Текст книги "Леди-наследница"

И сейчас здесь, впервые после их возвращения под луной к Мердок-Хаусу, у нее есть возможность…

Она устремила взгляд на его губы и сделала маленький шажок вперед.

Гидеон – большой шаг назад. Потом еще один, пока не оказался прямо перед следующими стеклянными дверьми.

– Вы видели шляпу миссис Ховард? – спросил он.

Она заморгала, потрясенная его отступлением и резкой сменой темы. Неужели он понял, что она задумала? Неужели отступил потому, что знал, что сейчас может произойти, и ему это не понравилось? Она вгляделась в его лицо, но увидела лишь искреннее любопытство.

– Шляпу? – недоуменно переспросила она.

– Ну да, с пером на макушке. Зачем леди носят головные уборы с торчащим пером?

Ей ужасно хотелось ущипнуть себя за кончик носа.

– Не знаю, – вот был лучший… нет, единственный ответ, который она смогла придумать.

– Они похожи на уродливые восклицательные знаки.

Она не будет спрашивать. Ни за что не будет.

– Леди или шляпы? – спросила она. Потому что, ей-богу, что еще она могла сделать? Гидеон порой высказывается так странно, что чувствуешь себя застрявшей в болоте. Будешь пытаться выбраться, только засосет еще глубже.

– И те и другие, – решил он после минутного раздумья. – Но хуже, когда на голове такая шляпа.

– Почему?

– Потому что она делает их уродливыми восклицательными знаками с ногами. – Он улыбнулся и немножко подождал, словно давая ей время мысленно представить картинку. – Вы не находите это загадочным?

– Я нахожу загадочным весь этот разговор.

– Это головоломка, – согласился он. Подмигнул и предложил руку. – Ну что, вернемся в дом и посмотрим, что может сказать на эту тему миссис Ховард?

«Может, ты бы лучше шагнул со мной назад, в тень?»

Ах, как бы ей хотелось, чтобы у нее достало смелости сказать ему это.

Но она, разумеется, не смогла, поэтому шагнула вперед и взяла его под руку. И поскольку была занята своими мыслями и забавной, пусть и пустой угрозой оскорбить шляпу миссис Ховард, Уиннифред не заметила, как улыбка слетела с лица Гидеона, едва только они повернулись к дверям. И не услышала, как он глубоко вздохнул.

Три часа спустя Уиннифред вошла в свою спальню в Мердок-Хаусе, бросила сумочку в сторону стула и тут же плюхнулась спиной на кровать.

Как же она устала. Несколько часов она не делала ничего, только стояла, сидела, ела и говорила – и все равно чувствует себя как выжатый лимон. Это нелепо, и если б у нее были силы, она бы обеспокоилась. Неужели она вот так же будет чувствовать себя после каждого званого обеда? И что же тогда с ней станет после бала? Так ей в Лондоне и недели не выдержать.

Она в Шотландии не выдержит еще неделю, гадая и переживая, почему Гидеон не поцеловал ее снова.

Никогда еще не находила она математику такой угнетающей.

Что, черт возьми, она делает не так?

Может быть, это просто она сама не такая? Может, существуют веские причины, поэтому отец и Энгсли когда-то отвергли ее? Может, вкусы Гидеона не распространяются на неискушенных деревенских девиц? Может, она просто не внушает симпатии? Может, не стоит хлопот?..

Уиннифред поморщилась от направления своих мыслей. Это старые страхи, и ее реакция на них такая же знакомая. Она безжалостно отогнала их прочь и решительно отказалась углубляться в них. Жалостью к себе ничего не добьешься.

Она устремила взгляд на штукатурку потолка и уже почти убедила себя, что не случится ничего страшного, если один раз она заснет прямо в одежде, когда дверь распахнулась и в комнату влетела Лилли. Она выглядела такой же счастливой, как и в тот день, когда Гидеон прислал в Мердок-Хаус посыльного с запиской и пирожными, и вдвое энергичнее. Остановившись посреди комнаты, Лилли пустилась в пляс.

– Ох, Фредди, ты была сегодня великолепна! Просто великолепна!

Кое-как Уиннифред наскребла в себе сил, чтобы сесть и прислониться к одному из столбиков.

– Да?

– А ты сама не знаешь?

– Ну, я вообще великолепна, но… – Она умолкла, чтобы широко зевнуть, и Лилли рассмеялась. – Но что касается сегодняшнего вечера…

– Твои манеры были лучше, чем у миссис Ховард, – с удовольствием объявила Лилли.

