Текст книги "Знаменитые русские о Неаполе"

Леонид Николаевич Андреев

Леонид Николаевич Андреев (21.08.1871, Орел –12.09.1919, деревня Нейвола, Финляндия) – прозаик, драматург. Окончил юридический факультет Московского университета, но предпочел литературную карьеру и быстро приобрел всероссийскую известность.

Первый приезд Андреева в Италию был вызван трагическими обстоятельствами, 11 декабря 1906 г. в Берлине от послеродовой горячки скончалась жена Андреева – Александра Михайловна Велигорская. Сразу же вслед за этим, оставив новорожденного сына Даниила на попечение родственников, Андреев, находящийся в состоянии крайней депрессии, уехал в Италию, на остров Капри, где провел полгода. Живший к тому времени уже несколько месяцев на Капри Горький вспоминал об Андрееве:

«Одетый в какую-то черную бархатную куртку, он даже и внешне казался измятым, раздавленным. Его мысли и речи были жутко сосредоточены на вопросе о смерти…»

Сам Андреев писал в те дни В. П. Тройнову:

«И одиноко очень, среди этих пальм, итальянских песен, лазурных волн. И море не радует. И забвенье не приходит… А душа у меня еще старее, выжженная, опустошенная, ограбленная жизнью… Забвенья нет, и все сильнее болит душа – так болит, что хочется уйти в темный подвал и еще глубже и еще глубже».

Приехавший на Капри с матерью Анастасией Николаевной и старшим сыном Вадимом, Андреев поселился на «Вилле Карачиолло», принадлежавшей вдове известного художника.

Горький: «В темных комнатах этой виллы было сыро и мрачно, на стенах висели незаконченные грязноватые картины, напоминая пятна плесени. В одной из комнат был большой закопченный камин, а перед окнами, затеняя их, густо разросся кустарник; в стекла со стен дома заглядывал плющ. В этой комнате Леонид устроил столовую».

Отплытие из Неаполитанской гавани (фото начала хх в.).

Весной 1907 г. Андреев позвал на Капри своего друга – известного писателя Викентия Викентьевича Вересаева, которому писал в начале марта:

«Приезжайте сюда на Капри. Отдохнуть тут можно всячески – и лежа на камушке у моря, и шатаясь по Риму, Флоренции и пр. – всё близко… И с Вами мы предприняли бы ряд всевозможных экскурсий – по морю и по суше. Устроиться здесь можно недорого. Конечно, присутствие здесь Горького для Вас особенной цены не имеет, но изредка хорошо повидаться и с Горьким. Я вижу его часто и с большим удовольствием. Видел бы еще чаще, если бы…. но об этом можно говорить, а не писать… Работал я тут. Трудно было вначале невыносимо, – как для маньяка, одержимого определенной идеей, видениями, снами, – писать о чем-то совершенно постороннем. Но преодолел – частью из упрямства, частью чтобы оправдать собственное существование; однако добился, кстати, и жестокой бессонницы, головных болей и пр. Сейчас, кажется, проходит, по крайней мере, вот уже две ночи сплю. И рассказ кончил. „Иуда Искариот и другие“ – нечто по психологии, этике и практике предательства. Горький одобряет, но сам я недоволен. Продолжал выработать и дальше, ибо делать больше нечего – но голова не выдерживает. Буду отдыхать, фотографировать, гулять и т. д…. Вы ведь в Италии уже побывали и несколько знакомы с нею. Мне нравится дышать свободно. Я даже итальянскому учусь, учитель ходит, но память точно отшибло, ничего не выходит. Все же стараюсь… Настаивать боюсь, но думаю, что Капри для Вас оказалось бы хорошим местом. Красиво тут, ясно как-то и нет того раздражающего, чем противен для меня Крым…»

Весной 1907 г. Вересаев приехал к Андрееву на Капри и прожил там около месяца. Медленно преодолевая депрессию, Л. Н. Андреев, в дополнение к рассказу «Иуда Искариот», начал на Капри пьесу «Черные маски», написал несколько глав повести «Мои записки», злую юмореску «Любовь к ближнему», рассказ «Тьма» (где прототипом героя стал нелегально живущий на Капри эсер Петр Рутенберг – организатор убийства Гапона), создал план «Сашки Жигулева» и сделал наброски пьесы «Океан». Позднее Горький вспоминал об Андрееве:

«Никогда, ни ранее, ни после, я не видел его настроенным до такой высокой степени активности, таким необычайно трудоспособным. Он как будто отрешился от своей неприязни к процессу писания и мог сидеть за столом день и ночь, полуодетый, растрепанный, веселый… Он относился к своему таланту как плохой ездок к прекрасному коню, – безжалостно скакал на нем, но не любил, не холил. Рука его не успевала рисовать сложные узоры буйной фантазии, он не заботился о том, чтобы развить силу и ловкость руки. Иногда он и сам понимал, что это является великой помехой роста его таланта».

