Текст книги "Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX—XX столетий. Книга V"

Вернувшись в дом, Левитт провёл остаток вечера в кругу семьи. Разумеется, в магазин Ристина он не ходил – вся эта выдумка появилась позже, когда стало ясно, что в хронологической последовательности событий 5 ноября есть неустранимые пробелы, связанные как раз с тем временем, когда Левитт Элли убивал Абию Эллиса, расчленял его тело и раскладывал по бочкам.

Поначалу убийца никому из членов семьи ничего о содеянном не сказал. Он постарался вести себя как ни в чём ни бывало и ушёл наверх в супружескую спальню около 10 часов вечера. Там он объяснился с женой – этого разговора нельзя было избежать, поскольку Левитту надо было уйти из дома раньше обычного, чтобы успеть избавиться от бочек до привычного начала рабочего дня.

Страшная тайна, по-видимому, вызвала немалое потрясение супруги, которая повела себя эмоционально и неадекватно. Во всяком случае, по мнению автора, именно с поведением жены связаны все странности той ночи – её якобы внезапная болезнь, уход Левитта из супружеской спальни, перемещение младшей из дочерей в кухню и пр. Любимая супруга должна была обеспечить убийце alibi, заявив при необходимости, будто он провёл с нею всё время до утра, однако женщина отказалась лгать под присягой. Сделано это было, разумеется, со ссылкой на какой-нибудь христианский канон или правило, мол де, Господь даёт крест по силам, если согрешил – так неси свой крест с честью!

Левиту, в конце концов, удалось достичь какого-то компромисса в переговорах с женою, убедив её придерживаться «смягчённой версии» событий. Для чего ей надлежало заявить в случае возможного допроса, будто она заболела, и муж ушёл спать в другую комнату, и о том, что происходило далее, ей ничего не известно. Это был, разумеется, не полный успех, но хоть что-то, что позволяло Левитту Элли действовать далее с надеждой на благополучный исход дела.

После этого он оказался вынужден привлечь к сотрудничеству Эбби, младшую из дочерей. По чисто субъективному ощущению автора, изначально отец не желал вовлекать во всю эту трагическую историю детей и уж точно не желал, чтобы грех важнейшего лжесвидетельства приняла на себя Эбби, однако поведение благоверной не оставило ему выбора. Разбудив девочку посреди ночи, он отвёл её в кухню и признался в совершении тяжкого преступления, разумеется, безо всяких деталей, но эмоционально и красноречиво. Сказал, что-то вроде: «Девочка моя, случилась страшная беда, твой папа, защищая тебя и весь наш дом, совершил тяжкое преступление и ты должна помочь папочке, чтобы он не отправился на виселицу!» Младшая дочь, в отличие от матери, не испытывала колебаний и моментально согласилась сделать всё, о чём просил отец.

Мы не знаем, почему Левитт Элли обратился к младшей Эбби, а не более старшей Энн – на сей счёт мы не можем вынести определённого суждения из известных материалов расследования. Несомненно, выбор определялся некими внутрисемейными обстоятельствами, возможно, особенностями характера или мышления девочек. Как бы там ни было, нам известно, что Эбби прекрасно справилась с возложенной на неё миссией, и перекрёстный допрос в суде показал, что выбор отца оказался правилен.

Эбби предстояло сыграть важнейшую роль в обеспечении alibi отца – она должна была утверждать, что начиная с 03:30 в ночь с 5 на 6 ноября она находилась в кухне первого этажа, и никто после этого часа из дома не выходил. Причём Эбби, скорее всего, и впрямь находилась в помещении кухни, вот только Левитт Элли прошёл мимо неё во двор, вывел из конюшни лошадь, впряжённую в повозку, и отправился в продолжительную поездку к реке Чарльз.

