Текст книги "Леди-наследница"

Глава 24

Уиннифред последовала за Лилли и служанками наверх, но голова ее была как в тумане. Краем сознания она отметила дорогой ковер под ногами, портреты в замысловатых рамах на стенах и показавшееся бесконечным количество дверей и коридоров, но невозможно было сосредоточиться на чем-то, кроме растущего кома тревоги в животе.

Дом слишком велик. Тут слишком много слуг. Она уже забыла имена тех служанок, за которыми шла. Леди Гвен ненавидит ее. Не стоило ей соглашаться ехать в Лондон.

– У вас Голубая комната, мисс.

– Что? – Уиннифред заморгала и только теперь заметила, что они остановились.

Лилли сочувственно потрепала ее по руке.

– Ты выглядишь измотанной, дорогая.

– Если честно, я чувствую себя ужасно, Лилли…

– Отдохни. – Лилли чмокнула ее в щеку. – Моя комната чуть дальше по коридору.

Уиннифред кивнула и облегченно вздохнула. Она опасалась, что их могут поместить в разных крыльях. Но малая крупица уверенности быстро растаяла, когда она увидела, как Лилли уходит с одной из служанок. «Чуть дальше» оказалось довольно далеко, ведь коридор длинный-предлинный.

– Мисс! Не желаете?..

– Гм? – Уиннифред повернулась и увидела, что другая служанка придерживает для нее дверь. – О, конечно. Спасибо.

Уиннифред робко улыбнулась служанке и шагнула через порог в самую огромную, самую роскошно обставленную и самую… голубую комнату из всех, что она когда-либо видела.

– Боже милостивый!..

– Развести огонь?

Уиннифред рассеянно кивнула. Она была потрясена размером и цветом комнаты. Все было голубым: полог над необъятной кроватью, диванчик и пара кресел перед камином, портьеры на высоких окнах, даже ярды и ярды ковра… необычайно роскошного и очень дорогого на вид ковра.

Она бы еще поразмышляла над этой пугающей неизбежностью, но краем глаза заметила в коридоре какое-то движение. Повернувшись, увидела, как Гидеон остановился перед открытой дверью. Бросив взгляд по сторонам, он сунул голову в дверь.

– Ну, как вам комната, Уиннифред?

– Огромная, – только и сказала она.

– И голубая, – добавил он, глубокомысленно кивнув. – Я всегда считал, что эта комната слишком голубая.

– Быть может… быть может, я могла бы… – Вернуться в Мердок-Хаус. Ох, но даже от одной лишь мысли о том, чтобы забраться в карету, желудок ее скрутило.

– Хотите другую комнату? – подсказал Гидеон.

Да.

– Нет, конечно же. Ваша тетя очень щедра, просто… комната такая большая.

– Средняя для дома таких размеров.

– Громадная. Посмотрите, сколько тут места. – Уиннифред развела руки и тихонько хихикнула. – Для чего столько? Первая обитательница что, занималась тут акробатикой?

Служанка шуровала кочергой, ударяя ею о металлическую решетку.

Уиннифред уронила руки, внезапно осознав, что можно было заключить из ее замечания.

– Прошу прощения. Я не имела в виду… – Она осеклась, почувствовав, как краска заливает щеки, надеясь, что служанка увидит только ее смущение, а не готовый сорваться смех.

Но смешок все-таки сорвался, а за ним еще один. Уиннифред зажала рот ладонью, злясь на себя. Черт побери, что это с ней? Одно дело болтать глупости в таверне, в присутствии одного Гидеона, и совсем другое – делать это в доме его тети, перед служанкой.

Гидеон шагнул в комнату.

– Ребекка, полагаю, огонь в гостиной требует внимания.

– Да, милорд.

Уиннифред с растущей тревогой смотрела, как Ребекка открыла дверь, которая, как она предположила, ведет в гардеробную. Фредди опустила руку. Ей не хотелось, чтобы Гидеон знал, как ужасно она себя чувствует, как потрясена и подавлена. Но…

– Дело совсем не в комнате. Ох, я знала… знала, что ничего не выйдет.

– О чем вы говорите? – мягко спросил Гидеон.

– Об этом. – Она развела руки, указывая на все, что ее окружает. – Обо мне. В Лондоне. Это была плохая идея. Мы пробыли здесь меньше часа, а я уже повздорила с вашей тетей, отпустила вульгарную шутку и засмеялась над ней. Не стоило мне приезжать.

– Сядьте, Уиннифред.

– Не хочу я садиться. Насиделась в дороге.

– Вы перевозбуждены.

Она презрительно сморщила нос.

– Перевозбуждаются маленькие дети и глупые леди.

– А также умные барышни, которые провели много дней в дороге и боролись с болезнью.

