Текст книги "Живое и мертвое"

23

Внизу располагался огромный вестибюль с колоннами. Настолько огромный, что Винни затаил дыхание, не в силах сдержать восхищение. Колонны устремлялись вверх, поддерживая необъятный потолок. Туда же взлетала, разбегаясь от центра в стороны, широкая мраморная лестница. По центру аккуратно, обстоятельно змеилась красная тканая дорожка. Все это выглядело очень дорого, очень изысканно и на фоне жизни города, проросшего в землю до самого ядра и вознесшегося в небо до самых облаков, абсолютно бесчеловечно. Была в этой роскоши и огромных неиспользуемых пространствах какая-то издевка.

Винни неторопливо добрался до лестницы. Шаги гулко отлетали под самый потолок. Каждый казался весомым, значимым. Наполнялся собственным смыслом. Будто обязывал к чему-то. На лестнице стало приятнее. Дорожка скрадывала гулкие звуки, глушила, делала мягче и незаметнее.

Юноша взлетел по ступеням, свернул в правое крыло. Здесь был коридор, устеленный такой же дорожкой, и множество дверей. Винни принялся дергать ручки одну за другой. Заперто. Заперто. Заперто.

С каждой новой запертой дверью надежды добраться до магов таяли все скорее. Да и с чего бы магам, отгородившимся от мира, защищать свои владения двумя пугливыми охранниками? Наивно было предполагать, что все так просто.

Винни начал нервничать, когда очередная ручка поддалась с чуть большим усилием и дверь распахнулась, увлекая за собой юношу. Он уже не ожидал, что сможет открыть хоть одну из комнат, поэтому тело, потеряв опору, едва удержало равновесие. Винни ругнулся и остановился на пороге, заглядывая внутрь.

Это была не комната, скорее, кладовка. Маленькое темное помещение, заваленное коробками, сундуками, ящиками и прочим хламом. Содержимым этого чулана явно давно не пользовались. На всем собранном внутри барахле лежал толстый слой пыли, нещадно лезшей в глаза и нос. В углу слева от входа стояла рогатая вешалка с корявой ножкой. Из-за этой корявости вешалка заваливалась на сторону, словно хромая. На одном из рогообразных крюков висел потрепанный балахон.

Повинуясь какому-то неясному порыву, он сдернул старую тряпку. С балахоном в руке вышел в коридор и прикрыл дверь. Балахон оказался таким же пыльным, как и все здесь. Винни как следует тряхнул тряпку. Не удержался и чихнул. Чих громко прокатился по пустому коридору. Пустошь забери это эхо.

Винни огляделся боязливо, но, кажется, на звук никто не явился.

Юноша поспешно облачился в балахон, натянул капюшон как можно ниже и двинулся обратно к лестнице. Через вестибюль он шел теперь свободно. Старая тряпка, наброшенная на плечи, почему-то добавила уверенности. Миновав лестницу с балюстрадой, свернул в противоположное крыло. Двери здесь тоже оказались заперты, зато в конце коридора нашлась лестница на другой этаж. Не такая широкая и шикарная, как в вестибюле, но тоже весьма впечатляющая для миниатюрных застроек, минималистичной архитектуры плотно заселенного города.

Второй этаж оказался не так густо утыкан дверями. Некоторые из них были распахнуты настежь. Винни заглянул в ближайшие и увидел анфиладу комнат, огромных, светлых и пустых. Не в плане меблировки, но без единого намека на присутствие людей.

Гильдия напоминала странный замок из старой сказки. Огромный, пустой, непонятный и потому пугающий.

Второй этаж тоже оказался пуст. Может быть, маги невидимы? – пришла мысль. Но Винни тут же отогнал ее как бредовую.

Живые люди обнаружились этажом выше. Голоса он услышал еще с лестницы. Коридор здесь был коротким, а двери закрытыми. Проверять, заперты ли они, Винни не стал. Он шел на голоса, которые доносились из конца коридора. Двери там были прикрыты. Лишь одна створка притиснута неплотно, из-за чего образовалась узкая щель.

Люди были уже близко, до них оставались считаные шаги. Дойди до конца, толкни дверь, и – вот он я, Винни Лупо. Пришел предупредить вас о заговоре. Все просто. Но Винни, ждавший и искавший встречи с хозяевами Гильдии, отчего-то оробел.

