Текст книги "Возлюби врага своего"

Глава вторая

Первый рейд

Вечером 6 февраля 1942 года полковник Зицингер вызвал Крамера к себе на КП. Он в течение часа проводил совещание офицеров нашего полка, на котором довел приказ командующего армии «Центр» и поручил разведке достать языка из числа офицеров противника.

– Герр полковник, согласно данных севернее города русские сосредоточивают крупные силы четвертой армии генерала Курасова. Нам важно знать, будут ли большевики наступать с Севера. Приказываю вашему разведывательному подразделению выйти на рубеж соприкосновения с противником и перейти линию фронта для пленения «языка». Желательно из офицерского состава.

– Есть, герр полковник, разрешите идти? Хайль Гитлер! – говорит

Крамер. Он хочет щелкнуть каблуками, но из этого ничего не получается, на его ногах надеты русские сапоги из овечьей шерсти. «Иваны» называют их валенки, и в них было удивительно тепло.

– Давай, сынок, нам сейчас как никогда нужна удача, да поможет вам Бог! Ты можешь спасти сотни жизней наших солдат, если доставишь хорошего матерого комиссара.

Крамер, поднимая клубы пара, ввалился в подвал. Он словно гауптфельдфебель просвистел в свисток, объявляя общий сбор.

– Так, господа разведчики! Сегодня ночью, нам предстоит перейти линию фронта. Папаша Зицингер дал нам сорок восемь часов, чтобы добыть русского «языка» и вернуться в гарнизон. Прошу отметить в ваших ржавых мозгах, что это приказ самого фельдмаршала фон Бока. Генерал Шредер сомневается, о времени и месте деблокирования гарнизона. Через три часа все должны быть готовы, форма одежды трофейная. Рано утром когда «Иваны» начнут штурмовать нашу передовую в районе Верфштрассе, у нас будет возможность выйти в тыл противника, используя скрытые саперные галереи. В районе деревни Ястреб, которая находится во второй полосе обороны, нам предстоит оборудовать укрытие до проведения акции. Оружие трофейное! Унтер—офицеру Рудольф– Уве, тебе поручается главная роль. Ты будешь русским пленным майором. Остальных особо касается, мне не нужны сюрпризы, как в прошлый раз. Помните парни, вы должны не просто прикидываться русскими. Вы должны ими быть. Все нужно сделать, это тихо и без потерь вернуться в полном составе. Всем готовиться! На сборы двенадцать часов. Выступаем за три часа до рассвета.

Самое интересное, что сборы в тыл противника всегда имели определенный ритуал, и никто никогда не нарушал его, от четкого соблюдения правил зависела удача нашей вылазки, и Крамер всегда сам проверял полную готовность.

После трехчасовых сборов в подвале церкви собралась вся полковая разведка. Камрады стояли в шеренге, не отличаясь от большевиков. Те же изможденные лица, та же униформа, стеганные ватные куртки, валенки, белые маскхалаты. Весь этот камуфляж, должен был скрыть наш отряд в тылу большевиков. Если бы не приказ полковника, о разведывательной операции, нас вполне мог расстрелять любой пулеметчик или ближайший блокпост.

Мне как самому молодому досталась форма русского лейтенанта. Я впервые, облачившись в большевистскую униформу, был готов как морально, так и физически. Неделя хорошего отдыха и калорийное питание поставили меня на ноги. Уже к началу операции я чувствовал себя как стайер, в предвкушении долгожданной олимпийской победы.

Разведчики, задорно смеялись, глядя, как толстяк Уве перешел на свою излюбленную волну. Он, закурив трубку, стал расхаживать по подвалу и корчить из себя Сталина, который якобы просит Гитлера о перемирии. Он делал это так артистично, что мы катались от смеха.

– Кристиан, ты очень похож на большевика, если бы ты знал русский, тебе бы цены не было! – сказал Уве.

