-чему научился. Правда, когда прошел первый день соревнований, я увидел себя в списке участников последним. Но опыт приобретался быстро. Второй этап – и я уже на четвертом месте от конца, третий – и я третий от начала. А потом были только первые и вторые места. В итоге по сумме мест я занял третье место в своей подгруппе. И это несмотря на то, что веселиться по ночам мы не переставали.

Вообще наш лагерь был самый шумный. Англичане, которые засыпали строго в одиннадцать, не раз жаловались на нас администрации.

Ренат, я тебя не люблю!

Забеги всех наших спортсменов по договоренности с организаторами соревнований были спланированы на дообеденное время, так что у нас всегда оставалось еще полдня, и автобус вез нас на какую-нибудь экскурсию к ближайшим достопримечательностям. Кроме того, вечером мы шли прогуляться в Брекон.

А в эти дни в городе проходил международный джазовый фестиваль. По улицам от одной музыкальной площадки к другой шлялись толпы людей, слышалась речь на разных языках, и все были слегка навеселе. Ренат был в восторге. «Я чувствую себя человеком мира», – говорил он мне возбужденно. На второй день он даже отказался от экскурсий, заявив, что ему нужен нормальный материал для фильма и что он идет в народ.

– Я тебя одного не оставлю, – сказал я.

Один он влип бы в какую-нибудь историю. Тогда Ренат посмотрел на меня внимательно и опять как закричит радостно:

– Чувачок, ты мне нравишься!

– Ладно, ладно привлекать внимание населения, – окоротил я друга и показал на универмаг: – Но вначале пойдем приоденемся.

В магазине Ренат выбрал бриджи с крупной надписью по лампасам «ИТАЛИЯ», майку с орлом во всю грудь и сразу все напялил на себя.

– Ну вылитый итальяшка! – сказал я.

Вечерний фестивальный город кишел потоками людей. Я носил за Ренатом треногу, он вклинивался в самую гущу толпы со своей портативной кинокамерой, и, когда завязывалось общение, он подзывал меня, чтобы я перевел.

Особенно его привлекал женский пол. Еще в автобусе я заметил, как он пытался флиртовать по очереди с тремя красивыми девицами, но они его откровенно посылали. Потом в Лондоне, во время экскурсии в Букингемский дворец, Ренат даже как-то вздохнет: «Вот, Леха, королям девушки не отказывали».

Ренат любил снимать крупным планом лица туристов и жителей Уэльса. Иногда он выбирал совершенно необычный ракурс. Но операторская работа часто переходила в банальную пьянку с первым уличным встречным (на фестивале все пили пиво, нося его перед собой в больших полиэтиленовых стаканах). Видя, что мне не очень нравятся его тусовки, он говорил:

– Обучи меня английскому и можешь быть свободен.

Поэтому по ходу дела я давал ему уроки. Однако за дни фестиваля Ренат сумел запомнить только «я люблю тебя», «привет» и «прекрасная девушка». Как звучит по-английски «о, кей», «я русский», «да» и «нет» он знал и без меня.

Улица вывела нас на главную площадь Брекона, на краю которой серым археологическим монументом возвышался театр – в это время там выступала какая-то известная джазовая команда. Из-за стен слышалась музыка. Мы попробовали пройти в зал, но нас не пустили.

Снова вышли на площадь. Толпа заметно рассосалась. Народ стал уже понемногу расходиться. На асфальте ковром мусора валялись полиэтиленовые стаканы из-под выпитого пива. Мы взяли в палатке по пинте эля и, потягивая его, вяло разглядывали трех полицейских в оригинальных головных уборах – они дежурили у турникета, загораживающего вход на пешеходную улицу. Вдруг, смотрю, Ренат сделал стойку сеттера. Ага, он обнаружил трех блондинок! Отпивая из глубоких стаканов пиво и бодро, весело вышагивая, англичанки прошли мимо стражей порядка, а одна что-то выкрикнула, высоко подняв бокал, и чуть не выплеснула его содержимое на полицейского. Тот едва увернулся, но никак не прореагировал, демонстрируя английскую сдержанность. Девицы хохотали…

– Завидная вежливость цивилизации, – пытался я пофилософствовать.

Ренат меня не слышал. Наблюдая за девицами, он аж открыл рот от восхищения.

Увидев восторг в его глазах, крайняя грудастая блондинка с лицом Мерилин Монро весело подмигнула ему.

