Текст книги "Леди-наследница"

Глава 20

Не успела Уиннифред вернуть Гидеону пальто и открыть дверцу кареты, как Лилли схватила ее за руку и рывком втянула внутрь.

– Что это тут происходит, хотелось бы мне знать?

– Господи помилуй! – охнула Уиннифред, высвобождая руку и садясь. – Дай мне хоть дух перевести.

– Переведешь после того, как объяснишь.

Уиннифред попыталась снять свою промокшую насквозь шляпку, но ленты завязались в безнадежный узел.

– Между мной и лордом Гидеоном возникло незначительное разногласие. Я подумала, что лучше разрешить вопрос один на один.

– Один на один? Я прекрасно видела тебя из окна, Уиннифред Блайт. И видела тот поцелуй. И все видели.

– Оставь, Лилли.

– Не оставлю. Ты – моя подо…

– Оставь пока, – попросила Уиннифред. – Оставь пока. Пожалуйста.

Лилли поджала губы, постучала пальчиком по коленке – что являлось не таким ободряющим знаком, как постукивание ногой, – затем сказала:

– Нет. Ни за что.

Уиннифред застонала. Ей следовало знать, что мольбами от Лилли не отделаешься.

– Я люблю тебя, Лилли. Правда. Но не буду делиться с тобой секретом, который принадлежит только мне.

Особенно когда она не имеет ни малейшего представления, что это за секрет.

– Я и не прошу, – возразила Лилли. – Я требую, чтоб ты объяснила тот поцелуй.

– Я просто… – Уиннифред оставила попытки развязать узел и стащила ленты с подбородка. – Просто чмокнула его.

– Я не слепая. Я видела, как ты смотрела… – Лилли вздохнула и умолкла. А когда вновь заговорила, тон ее был сочувствующим: – Ты влюблена в него, Фредди?

Уиннифред задумчиво нахмурилась. До сих пор она как-то не задумывалась об этом и сейчас обнаружила, что с какой стороны ни посмотри на вопрос, она не сможет дать удовлетворительного ответа. Хуже того, она даже не сможет сказать, что чувствует по этому поводу. У нее нет никаких философских возражений против того, чтобы влюбиться, но имеются некоторые сомнения, не последнее из которых заключается в том, что ее любовь может оказаться безответной.

Она чуть продвинулась вперед, поморщившись, когда мокрые юбки скомкались между ног.

– Не знаю. А каково это – влюбиться?

– Это чудесно, – отозвалась Лилли. – Правда, не всегда.

– Не очень-то понятно.

– Любовные переживания у каждого свои. – Лилли склонила голову набок. – А что чувствуешь ты?

– Я же только что сказала. Мне кажется, я влюбилась. – Глаза Уиннифред расширились. – Физически, ты имеешь в виду? О, я нахожу его очень привлекательным. Порой, когда он смотрит на меня определенным образом…

– Нет, я не это имела в… – Лилли откашлялась и осторожно разгладила руками юбки. – Да, существуют определенные… телесные… э… сигналы, которые, безусловно… указывают… О Боже.

Уиннифред покачала головой:

– Я не понимаю, что…

Лилли на миг прикрыла глаза и вскинула руку.

– Позволь, я попробую еще раз. Ты счастлива, когда он рядом?

– Да, очень.

– А когда его нет рядом, ты скучаешь по нему?

– Да.

– Иначе, чем скучаешь, скажем, по Клер или даже по мне?

– Да.

Лилли кивнула:

– Существует вероятность, что ты влюблена в него.

– Всего лишь вероятность?

– Только ты можешь сказать наверняка.

Уиннифред привалилась спиной к подушкам. Если б она могла сказать наверняка, то ей не пришлось бы спрашивать.

– А как… когда ты узнала, что лорд Энгсли отвечает на твои чувства?

– Когда он сам сказал мне об этом.

– О…

Лилли тихо рассмеялась.

– Все в свое время, Фредди.

– Значит, ты одобряешь?

– Ну, естественно. – Лилли наклонилась вперед и схватила ее за руку. – При условии, что он сделает тебя счастливой.

Без этой второй части она могла бы обойтись.

– А ты думаешь, он может сделать меня несчастной?

– Не намеренно, нет. Он, похоже, питает к тебе нежные чувства, но… – Лилли еще разок сжала ее руку и отпустила. – Он же брат маркиза.

Вот они, все ее страхи, выраженные одним-единственным предложением.

Уиннифред на какое-то время занялась выжиманием воды из манжет платья, пока не набралась смелости высказать свои страхи вслух.