– Если бы я знал русский! Я бы сидел в ставке в Берлине или работал бы на радио под крылом рейхсминистра по пропаганде. Пил бы черный кофе на Вильгельм штрассе, а не ползал бы с вами по тылам большевиков в поисках приключения на свой арийский зад.

– Да старин, ты прав! Знание языка врага делает нас неуязвимее и сильнее в несколько раз если смотреть на нашего командира, то в нем чувствуется что– то такое русское. А про русских женщин я и говорить не смею. Они фантастично хороши, – сказал Уве, раскуривая трубку.

– А как же приказ командующего?

– Какой приказ – ничего не знаю?!

– Приказ о том, чтобы не было никаких сношений со славянами, ты его игнорируешь!? – спросил я, намекая на последствия.

Толстяк засмеялся. Он достойно ответил, да так громко, чтобы дошло до всех.

– Тебе, Кристиан, зачем фюрер выдает презервативы? Ты думаешь, для того, чтобы беречь дуло «Маузера» от песка и грязи?! Нет солдат – фюрер нам дает презервативы, чтобы мы берегли свои «шванцы»! Ты же не враг своему здоровью?

В подвале грянул гром смеха, и чувствовалось, что мы еще не совсем потеряли боевой дух, раз проскакивали такие заковыристые шуточки.

Время подходило к вылазке, но так не хотелось покидать теплый подвал. Радовало одно, что мороз немного начал отпускать, да и большевики в утренние часы бдительность не проявляли – это была их национальная черта. Можно было, переодевшись в форму красноармейца, беспрепятственно пройти к ним в тыл и точно так же легко вернуться назад если не подорвешься на собственной мине. По данным нашей разведки только утром с восходом солнца, русские снова предпримут штурм под прикрытием танков. В это время мы должны быть в нескольких километрах от линии фронта.

Вся группа во главе с Крамером на лыжах выдвинулась на боевые позиции в районе Нордштрассе, где утром должна была начаться разведка боем. Эти ежедневные выпады большевиков были лишь прелюдией большой «войны», которая должна была наступить нежданно еще до подхода десятой бригады под командованием генерал– майора Клауса Мюллера – Бюлова.

В районе городской больницы в воздух взвилась зеленая ракета. «Иваны», несмотря на потери, снова заорали свое «Ура» и пошли в атаку. Во время вспышек разрывов снарядов и мин были видны силуэты наступавших, которые короткими перебежками приближались все ближе и ближе к позициям третьей и седьмой роты, где командовал лейтенант Яшке. Огня пока никто не открывал, давая большевикам подойти до расстояния одного броска, а это около 50 метров.

Каждый солдат своей промерзшей на русских морозах кожей ощущал, наступление врага, и уже был готов встретить его во всеоружии, примкнув штыки к карабинам. Как только шеренга наступающих, приблизилась к первой линии обороны, прозвучал одиночный выстрел из карабина. Это стрелял лейтенант Яшке. Он подавал условный сигнал камрадам. В одно мгновение огонь из стрелкового оружия превратился в сплошной гул. В этот момент, сразу из нескольких мест заработали наши пулеметы и минометы, не которые, не давал, ни одного шанса на прорыв нашей обороны. Русские, моментально не поднимая голов, зарылись в снег. Вполне достаточно было продержать их на морозе около часа, как они начинали примерзать к земле, чтобы стать жертвами этого смертельного колеса крушащего человеческие жизни и судьбы.

Верфштрассе и Нордштрассе превратились в ад, огонь клубком катался между русскими и нашими позициями, а пули со свистом проносились мимо. В тот миг казалось, что земля просто кипит от огня. Разрывы минометных мин перемешивались с взрывами артиллерии, которая била по «Иванам» прямой наводкой. Шрапнель с такого расстояния разрывала их тела на части, а живым она не давала поднять голову. В одно мгновение атака русских захлебнулась. Через час исход боя был окончательно предрешен. Очередное наступление русских было отбито силой стрелкового оружия и силой немецкого духа.