Обратите внимание на следующую важную деталь – никто из посторонних не видел Левитта Элли утром 6 ноября! Работник по фамилии Дэй завтракал в кухне в 6 утра и Левитта не видел. Затем на кухне появился другой работник – Тиббетс – который разделил утреннюю трапезу с Куртисом Элли, но Левитта он также не увидел. Уже после этого, вроде бы, на завтрак является Левитт, и компанию ему составил старший из сыновей – во всяком случае, в этом нас пытается убедить Эбби, – да только сам Дэниел не подтверждает совместный завтрак с отцом тем утром.

Действительно достоверным временем, когда Левитт Элли появился перед глазами посторонних людей – это 8 часов утра, когда Уиллис Сэнборн увидел его красную повозку, подъезжавшую к дому на Ханнеман-стрит со стороны Вашингтон-стрит.

Ранним утром 6 ноября Левитта Элли не было в его доме – он покинул его около 4 часов утра, отправившись к реке Чарльз, намереваясь избавиться от бочек с частями расчленённого трупа. Говоря о поведении убийцы в те часы, следует обратить внимание на две немаловажные детали.

Первая из них связана с тем, что Левитт направил свою повозку к реке Чарльз, которая находилась от его дома гораздо дальше, нежели залив Саус-бэй. Данное обстоятельство уже отмечалось в начале очерка. Совершенно очевидно, что Левитт Элли умышленно выбрал поездку к дальнему водоёму, рассчитывая отвести внимание полиции от собственного дома как места совершения убийства. Расчёт этот следует признать логичным и разумным, выбор подобного маршрута [на первый взгляд совсем неоптимального] указывает на хладнокровие убийцы. Спустя 6 часов [или чуть более] со времени совершения преступления он уже полностью взял себя в руки и тщательно обдумывал дальнейшие действия.

Другая интересная деталь связана с наличием бочек в повозке, которой управлял Левитт Элли. Из показаний Джорджа Армстронга, владельца магазина, расположенного по соседству с мастерксой Шулера, нам известно, что повозка подозреваемого в интервале от 07:30 до 08:00 была пуста. Напомним, что тогда в повозку загружали бильярдный стол и Армстронг имел возможность наблюдать за этим процессом, ведя беседу с Левиттом в непосредственной близости от повозки. Однако некие бочки были замечены в красной повозке обвиняемого некоторыми свидетелями после 8 часов утра, а это означает, что Левитт Элли умышленно загрузил их туда. Эта хитрость была призвана запутать полицию в случае возникновения подозрений. Полиция, узнав, что после 8 часов утра в повозке Левитта Элли находились бочки, должна была решить, что их сброс в реку производился после этого времени. То есть убийца «передвигал» предполагаемое время избавления от трупа на то время, на которое он рассчитывал обеспечить себе твёрдое alibi.

Идею эту следует признать неплохой, но зная, как развивались события в действительности, мы можем сказать, что она «не выстрелила», то есть не сработала так, как задумывал Левитт. Полиция отыскала Рэмселла [или Рэмселл полицию – это как посмотреть], и на бочки в повозке подозреваемого после 8 часов утра акцента вообще не сделала.

Что последовало далее?

Поначалу Левитт Элли мог считать, что события развиваются по благоприятному сценарию. 6 ноября он отработал в обычном графике и, наверное, более или менее успокоился. Он, безусловно, возвращался в мыслях к случившейся трагедии и своим последующим действиям и приходил к выводу, что всё сделано правильно и из этой истории он выскочит с минимальными потерями.

Однако уже 7 ноября с Левиттом связались полицейские. Сам начальник городской полиции Сэведж не только лично побеседовал с Элли, но и провёл осмотр конюшни. Убийца не мог знать, что привело полицию к нему, но заподозрил некое упущение.

Самообладание Левитта Элли, отрицавшего все подозрения в свой адрес и настаивавшего на том, будто у него имеется alibi, сбило полицейских с толку, и после первой беседы его отпустили домой. Прекрасно понимая, что Ристин не подтвердит его alibi, и в ближайшие сутки-двое последует арест, Левитт Элли решился на вынужденный шаг.