– Ты шутишь?

– Ничуть. Когда мы прибыли, миссис Ховард приветствовала тебя после меня. Это было грубейшей ошибкой.

– Правда? – Уиннифред задумчиво нахмурилась. – Ты старше.

– Но, как компаньонка подопечной маркиза Энгсли, я ниже по положению.

– Какая ерунда. – Уиннифред выпрямилась. – Ты не ниже…

– В твоих глазах – нет. – Лилли сделала паузу и подмигнула. – И в моих определенно тоже. Но в глазах света ты занимаешь более высокое положение. Миссис Ховард должна была приветствовать тебя первой.

– О… – Уиннифред снова расслабилась и обдумала эту информацию. – Значит ли это, что когда мы в следующий раз встретимся, я могу сделать вид, что не знаю ее?

– Нет.

– Жаль.

Лилли присела на кровать рядом с Уиннифред и вгляделась в нее.

– Ты выглядишь измотанной.

– Не понимаю почему.

– Нервы.

– Так я и думала. – Но почему-то в устах Лилли это прозвучало как-то правдоподобнее. – Что, всегда так будет?

– Нет. – Лилли сочувственно протянула руку и мягко убрала прядь волос Уиннифред за ухо. – Будет много, много хуже.

– Ах, негодная! – Уиннифред игриво оттолкнула руку подруги, когда та покатилась со смеху. Как же чудесно, подумала она, видеть Лилли такой счастливой и беззаботной. – Какая же ты гувернантка?

Лилли громко выдохнула и вытерла слезы.

– Я никогда не была тебе настоящей гувернанткой.

– Последние две недели была, – возразила Уиннифред.

– Да, верно. – Лилли наклонилась и чмокнула ее в щеку. – Ну, теперь отдыхай. Спокойной ночи, Фредди.

– Спокойной ночи. – Подруга встала и чуть ли не вприпрыжку устремилась к двери. – Лилли!

– Гм?

– Ты всегда будешь нужна мне и как сестра, и как подруга.

Улыбка Лилли смягчилась, а глаза засветились еще ярче.

– Спасибо, Фредди. Ты мне тоже.

Глава 15

Хоть убей, Гидеон не мог сообразить, как он дал уговорить себя поехать вместе с Лилли и Уиннифред в Энскрам. Лилли приперла его к стенке в гостиной перед завтраком, это ясно. Она бросалась такими словами, как «Лондон», «покупки», «необходимые вещи» и «посоветовать», и не успел он и глазом моргнуть, как уже шагал по скромной городской площади с Уиннифред, неуклюже таща под мышкой кипу свертков.

Ему следовало бы раздражаться или по крайней мере стоически мириться с тем, что его вытащили из добровольной ссылки, но невозможно было сохранять отвратительное настроение перед лицом восторга Уиннифред. Нельзя сказать, что хождение по магазинам доставляло ей особенное удовольствие, но она явно радовалась прогулке по городу, разглядыванию витрин и разговорам о ее будущих планах на Мердок-Хаус.

Даже мрачная серая погода не могла испортить ей настроения. Небо было затянуто плотными тучами, воздух был холодный и тяжелый, и крошечные капельки влаги блестели у нее в ресницах и волосах. Гидеон заметил, что концы ее волос начинают завиваться, и вдруг порадовался, что его руки заняты свертками и тростью. Ему хотелось протянуть руку и потрогать влажные локоны пальцами, хотелось наклониться и языком слизнуть влагу с ее щеки. От Уиннифред пахло бы умытой дождем лавандой, а кожа под губами была бы атласной.

Он оторвал глаза и заставил себя подумать о чем-нибудь другом, о чем угодно.

– Нам… э… надо было взять с собой лакея.

Уиннифред, которая шла рядом, поправила маленькую коробку с разнообразными лентами для волос.

– Тогда кто бы пошел с Лилли к книготорговцам?

– Другой лакей.

– Он составляет компанию Питеру.

Гидеон улыбнулся этому нелепому замечанию.

– Питеру не требуется компания.

– Если хотите, я могу понести еще какой-нибудь…

– Нет, спасибо. – В конце концов, он же сам настоял на большинстве покупок. – Знаете, вам надо привыкать к тому, что кто-то из слуг всегда будет сопровождать вас.