Крамер, сделав знак рукой, и держа наготове оружие, мы переползли нейтральную полосу, минуя по саперным галереям передовую русских. Пройдя в тыл к большевикам, мы надели лыжи и прикинулись разведгруппой, выходящей из рейда. Впервые мне довелось оказался за спиной врагов. Сказать честно – было немного не по себе. Используя складки местности, и лесной массив скрывавший дозорные разъезды советов, мы через два часа оказались в двенадцати километрах от линии фронта.

Вторая линия обороны просто кишела русскими, и любая оплошность могла поставить жирную точку на нашей группе. В то время ничего не оставалось, как доверить свою судьбу командиру. Крамер один из тех, кто на этом фронте был не новичком. За все время войны с русскими он не просто изучил национальные повадки. Он был самим русским. Удача всегда была его спутником. Обер– лейтенант в свободное время читал русские газеты, книги и слушал русские пластинки, восхищаясь, величием культуры славян и всегда был в курсе последних событий. Не было того дня, когда бы он, не присутствовал на допросах пленных, которые сдавались в плен десятками и сотнями. Вот эти знания не один раз спасали жизнь нашей группе. Крамеру достаточно было выругаться русским матом, как у «большевиков» сразу же пропадал интерес. Эти слова подобно универсальному паролю имели магическое действие, и почти всегда это беспрепятственно срабатывало.

Так и сегодня, переодевшись в русскую униформу и маскировочные халаты, мы тащили связанного немецкого майора, инсценируя армейскую разведгруппу выходящую из тыла противника. На отклики охранения с требованием пароля, Крамер, словно «Везувий», изрыгал такое количество бранных русских слов, что охрана смеялась. Видя наши уставшие и заросшие щетиной лица и «подсадного майора» со связанными руками нас пропускали в тыл, обеспечивая новым паролем.

Порой мне казалось, что помогает нам Бог. Он прикрывает своей незримой защитой, чтобы вновь и вновь мы возвращались «домой» с огромной удачей.

Пробраться в тыл русских было не самым опасным. Опаснее всего было спрятаться, и выждать нужный момент, чтобы подкравшись как пантера, броситься на врага и в мгновение ока нейтрализовать его. Нам везло – русские подойдя к городу не успели укрепить свои позиции. Только два дня назад в составе трех стрелковых полков и 48 стрелковой бригады они подошли по ротации перед наступлением. Измотанные переходом, а после боями местного значения, «Иваны» продолжали какое– то время еще штурмовать город. Наша авиация работала круглосуточно и имела такое преимущество, что «сталинских соколов» было почти не видать. «Юнкерсы» и «Фокевульфы» висели в воздухе постоянно, сбрасывая на головы большевиков не только бомбы, но и всевозможные бочки и даже куски железных труб. Дьявольским свистом они заставляли «Иванов» прятаться в укрытия. Вот в такой обстановке приходилось делать рейды по тылам большевиков, рискуя попасть в руки подходившего подкрепления, или же нос к носу столкнуться с боевым охранением, которое на лошадях перемещалось вдоль линии фронта.

– Кристиан, ты хочешь получить «Железный крест», – сказал мне обер– лейтенант, что– то высматривая в бинокль.– Давай студент, пришел твой звездный час. Вон гляди, идет какой– то русский по всему видно, что военный. Направляется на передовую!

Крамер, взял меня с собой, а сам двинулся по дороге навстречу, разговаривая со мной по – русски. Я вообще не понимал ни слова, но я играл свою роль, повторяя раз от разу одно слово – Да, которое я выучил почти без акцента. В наших действиях был определенный риск, но тогда мы уповали только на Бога, но и на удачу. В любой момент на дороге мог показаться дозор или проехать машина. Наша вылазка в тыл врага могла закончиться пленением или даже смертью. Хотя я знал, что за спиной были мои товарищи по —оружию и они в любой момент могли броситься на помощь и ввязаться в кровавую драку – нервная дрожь трясла меня как травинку на ветру.