– Я… – Ей ужасно не хотелось признавать, что он прав. – Я не в себе, это правда. Но не думаю, что смогу уснуть, Гидеон. В дороге я очень устала, но сейчас слишком… – Она поискала подходящее слово, но в голове все смешалось. – Слишком бодра… – Вот лучшее, что она смогла придумать.

– Вам не обязательно спать. Просто ложитесь и ненадолго закройте глаза… на часок.

– Просто лежать? Целый час?

– Я расскажу вам какую-нибудь историю, чтоб время прошло быстрее.

Это было бы не так уж плохо, подумала Уиннифред, лежать и слушать Гидеона. А может, и нет. Она взглянула на открытую дверь комнаты, затем вытянула шею, чтобы заглянуть в гостиную.

– А разве вам можно находиться здесь?

Он пожал плечами:

– Дверь открыта, вон там Ребекка, а вам нездоровится, и до возвращения своего брата я, в сущности, являюсь вашим опекуном.

Уиннифред устремила на него нежный взгляд.

– Но можно ли вам находиться здесь?

– Пожалуй, нет, но тетушка в оранжерее, а Ребекка не сплетница. Ну же! – Гидеон взял ее за руку и подвел к кровати. – Садитесь!

Она села на край кровати и чуть не подскочила, когда Гидеон опустился перед ней на колени и начал расшнуровывать ей ботинки.

– Не надо. Я сама…

Уиннифред потянула ногу, но он схватил ее за лодыжку и притянул назад.

– Сидите тихо. И хватит спорить.

– Я не… – Уиннифред сжала губы, чтобы удержаться от возражений. Когда его пальцы коснулись голой кожи над ботинком, она еще крепче сжала губы, чтобы не дрожали.

Он стащил один ботинок, затем второй.

– Ну вот. А теперь быстро в кровать.

Она сдержала вздох, но не могла сказать – от разочарования или от облегчения, что все закончилось. И дабы скрыть свое замешательство, повозилась чуть дольше необходимого, поправляя подушки, после чего легла и сложила на груди руки.

– Какую историю вы собираетесь…

– Историю по своему выбору, – прервал ее Гидеон. Он придвинул к кровати маленький стул. – И чтоб никаких комментариев. Это рассказ, а не разговор.

Уиннифред закрыла глаза и усмехнулась:

– Слушаюсь, капитан.

– Мы понимаем друг друга. Ну а теперь… как вам понравится история о том, как леди Гвен ослушалась своих родителей и вышла замуж за простого баронета?

– О, замечательно.

– Никаких комментариев, – напомнил ей Гидеон. – История такова… Моя тетя в возрасте шести лет была обещана виконту Уонроу. Это был маленький толстый тип с деспотичными замашками и склонностью присвистывать на звуке «с». Представьте пухлого, шепелявого Наполеона… прекратите смеяться, – пожурил он. – Вы должны отдыхать.

Она закусила губу и кивнула.

– Немудрено, что взрослеющую леди Гвен все меньше и меньше приводила в восторг идея стать леди Уонроу. Она попросила освободить ее от обязательства, в чем ей было категорически отказано и ее семьей, и Уонроу. Он был решительно настроен жениться на ней и грозился погубить ее доброе имя, если она попытается нарушить договор.

– А он мог это сделать?

– Не важно. Отдыхайте. – Он дождался ее следующего кивка, прежде чем продолжить: – Ну, вы, должно быть, заметили, что моя тетя необычайно высокая.

– Заметила.

– Ш-ш-ш… – На этот раз он подождал, когда она перестанет хихикать. – Чего вы не знаете, так это что она была неестественно умной для своего возраста и терпеливой. Очень, очень терпеливой. Начиная с шестнадцати лет она начала подкладывать что-нибудь в туфли всякий раз, когда Уонроу являлся с визитом. Поначалу что-то маленькое, потом все больше и больше. Когда ничего больше подложить было уже невозможно, она тайком заплатила сапожнику, чтобы он делал каблуки ее туфель повыше. К восемнадцати годам она возвышалась над Уонроу почти на фут. Мне говорили, что зрелище было весьма комичным. И все это время она поощряла ухаживания джентльмена, который ей нравился, – неизвестного, относительно бедного баронета без связей, зато приемлемого роста.

– Откуда вам это известно?

– Тоже не важно. Результат ее усилий – вот что имеет значение. Уонроу разорвал помолвку – по меркам Хаверстонов, скандал грандиознейший. Разрыв с виконтом может заклеймить девушку как неподходящую для брака, а в глазах Хаверстонов незамужняя леди – бесполезная обуза.

– Как ужасно.

– Прекратите болтать. Тетушке это было только на руку. Когда юный баронет пришел просить ее руки – и немалого приданого, – не в состоянии ничего предложить взамен, кроме своего низкого титула, моя семья с радостью ухватилась за его предложение.