– Я никогда к этому не привыкну. – Она бросила быстрый взгляд на Бесс, семенящую чуть поодаль, тоже со свертками, и понизила голос до шепота: – Меня бы так не смущало, если б она не шла сзади. Такое чувство, словно мы пренебрегаем ею.

– Но так всегда делается.

– А мне не нравится… и я затылком чувствую ее взгляд.

– В данную минуту Бесс занимает кое-что поинтереснее вашего затылка. Каким бы очаровательным он ни был. – Он дернул подбородком в сторону кареты и Питера, который, в свою очередь, тоже, кажется, глазел на Бесс. – Похоже, у них роман. Мы могли бы скрыться на одной из этих улиц и уже пройти половину города, прежде чем Бесс заметила бы.

Глаза Уиннифред засветились озорными искорками.

– Правда?

– Но проверять не будем.

– Жаль. Это было бы так… – Она осеклась, когда ее взгляд привлекло что-то в витрине магазина мистера Маккина. Поскольку мало что в витринах Энскрама удостаивалось любопытного разглядывания от Уиннифред, Гидеон удивился, когда она остановилась, чтобы посмотреть на маленький золотой кулон на цепочке.

Несмотря на свои уверения в обратном в день их знакомства, Уиннифред прекрасно сознавала, что она далеко не ангел. Она совершила свою долю проступков, которыми не гордится, но только два из них были достаточно ужасными, чтобы заставить по-настоящему стыдиться их.

Первый проступок она совершила, когда ей было тринадцать: голодная, не в силах устоять перед искушением, она стащила липкую булочку из магазина миссис Макалистер, пока Лилли выторговывала лучшую цену за вчерашний хлеб. Украденную булочку Фредди жадно проглотила тем же вечером, и ее, непривычную к жирной сдобе, чуть не стошнило. Чувство вины терзало куда хуже, чем боль в животе, и Уиннифред поклялась, что больше никогда в жизни (в конце концов, она же была подростком) не будет красть.

Но здесь, в витрине магазина мистера Маккина, лежала цепочка с кулоном, которая насмехалась над ней, называя лгуньей.

Они с Лилли нашли ее под кроватью в свой первый месяц жизни в Мердок-Хаусе. Тогда, даже не думая о краже, Уиннифред сунула ее в комод и оставила там. До прошлой зимы, когда стащила ее, продала и потратила деньги на доктора для Лилли.

– Он вам нравится?

Голос Гидеона в ее ушах прозвучал неестественно громко.

– Что?

– Кулон. – Он тростью указал на магазинную витрину. – Хотите его?

У нее так и вертелось на языке «нет» – украшение на самом деле было просто безобразным. Но тихий голос в голове – который с каждым днем все больше и больше походил на голос Лилли – отругал Уиннифред за ложь. Она огляделась, чтобы удостовериться, что никто их не слышит, и затем, к своему полнейшему изумлению и ужасу, быстро залепетала:

– Он ваш. Кулон. Или вашего брата, я не знаю. Я взяла его в Мердок-Хаусе. Прошлой зимой, когда Лилли сильно болела, а вы прислали то ужасное письмо. Только это были не вы? Но откуда же я могла знать? Простите. Я не должна была этого делать. – Леди не сделала бы. Порядочная девушка или по крайней мере девушка поумнее не сделала бы. – Я больше ничего не смогла придумать. Я пыталась продать Клер, но никто не хотел ее покупать, и…

– Уиннифред, остановитесь. Вы хотите сказать, что заложили этот кулон?

Она сглотнула сухой ком в горле.

– Да.

– И вы просите прощения, потому что?..

– Потому что украла его. – Это же так очевидно, подумала она.

– Вы не крали. У вас было мое разрешение продавать из этого дома все, что пожелаете. Вы просто не знали об этом. – Он послал ей обезоруживающую улыбку, которая немножко успокоила. – Я в общем-то тоже, но сейчас это не имеет никакого значения…

– Конечно же, имеет. Я не имела права брать чужую вещь.

Он задумчиво оглядел Уиннифред.

– Вы очень совестливая?

– Это влияние Лилли, – проворчала она.

– Нет. Не все, во всяком случае. Вот что: какие из ваших новых вещей вам особенно нравятся?

– Какие… ах да, конечно. – Она откажется от чего-то своего в качестве платы за украшение. Правда, это он купил все, что у нее есть, но в этом случае мысль не в счет. Надеясь, что мысли будет достаточно, она скосила глаза на коробку с парой новых полуботинок. – Полагаю…

– Ботинки я не возьму, – слегка нетерпеливо прервал он ее. – Отдайте мне ленты. Мне показалось, они привели вас в восторг.