Крамер поравнялся с русским и просто попросил у него прикурить. Я стоял по правую руку, и постанывая делал вид, что ранен.

«Иван» улыбался и даже шутил с Крамером. Он не подозревал, что мы совсем не те за кого выдаем себя. Русский достал мешочек с табаком и, скрутив мне самокрутку, он даже прикурил её для меня, сопереживая за мое «ранение» руки, которое было искусно закамуфлировано бинтами. Продолжая разговор, он расстегнув ширинку, и стал мочиться на обочину дороги. По выражению лица лейтенанта я понял, что этот русский ничего не знает. Он только, что прибыл из госпиталя и направляется в расположение стрелковой роты 334 стрелковой дивизии, которая сосредоточилась севернее города.

Он попрощался и ушел, пожав руку Крамеру.

– Герр обер– лейтенант, почему мы не пленили этого «Ивана»? Удача сама плыла, нам в руки? – спросил я, удивившись с какой легкостью Крамер отказался от добычи.

– Студент, поймать хорошего русского, это как поймать хитрую и умную рыбу. Этот сержант только, что прибыл из госпиталя, он ничего не знает о планируемых мероприятиях, и для нас он никакой пользы абсолютно не представляет.

– Я думал, что мы уже можем возвращаться с «языком».

Я тогда не знал я, что нас впереди ждут такие приключения, которые мне запомнятся на всю жизнь.

– Ты, обер– ефрейтор не спеши! Нам нужен, матерый комиссарище. Желательно, чтобы это был офицер штаба, а не сержант пулеметного взвода. С него как с козла молока.

Я удивился, не поняв славянского юмора. Козлы ведь не дают молока. Лишь после того как Крамер сказал о значении этой поговорки, я засмеялся.

– Да, с козла молока не надоишь. Хорошее выражение.

– Соображаешь, студент! Ты учи русский, нам же предстоит долгая война. Сам видишь – Гитлер, недооценил противника и это только начало нашего кошмара.

В тот момент я уже видел в глазах обер– лейтенанта странное разочарование и даже сожаление. Но шаг был сделан, а обратного пути у нас не было. В его голосе, в его интонации было видно и даже слышно, что он сомневается в победе Германии. Нет– это не была потеря боевого духа. Это было абсолютное знание психологии и повадок противника, с которым он прожил долгие годы. И с которым имел возможность дышать одним воздухом. Это дорого стоило. Русские вопреки всем прогнозам фюрера дрались за каждый дом, за каждую улицу, за каждый метр своей земли. Они умирали сотнями и даже тысячами. И мы чувствовали и знали, что они будут стоять до последнего солдата.

В то время я старался впитать в себя все то, что говорил мне Крамер. Я заворожено смотрел на этого бравого служаку, стараясь постигать нелегкую науку солдатской жизни. Позже эти знания не один раз спасут жизнь мне и моим товарищам. А сейчас, мы лежали в лесу, зарывшись в снег, и ждали своего часа. Пронизывающий до костей ветер нес снежную поземку, которая засыпала нас, скрывая от глаз недремлющего врага. По дороге в сторону линии фронта ехала легковая машина. Свет фар еле освещал дорогу впереди неё.

– Камарады, схема работы прежняя – наш «художник» тяжело ранен и еле передвигает ноги. Ганс, на прикрытие по левому флангу. Уве, идешь с нами. Сценарий банально прост– ты офицер, которого ведет полковая разведка. Я за старшего – работаем тихо!