Какое право он имеет здесь находиться? Разогнал стражу, пролез внутрь. Без разрешения, как вор.

Винни подошел к дверям и замер. Припал к щели, пытаясь разглядеть, что происходит внутри, и боясь войти без стука или даже постучать. Чувствуя, что поступает некрасиво, он замер у двери и принялся слушать голоса. А через минуту уже не мог не то что войти внутрь, а даже пошевелиться…

24

Сильнейшие принимали его в Большом зале. Зал не только имел «большое» название, но и полностью его оправдывал. Он был едва ли меньше вестибюля. С той лишь разницей, что здесь не было ни колонн, ни лестниц с балюстрадами. В центре немыслимо огромного помещения стоял крохотный столик и несколько кресел.

И хотя кресла удивляли своей мягкостью и удобством, а на столике всегда были радушно расставлены вино и фрукты, зал давил. В таких залах опасно есть и пить, поеживаясь, думал лысый. Может случиться, дорогим вином угостят, а может, мышьяку насыплют. Раз на раз не приходится. Отказаться от вина, которое предлагают Сильнейшие, считалось непозволительным. Такую дерзость мог позволить себе лишь тот, кто торопился на тот свет. Потому пить приходилось всегда. И вино до сегодняшнего дня было великолепным. Но наслаждаться букетом, думая про себя о мышьяке, лысый не мог. Потому вино шло с улыбкой, но без радости.

Сильнейшие сидели напротив. Ни женщина, ни мужчина не ели и не пили. Капюшоны скрывали лица. Лысый чувствовал себя в их компании странно, словно рядом посадили два манекена. Но не обманывался и совершенно точно знал, что за капюшонами скрываются не только пытливые умы. Каждое его движение не остается незамеченным. Каждый его жест, вздох, ерзанье на стуле, любое движение, даже усмешка подмечаются магами. И хотя глаз под капюшонами не видно, они там есть. Зоркие, внимательные, проникающие, кажется, в самую душу.

Говорила женщина. Голос мягкий, вкрадчивый. И лысый вдруг понял, что давно уже не слушает ее, не слышит слов, отвлекся на свои мысли. Он вздрогнул. Двое, казалось, не заметили этого.

– Поэтому нам пришлось пожертвовать господином советником, – закончила женщина. – Но нам хотелось бы услышать ваше мнение относительно инцидента.

Лысый кашлянул, понимая, что сказать ему нечего.

– А что тут сказать? – пожал плечами он. – Советник оступился. Такое случается.

– Советник оступился, но вы работали на него. Это не кажется странным? – вступил мужчина. Мягкий приятный баритон. – Давайте начистоту.

Начистоту, подумал лысый, ругая себя за то, что расслабился. Советник оступился, он на него работал. Человек перебрал в голове всех советников, на которых работал в последнее время. Речь об истории с этим мальчишкой, которого ему пришлось убить? Должно быть.

– Если начистоту, – осторожно начал лысый, – я работаю на вас, на Совет в целом, на многих советников и еще на некоторых людей. Вас много, я один…

В первое мгновение, когда Винни увидел лысого рядом с магами, ему захотелось раскрыть дверь и закричать об измене. Но ноги одеревенели, и он понял, что не может сдвинуться с места, как в детском кошмаре, когда надо что-то делать, а возможности пошевелиться нет. Он стоял, прилипший к двери, словно муха в янтаре, и слушал. И с каждым услышанным словом ему становилось все более жутко. Измены не было. Лысый не изменял Совету, Совет не изменял Гильдии. Гильдия тоже никому не изменяла. И никто ни от кого ничего не скрывал. Все всё знали. Это только юный Винни Лупо не мог понять, как так случилось, что весь мир, знакомый с детства, такой радостный и светлый, оказался грязным и лживым. Он жил ради Совета и Гильдии, ради Витано, хвала Совету и Гильдии. Он жил в последнем оплоте человечества. А оказалось, что живет в загоне. Как баран. И все остальные тоже. Живут и радуются, не видя ничего, кроме загона. Не ведая, что за пределами загона что-то есть.