По-видимому, в ночь с 7 на 8 ноября убийца собрал всех членов семьи и открылся им. До этого времени о совершённом в конюшне убийстве знали только супруга и младшая из дочерей – теперь об этом узнали сыновья Дэниел, Уилбур и Куртис и, по крайней мере, одна из дочерей – Энн. Есть определённые сомнения насчёт того, присутствовала ли на этом семейном совете старшая из дочерей – Леонора О'Тул – всё-таки она была уже замужем и по представлениям тех лет отделилась от семьи Элли. Впрочем, вовлечённость Леоноры во всю эту историю имеет для нас значение сугубо отвлечённое, поскольку ей не отводилась сколько-нибудь серьёзная роль в последующих событиях.

Важнейшую роль предстояло сыграть сыновьям. Прежде всего, им надлежало отыскать хороших адвокатов и уговорить их заняться защитой Левитта Элли в случае ареста последнего. Также им предстояло организовать alibi отцу, желательно, склонив бакалейщика Ристина к даче показаний, подтверждающих посещение его магазина Левиттом вечером 5 ноября. Немаловажной задачей также являлось объяснение того факта, что у Левитта Элли после убийства Абии Эллиса вдруг появились наличные деньги. Как мы знаем, последняя задача была, в конечном итоге, решена клятвенным заверением старшего из сыновей, согласно которому он якобы передал значительную сумму отцу. Правда, передача денег произошла без свидетелей и без выдачи каких-либо расписок.

Разумеется, это совещание не могло быть очень долгим и полным в части обсуждения деталей. Не следует забывать, что в доме Элли проживали люди, не состоявшие с ним в кровном родстве – таковых насчитывалось, по меньшей мере, трое (зять О'Тул и работники Тиббетс и Дэй). Несомненно, во время семейного совета было много эмоций, бессмысленных слов и бесполезных вопросов – по этой причине большое количество важных деталей либо не были вообще затронуты, либо не обсуждались с необходимой тщательностью. Именно из-за этого свидетели защиты во время суда допустили ряд противоречивых утверждений, нестыковки которых явственно указывают на их искусственность [надуманность].

Тем не менее, в ходе семейного совета Левитт Элли добился главного – безоговорочного согласия детей поддержать его в случае выдвижения обвинений и помочь в организации alibi.

Дальнейшее нам известно – Левитт Элли был арестован и, в конечном итоге, судим.

Детали того, как именно адвокаты организовали его защиту, нам неизвестны и вряд ли станут когда-либо известны. По мнению автора, без подкупа свидетелей в этом деле не обошлось, но в силу понятных причин никто из защитников не доверял тайны такого рода бумаге. По этой причине мы никогда не узнаем, кто и сколько получил денег за дачу показаний, полезных защите.

Гадать на эту тему автор не считает необходимым. Тот, кто читал мою книгу «Все грехи мира», описывающую события 1900 – 1915 годов99
  Речь идёт о фундаментальной работе Алексея Ракитина «Все грехи мира» в 4-х книгах, посвящённой обширной серии убийств с использованием топора, произошедших на территории США. Книга издана в 2020—2021 годах с использованием книгоиздательского сервиса «ридеро» и ныне доступна всем интересующимся историей серийных убийств.


[Закрыть], без труда поймёт мысль автора. Подкуп и разнообразные формы давления на свидетелей с целью получения нужных показаний были широко распространены в Америке XIX – первой половины XX веков. Адвокаты и нанятые ими частные сыщики демонстрировали полное отсутствие брезгливости в выборе средств, а правоохранительные органы, противостоявшие им, проявляли щепетильности немногим более.

Вообще же, в те годы угодить в жернова американского Правосудия было испытанием сродни сошествию в ад. Система ломала даже очень крепких людей! Неудивительно, что Левитт Элли умер спустя 3 с небольшим года после освобождения, ведь всё, что происходило с ним с момента убийства Абии Эллиса вплоть до выхода из зала суда с оправдательным приговором, являлось непрерывным стрессом.