Мы вышли метров за двести перед русской машиной. Впереди нас еле переставляя ноги шел Уве. Он бесподобно играл пленного офицера, скрывая под шинелью заряженный «Р– 38». Следом за ним, изображая советских разведчиков, шли мы с Крамером, держа на мушке «подсадную утку». Я артистично ковылял, опираясь на импровизированный костыль. Это было необходимо, чтобы вызвать в душе «собратьев» сострадание. Наше оружие было наготове и нам было неизвестно, что на уме у того, кто ехал в машине. Когда легковушка подъехала к нам ближе, лейтенант поднял руку. Машина остановилась. Из открытой двери автомобиля показалась голова водителя, который спросил:

– Вы кто?

Обер– лейтенант Крамер, сказал чисто по– русски:

– Капитан Сергачев, полковой разведка 360– й стрелковой дивизии. Мы ведем немецкого языка в штаб. Во время выхода из немецкого тыла, «Фрицы» ранили молодого лейтенанта в ногу и руку. Ему срочно необходима перевязка. Он потерял много крови.

Внутри машины кто– то зашевелился. Водитель спросил разрешения и вышел на улицу. Уве, выстрелил из «Вальтера» шоферу в лицо. Кровь фонтаном вместе с мозгами брызнула на снег. Солдат умер мгновенно и повалился на дорогу, дергая ногами в смертельных конвульсиях. Обер– лейтенант Крамер, направив автомат на майора. Животный ужас охватил офицера штаба, и он беспрекословно подчинился. Вместе с Мартином Лидке я стянул убитого «Ивана» в кювет и присыпал снегом. На это ушло не более двадцати секунд.

– Студент, в машину за руль, – проорал мне Крамер.

Я запрыгнул в машину.

– Слушай внимательно Кристиан. От этого зависит, прорвемся мы или нет. Ты ведешь машину, я отвечаю на все вопросы охранения. Молчи и ничего не говори.

– Мы что едем к линии фронта в город, – спросил я командира.

– Нет, студент, мы идем пешком и тащим за собой майора. Ты хочешь чтобы «Иваны» шли за нами на лыжах, чтобы отбить эту жирную русскую свинью?

Я знал, что вся местность вокруг города набита русскими. Здесь было сосредоточено, столько войск, что прорваться через линию фронта не представлялось возможным, но я верил командиру.

Тем временем пока мы обсуждали план прорыва, наши камрады ушли по запасному маршруту, который был в планах отхода. Я тогда впервые испугался.

Крамер в отличии от меня чувствовал себя как в своей тарелке. Он был русский и немец в одном лице и этот факт делал его не уязвимым. Я видел, как он изъял у советского майора все документы. Спрятав их во внутреннем кармане, он приказал мне ехать. Хладнокровие лейтенанта вернуло мне боевой дух и я обратив молитвы к господу– тронулся, полагаясь на командира, как на господа.

– Так студент, за тем лесом через пять километров будет пост охранения. Подъезжаешь к шлагбауму и останавливаешься. Все вопросы решаю я. Твоя задача во время давить на газ и слушать мои команды, – сказал Крамер и тронул меня за плечо.

Майор опасаясь за свою жизнь, рассказал обер– лейтенанту, все пароли, которые были в то время ему известны.

Подъехав к шлагбауму, я остановился. Сержант, держа автомат наготове, подошел, к машине и, посветив через стекло, спросил:

– Ваши документы.

Крамер знал порядок проверки документов. Он дружелюбно улыбнулся, и подал их караульному.

– Тыловое обеспечение, – спросил он, развернув бумаги.

– У вас какие – то сомнения – сержант, спросил Крамер. – Разверните командировочное предписание. Мы в штаб – интендантская служба 108 дивизии.

– Пароль – спросил сержант, освещая машину фонариком.

– Яуза, – сказал спокойно Крамер.

– Угра, – ответил сержант, и вернул документы. – Сидор, открывай – документы в порядке, – крикнул он часовому и тот поднял шлагбаум. Я облегченно вздохнул и почувствовал, как по моей спине промеж лопаток пробежала струйка пота.