– Ленты для Лилли.

– Зачем вы купили ленты для Лилли?

– Затем, что они ей понравятся, – ответила она, снова подумав, что это вполне очевидно. – Зачем же еще?

– Не важно. Скажите, мы купили сегодня что-нибудь, что не было бы строго практичным или подарком для кого-то другого?

Она окинула взглядом коробки.

– Ночная рубашка. Мне не нужны две. Да они вообще не нужны мне теперь, когда у меня своя комната.

Он не ответил. Он смотрел на нее, и хотя она не представляла, как его черные глаза могут стать еще чернее, но они заметно потемнели. Веки его опустились, взгляд заскользил ниже… ниже…

Этот тлеющий взгляд взволновал, смутил и привел ее в замешательство. Она остро ощутила свое тело, словно Гидеону удалось раздеть ее глазами, и как бы ни было приятно знать, что он находит ее образ без одежды интригующим, сама мысль о том, чтобы обнажиться перед Гидеоном, очень сильно смущала.

Более того, она понятия не имела, видит ли он именно ее или просто женское тело. Лилли говорила, что большинство джентльменов в душе распутники. А она так мало знает о джентльменах, чтобы понять, правда ли это.

Она хотела спросить у него, придется ли стоять тихо и молча перед любым лондонским джентльменом, которому взбредет в голову представить ее без ночной рубашки, но испугалась того, что может услышать в ответ.

– Гидеон… – напомнила она.

Его голова резко дернулась вверх.

– Оставьте рубашку, – натянуто проговорил он. – Шляпка. Я заберу шляпку.

Она вручила ему одну из коробок, которую несла.

– Но мне она даже не нравится.

– А я до сегодняшнего дня в глаза не видел кулона. Так что мы в расчете.

– Но…

– Мы в расчете, Уиннифред.

Глава 16

Последние дни перед поездкой в Лондон прошли в кутерьме уроков и последних приготовлений. Для Уиннифред время летело слишком быстро. Хоть ее уверенность и получила значительную поддержку от званого обеда у Ховардов, еще так многому предстояло научиться. И оставалось еще так много того, что ей хотелось сделать, в том числе провести больше времени с Гидеоном. Но, как ни старалась, она не смогла отыскать еще одну возможность увидеться с ним наедине. Он присутствовал на каждом завтраке, но потом буквально «испарялся».

Она брала что могла из всех коротких минут в его обществе. Ни о какой беседе на интересные для них обоих темы не могло быть и речи, поскольку разговор велся исключительно о Лондоне. Она находила удовольствие в том, что просто смотрела на него, пока он ел, смеялся и разговаривал с Лилли.

И каждый раз она обнаруживала какую-нибудь черточку в нем, которой раньше не замечала. Под подбородком у него имелся маленький шрам в форме полумесяца. Глаза его в утреннем свете были светлее, чем при свете свечей или в ярком полуденном солнце. С левой стороны была прядь волос, которая так и норовила завиться на конце. Он имел привычку постоянно сжимать и разжимать руку, когда сидел. Уиннифред гадала, не пытается ли он таким образом расслабить мышцы, постоянно сжимающие трость.

Ей многое было в нем интересно: она хотела узнать о тех днях, когда он был морским капитаном, о том ночном кошмаре, от которого она его разбудила, и, самое главное, увлечен ли он ею хотя бы вполовину так, как увлечена им она.

Учитывая его склонность уединяться, легко было поверить, несмотря на поцелуй, что ее интерес безответен. Но, наблюдая за ним, Уиннифред замечала, что время от времени Гидеон украдкой посматривает на нее, пока Лилли говорит. И отметила, что делает он это с заметной регулярностью. Случалось, Уиннифред переставала делать вид, что занята едой, и позволяла их глазам встретиться через стол.

Каждый раз он смотрел на нее немножко по-другому. Иногда посылал дружескую улыбку, которая согревала сердце. Иногда она ловила его на том, что он наблюдает за ней из-под полуопущенных век, и каждый нерв в ее теле пробуждался к жизни. А порой по его лицу пробегала какая-то мрачная тень. Быть может, это что-то вроде тоски или печали, но тень исчезала так быстро, что никак нельзя было сказать наверняка.