Заканчивая рассмотрение этого весьма необычного дела, нельзя не сказать несколько слов о работе прокуратуры. Историю разоблачения, предания суду и оправдания Левитта Элли нужно преподавать будущим юристам в качестве примера того, как сторона обвинения работать не должна. Помимо глупейшего, ничем не обоснованного чванства, самодовольства и высокомерия, что выглядит в зале суда некрасиво, но не фатально, Генеральный прокурор Чарльз Трейн проявил вопиющую профнепригодность.

Как неоднократно отмечалось в этом очерке ранее, главный обвинитель отчего-то постоянно задавал вопросы бессодержательные, но при этом игнорировал вопросы действительно необходимые. Из реконструкции обвинения невозможно составить точный хронометраж перемещения обвиняемого, а ведь именно это и позволило бы доказать искусственность представленного суду alibi. Там, где надо было проявить дотошность и внимание, главный обвинитель рассуждал общо, а там, где подробности ни на что не влияли и никому не были интересны, мистер Трейн пускался в мелочные уточнения. По этой причине читать его перекрёстные допросы просто тошнотворно.

По-настоящему чудовищно выглядит приглашение на роль судмедэксперта городского химика Дэйны Хэйса. Полнейшая некомпетентность прокурорских чинов в судебной медицине привела к тому, что они восприняли озвученную Хэйсом чепуху совершенно некритично. Ну ладно, они ничего не смыслили в медицине – по меркам того времени это простительно для юриста – но у них ведь даже не возникло мысли проконсультироваться по вопросу видовой принадлежности крови с настоящими врачами! Хэйс заявил, что сможет отличить кровь лошади от крови человека, и услышанное полностью удовлетворило сторону обвинения. Прокуроров не насторожил даже тот факт, что настоящие специалисты отказались высказываться в суде по данному вопросу. Что это – глупость? наивность? беспечность? самомнение?

Впрочем, обвинители оказались неспособны не только к анализу судебно-медицинских материалов. Трудно отделаться от ощущения, что господа Трейн и Мэй были не способны к аналитической работе в принципе. Похоже, для них было мучительно даже малейшее умственное напряжение. Взять в руки перо и просто методично выписать на бумаге хронометраж событий – кто, когда и где видел обвиняемого – являлось для этих титанов умственного труда непосильной задачей.

Допросы даже последних свидетелей защиты – Эбби, Энн, Дэниела Элли, не говоря уже о бакалейщике Ристине – прокуроры могли бы с толком использовать в своих интересах, разумеется, при условии внимательной работы с текстом. На их месте можно было бы задать множество крайне неприятных и опасных для защиты вопросов, основываясь только на утверждениях детей обвиняемого. Обвинение могло посеять обоснованные сомнения в правдивости показаний этих свидетелей. Например, сторона обвинения просто обязана была указать присяжным заседателям на то, что обвиняемого до 8 часов утра 6 ноября не видел никто, кроме его детей… которые, при этом противоречат друг другу!

Вместо этого Генеральный прокурор задавал каждому из допрашиваемых свой фирменный идиотский вопрос, связанный с тем, когда именно свидетель узнал об убийстве Абии Эллиса. И получал какой-то ответ… какой – неважно! Спрашивается, какая разница для обвинения, когда именно свидетель защиты узнал об убийстве потерпевшего – 7-го ноября… 8-го… или 9-го?!

Сторона обвинения перед началом перекрёстного допроса должна была брать небольшую паузу для обсуждения только что прослушанного заявления. Для этого рядом с прокурорами сидел специально приглашённый стенограф, который, в отличие от стенографа судебного, вёл собственные записи происходившего в суде. Перед допросом прокурор должен был в деталях восстановить в голове сказанное свидетелем, вычленить важнейшие моменты и обдумать, как лучше эти моменты надлежит оспорить. Вместо этого Генеральный прокурор работал «на слух», то есть обсуждал то, что сумел запомнить. А запоминал он, судя по всему, немногое.