Внезапный отъезд Андреева с Капри вызвал много толков. В посмертных воспоминаниях об Андрееве Горький писал так:

«Уехал он с Капри неожиданно; еще за день перед отъездом говорил о том, что скоро сядет за стол и месяца три будет писать, но в тот же день вечером сказал мне: „А знаешь, я решил уехать отсюда. Надо все-таки жить в России, а то здесь одолевает какое-то оперное легкомыслие. Водевили писать хочется, водевили с пением. В сущности, здесь – не настоящая жизнь, а опера, здесь гораздо больше поют, чем думают. Ромео, Отелло и прочих в этом роде изобрел Шекспир, – итальянцы неспособны к трагедии“».

Совершенно иную версию андреевского отъезда с Капри Горький излагал «по свежим следам» в своих письмах третьим лицам:

«Андреев уехал отсюда без меня, здорово наскандалив на острове. Напился пьян, хотел по обыкновению застрелиться, упал, разбил себе лоб, кого-то столкнул в воду и т. д. Вообще – тяжело мне с ними! Все эти г.г. писатели наших дней какие-то душевно больные, жалкие, извращенные, черт бы их побрал!»

Письмо Е. П. Пешковой, 2.06.1907.

«Андреев напился и наскандалил здесь на всю Италию, черт его дери! Оттого он и сбежал столь скоропалительно. Кого-то столкнул в воду, и вообще – поддержал честь культурного человека и русского писателя. Ах, дьяволы!»

Письмо И. П. Ладыжникову 4.06.1907.

Леонида Андреева связывали с Горьким сложные личные отношения: от почти нежной дружбы – до откровенной взаимной неприязни. В одном из поздних писем Горькому Андреев вспоминал о тяжелых месяцах, проведенных на Капри в 1906-1907 гг.:

«Почти полгода прожил я на Капри бок о бок с тобою, переживал невыносимые и опасные штурмы и дранги, искал участия и совета именно в личной, переломавшейся жизни – и говорил с тобою только о литературе и общественности. Это факт: живя с тобою рядом, я ждал приезда Вересаева, чтобы с ним посоветоваться – кончать мне с собой или нет!»

На предыдущем развороте: Остров Капри. Скалы Фаральони рядом с Малой гаванью (фото 1885 г.).

Л. Н. Андреев в Помпеях (фото 1907 г.).

Лишь 29 января 1913 г. Андреев опять приехал на Капри (будучи к тому времени уже вторично женатым – на Анне Ильиничне Денисевич). Проводивший на Капри зимние месяцы Иван Алексеевич Бунин потом вспоминал:

«Был четыре дня Леонид, – два из них пил, вломился ко мне пьяный, целовал руки и, как последний хам, говорил мне дерзости. Злоба, зависть – выше меры. Я не провожал его».

Судя по воспоминаниям того же Бунина, не была радостной и новая встреча Андреева с Горьким. Андреев, в свою очередь, так оценивал очередное свидание с Горьким в письме А. А. Смирнову 27 января 1913 г.:

«Заматерел Максимыч в экзотике дней своих, учительствует сухо и беспрерывно. И, учительствуя, имеет вид даже страшный, человека как бы спящего или погруженного в транс. Коллекционерствует, полон шкаф монет, понимает, что какая мумия обозначает, и безвольно и беспорядочно, как календарь или Брокгауз и Ефрон в сокращенном издании, источает сведения на букву Д и букву С. Строго осуждает любовь, ревность, детей, Россию, пессимизм, за восемь лет не научился итальянскому и живет среди народа как глухонемой, живет через переводчика… И всё на высшей политике, и всё поза и игра; и тут же десяток молодых полуписателей, эмигрантов и внимающих… Печальная жизнь!»

Октябрьской революции Леонид Николаевич Андреев не принял. Жил с семьей на даче в Финляндии и в декабре 1917 г., после получения Финляндией самостоятельности, невольно оказался в эмиграции. Там, в финской деревне, он скоропостижно скончался 12 сентября 1919 г.

Приложение

В. В.Вересаев Леонид Андреев на Капри в 1908 г.