Следует признать, его частые взгляды в сторону Уиннифред могли быть результатом недоуменных мыслей, почему, черт возьми, она так глазеет на него, но ей нравилось думать, что это что-то другое. И хотя глаза их встречались не больше чем на секунду-другую, на эти мимолетные мгновения она почти могла поверить, что они в комнате одни.

Почти. Трудно было долго игнорировать присутствие Лилли.

– Я составила список того, что мы должны сделать в течение нашего визита, – говорила она за обеденным столом. – Пункты идут не в порядке важности, однако я распределила их в соответствии с местонахождением и другими величинами.

Уиннифред опустила глаза в тарелку, чтобы спрятать улыбку. Это был их последний день в Шотландии, и она уже начинала думать, что, пожалуй, это не так уж и плохо. В конце концов, как только они окажутся в Лондоне, Лилли придется говорить о чем-то другом, а не о поездке в Лондон. И это будет воистину благословенная перемена.

– Первое, что я хотела бы попробовать, – это мороженое. – Лилли наколола на вилку кусочек омлета. – Ну, не самое первое, а как только смогу, разумеется.

– Вы уже упоминали об этом своем желании, – заметил Гидеон, поднимая глаза от тарелки. – Как же случилось, что вы не смогли доставить себе такое удовольствие, когда были в Лондоне?

– Мой визит из-за маминой болезни был весьма коротким.

– Визит? – Лоб Гидеона прорезала морщинка. – Я думал, вы бывали там ребенком, а потом снова приехали в качестве дебютантки.

– Нет. В сущности, я была еще почти ребенком во время своего дебюта. Мне только-только исполнилось семнадцать.

– Семнадцать? Вам было семнадцать, когда вы были в Лондоне? И тогда же вы познакомились с моим братом?

– Я… – Лилли взяла гренок. – Да.

– Стало быть, моему брату тогда было что-то около двадцати. А я-то полагал, что вы с ним знали друг друга в гораздо более раннем возрасте.

– Да… ну… Фредди, передай, пожалуйста…

Уиннифред передала масло, пока подруга окончательно не искрошила свой гренок.

Гидеон задумчиво постучал вилкой по столу.

– Скажите мне, Лилли… погодите. – Морщина у него на лбу стала еще отчетливее. – Лилли, – повторил он. – Лилли… Роуз. – Стук вилки прекратился. Глаза Гидеона расширились до размеров блюдец, рот открылся. Уиннифред подумала, что он сейчас ужасно похож на человека, получившего чувствительный удар, и по какой-то необъяснимой причине ей это понравилось. – Силы небесные, вы Роуз.

Лилли оцепенела, нож для масла замер в ее руке.

– Я ведь прав, да? – настаивал Гидеон, подавшись вперед.

Продолжающееся молчание Лилли было красноречивее любых слов.

Гидеон послал Уиннифред обвиняющий взгляд.

– Вы считали, что мне незачем об этом знать?

Потрясенная его реакцией, она только и смогла, что качнуть головой.

– Я… она… – Уиннифред попыталась вспомнить, почему это дело показалось малозначащим. – Это же было очень давно.

– Да, давно, – наконец проговорила Лилли. Она с величайшей осторожностью положила нож и гренок. – И я понятия не имела, что лорд Энгсли говорил кому-то о нашей дружбе.

– Говорил? – Гидеон провел пятерней по волосам и засмеялся. – Да он не рассказывал так ни об одной другой женщине ни до, ни после. Он в каждом письме только и рассказывал, что о вас.

– Судя по всему, он очень давно не рассказывал обо мне, – пробормотала Лилли, – иначе вы бы помнили мое имя.

– Он никогда не называл вашего имени из уважения к вам.

– Из уважения? – переспросила Уиннифред.

– Свет не одобряет разорванных помолвок, – объяснил Гидеон, потом снова переключил внимание на Лилли. – Он… он так любил вас.

Лилли упорно не поднимала глаз от стола.

– Как сказала Фредди, это было очень давно.

– До недавнего времени он думал, что вы замужем.

Она резко вскинула голову.

– Что?

– Он думал, что вы вышли замуж за человека по имени… – Гидеон вскинул глаза на потолок, роясь в памяти. – Томас, Томпсон, Таунсенд – точно, Таунсенд. Джеффри Таунсенд.

– Я никогда в жизни не встречала человека с таким именем. Откуда, скажите на милость… – Она закрыла глаза и тихо застонала. – Леди Энгсли. Ну конечно.