В отличие от присяжных…

Поэтому господин Чарльз Трейн выходил на площадку перед жюри, многозначительно выставлял вперёд прокурорское брюхо с толстой золотой цепью на жилете и… вместо жёсткого, бескомпромиссного и разоблачительного перекрёстного допроса начиналось размазывание манной каши по тарелке. В футболе про похожие ситуации говорят «разбег на рубль, удар – на копейку».

Разумеется, присяжные заседатели видели провалы обвинения и понимали, насколько же выразительнее и ярче были адвокаты, острые на язык, ироничные, не боящиеся высмеивать даже судью.

В этом очерке уже подчёркивалось, что в ходе судебного процесса судья Уэллс не поддержал ни единого прошения защиты Левитта Элли. При этом все обращения Генерального прокурора находили полное понимание и всемерную поддержку судьи. Предвзятое отношение служителя Фемиды совершенно очевидно, и сам судья, похоже, не особенно его и скрывал. Наверное, он рассчитывал, что эта откровенная демонстрация симпатии и доверия стороне обвинения поможет отправить подсудимого на виселицу.

И тем примечательнее то обстоятельство, что присяжные всё равно посчитали необходимым оправдать Левитта Элли.

История эта представляется автору исключительно интересной, заслуживающей того, чтобы стряхнуть с неё пыль минувших десятилетий и подробно рассказать русскоязычному читателю. И дело тут не столько в детективном сюжете, который на самом деле довольно прост и «прочитывается» без особенных затруднений. Можно спорить о доказательной базе, приемлемости тех или иных улик и свидетельских показаний, но общая фабула довольно очевидна и особой таинственности не представляет.

В обвинении Левитта Элли в убийстве Абии Эллиса есть тот самый нерв, без которого всякое повествование на криминальную тему вырождается либо в желтушное смакование жестокости и извращений, либо в беспомощное по форме и сути изложение деталей. В этой истории, безусловно, есть и проблема нравственного выбора, и столкновение разных трактовок жизненной правды. Великий отечественный адвокат Плевако во время одного из своих выступлений произнёс простые слова, ставшие лозунгом целого поколения российской юридической школы: «Убивать нельзя!»

Действительно, убивать нельзя – этому преступлению нет оправдания, и не может быть искупления.

Но видя то, как Левитта Элли защищали его близкие и как много людей явилось в суд, преодолев долгий путь в десятки и сотни километров, только для того, чтобы свидетельствовать в его защиту, невольно задумываешься над тем, кто же именно в этой истории плох, а кто – хорош. Перед нами живой пример того, как драматично играет судьбой Случай, как бремя страстей ломает человеческую жизнь и как простые решения влекут непростые последствия.

1849 год. Таинственное исчезновение Джорджа Паркмена

Джордж Паркмен (George Parkman) пропал без вести как-то очень странно – посреди людного и шумного родного ему города Бостона, где его знал и узнавал если и не каждый житель, то уж через одного – точно! Произошло это в середине дня – самого обычного, будничного 23 ноября 1849 года, в пятницу.

Первой забила тревогу жена пропавшего – Элиза Агнес МакДонаг Паркмен (Eliza Agnes McDonough Parkman). За время своего брачного союза с Джорджем, который длился уже 33 года, она великолепно изучила характер мужа и его привычки. Одной из таких неизменных привычек, если угодно, ритуалом, являлся совместный обед Джорджа с женой и детьми – дочерью и сыном. Обед обычно подавался в четверть третьего пополудни [т.е. в 14:15], но Джордж приходил заблаговременно и обычно к 14 часам уже находился дома.

23 ноября в 2 часа пополудни он дома так и не появился. Не пришёл он и в половине 3-го. А в 3 часа пополудни на пороге возник Чарльз Кингсли (Charles M. Kingsley), агент и ближайший помощник Джорджа Паркмена в финансовых делах последнего. У него имелись кое-какие вопросы, требовавшие безотлагательного решения. Кингсли крайне озадачился, узнав, его шеф не явился на обед. Желая успокоить Элизу, он рассказал, что видел в середине дня Джорджа на улице, но не разговаривал с ним, поскольку находились они на разных перекрёстках и двигались в разные стороны.