За время, которое я его не видал, он сильно пополнел и обрюзг. Лицо стало мясистое. Бросилось в глаза, какое у него длинное туловище и короткие ноги… Жил Андреев в уютной и большой вилле, с пальмами в саду, с застекленной террасой. О хозяйстве можно было не заботиться. Существовал на Капри такой на все руки благодетель, вездесущий синьор Моргано, владелец местного кафе «Zum Kater Hidigeigei». Он взял на себя полную заботу об Андрееве: поставлял для него провизию, вино, прислугу, сам заказывал обеды и ужины, заведовал стиркою белья – словом, совершенно освободил Андреева от всяких хозяйственных забот. Так же, сколько я знаю, обслуживал синьор Моргано и Горького. Андреев серьезнейшим образом был убежден, что все это почтенный синьор делает из любви к русской литературе. И правда, с русскими писателями синьор Моргано был очень приветлив, при встречах далеко откидывал в сторону руку со шляпой и восклицал, приятно улыбаясь: «Тарой самотершаве! (Долой самодержавие!)» – Но за свои заботы об Андрееве он брал с него тысячу рублей в месяц на наши деньги. Как тут не полюбить русскую литературу!.. ‹Однажды вечером› мы ‹с Андреевым› долго говорили. Он непрерывно пил. Потом вдруг собрался идти гулять. Невозможно было его удержать. Глаза стали неглядящими и упрямыми. Пошел с ним. По дороге встретили инженера Рутенберга (убийцу Гапона), который в то время нелегально скрывался в Италии. Он присоединился к нам. Андреев выбирал в прибрежных скалах самые узкие, обрывистые тропинки; снизу высоко прыгали из темноты вверх белые волны прибоя. Никакие наши уговоры не действовали. С теми же упрямыми невидящими глазами Андреев карабкался через камни, перебирался через водомоины и шагал по тропинкам неверными, чрезмерно твердыми шагами. Воротились домой только с рассветом… Пил он непрерывно, жутко было глядеть. Посетил его провинциальный русский актер, бритый, с веселым, полным голосом. Рассказал, что играл главную роль в его «Жизни человека», о горячем приеме, какой публика оказала пьесе. Андреев жадно расспрашивал, радовался… После ужина вдруг взял бутылку вина и собрался идти гулять. Настасья Николаевна испугалась и шепотом умолила актера пойти вместе с ним. До четырех часов они шатались по острову, Андреев выпил всю захваченную бутылку; в четыре воротились домой; Андреев отыскал в буфете еще вина, пил до шести, потом опять потащил с собою актера к морю, в пещеру. Тот не мог его удержать, несколько раз Андреев сваливался – к счастью, в безопасных местах, воротились только к восьми утра. Андреев сейчас же завалился спать. Настасья Николаевна со скорбью рассказывала: «Вот так, бывает, несколько ночей подряд колобродит! Ах ты, Боже мой! Хоть бы женился опять, что ли! Авось тише бы стал!» Странно было: Капри, пальмы, лазурное море. А как будто в домике в три оконца, на орловской окраине, мамаша-чиновница вздыхает над беспутным своим сынком… Работал Андреев по ночам. Работал он не систематически… Неделями и месяцами он ничего не писал, обдумывал вещь, вынашивал, нервничал, падал духом, опять оживал. Наконец садился писать и тогда писал с поразительной быстротою… Ездили с Андреевым на лодке по знаменитым каприйским гротам. Возил нас рыбак Спадаро. Андреев часто пользовался его услугами. Красочная фигура, и хочется про него рассказать. Загорелый старик изумительной красоты, с блестящими черными глазами и длинной седой бородой патриарха. Местная знаменитость. Когда он был молод, художники рисовали с него Христа, теперь пишут с него Бога Саваофа. Церкви Средней Италии полны его изображениями. В витринах местных магазинов продаются его портреты, писанные художниками… Вся его фигура – живая Италия в ее красоте и очаровании. Он смел, ловок, силен. Мне указывали на крутые скалы, почти отвесно выступающие из моря у берегов Капри. Ни одна нога человека не бывала на них – один только Спадаро на них взбирался. И теперь, когда он уже старик, везде слышишь: «Спадаро! Спадаро!» Что же было, когда он был молод?… Однажды вечерком пришел он к Андрееву в гости вместе с девушкой Коншетой, служившей у Андреева горничной, и ее подругой. Пили вино, беседовали. Потом все трое танцевали тарантеллу. И любо было смотреть, как этот Бог Саваоф носился с девушками в страстной тарантелле. У него, очевидно, взял Андреев фамилию для своего герцога Лоренцо ди Спадаро в «Черных масках».

В. В. Вересаев. Леонид Андреев // Собрание сочинений в 5 тт. M., 1955, т. 5, с. 463–471.

Городок Капри. Центральная площадь (фото конца xix в.).