– В данном случае не удивился бы, если б узнал, что ей помогал мой отец. У них на Люсьена были очень большие планы.

Лилли медленно покачала головой. Вдруг большие голубые глаза ее заискрились смехом. Губы дернулись, и она хихикнула.

Гидеон поднял голову.

– А вы воспринимаете это совсем не плохо.

Уиннифред тоже так подумала.

– С тобой все в порядке, Лилли?

– Простите, – сказала Лилли без малейшего сожаления в голосе. Потом хихикнула снова и снова. Поставив локоть на стол, она ущипнула себя за переносицу. – Ох, просто… Все это ужасно похоже на мелодраму – злодеи, фальшивые браки и украденные письма.

– Да, действительно драма, – пробормотала Уиннифред, главным образом потому, что чувствовала, что должна что-то сказать.

– Я извещу своего брата о вас, – мягко проговорил Гидеон. – Сразу по прибытии отправлю ему письмо.

Лилли отмахнулась, не поднимая головы.

– Он приедет в Лондон, – добавил Гидеон.

– Это не имеет значения. – Лилли испустила тяжкий вздох и подняла голову. – Правда, Гидеон, для меня это не имеет значения. Это было очень давно.

Уиннифред не удивилась, что после минутного колебания Гидеон кивнул и вскоре после этого сменил тему. Не удивило ее и то, что через пять минут он извинился и встал из-за стола.

Он тоже не поверил Лилли.

Уиннифред дождалась, когда отчетливые шаги Гидеона стихнут в глубине дома, и только потом снова заговорила:

– Ты как, Лилли? Нормально?

Лилли встретила ее взгляд:

– Разумеется.

– Какое облегчение, должно быть, узнать, – сказала Уиннифред, – что ваша разлука с братом Гидеона была, в конце концов, делом рук леди Энгсли. Он не бросал тебя.

– Нет, не бросал. – Последовала долгая пауза, после которой Лилли добавила: – Не сразу.

– Странное уточнение.

И снова Лилли заговорила после долгого молчания:

– Он не искал меня, Фредди. После того как ему сказали, что я вышла замуж за другого, он не… Он ни разу не приехал ко мне и не спросил, почему я нарушила обещание.

– Как и ты к нему.

– Но я бы сделала это, – возразила Лилли, и впервые в ее голосе зазвучали нотки гнева. – Будь у меня деньги и свобода, я бы поехала к нему и потребовала сказать, почему он перестал отвечать на мои письма. Только у него были средства, чтобы бороться за нас, а вместо этого он предпочел поверить в мое предательство.

Уиннифред хотела указать на явные прорехи в ее доводах. Но чутье подсказало ей, что сейчас не время быть рассудительной.

– Он неправильно поступил, что не боролся за тебя. – С его стороны было бы так же неправильно искать замужнюю женщину, но это был еще один бесполезный довод.

– Да, неправильно, – согласилась Лилли, все больше воодушевляясь этой темой. – Более того, он имел роскошь в колыбели богатства и положения лелеять свою сердечную боль и неуместное чувство предательства, тогда как мы были здесь, прозябая в холоде и в голоде.

– Ты сердита на него. – И обижена, подумала Уиннифред. Нетрудно было за резкими словами разглядеть уязвленные чувства.

Лилли сдержанно выдохнула.

– Нет… да… ну, может, чуть-чуть разочарована, вот и все.

Уиннифред не назвала бы это «чуть-чуть».

– Хочешь, чтобы я прочитала лимерик?

Предложение немного развеселило Лилли, как Уиннифред и надеялась.

– Не сейчас, спасибо.

Как бы ни хотелось Уиннифред завершить разговор с Лилли улыбкой, был еще один вопрос, который она должна была задать.

– Тебе будет неловко, если лорд Энгсли вернется из Италии, пока мы будем в Лондоне?

– Разумеется, нет, – ответила Лилли с нажимом, чтобы показать, что либо это правда, либо она хочет, чтоб это было правдой. – С самого начала, когда я только попросила, чтоб мы поехали в Лондон, я знала, что существует вероятность встречи с лордом Энгсли. Разве я хоть чем-то дала понять, что не хочу ехать?

– Нет. Ничем.

И поскольку бесполезно было убеждать Лилли, что она обязательно испытает неловкость, Уиннифред в конце концов все же решила развлечь подругу неприличным лимериком.