Элиза в ответ заявила, что сильно волнуется за Джорджа и попросила Кингсли принять меры по его розыску. Чарльз, разумеется, пообещал заняться розыском, но предложил несколько повременить, дабы не повредить репутации Паркмена. Ну в самом деле, вдруг он явится через пару часов, а тут уже весь город  поднят на ноги!

Для правильного понимания того, что последовало далее, совершенно необходимо сказать несколько слов как о личности самого Джорджа Паркмена, так и его времени. Город Бостон – столица штата Содружество Массачусетса [в обиходе это название частенько сокращается до второго слова] – в середине XIX столетия являлся крупнейшим центром судостроения, кожевенной и швейной промышленности на всём северо-американском континенте. Население города превышало 130 тыс. человек. Бостон уже являлся центром крупной городской агломерации – с 3-х сторон его окружали города-спутники Челси, Чарлстаун, Кембридж, Бруклин, Лонгвуд, и только с юга в районе Роксбери тянулась обширная заболоченная низина.

Благодаря устойчивому промышленному росту и удобному расположению на берегу Атлантического океана город быстро богател, а вместе с ним богатели и самые обеспеченные его жители. Последних часто называли любопытным словосочетанием «бостонские брамины», но следует сразу же уточнить, что данный термин был придуман юристом Оливером Уэнделлом Холмсом (Oliver Wendell Holmes) только в 1860 г. и потому в описываемое время не существовал. Тем не менее, если считать допустимым его ретроспективное применение, то мы с полным правом могли бы назвать Джорджа Паркмена одним из «бостонских браминов».

Что это были за люди? Холмс так назвал потомков тех самых английских пуритан, что в XVII веке осваивали малонаселенные тогда земли Новой Англии. Пуританство являлось одной из протестантских сект, призывавшей последователей идти путём аскезы и проповедовавшей самоограничение во всём – в питании, одежде, бытовых удобствах и пр. Пуритане считали, что если без чего-то можно обойтись, то без этого и следует обходиться. При этом религиозная косность и нетерпимость пуритан странным образом не распространялись на естественные науки и сектанты в своей массе очень уважительно относились как к современному им образованию, так и к учёности вообще. Эта деталь имеет определенное значение для настоящего повествования.

Джордж Паркмен родился 19 февраля 1790 г., то есть к концу 1849 года ему уже исполнилось 59 лет. Он был 5-м из 7-и детей. От отца Сэмюэла Паркмена, умершего в 1824 г., Джордж унаследовал значительное состояние, которое впоследствии многократно умножил.

Но прежде чем это произошло, Джордж прослушал курс медицинских наук в Эдинбургском университете [в Шотландии], во время американо-британской войны 1812 года служил военным хирургом, а после войны всерьёз занялся психиатрией. Он написал 2 книги по психиатрии, одна из них довольно любопытна с прикладной точки зрения – в ней изложены наблюдения и рекомендации по обращению с душевнобольными в быту и вообще распознаванию лиц этой категории. Книга эта с интересом читается и в XXI веке. Джордж Паркмен, быть может, состоялся бы как серьёзный специалист в области психиатрии, но этому не суждено было случиться. В 1820 году отец призвал его себе в помощники – Джорджу предстояло принять на себя ведение семейного бизнеса. И вчерашний психиатр открыл в себе неожиданный талант – речь идёт зарабатывании денег.

Нельзя не отметить того немаловажного обстоятельства, что Сэмюэл Паркмен, отец Джорджа, был богатым человеком и владел большой недвижимостью, но его состояние оказалось до некоторой степени распылено тем, что ему пришлось каждой из 3-х дочерей – Саре, Сюзанне и Элизе – выделять солидное приданое, в которое включались как наличные деньги и драгоценности, так и дома. Сэмюэл Паркмен не мог позволить, чтобы его будущие внуки в чём-то нуждались!