Бараны! А их просто разводят. Одних на мясо и на продажу, других оставляют плодить потомство. И придумал это не предательский Совет. Это придумали маги, строившие Витано. Знавшие, что за его пределами существует целый мир. Огромный. Другой…

– Меня обычно зовут, когда кто-то уже совершил оплошность, – продолжал тем временем лысый. – Я прихожу не для того, чтобы помочь заказчику оступиться, а для того, чтобы исправить ошибку, устранить последствия. Это моя работа.

– Как с тем мальчиком? – женщина улыбнулась.

– Скажите, вам не совестно убивать детей? – добавил мужчина.

Лысый слегка поперхнулся или сделал вид, что поперхнулся.

– Это вы спрашиваете меня? – уточнил он, стараясь придать голосу достаточно глупости, чтобы вопрос не звучал как откровенная издевка.

– Нам просто интересно, – добавил баритон, – с кем мы работаем. У вас нет лишних сантиментов.

– Я не путаю работу с чувствами, – отозвался человек. – Есть система, которая меня родила и кормит. Я обязан ей всем. Так зачем мне рассказывать этой системе, что хорошо, а что плохо.

Балахоны молчали.

– Если для системы вреден отдельный человек, значит, полезно его устранить. Это моя работа.

– Устранять?

– И устранять тоже. И мне совершенно неважно, кто он. Мальчик, девочка, старушка, беременный вампир или страдающий похмельем волколак. То, что вредно для системы, не имеет никаких других идентификаторов, кроме одного: «вредитель».

Баритон усмехнулся.

– И много ли здесь осталось вредителей?

– Вы имеете в виду историю с этим юношей? Возможно. Я был уверен, что советник даст мне необходимую информацию. Но раз он оступился, придется искать самому.

– Не придется, – женщина снова улыбалась. – Мы закрыли этот вопрос. Ни оступившийся советник, ни кто-либо, кто имел касательство к этой истории, больше нас не потревожат. Считайте это нашим подарком, а свою работу выполненной. Если только…

Она замолчала. Лысый ждал продолжения, но не выдержал первым:

– Что? – спросил он.

– Этот юноша действительно мертв? Вы видели тело?

– Я не видел тела, – покачал головой лысый. – Но я знаю этот яд. От него умирают быстро и гарантированно. Особенно от такой дозы, которую получил этот парнишка.

– А я слышал, что у вас там случилась какая-то накладка, – протянул баритон.

Лысый едва заметно дернулся. Пальцы поспешно отщипнули виноградину, отправили в рот.

– Не волнуйтесь, – усмехнулся баритон. – Ваши профессиональные накладки на вашей совести. Нас интересует только результат.

– Что там, за барьером? – сменила тему женщина. – Спрос на товар стал падать. Если так будет продолжаться, придется что-то делать с рождаемостью. Вводить ограничения. А горожане этого не любят.

Лысый заметно успокоился, даже позволил себе улыбку.

– Не думаю, что есть поводы для беспокойства. Спрос на мясо будет всегда…

Винни почувствовал, как мутится в голове. Перед глазами заполыхала кровавая пелена. Возникла досада при мысли, что внизу у входа валяются два пистоля, а он не догадался их поднять. Сейчас бы двумя выстрелами…

Но пистолей не было, а Винни уже приблизился к тому, чтобы ворваться внутрь, вцепиться в глотки и рвать зубами негодяев, которые…

Сзади что-то ударило. Сильно. Голова закружилась, Винни почувствовал, что падает вперед. Увидел, как открываются двери, вскакивает лысый. Потом все завертелось, и он полетел не то навстречу полу, не то навстречу черноте, которая заволокла собой все.

Двери с грохотом распахнулись, и в зал ввалилось тело в балахоне. Лысый вскочил, чуть не уронив кресло. Тут же отругал себя за несдержанность. Балахоны-то и с места не сдвинулись.

Вслед за телом в дверях появился молчаливый громила.

– Что это значит? – баритон обращался к громиле и был холоднее промерзшего насквозь льда.

– Э-э-э… вот… это… э-э-э… этот подглядывал, – ответил тот, подумал и добавил: – И подслушивал.