Ренат долго вспоминал свой английский, наконец выкрикнул:

– Бьютифул герл!

Девушки сразу остановились, переглянулись. Красивая блондинка поманила Рената кивком головы. Он подошел к ней как под гипнозом. «Мерилин Монро» чокнулась с незнакомцем и страстно поцеловала его прямо в губы. Ренат ошалело оглянулся на меня, словно спрашивая: «Ты что-нибудь понимаешь?»

– Муслим? – Блондинка уперлась острым лакированным ногтем Ренату в грудь.

– Ноу, а’м раша!

Блондинка игриво закачала пальчиком, мол, нет, не верю, и решительно оттянула резинку Ренатовых бриджей вместе с трусами.

– О-о! – удивленно воскликнула она, потом вальяжно, оглядываясь, отошла к поджидающим ее подругам и стала им что-то рассказывать.

Те слушали ее с большим интересом, а одна не выдержала и подошла к все еще стоявшему с открытым ртом Ренату. Так же бессовестно оттянув его штаны, и вторая англичанка восхищенно воскликнула:

– О-о!

Что уж они там увидели… наверное, что-то из ряда вон выходящее… Когда веселые девицы уходили с площади, Ренат громко крикнул им:

– Ай лаф ю!

Отдаленный девичий смех был ему наградой.

Примерно в таком духе были наши похождения по фестивальному городу.

Но от Рената можно было и устать. Однажды мое терпение лопнуло. Возле одной джазовой площадки я встретил группу наших прехорошеньких спортсменок, которые жили не как мы, в палатках, а в христианской школе, располагавшейся в древнем монастыре. Я давно хотел посмотреть этот памятник старины. Ну, вы понимаете… Тут как раз подвернулся Николай Николаевич, добродушный старикан из группы поддержки. Он в Ренате души не чаял. Я не замедлил передать подвыпившего товарища с рук на руки, а сам отправился на ночную экскурсию. На следующий день мне, совсем не выспавшемуся, Ренат в автобусе жаловался:

– Представляешь, Николай Николаич сейчас мне заявил: «Ренат, я тебя не люблю!»

– Что ты говоришь! – саркастически воскликнул я и при случае решил узнать о причинах этой вдруг возникшей нелюбви.

Выяснилось, что обязательному, милосерднейшему Николай Николаевичу пришлось всю ночь таскаться с Ренатом по барам. Он не мог его бросить по своей доброчеловеческой природе.

– Как мы в морду вчера не получили, не знаю! – сокрушался восьмидесятилетний мужчина.

Уэльский шахтер

Однажды мы зашли с Ренатом в паб на окраине города. В маленьком накуренном зале было битком народу. Не зная, какое пиво выбрать, я обратился к сидевшему за стойкой старику в пиджаке и с массивным перстнем на руке, как потом выяснилось – шахтеру-пенсионеру. Он посоветовал для начала попробовать эль и по-простецки спросил:

– Вы, ребята, откуда?

– Из Москвы.

– О, Рашен, гуд! Какими судьбами к нам?

– Мы спортсмены. Приехали на чемпионат Уэльса по ориентированию. Бегаем в горах.

– В вашем возрасте? Вы как бы уже не юны.

– Зато душой молоды!

Ренат пытался показать свое знание английского, вставлял:

– Ес, о’кей, ноу.

Старикан почему-то явно проявлял интерес именно к нему.

– Женат? – спросил он Рената.

– Ноу.

– А вы? – Пенсионер посмотрел на меня.

– Ноу.

– А что так?

– Девушки не любят, – ответил за нас обоих Ренат.

– Виагру надо пить. Всего вот столько. – Старик показал дозу с полногтя.

Я попутно присматривался к компании красоток у стойки. Они явно навострили уши в нашу сторону: любопытно, ведь русские не часто заглядывают в провинцию.

– Переведи поточнее, – попросил Ренат, – что-то он про виагру говорит.

Я перевел.

– Нет, шахтер, – Ренат вздохнул, – мне виагру пить не надо, он мне и так бегать мешает. К ноге приходится привязывать.

Девушки, поняв мой перевод, прыснули смехом, переводя взгляды ниже пояса необычного россиянина, а старик шахтер, видимо повидавший немало на своем веку, тоже удивился. С разных сторон сыпались шутки. Международное общение, чего так жаждал Ренат, состоялось. Нас угощали пивом. С трудом удалось утащить товарища от англичан – так можно было пропустить оставшиеся события фестивального дня.