Тут можно упомянуть – сугубо в качестве справочной информации – что род Паркменов владел недвижимостью не только в Массачусетсе, но и в других штатах. По меньшей мере 2 города на территории США, носящие ныне названия Паркмен, обязаны своему появлению и становлению выходцам из рода бостонских Паркменов. С точки зрения краеведения это довольно любопытные истории, но к нашему повествованию они не относятся никак, а потому далее мы не станем касаться вопроса, связанного с имуществом рода Паркменов вне штата Массачусетс.

Основное имущество умершего в 1824 г. Сэмюэла Паркмена было разделено между 4-мя младшими детьми – все они были мальчики [Фрэнсис, Джордж, Сэмюэл и Дениэл]. С учётом выделения приданого дочерям и раздела оставшегося на 4 части, Джордж унаследовал не так много от родительского имущества, как ему хотелось бы, но рачительным ведением дел и умением мыслить перспективно он с течением времени не только значительно превзошёл богатство отца, но и сделался одним из богатейших жителей Бостона того времени.

Сразу скажем, что для преумножения состояния Джордж Паркмен ничего особенно фантастического не делал: никаких биржевых спекуляций, никаких торговых авантюр – ничего подобного! Его бизнес-технологии основывались на нескольких очень тривиальных постулатах. Например, он совершенно оправданно считал, что деньги появляются не там, где их много зарабатывают, а там, где мало тратят. Другой постулат Джорджа гласил: деньги всегда идут к деньгам, сложно в первый раз заработать 100 тыс. долларов, но намного проще это сделать в десятый. Или ещё одна аксиома из той же серии: богатый джентльмен никогда не берёт взаймы, но всегда кредитует под проценты. Джордж вкладывал деньги в недвижимость, скупая дома и участки земли по всему Бостону и в его ближайших пригородах. А кроме того, он ссужал значительными суммами уважаемых людей общества.

При этом один из богатейших жителей Бостона вёл образ жизни весьма умеренный. Достаточно сказать, что он не держал "выезд" – то есть лошадь, карету и кучера – что по тем временам выглядело несколько нетривиально. В середине XIX столетия личный экипаж и кучер являлись признаками статусности. То, что один из богатейших жителей города, владелец многочисленных домов и земельных участков не имеет собственного "выезда" воспринималось горожанами как своего рода курьёз, эдакая пуританская блажь. Джорджа Паркмена бостонцы называли "Пешеходом", как бы намекая, что пешеход это очень необычный. Его фигура в высоченной шляпе-трубе была хорошо узнаваема, а манера быстро шагать, заложив руки за спину (!), выглядела несколько комично.

В ноябре 1849 г. Джордж Паркмен проживал вместе с женой и дочерью в собственном доме под №33 по Бикон-стрит (Beacon Street) в центральной части Бостона. Строго говоря, это был не просто дом, а настоящее поместье с большим парком. Здание это сохранилось до нынешней поры – это добротная постройка переменной этажности с внутренним двориком. По российским меркам дом Паркмена представлял собой нечто среднее между доходным домом и не очень богатой дворянской усадьбой. Спустя несколько десятилетий поместье Паркменов было подарено городу, парк исчез – ныне его территория застроена домами – а сама резиденция превращена в музей, дающий представление о городском быте середины XIX столетия.

Вместе с Джорджем и Элизой проживали их дети – 28-летняя Хэрриет (Harriette Parkman) и её брат Джордж Фрэнсис (George Francis Parkman). Брат был младше сестры на 2 года. Несмотря на формально хорошую родословную и исключительное богатство семьи личная жизнь детей не сложилась – они в браки не вступили и потомства не оставили. Мы не знаем, какие проблемы имелись у Джорджа-младшего, но на безбрачие дочери, судя по всему, повлияло весьма своеобразное поведение отца. Тот не считал нужным тратить средства на достойное приданое. Джордж помнил, что замужества старших сестёр сильно сказалось на его собственном богатстве, а потому решил ошибок собственного отца не повторять. Рассуждал он примерно так: если кто-то полюбит мою дочь, то любить он должен не за её приданое, а за душевные качества. С одной стороны, логика могла показаться справедливой, но по сути своей она лишь маскировала сквалыжничество папаши.