Балахоны, казалось, не пошевелились, или лысый не заметил движения, прозевал поданный знак. Так или иначе, громила поднял тело, подтащил к столику и сдернул капюшон.

Лысый медленно опустился в кресло.

– Оставь его и выйди, – разрешил баритон громиле.

Тот неуклюже скрылся за дверью. Впрочем, лысый не следил за ним. Внимание его привлекло лицо мертвяка в балахоне. То, что перед ними мертвяк, а не человек, из которого только что выбили дух, он знал наверняка. И потому, что от того разило тлением, и потому, что от яда, которым его отравил человек, умирают. Гарантированно и быстро.

– Кто это? – спросила женщина. Лысый почувствовал на себе внимательный взгляд.

– Винни Лупо, – назвал он имя, за которое было заплачено. И которого не должно было быть в списке живых.

– Вы утверждали, что он мертв.

– Вы хотите сказать, что он жив? – парировал лысый, шестым чувством понимая, что оправдываться бесполезно.

– Оставьте ваши шутки. Лучше объясните, как он сюда попал, да еще в таком новом обличье.

– Точного ответа у меня нет, но предположение есть.

– И?..

– Как только я взялся за это дело, я выяснил, что у господина Лупо за барьером появилось несколько приятелей из числа местной нежити. А чуть позже я почувствовал рядом с юношей присутствие магической силы, причем силы не официальной, а подпольной. Из этого я сделал вывод, что один из друзей господина Лупо имел некие магические способности. Возможно, новый облик юноши – это его работа.

Лысый замолчал. Не оправдываться! Ни в коем случае не оправдываться.

– Как я уже говорил, – прохладно заговорил баритон, – нас не интересуют ваши профессиональные накладки. Нам нужен результат. Этот юноша может иметь какие-то способности?

– Нет, – категорично мотнул головой лысый. – Я уверен.

– В таком случае до вечера он посидит под замком. После вы сможете поговорить с ним и разобраться в ситуации. До того у вас будет другая работа. Надеюсь, с ней вы справитесь лучше…

Он нервно вскинулся и крикнул совсем уж неприятно:

– Эй, кто там есть? Заберите это. Воняет.

25

Винни очнулся в камере. Голова не болела, но была пустой и звенящей, словно из нее долго вытряхивали содержимое. Он лежал на полу. Его просто бросили, не особенно церемонясь. Винни поднялся и огляделся.

Камера оказалась просторной и темной. Пахло подгнившим сеном и застарелыми нечистотами. От входа камера освещалась от силы наполовину. У стены валялся сырой тюфяк, набитый соломой. Винни прошелся по камере. Кроме тюфяка, здесь не было ничего. Только в дальнем углу обнаружилась дыра в полу. Судя по виду, назначение ее сомнений не вызывало.

Винни плюхнулся на тюфяк и закрыл глаза. Святая простота. Кого и от кого он хотел спасать? Гильдию от предательского Совета? Ведь можно же было предположить, что Гильдия, создавшая Совет, не может не знать, что он творит. И маги, создавшие великий город, не так слепы, чтобы их могли запросто обмануть.

Сейчас, когда первый шок прошел, все это казалось таким понятным и таким прозрачным. Почему же он не поверил в это раньше? Зачем строил воздушные замки?

Лязгнуло. На двери открылось небольшое окошечко. Мелькнула физиономия надзирателя в капюшоне.

– Харчи, – буркнул он, и в окошко втиснулась волосатая рука с жестяной миской.

Винни поднялся и принял миску. Есть не хотелось, да ему это было и не особо нужно. Хотелось поговорить. Но у надсмотрщика желания были совсем иными. Он не собирался ни с кем разговаривать, а желал только избавиться от миски.

Как только Винни принял «харчи», оконце тут же закрылось.

Юноша тяжело вздохнул, поставил миску на пол и вернулся на тюфяк. Откинулся, привалился спиной к стене. В дальнем темном углу что-то шебуршалось. Наверное, крысы. Впрочем, все равно. Он прикрыл глаза и, кажется, задремал.

Проснулся он от странного звука. Словно что-то массивное, тяжелое крутанулось на шарнире. Звук шел из темной части камеры. Винни приподнялся на локте и вгляделся в темноту. Там, на границе света и тьмы, маячил силуэт. Человеческая фигура.