Советский майор даже не ожидал, что окажется в плену. До последнего момента он не верил в то, что попал в лапы немецкой разведгруппы. Страх за свою жизнь, который испытывал этот комиссар, заставил его сказать нам все пароли. Машина, объезжая дозоры, приблизилась почти к самой линии фронта. До наших позиций оставалось около километра, и они были самыми опасными. Я думал, что Крамер прикажет мне давить на газ, но он молчал. Рывок на легковом автомобиле по минным полям без проходов и через линию обороны мог совершить только безумец.

Сделав инъекцию, сонным препаратом советскому майору, он перевел его в состояние глубокого сна.

Выскочив из машины невдалеке с полевым медсанбатом он, приказал мне молчать. Перебинтовав мне горло, он заставил меня прикинуться раненным в шею, чтобы избежать лишних расспросов.

Крамер был виртуоз разведки. Через двадцать минут, меня и русского майора санитары грузили в грузовую машину, чтобы срочно доставить в полковой лазарет. Я не понимал замысла командира, но всецело доверял ему.

Что было после, я вспоминаю с трудом.

Во время артиллерийской подготовки обер– лейтенант Крамер я и майор, оказались в полосе между двух огней. Минометчики нашего полка закидали территорию врага дымовыми минами, и нам удалось, под прикрытием пулеметов прорваться в первую линию обороны, волоча за собой связанного майора.

Было ли это чудо или нет, но я понял, что Бог любит смелых и отважных людей, таких как обер– лейтенант Крамер.

Трое суток ожидания тянулись словно целая неделя. Крамер не находил себе места. Ганс и толстяка Уве, из рейда не вернулись. Через двое суток обмороженные и изнеможенные Мартин Лидке и Вильгельм перешли линию фронта в десяти километрах восточнее города в полосе действия 900 штрафного батальона, занявшего высоты возле деревни Саксоны. От них мы и узнали, как нелепо погибли наши камрады, подорвавшись на русской мине

– Кристиан, у тебя красивый подчерк оформи на наших парней карточки пропавших без вести. Нашим ребятам просто не хватило чуть– чуть везения. Они прикрывали нас, как могли до последнего, когда мы с Крамером прорывались на передовую.

Я тогда был молод и возможно совсем не представлял, в какую опасную смертельную игру был втянут весь народ Германии, в какую опасную игру мы играли каждый день под обстрелом русских.

Несколько дней обер– лейтенант Крамер терзал себя. Каждый вечер, он перед тем как пить шнапс, рассматривал именные жетоны и что– то бормотал себе под нос. Мне казалось он сходит с ума. Я наблюдал за Крамером и боялся, что он окончательно тронется, а вслед за ним начнем сходить с ума и мы. Через неделю, после рейда необходимо было вновь идти к «Иванам». Крамер напился как свинья шнапса. Вот тогда, он сказал мне:

– Кристиан, студент – на кой черт сдалась нам эта война? Что мы делаем в этой стране? Мы каждый день теряем наших камрадов и конца этому не видно. Отнеси каптенармусу жетоны, у меня больше нет сил, ждать наших парней. Приказ есть приказ, и я направился в штаб. Здесь я нос к носу столкнулся с начальником штаба, подполковником Шванике. Я вытянулся перед ним по стойке смирно.

– Солдат, – обратился он ко мне.

– Я вас слушаю герр, полковник.

– Я видел вас вместе обер– лейтенантом Крамером.

– Так точно, я подчиненный обер– лейтенанта Крамера, – ответил я, стараясь не дышать.

– Что вы делаете в помещении штаба, – спросил подполковник, стараясь приладить монокль.

– Я герр подполковник исполняю приказ обер– лейтенанта Крамера. Мне приказано передать каптенармусу списки погибших, Ганса Братке и Уве Айсмана, пропавших без вести, их документы и личные вещи.

– Солдат, а ваш командир сам не мог доложить, как это предусмотрено боевым укладом!? Передайте ему, чтобы он…..