Владимир Ильич Ленин

Владимир Ильич Ленин (настоящая фамилия Ульянов; 22.04.1870, Симбирск – 21.01.1924, Горки, под Москвой) – юрист по образованию, публицист, лидер большевистской партии. С июля 1900 г. – в эмиграции. В Неаполе и на Капри побывал дважды – в апреле 1908 г. и в июле 1910 г.

Жившие с конца 1906 г. на острове Капри А. М. Горький и М. Ф. Андреева неоднократно приглашали Ленина «закатиться» к ним в Италию. Непосредственной причиной первого приезда Ленина к Горькому весной 1908 г. был арест в Генуе двух посылок с ленинской газетой «Пролетарий», которая издавалась в Женеве и нелегально переправлялась морским путем в Россию. По просьбе Ленина Горький, через апелляции в итальянскую социалистическую прессу и к парламентариям-социалистам, добился отмены ареста. 23 апреля 1908 г. Ленин приехал в Неаполь поездом и в тот же день был у Горького на Капри на вилле «Блезус» («Сеттани»). В течение следующей недели Ленин вместе с Горьким осматривали Неаполь, экспозиции Неаполитанского музея, ездили по окрестностям, побывали в Помпеях, поднимались на Везувий.

На Капри Ленин общался с жившими на Капри эмигрантами-большевиками А. А. Богдановым (Малиновским), В. А. Базаровым (Рудневым), А. В. Луначарским, которые были увлечены философскими идеями «эмпириомонизма» (в терминологии Ленина – «богостроительства») и пытались сформировать на Капри альтернативный центр большевизма. 30 апреля 1908 г. Ленин покинул Капри. Впоследствии он писал:

«Я был на о. Капри в апреле 1908 г. и объявил всем этим 3-м товарищам ‹Богданову, Базарову, Луначарскому – А. К.› о безусловном расхождении с ними по философии (причем я предложил им тогда употребить общие средства и силы на большевистскую историю революции, в противовес меньшевистско-ликвидаторской истории революции, но каприйцы отвергли мое предложение, пожелав заняться не общебольшевистским делом, а пропагандой своих особых философских взглядов)».

В. И. Ленин и А. А. Богданов играют в шахматы на террасе горьковской виллы «Settani» (1908 г.).

К концу 1908 г. идейные разногласия внутри большевистской партии между «практиками» во главе с Лениным и живущей в Италии группой «философов» усилились. Горький поначалу активно примыкал к группе Богданова, считая, что ленинский марксизм есть идеология исторического фатализма, а учение Богданова («эмпириомонизм»), напротив, есть «философия активности» и наиболее перспективна для культурного воспитания пролетариата. Высоко оценивая Ленина как лидера партии, как «выдающегося организатора и бойца», Горький с иронией относился к претензиям Ленина на теоретизирование и весьма снисходительно отзывался о книге Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», ставшей «библией ортодоксального большевизма»:

«За эту книгу Богданов его, Ленина, высечет, дабы он, Ленин, впредь не за свое дело не брался, людей не смешил и с историей не спорил».

Письмо Горького К. П. Пятницкому 17.11.1908.

Для окончательного закрепления теоретического главенства в партии группы Богданова – Луначарского-Горького в 1909 г. на Капри была организована школа для передовых рабочих из России. «Каприйская школа» была прямым вызовом Ленину. Горький в те дни писал:

«По данным с Кавказа, Урала и из Москвы, школа осуществится легко. К осени мы будем иметь minimum 29 человек товарищей, влияние которых на местах вне спора. Эти товарищи сумеют взвесить и понять, где, на чьей стороне более правильно и стройно организован опыт, чья работа более продуктивна в деле строительства партии. И – поверьте – возвратясь на места, они сумеют оттуда – из России – оказать должное давление на гг. авантюристов, какие бы имена они ни носили. Товарищ Л‹енин› уважает кулак – мы, осенью, получим возможность поднести к его носу кулачище, не виданный им. Он, в конце концов, слишком партийный человек, для того чтобы не понять, какая скверная роль у него впереди. Наша задача – философская и психическая реорганизация партии, мы, как я это вижу, в силах задачу сию выполнить – к выполнению ее и должна быть направлена вся масса нашей энергии».

Письмо Горького А. А. Богданову 28.03.1909.

В 1909 г. Ленин переехал из Швейцарии во Францию, жил в Париже, а в летние месяцы – в местечке Бомбон под Парижем. Судя по обильной переписке с различными корреспондентами, Ленин внимательно следил за событиями на Капри, превратившемся в «альтернативный партийный центр». 30 августа 1909 г. Ленин писал из Бомбона:

«Отрицать, что остров Капри получил уже известность даже в общей русской литературе как литературный центр богостроительства, значило бы издеваться над фактами. Вся русская печать давно уже указала на то, что Луначарский с острова Капри повел проповедь богостроительства».