Винни тряхнул головой, пытаясь сообразить, не спит ли он. Но это был не сон. Человек был вполне реален. Только чересчур грязный и лохматый. Словно бы лазал по помойке и не мылся недели три.

– Ты кто? – спросил Винни.

– Я? – лохматый хихикнул. – Гуль. У тебя пожрать есть?

Винни кивнул на стоящую неподалеку миску.

– Вон. Ешь, если хочешь. А ты откуда взялся?

Гуль подошел ближе, остановился на расстоянии вытянутой руки, замер. Потом неуловимым движением выкинул вперед руку, дернул на себя миску и отпрыгнул. Словно боясь, что его схватят.

Вместе с добычей отступил в темноту. Сверкнули бесноватые глаза. Зачавкало.

Да он не в себе, подумал Винни. Видимо, пока он спал, к нему подселили помешанного сокамерника.

Гуль между тем быстро расправился с содержимым миски, поставил жестяную емкость на пол и толкнул вперед, к Винни. Миска прокатилась по полу и замерла практически на том же месте, откуда ее взяли жадные руки сумасшедшего сокамерника. Из темноты сыто срыгнули.

– Я здесь давно, – с запозданием ответил Гуль. – А ты скажешь, что сам все съел, понял?

– Понял, – кивнул Винни, решив, что с сумасшедшим лучше не спорить.

– А ты сам кто? – заинтересовался Гуль.

– Человек, – пожал плечами Винни и осекся, вспомнив, что уже не совсем человек.

Лохматый приблизился на пару шагов, хихикнул. Рожа у него была страшная – грязная, ободранная, покрытая коростой. Только глаза светились. Но от этого сумасшедшего блеска притягательнее образ не становился.

– Человек, – согласился Гуль. – Только не живой.

Он снова захихикал, видимо, это показалось ему смешным.

– Ни живой, ни мертвый. Хи-хи. А звать как? Я вот Гуль.

– Винни, – нехотя представился юноша. – Винни Лупо.

Гуль отпрянул, словно услышал запретное слово. А потом снова захохотал. Он скрылся в темноте, и видно его не было, но смех перекатывался по камере, из чего Винни сделал вывод, что сумасшедший не стоит на месте.

– Чего смешного? – не выдержал Винни.

– А я ему говорил, – весело сообщил Гуль, уже без боязни выходя на свет. – Я ему говорил, что рано или поздно ты здесь окажешься и покормишь Гуля. А он не верил. Говорит, убили тебя. Да если б тебя убили, разве б он здесь оказался?

– Кто – он? – Винни понял, что остатки смысла теряются и бормотание сумасшедшего становится совсем непонятным.

– Как – кто? – в свою очередь удивился лохматый. – Митр.

Винни подскочил, словно в тюфяк вместе с сеном зашили иголку и он ее нашел весьма экстравагантным способом.

– Митрик? – кинулся он к Гулю. – Митрик сидел с тобой в одной камере?

Тот покачал головой:

– Гуль не сидел. Митр сидел. И Митр тоже кормил Гуля, – поделился сумасшедший.

– Он что-то говорил? Рассказывал? – взволнованно выспрашивал Винни, не обращая уже внимание на странность ответов.

Гуль сел на пол и задумался. Винни вернулся на тюфяк и замер в ожидании.

– Он в следопыты собирался, – хихикнул лохматый. – Гуль знает. Гуль сам когда-то в следопыты собирался. Давно. Митру обещали, что он со следопытами уйдет. Он с ними и ушел. Хихи. В собственном соку. А я ему говорил, только он не верил.

Всегда такой здравомыслящий, Митрик сидел в камере, возможно, даже на его месте. Сидел и не верил, что он обречен. Сидел с глупой верой в Совет и Гильдию, Пустошь их забери.

– Врешь, – буркнул Винни, хотя знал, что лохматый говорит правду.

– Нисколечко, если хочешь, я тебе такое рассказать могу… ужас…

– Расскажи, – ответил Винни и вскоре очень пожалел.

По рассказам Гуля выходило, что Митрик попал в камеру, а потом и в бочку по его, Винни, вине.