Когда уходили, старикан попытался по-брежневски поцеловать Рената в губы, но я вовремя вклинился между ними, сказав, что брежневские времена давно прошли.

Уже в дверях Ренат обернулся к публике с обнимающим жестом.

– Ай лаф ю! Всех! – кричал он, ошалелый от внимания и алкоголя. – Переведи!

Купание в реке Амстел

Вскоре оказалось, что любвеобилие Рената вылилось в настоящую любовь. Ему приглянулась одна из спортсменок, Лена, та, что сидела за нами. Она была чересчур самодостаточная девушка, но как раз ее-то Ренат и выбрал, и я думал, что эта любовь безответная.

На обратном пути, когда мы заехали на пару дней в Амстердам, мой приятель от избытка чувств закутил. Еще ночью в гостинице он откупорил сначала одну бутылку сухого, потом другую… Утром мы собирались пойти в Рейксмюсеум посмотреть «Ночной дозор» Рубенса. Но по пути он стал затаскивать меня во все встречающиеся увеселительные заведения.

– Ну, всего по кружечке пива, – уговаривал он. – Чтобы понять искусство, нужен кураж!

В таком темпе мы могли идти до Рубенса целый день. Видя, что я начинаю нервничать, Ренат сказал, чтобы я шел один.

– И вообще мне уже Рубенса не хочется, – добавил он. – Пойду снимать кино про уличных музыкантов.

Договорились встретиться в 21 час на ближнем к порту перекрестке, недалеко от которого стоял наш автобус.

Вечером, после посещения музеев Ван Гога и Рубенса, я возвращался к стоянке нашего автобуса на набережной реки Амстел. По пути встретил Сергея, руководителя нашей группы. И вдруг уже ближе к автобусу мы увидели скрипача, играющего «Полонез Огинского», а возле него выплясывающего нечто лунатическое Рената. Временами он пытался танцевать вприсядку – очевидно, музыка в его голове была другая, может быть, краковяк или яблочко… Как ни странно, иногда он попадал в такт полонеза, и тогда зрители аплодировали.

Сергей налетел на него коршуном:

– Вот, скотина, напился! Паспорт на месте?

– Паспорт? – Ренат стал шарить по карманам. – Нету.

Оказалось, что Ренат заходил в кафе и там встретил какого-то голландца, который угостил его таблеткой типа экстези.

– Он меня сзади за штаны щупал…

– Он у тебя деньги искал, – подсказал я. – Вместе с паспортом их и стырил. А паспорт в лучшем случае где-то выбросил.

Придя к нашим на автобусную стоянку, собрали всех мужчин. С ними мы облазили многие подворотни и мусорки, но поиски оказались тщетны.

– Ладно, – сказал Сергей, когда мы возвращались к стоянке, – придется заехать в Берлин. Сделаем этому козлу в консульстве справку об утере паспорта. Иначе не только его, но и всю команду не выпустят в Россию.

Спортсменки, которым мы во время поисков паспорта перепоручили Рената, встретили нас охами и ахами.

– Что еще произошло? – поинтересовался руководитель.

Оказывается, когда мы ушли, Ренат попросился подышать на улицу и внезапно исчез, потом послышались всплески воды. Пока добежали до набережной да пригляделись, он отплыл уже далеко. «Вернись!» – кричали ему девушки. Но он, крикнув «Зачем такая жизнь?», стал уплывать дальше и дальше. Тогда догадались позвать Лену. И она начала с Ренатом переговоры. И вдруг сердце отчаянного пловца дрогнуло от ее нежных слов. От середины реки он повернул назад. Вытащили Рената из воды обессиленного и совсем замерзшего.

– Нет, товарищи спортсмены, нельзя нам сюда, – резюмировал происшедшее руководитель Сергей. – В прошлом году одна наша девушка в кофешопе обкурилась, была никакая, и пришлось автобус для нее подгонять, теперь вот Ренат накуролесил. Нет, Амстердам не наш город!

Назад мы ехали с Ренатом порознь. Я сидел рядом с Лениной подругой, Машей, а мой приятель – с Леной. Та заботливо кутала вверенного ей подопечного в свою огромную теплую шаль, прижимала его к себе, как ребенка. И, по-моему, Ренат был счастлив.

Да и в целом поездка удалась. Ренату в Берлине мы справку сделали. Заодно и столицу Германии еще раз посмотрели…