В ходе работы «каприйской школы» Ленин обратился к ее ученикам с прямым призывом переехать учиться в организованную им в Париже «истинно партийно-большевистскую школу»:

«Тот, кто устраивает школу в Париже, устраивает действительно партийную школу. Тот, кто устраивает школу на о. Капри, тот прячет школу от партии».

Со своей стороны, Горький не оставлял попыток привлечь Ленина к «каприйской школе» в качестве «лектора-практика». 19 ноября 1909 г. Горький писал Ленину с Капри:

«Владимир Ильич, дорогой мой, я Вас очень уважаю, более того – Вы органически симпатичный мне человек, но, знаете, Вы наивнейшая личность в отношениях Ваших к людям и в суждениях о них, уж извините меня. Ладно еще, коли только наивнейший, а порою мне кажется, что всякий человек для Вас – не более как флейта, на коей Вы разыгрываете ту или иную любезную Вам мелодию ‹парафраз из «Гамлета». – А. К.›, и что Вы оцениваете каждую индивидуальность с точки зрения ее пригодности для Вас – для осуществления Ваших целей, мнений, задач. Эта оценка, оставляя в стороне ее глубоко индивидуалистическую и барскую подкладку – эта оценка необходимо должна создавать вокруг Вас пустоту – сие не суть важно, Вы человек сильный – но, главное, эта оценка неизбежно должна приводить Вас к ошибкам… Знаете что, дорогой человек, приезжайте сюда, до поры, пока школа еще не кончилась, посмотрите на рабочих, поговорите с ними. Мало их. Да, но они стоят Вашего приезда. Отталкивать их – ошибка, более чем ошибка… Приезжайте-ка, нигилистище. Крепко жму руку…»

На предыдущем развороте: Остров Капри. Пристань в Большой гавани (фото 1890-х гг.).

В конце концов Ленину удалось внести раскол в работу «каприйской школы»; около трети слушателей предпочли переехать учиться в «ленинскую школу» в Париж. Через некоторое время сам Горький охладел к Богданову, хотя продолжал поддерживать доверительные отношения с Луначарским.

Второй приезд Ленина на Капри относится к лету 1910 г. 28 июня Ленин выехал из Парижа поездом на Марсель; оттуда пароходом 1 июля прибыл в Неаполь. В тот же день он писал матери:

«Дорогая мамочка! Шлю большой привет из Неаполя. Доехал сюда пароходом из Марселя: дешево и приятно. Ехал как по Волге. Двигаюсь отсюда на Капри ненадолго».

Памятник В. И. Ленину, установленный на Капри в Садах Августа (современное фото).

В тот же день, 1 июля, Ленин переправился на Капри и поселился у Горького на вилле «Спинола» («Беринг»). В своем «Дневнике» живший тогда на Капри К. П. Пятницкий записал:

«К обеду приезжает Лен‹ин›… Возвращаюсь к чаю. Разговор между Лениным и А. М. ‹Горьким›. М. Ф. ‹Андреева› старается прекратить, предлагает разойтись. Я простился и ушел. Гулял. Вернулся в 3 ‹часа ночи›; еще спорят».

И на этот раз Горький с Лениным ездили в Неаполь и Помпеи, снова, как и в 1908 г., поднимались на Везувий. Известно, что в те дни Горький водил Ленина в единственный на Капри синематограф «Edison» на Via Tiberio. Ю. Желябужский вспоминал об одном таком вечере:

«Как всегда, у входа в кинематограф писателя Горького окружили каприйские мальчишки, которым он раздавал сладости и покупал входные билеты. Владимир Ильич ‹Ленин›, поддавшись общему веселому настроению, с непосредственностью ребенка снял, ради шутки, с головы одного, особенно шустрого мальчонки шапку. И сказал ему, что шапку утащила собака. А потом, под общий хохот, вернул юному каприйцу шапку».

14 июля 1910 г. Ленин покинул Капри и через Неаполь и Марсель вернулся в Париж.

В 1970 г., накануне 100-летнего юбилея В. И. Ленина, чье имя остается весьма популярным в левых кругах Италии, был объявлен сбор на строительство на Капри памятного знака. Было собрано более миллиона лир народных денег, и 21 апреля 1970 г. обелиск, сделанный по проекту известного скульптора Джакомо Манцу, был установлен в одном из красивейших мест острова Капри – Садах Августа.