– Он читает поэзию, – тихо проговорила она. – Настоящую поэзию, а не глупые лимерики. И поездил по миру. Он говорит об Аристотеле и знает французский. И, бьюсь об заклад, никогда не забывает пользоваться за обедом вилкой. – Она покусала губу. – Ты полагаешь… полагаешь, я для него всего лишь развлечение? Думаешь, он видит во мне забавную деревенскую простушку, и ничего больше?

– Нет, – ответила Лилли так решительно, что сразу стало понятно – она действительно так думает. – Это исключено. Я не сомневаюсь, что Гидеон видит умную девушку, которая только изучает вилки и поэзию и в один прекрасный день будет знакома с ними так же, как любая другая леди.

Уиннифред попыталась изобразить улыбку, но безуспешно. Если следовать этой логике, Гидеон высоко ценит леди, которой она может стать, а не ту, которой она является теперь.

Лилли заговорила раньше ее:

– И я совсем не это имела в виду, когда говорила о положении Гидеона. Уверена, что ты ему небезразлична, но на брата маркиза могут возлагаться определенные надежды, когда дело касается выбора жены. Не хотелось бы, чтобы ты разочаровалась.

– Ах это. – Уиннифред фыркнула и решила, что хватит с нее вникания во все причины, по которым она может быть недостаточно хороша для Гидеона. – Его не особенно заботят подобного рода ожидания. Да это и не важно. Я совсем не уверена, что хочу быть чьей-либо женой.

Без солнечного света трудно было разобрать, но Уиннифред могла бы поклясться, что подруга чуть-чуть побледнела.

– Уиннифред Блайт, слушай меня внимательно. Если ты намерена продолжать искать внимания лорда Гидеона, ты будешь делать это, имея в виду единственную цель – брак. Рассмотрение каких-либо иных романтических отношений неприемлемо. Ты поняла?

– Но…

– Нет. – Лилли отрезала это с такой окончательностью, что было понятно: дальше спорить бессмысленно. – Никакие другие отношения невозможны. Ты поняла?

Уиннифред прикусила язык.

– Да.

– Обещай мне, что ты не допустишь даже мысли…

– Обещаю, что не вступлю с Гидеоном в официальные отношения, которые не получат твоего одобрения. – Она желает становиться чьей-то любовницей не больше, чем чьей-то женой.

– Хорошо. – Лилли сузила глаза. – Теперь скажи то же самое, только без слова «официальные».

– Ой, смотри, дождь кончился. Как быстро! – Уиннифред потянулась к ручке, намереваясь скоренько сбежать.

Лилли преградила ей путь рукой.

– Уиннифред!

Она закусила губу, ища способ умиротворить подругу, не давая обещаний, пока не продумает все варианты.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь был разочарован, – тихо проговорила она. – И меньше всего ты.

Лилли заколебалась, потом кивнула и убрала руку.

Сдержав вздох облегчения, Уиннифред выбралась из кареты и захлопнула за собой дверцу. Воздух казался густым. И земля чавкала под ногами, пока она шла туда, где спиной к ней стоял Гидеон, глядя на речку. Вода уже начала спадать и почти не заливалась на мост.

Приблизившись к Гидеону, Уиннифред замедлила шаги.

«Ты влюблена в него?»

Откуда, скажите на милость, ей знать? Она питает к нему нежные чувства, да. Ее влечет к нему, без сомнения. Она испытывает к нему уважение и восхищение… у нее к нему столько вопросов. О себе. О нем. Сейчас, однако, не время задавать их. Но теперь он стоит один под тяжелыми серыми тучами, голова опущена, плечи под сюртуком заметно напряжены. Отодвинув в сторону свои переживания, она встала с ним рядом.

Он бросил на нее короткий взгляд и слабо улыбнулся:

– Замерзли?

– Это же не я стояла без пальто, – напомнила она ему. – Вы промокли насквозь.

И при этом выглядит так прелестно, подумалось ей. Темные пряди начинают завиваться на концах.

Он небрежно мотнул головой.

– Скоро обсохну.

– Вода быстро спадает, – заметила она, не осмелившись сказать что-то еще. – Как думаете, мы скоро сможем переехать?

– В течение часа.

Она вдавила носок в сырую землю и понаблюдала, как грязная жижа обволакивает ботинок.

– С вами все в порядке, Гидеон?

– Да. – Он кивнул и мимолетно взглянул на нее. – Да, конечно.

Ей так не показалось. Сейчас он выглядел и говорил точно так же, как тогда, когда она встретила его у пруда наутро после того, как разбудила от ночного кошмара, – уставшим, встревоженным и отчужденным.