– Как замечательно.

– Ш-ш-ш… Медовый месяц они провели на континенте. Вначале в Испании. Тетя до сих пор говорит о побережье. Золотые пески и непредсказуемые воды. Солнце там ярче, по крайней мере так утверждает она. Потом они отправились в Италию…

Сознание Уиннифред затуманилось, когда Гидеон начал описывать путешествие леди Гвен и ее баронета. Руки и ноги налились приятной тяжестью. Вскоре голос Гидеона превратился в низкое, далекое, успокаивающее бормотание. Она лишь смутно ощутила, как он поднялся со стула, как теплое одеяло укрыло ее, и услышала тихий шепот у изножья кровати.

– Мне помочь ей переодеться, милорд?

– Нет, пусть спит.

И затем Уиннифред погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Она и вправду почувствовала себя лучше после долгого сна – чересчур долгого, как оказалось. Когда она поднялась, часы показывали половину восьмого. Но как отдых улучшил ее физическое состояние, так визит в покои Лилли поднял ей настроение. Уиннифред обнаружила подругу бодрствующей и сидящей на краю зеленой кровати в решительно Зеленой комнате.

– Боже милостивый. – Уиннифред рассмеялась и закрыла за собой дверь. – Эта комната!

– Необычная, правда?

И это еще мягко сказано.

– Они все такие, как ты думаешь?

– Полагаю, да.

– Но количество цветов не бесконечно. – Интересно, если зеленый и голубой уже заняты, какого же цвета комната Гидеона?

– Что ты находишь таким забавным? – вопросила Лилли.

– Я представляю лорда Гидеона купающимся в море розового.

– Да, это и вправду интересная картина, – согласилась Лилли, наклонив голову чуть вправо.

Уиннифред рассмеялась и села рядом с подругой на кровать.

– Полагаю, ты довольна своей комнатой?

– О да. Взгляни. – Лилли указала на толстую веревку, свисающую с потолка рядом с кроватью. – Это сонетка. Саре потребовалось двадцать три секунды, чтобы ответить.

– Двадцать три?

– Я сосчитала.

– Не может быть. – Но Уиннифред видела по выражению лица Лилли, что так оно и было. – Зачем ты ее звала?

– Главным образом чтобы проверить, работает ли сонетка, – хихикнув, призналась Лилли. – Но я попросила ее принести чашку чаю. И смотри… – Она соскочила с кровати и распахнула двери в свою гостиную. – Она больше нашей общей гостиной. О, и… – Лилли практически проскакала через комнату и раздвинула портьеры. – Парк. Ну, сейчас слишком темно и не видно, но это настоящий парк, полный цветов, и никаких тебе грядок с овощами.

По какой-то причине Уиннифред почувствовала потребность защитить их огород в Мердок-Хаусе.

– Некоторые овощи тоже цветут.

Лилли будто и не слушала ее.

– Он просто прекрасен. Настоящее чудо. Не могу поверить, что мы наконец здесь.

Вот почему, с расцветающей улыбкой подумала Уиннифред, она приехала в Лондон. Чтобы увидеть, как подруга светится от восторга и радости.

И, следует признаться, мысль о действующей сонетке у нее в комнате была интригующей. Уиннифред задумчиво взглянула на Лилли.

– А я могу попросить шоколада, как думаешь?

– Ты можешь просить все, чего твоя душа пожелает, Фредди. Ты гостья.

Уиннифред заморгала. Гостья. Не помеха, не обуза, а гостья. Странно, что она до сих пор о себе так не думала.

– Да, наверное, – тихо вымолвила она.

Эта мысль пришлась ей по душе… до тех пор, пока она не осознала, что гостью могут вышвырнуть из дома так же быстро, как и помеху. Она встала рядом с Лилли у окна и потрогала портьеру.

– Как тебе леди Гвен?

Лилли пожала плечами:

– Довольно внушительная. Но она не показалась мне недоброй.

– Она смотрела на нас, как на домашний скот.

– У нее не было намерения оскорбить, – непринужденно отозвалась Лилли.

– Почему ты так уверена?

– Да потому что у такой женщины, как леди Гвен, есть дела поважнее, чем приглашать из Шотландии двух неизвестных девиц только для того, чтоб оскорбить их.

Это кажется разумным, но…

– А не может для нее это быть всего лишь забавным развлечением?

Лилли улыбнулась:

– Дай ей шанс, Фредди.

Уиннифред уже и сама так решила, но только потому, что леди Гвен – тетя Гидеона. И потому что она не может не восхищаться тем, как леди Гвен перехитрила лорда Уонроу.

– Я дам ей шанс, – согласилась Уиннифред, – надеюсь только, что она окажет мне такую же любезность.