Вверху: Дом, в котором проживал Джордж Паркмен вместе с семьёй. Из него утром 23 ноября 1849 года он ушёл в свою последнюю прогулку по Бостону (фотография относится к середине XX столетия). Внизу: интерьеры современного музея, открытого в бывшем доме семьи Паркмен.

В ноябре 1849 г. Хэрриет сильно простудилась и заболела. Кто-то из врачей посоветовал для снятия температуры и ослабления кашля обворачивать торс больной листами салата. Рецепт, конечно же, так себе, на уровне очень средней народной медицины, у нас в России, например, можно найти рекомендации с обёртыванием листьями хрена или капусты. Но для нас упоминание о салате важно сейчас вот по какой причине: Джордж, уходя из дома утром 23 ноября, пообещал обязательно принести к обеду листья салата для лечения Хэрриет.

Конец ноября в Бостоне несколько теплее, чем в Сибири или средней полосе России, но даже там на открытом грунте салат выращивать уже невозможно. Свежий салат был дорог и дефицитен, поэтому его ещё следовало поискать. Но поскольку Джордж пообещал его раздобыть, жена не сомневалась в том, что он данное слово сдержит. В том числе и по этой причине неявка Джорджа Паркмена к обеду сразу же вызвала настороженность Элизы – муж пообещал принести лекарство для дочери и не сделал этого?! Такого не может быть!

Насколько же был богат Джордж Паркмен к последней декаде ноября 1849 года? Ответ в точности неизвестен, с большой вероятностью, этого не знал и сам Джордж, поскольку основными активами его являлись не наличные деньги, а дома и участки земли. Но он был очень богат, и это не может быть поставлено под сомнение. Проводилось несколько независимых оценок принадлежавшего Паркмену имущества – все они давали итоговые суммы более 500 тыс.$. Эта сумма была очень велика, и дабы читатель составил правильное представление о масштабах цен той поры, можно сказать, что женские сафьяновые сапоги (из тонкой телячьей кожи лучшей выделки) стоили тогда 1,12$, а такие же женские сапоги на меху – 1,25$. Правда, существовала обувь и подороже, но цена даже самой элитной обуви не поднималась выше 5-6$ за пару. Плата за обучение в колледже на протяжении семестра составляла 75$, но это осредненная величина, например, семестр обучения по медицинской специальности стоил 105$, а по юридической – всего 50$. А нотные альманахи с музыкальными новинками продавались по 25 центов.

После этого подзатянувшегося, но, надеюсь, не лишенного интереса отступления, вернёмся к событиям 23 ноября. Чарльз Кингсли быстро сообразил, что отсутствие его работодателя и в самом деле выглядит очень подозрительно. Однако опасаясь повредить репутации шефа неосторожными и торопливыми действиями, он предложил Элизе подождать до следующего утра, в надежде на то, что в течение ближайших часов ситуация каким-то образом прояснится.

Однако этого не случилось. Явившись поутру в дом Паркмена, Кингсли выяснил, что никаких вестей о Джордже нет. А стало быть, дело явно нечисто. Кингсли пообещал Элизе лично заняться розыском её мужа. Чарльз работал с Джорджем Паркменом с мая 1836 года, выполняя его разнообразные поручения, связанные в том числе с получением денег от клиентов, а потому он знал, где находятся дома и участки земли Паркмена, и хорошо представлял, где можно отыскать арендаторов. Однако он не мог в одиночку обойти огромную территорию и поговорить с большим количеством людей – для этого ему нужны были помощники.