Ей вспомнилось, что тогда он не желал никаких расспросов и что глупый разговор и немножко смеха помогли ему почувствовать себя лучше. С первым она еще могла справиться, несмотря на одолевающее ее любопытство, но, хоть убей, не в состоянии была придумать, что сказать смешного.

До тех пор, пока Гидеон не повернулся и не заметил:

– Полагаю, у Лилли были к вам вопросы, когда вы вернулись в карету.

О, прекрасно. Она улыбнулась ему так, словно это был только им двоим известный секрет.

– О нашей размолвке и последующем примирении? Естественно.

– Размолвка, – повторил Гидеон и, как она и надеялась, первый намек на юмор окрасил его голос. – Так вот что произошло?

– А вы не помните? Я высказала мнение, что овцы, выращиваемые в Шотландии, – лучшие в мире. Вы же настаивали, что их не сравнить с английской бараниной. – Она поцокала языком. – Вы вели себя крайне неразумно.

Он посмотрел на нее с сомнением.

– Вы правда сказали это Лилли?

– Она не спрашивала, из-за чего был спор, – призналась Уиннифред и почувствовала, как щеки заливает румянец. – Ее немного обеспокоил поцелуй.

Он закрыл глаза и чертыхнулся.

– Проклятие, она видела.

– Да. – Она прикусила щеку, чтобы не улыбнуться. – Она уверяет, что из вас выйдет неплохой муж.

Глаза его распахнулись, из горла вырвался какой-то резкий, сдавленный звук, вслед за чем с лица отхлынула краска. Он выдавил «Прошу прощения» или что-то в этом роде и уставился на нее так, словно у нее выросла вторая голова.

Потрясенная Уиннифред воззрилась на него. Она не ожидала, что Гидеон поверит в эту шутку, но это была ерунда в сравнении с его острой и решительно нелестной реакцией на мысль, что они помолвлены.

Он – брат маркиза.

Больше уже не было необходимости прикусывать щеку, чтобы сдержать веселье. Теперь Уиннифред приходилось бороться со страхом отвержения, когда все сомнения вновь всплыли на поверхность. Грудь сдавило. Глаза защипало. Захотелось снова спрятаться в карете, поддаться внезапному унизительному порыву и разреветься.

Но не раньше, чем она хорошенько врежет ему.

Только воспоминание о том, каким дезориентированным, каким потерянным Гидеон был всего полчаса назад, удержало Уиннифред от этого. Он не вполне в себе. Стоит принять это во внимание. Требуется терпение… немного терпения.

Но не может же она оставить оскорбление совсем без ответа?

Уиннифред заставила себя изобразить слабый интерес.

– Что-то вы вдруг побледнели, Гидеон. Вы тоже хрупкого сложения?

– Я… что? Нет, Уиннифред…

– Какая удача, что у нас так много общего, – мило прочирикала она. – Быть может, Лилли права и из нас получится неплохая пара. Должна признаться, у меня были сомнения.

Ее слащавый тон, должно быть, медленно просочился сквозь его панику, потому что лишь через несколько секунд его шевелящиеся губы начали издавать звуки.

– Вы шутите, – выдавил Гидеон и быстро, с явным облегчением выдохнул. – Вы это несерьезно.

– Умны, как всегда, – сухо заметила она. – Как мне повезло, что я вас подцепила.

– Я… – Он поморщился раз, другой. – Я это заслужил.

– Да, заслужили.

Он поднес кулак ко рту и прокашлялся.

– В свою защиту должен сказать, что нечасто джентльмен получает руку такой достойной леди, приложив так мало усилий. Такая удача буквально ошеломила меня.

Она без улыбки склонила голову набок.

– Чересчур для вашей тонкой натуры?

– Именно.

– Тогда нам придется разорвать помолвку, пока вы еще в состоянии сдерживать радость, не извергнув содержимое желудка.

Гидеон состроил сконфуженную физиономию.

– А если это случится сейчас, вы простите меня?

Несмотря на обиду и гнев, Уиннифред не могла не рассмеяться.

– А это вполне вероятно, – продолжал он. – Какое жестокое разочарование – так быстро завоевать и потерять руку такой леди…

– Ох, ради Бога. – Острота гнева притупилась, когда звук его смеха смешался с ее невольным весельем.

Гидеон склонил голову, и смех его замер.

– Означает ли это, что я прощен?

Уиннифред хотела сказать «нет». Хотела потребовать объяснений, что же такого пугающего в одной мысли о том, чтобы жениться на ней. Но не могла этого сделать. Не сейчас, когда он наконец стал похож на самого себя.