Разговор прервал телефонный звонок. Подполковник Шванике, указав мне на выход, подошел к телефону, который подал ему связист– ефрейтор. Уже на выходе, я слышал, как начальник штаба, вытянувшись по стойке смирно, стал с кем– то разговаривать по телефону, постоянно отвечая:

– «Есть, есть! Так точно! Хайль Гитлер»!

Немного притормозив, я краем уха услышал ошеломляющую новость. Спустившись в подвал церкви, где квартировал разведотряд, я подошел к лейтенанту и без всякой субординации сказал ему на ухо:

– Герр обер– лейтенант, на нашем участке фронта грядут большие перемены. Я только что слышал, десятая бригада идет к нам на помощь. Возможно, что блокада большевиков будет прорвана, и мы сможем свободно вздохнуть. А может, нас отведут в тыл на ротацию. Старик Зицингер, будет сегодня собирать офицерский состав. Подполковник Шванике просил передать вам, что вы лично должны были ему доложить о потерях.

– Старик меня поймет! Он боевой командир, а не берлинский служака из ставки. Приготовь мне горячей воды! Необходимо помыться, побриться и идти на аудиенцию к подполковнику Шванике, будь он неладен.

Я поставил на печь кастрюлю со снегом и уже через двадцать минут из неё пошел пар. Постепенно подкладывая снег, уже примерно за час натопился довольно большой объем горячей воды. Крамер скинул с себя верхнюю одежду, обнажив спортивный торс. Все его тело украшали боевые шрамы, полученные за время всей этой войны.

– Что стоишь, давай, поливай! – сказал он, держа в руке кусок французского мыла из старых запасов.

Я, зачерпнув ковшом воду, стал обливать лейтенанта горячей водой. Тот мылился, фырчал от удовольствия, смывая с себя пот и грязь фронтового быта. Я понял Крамер вышел из эмоционального штопора и теперь на моих глазах обретал второе дыхание. Минут через тридцать обер– лейтенант уже был готов. Лицо его светилось и от него слегка благоухало свежестью чистого тела и дорогого французского одеколона. Тоска в глазах сменилась искрой, которая горела в них, как после удачного рейда.

– Кристиан, как я выгляжу!? – спросил меня Крамер.– Я мог бы стать героем твоих картинок?

– О, герр обер– лейтенант, вы хороши, как новая рейхсмарка. С вас можно икону писать!

– Русские, студент, тоже так говорят – хорош как новый пятак! Ты учишь русский язык?

– Так точно герр обер– лейтенант, – сказал я, показывая солдатский разговорник.

– Смотри – скоро он пригодится тебе. Грядет время великих перемен, впереди нас ждет лето. А где лето там тепло, там пляж, женщины и много шнапса. Ты, Кристиан, любишь женщин!? – спросил он, расчесывая волосы, глядя в осколок зеркала.

– Я же девственник! У меня еще никого не было!

– О, да – вспомнил – ты девственник, – сказал Крамер. иронично улыбаясь.

– Так точно, герр обер– лейтенант! Я еще не успел стать мужчиной.

– Дай бог дожить нам до теплых дней. Русские не смогут постоянно сдерживать напор нашей армии, и уже скоро они далеко отойдут на Восток. Вот тогда мы решим твою проблему! В окрестных селах еще должны остаться хорошенькие фроляйн.

– А как, герр обер– лейтенант, приказ фюрера!? – спросил я, стараясь предугадать его ответ.

– Фюрер не следит за тобой по ночам – это привилегия Господа! Я же не буду об этом ему докладывать.

– Так точно, герр обер– лейтенант! – сказал я, вытянувшись в струнку.

– Вот и хорошо…

Крамер ушел в штаб, а я завалился на нары, мечтая о скором наступлении долгожданного тепла. Постепенно глаза закрылись. Я уснул, провалившись в мир сновидений и грез.