«Он говорил, что отомстил советнику, который тебя убил. Вывел его на чистую воду», – поведал Гуль. Советник – отец Санти, понял Винни. Митрик помог сдать советника магам. Маги убили советника, а Митрика заперли здесь, с обещанием отправить его вместе с новой партией следопытов. Митрик расценил это как награду за преданность Совету и Гильдии. Как и обещание магов позаботиться о его матери и о матери Винни Лупо.

На этом месте Винни вздрогнул, не совладав с эмоциями. Выходит, его мать тоже мертва. И мать Митрика. И отец Санти. С чего Митрик решил, что Винни убил именно советник? Хотя лысого мог послать и он. Даже, скорее всего, он. Ведь никто из Совета не мог знать об их споре, кроме отца Санти.

Но маги… какая циничность, какое безразличие… Они открыто говорили о том, что будет. Они ничего не утаивали. Не врали. Они обещали Митрику судьбу следопыта, и он ее получил, они обещали позаботиться о… Винни снова передернуло.

А Митрик сидел в каталажке и ждал, что его из тюремной камеры отправят не на тот свет, а в поход за барьер во славу Витано. И ведь Винни даже укорить его не мог в безрассудстве и наивности. Потому что сам еще несколько дней назад, имея массу аргументов против Совета, верил ему, как родному отцу. А когда к аргументам добавились факты, с которыми не имело смысла спорить, он поверил наконец в нечистоплотность Совета. И тут же со щенячьей верой в справедливость побежал жаловаться Гильдии. Гильдии, которая породила и выпестовала этот Совет.

Откуда в них эта наивность? Куда исчезает понимание очевидного? Почему рушится о непробиваемый, хоть и корявый, некрасивый утес веры? Может быть, от того, что вера в это мироустройство и его справедливость закладывалась годами. Закладывалась активной пропагандой. Вливалась в уши сладкой патокой со всех сторон. Объяснялась, объяснялась, объяснялась.

Если ребенку с детства говорить, что вино в бутылке черное, он поверит в это. И потом, посмотрев на красную каплю на столе, зная, что вино черное, он сам придумает объяснение. Глупое, наивное. Скажет, что капля разбавлена. Или что это отсвет. Или выведет целую теорию про игру света, колебание волны, особенности глаза и оптический обман зрения.

Им с детства рассказывали, что Совет и Гильдия заботятся о них, защищают от Пустоши. И они видели Пустошь. И видели город. И понимали, что в городе хорошо, а в Пустоши грязное болото и упыри. А Витано – последний оплот человечества.

Им с детства рассказывали про доблестных следопытов, уходивших покорять Пустошь. И они видели, как самых лучших, самых достойных выбирают и отправляют с почестями на исследования чужой земли. Мальчишки мечтали стать следопытами. Откуда было им знать, что избранных с почестями отправляют на бойню, как коров. А потом фасуют в бочки и продают. Да и расскажи им кто такую сказку, никто же не поверил бы. Ни за что не поверил. Потому что так просто не может быть, хвала Совету и Гильдии.

Винни задавал и задавал вопросы сокамернику. А тот хихикал и отвечал, словно рассказывал свежие анекдоты. И от этих «анекдотов» становилось жутко.

– И что же, он так до самого конца верил им? – тихо спросил Винни.

– Твой друг умер счастливым, – хихикнул Гуль. – Когда его забирали, он был все так же уверен, что его ждут невероятные приключения.

Лохматый оборванец снова засмеялся. Этот смех уже порядком раздражал.

– А тебя почему не забрали? – сердито спросил Винни.

Сумасшедший оборвал смех, поднялся на ноги и воровато огляделся.

– Гуля не убили. Гуля не убьют, – забормотал он. – Гуль знает ход.

Он отступил в темный конец камеры. Снова скрежетнуло что-то, словно повернули старую тяжелую карусель, стоявшую без движения много лет. И в камере стало тихо.

– Гуль, – позвал Винни.

Ответа не было. Напугался он, что ли? Юноша встал с тюфяка и пошел в глубь камеры. В углу воняла дырка в полу. И больше в темноте никого не было.

– Гуль? – позвал он снова.

Ни единого звука. А сумасшедший-то, оказывается, не такой дурак, каким кажется. И Винни принялся изучать стену в поисках потайного рычага.