Уиннифред проглотила свои уязвленные чувства, но в этот раз не могла полностью проигнорировать их тяжесть, камнем осевшую в желудке.

– Прощен, – согласилась она. – Но увы, не забыт.

Глава 21

Оставшуюся часть дня Уиннифред старалась не спать, но тщетно. Было еще рано, когда они добрались до следующего постоялого двора, и, переодевшись в сухую одежду и поев горячего, она нашла соблазн мягкой постели слишком сильным, чтобы устоять. Она проспала остаток дня и вечер. Когда же проснулась, в комнате было темно, за исключением тусклого мерцания углей в камине, и тихо, не считая ровного дыхания Лилли рядом.

Уиннифред закрыла глаза и попыталась заставить себя вновь уснуть, но отказалась от попыток, поняв, что это бесполезно. Смирившись, она потихоньку встала с кровати, прошла к окну и выглянула из-за занавесок.

Свет полумесяца освещал двор, и она увидела, как пара конюхов забрала лошадь у поздно прибывшего гостя. Уиннифред почувствовала, как от тихого стука входной двери слегка завибрировал пол у нее под ногами, и задумалась, будет ли ночь в Лондоне такой же шумной. Тетя Гидеона живет в доме, не в гостинице, но дом стоит на городской улице, и кто знает, насколько оживленным там может быть движение.

Мысли о поздних ночных гуляньях у нее под окном рассеялись при звуке низкого стона, просочившегося сквозь стену.

Гидеон.

Уиннифред взглянула на кровать, боясь, что этот тихий звук мог разбудить подругу, но Лилли оставалась неподвижной, дыхание было глубоким и ровным.

Уиннифред прикусила губу, не зная, что делать.

Воспоминание о его ужасной реакции на новость об их помолвке вспыхнула в мозгу. Как и воспоминание о пальцах, гладящих ее по щеке, когда они целовались под дождем. Она вспомнила, как он попятился от нее по дороге из тюрьмы и на званом обеде у Ховардов. И подумала о том, как он почти не отходил от нее эти последние два дня. Он был внимательным, заботливым, способным на такую нежность… и так глубоко ранил ее.

И еще говорит, что это она – загадка.

Гидеон снова застонал, подтолкнув ее к действию. Она схватила халат, просунула руки в рукава и направилась к двери. Мимолетно подумала было оставить Лилли записку, но тут же отказалась от этой мысли. Сказать просто нечего. «Ушла в комнату Гидеона, скоро вернусь»? Но это непременно повергнет подругу в панику. Остается только надеяться, что Лилли будет спать и не заметит ее отсутствия.

В коридоре, к счастью, никого не было, но не было и света, и ей пришлось отыскивать дверь в комнату Гидеона на ощупь. Она постучала вначале тихонько, потом погромче, а затем услышала через дверь его стон, за которым последовало одно-единственное слово: «Пушки».

Затем стон прекратился, и наступила тишина.

Уиннифред постучала снова, не понимая, как один только стук ее сердца не разбудил его.

– Минуту. – Голос Гидеона был приглушенным и явно раздраженным. – Одну минуту.

Она ждала, слушая, как он ходит по комнате. Он обо что-то споткнулся и грубо выругался, а потом дверь открылась, и он предстал перед ней в брюках и рубашке. Мягкий свет огня в камине освещал его сзади и лился в коридор.

– Уиннифред? – Гидеон крепко зажмурился, потом открыл глаза, словно не мог понять, сон это или явь. – Вы почему не в постели?

– Стены в этой гостинице тонкие. Я слышала, как вы кричали.

– Вы слышали… – Он осекся и провел ладонью по лицу. Она никогда не видела его таким усталым. – Проклятие.

Сегодня он ругался больше, чем за все время, что они знакомы, печально подумала Уиннифред.

– Не пригласите меня войти? – Как она и надеялась, дерзкая просьба застигла его врасплох. Он отпустил дверь, Уиннифред открыла ее пошире и протиснулась мимо него в комнату.

Он потянулся к ее руке.

– Вам нельзя находиться здесь.

– Я уже здесь, – отозвалась Уиннифред, отступая от него, – и если вы не хотите, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел, предлагаю закрыть дверь.

Ей потребовались значительные усилия, чтобы говорить и держаться уверенно. Желудок был скручен в узел, а в голове роились сомнения. Быть может, она неправильно поступила, пробравшись к нему в комнату, но она должна была что-то сделать. Уиннифред пыталась оставить его в покое и хотела подтолкнуть к действиям. Именно последнее принесло результаты на мосту.

Полная решимости, она встала посреди комнаты и дождалась, когда он закроет двери, прежде чем снова заговорить:

– Вам снова приснился кошмар.

– Но сейчас я не сплю.

– Как и я, и поскольку мы оба не спим и…

– Это не должно вас беспокоить.

Она пропустила это замечание мимо ушей.

– Вам снится война?

– Что, простите?

– Я слышала… только что… – Она махнула на дверь. – Слышала, как вы сказали «пушки». Вам снится война?

Он молчал так долго, что она даже немного удивилась, когда он открыл рот, чтобы заговорить.

И тут же захлопнул его, не произнеся ни слова.

– Хотите, чтоб я принесла вам какого-нибудь вина или…

– Спасибо, нет.

Она переступила с ноги на ногу.

– Жалко, что у меня нет шоколада.

– Все в порядке. Возвращайтесь в постель.

– А не лучше ли вам…

– Нет. Идите спать.

Она расправила плечи, сделала глубокий вдох и сказала:

– Нет.

Темные брови поднялись так высоко, что чуть ли не скрылись в волосах.

– Нет?

Она решительно кивнула:

– Я не уйду.

Он не шевелился, только брови опустил.

– Это была не просьба, Уиннифред.

– Я знаю.

– Понятно. – Он отступил назад, прислонился к двери и сложил руки на груди. – И чего же вы надеетесь достичь, бросая мне вызов?

В таком настроении Уиннифред его еще не видела. В речи его была холодность, усиливающая ее нервозность, а пренебрежительная манера была чем-то новым. Он смотрел так, словно находил ее интересной, но лишь самую малость.

– Ничего я не надеюсь достичь, – ответила Уиннифред. – Я надеюсь помочь. Должна попытаться.

– Почему?

Она не поддалась внезапному желанию отвести взгляд.

– Потому что вы мне небезразличны. Вы мой друг. Потому что…

– Мы знаем друг друга без году неделя, – напомнил он, скривив губы. – И вы упорно пытаетесь превратить это в душещипательную комедию?

Разрываемая обидой и гневом, она почувствовала, как под кожу проникло тонкое, но острое лезвие крайнего смущения. Чтобы руки не дрожали, она сцепила их за спиной, вздернула подбородок и встретилась с ним глазами.

– Я не знаю, что это такое.

Он моргнул раз, другой, затем закрыл глаза.

– Простите. Черт, простите. Это было ни к чему.

Она промолчала, не зная, что сказать.

Гидеон провел ладонью по лицу.

– Кажется, мне все же надо выпить.

– Я принесу.

– Нет. Оставайтесь здесь. – Он оттолкнулся от стены, схватил трость, прошел к двери, потом обернулся и нахмурился. – Оставайтесь здесь, Уиннифред.

– А разве я не за тем пришла, чтобы здесь остаться?

Он насупился еще суровее, потом повернулся и вышел из комнаты.

Уиннифред смотрела на дверь, слушая, как раздаются в коридоре шаги Гидеона.

«Мы знаем друг друга без году неделя».

Эти слова уязвляли, но они не ранили так, как его слова у моста. Частично потому, что Уиннифред знала, что они были сказаны в гневе, но главным образом потому, что это не было критикой в ее адрес. Но это не остановило ее. Сказанное напомнило ей, как часто приходится хорошенько потрудиться, чтобы получить желаемое. Можно целыми днями тянуть морковку, но она не будет расти быстрее и не вырастет крупнее. А можно поливать, пропалывать и окучивать, и в конце терпение и труд окупятся.

Мужчине может нравиться женщина, его может влечь к этой женщине и в то же время ужасать мысль о том, чтобы жениться на ней после всего лишь недолгого знакомства. Это имеет смысл. Не слишком лестно, но по крайней мере разумно.

И ей тоже надо быть разумной. Она готова была бороться за то, чего хочет; теперь необходимо ждать и принимать то, что им обоим еще так много нужно узнать друг о друге.

Это она сможет… наверное… вероятно.

Запас смелости не безграничен. Сколько бы ни отодвигала Уиннифред в сторону свои страхи, они всегда найдут способ дать о себе знать… способ подточить ее решимость.

Знает он ее неделю или десять лет, ей, возможно, никогда не стать той женщиной, на которой Гидеон захочет жениться.

Она не красавица, не образованна, не утонченна. Она не леди. Она украла кулон, играла в карты с воришкой и водила дружбу с козой.

Она не из тех людей, с которыми хотят дружить.

– Лилли хотела, – прошептала она в пустую комнату. Раньше она была кому-то нужна, значит, кому-то может понадобиться снова. Немножко времени и труда – при условии, разумеется, что она все еще будет этого хотеть, – и этим кем-то может оказаться Гидеон.