– Она ценит твой характер, – напомнила ей Лилли.

– Это верно. А я ценю ее. Не так плохо для начала. Может, со временем… – Уиннифред замолчала, прерванная громким урчанием у нее в животе.

– О Бог мой, – рассмеялась Лилли.

– Похоже, ко мне вернулся аппетит. – Уиннифред потерла ладонью живот. – Долго еще до обеда?

– Еще час, но я не так давно видела в коридоре Гидеона, и он сказал, что ты будешь обедать у себя в комнате. И завтракать завтра утром тоже.

– Чего это ради?

– Ради выздоровления. Он сказал, что ты не спустишься вниз, пока окончательно не поправишься. – Лилли слегка нахмурилась, вспоминая. – И он был в этом весьма непреклонен.

– Это нелепо. Он не может сослать меня, как какую-то…

– Ты бы предпочла спуститься к обеду?

Уиннифред открыла рот. Потом закрыла его и покачала головой.

– Так я и думала. – Лилли взяла подругу под руку. – Идем, добудем тебе что-нибудь поесть. Хочу испробовать сонетку в твоей комнате.

Глава 25

Прошло почти два дня, прежде чем Уиннифред снова почувствовала себя здоровой. Ну, на самом деле полтора дня, но она притворялась из страха сидеть за одним столом с леди Гвен.

Фредди, может, и дольше помедлила бы, но, просидев полтора дня в четырех стенах своей комнаты, не в состоянии выйти никуда, кроме покоев Лилли, она уже просто умирала от скуки.

А еще Уиннифред ужасно скучала по Гидеону. Она не видела его с тех пор, как он рассказывал ей историю про леди Гвен и ее баронета. По словам Лилли, он часто справлялся о ее состоянии, но больше не приходил к Фредди в комнату.

Она очень надеялась увидеть его за завтраком в то утро, пусть даже это означало необходимость делить трапезу с леди Гвен. Умывшись и одевшись, она спустилась в столовую и обнаружила леди Гвен, в одиночестве сидящую за длинным столом. Стол, не могла не заметить Уиннифред, не был накрыт, не считая тарелки леди Гвен. От длинного буфета у дальней стены исходил соблазнительный запах яиц, мяса и свежего хлеба.

Ох, черт побери.

Лилли говорила ей, что в некоторых домах так заведено, но, хоть убей, Уиннифред не могла вспомнить, должна ли она сама накладывать себе на тарелку или надо ждать, когда это сделает кто-то другой.

Она замешкалась в дверях и только решила потихоньку улизнуть наверх, к Лилли, как леди Гвен подняла глаза от тарелки.

– Мисс Блайт. Вы выглядите гораздо лучше. – Она отложила вилку и окинула Уиннифред внимательным взглядом. – Действительно, намного лучше. Жаль, что у вас веснушки, но в целом вы, похоже, выглядите вполне приемлемо.

Уиннифред была слишком поглощена попытками решить, каким должен быть ее следующий шаг, чтобы обратить внимание на весьма прохладный комплимент.

– Спасибо… я…

Леди Гвен взглянула в сторону буфета.

– А-а… Можете этим утром обслужить себя сами или попросите слугу. В будущем, если джентльмен предложит вам принести тарелку, вы можете согласиться.

Уиннифред заморгала от того, как легко и непринужденно леди Гвен объяснила то, что для нее, без сомнения, является очень простым делом.

– О! Благодарю вас.

Леди Гвен вскинула бровь.

– Вы, кажется, потрясены, мисс Блайт. Неужели вы полагали, что лорд Гидеон не сообщил мне о состоянии, в котором нашел вас? – Она опустила бровь и с явным недовольством поджала губы. – Какой позор!

Манеры манерами, но Уиннифред не могла этого так оставить.

– Нет ничего позорного в том, что мы с…

– Не поднимай перышки, дитя. Я имею в виду поведение лорда Энгсли, а не ваше. Бросить двух юных леди на произвол судьбы – это непростительно. – Она снова поджала губы. – Мой брат всегда был невежей.

Ох, лучше б она оставалась в своей комнате подольше… желательно до осени.

– Прошу прощения за предположение.

– Не страшно. – Глаза ее скользнули поверх плеча Уиннифред. – О мисс Айлстоун, ваш выбор времени безупречен… как и ваш туалет. Прелестный оттенок зеленого, моя дорогая. Надеюсь вскоре увидеть его на вас в платье более модного фасона. А сейчас покажите мисс Блайт, как правильно обслужить себя, и присаживайтесь. Нам надо многое обсудить относительно ваших выходов. Полагаю, бал леди Паулер на следующей неделе как раз то, что нужно.

Как убедилась Уиннифред, подготовка, требуемая для бала, который был «как раз тем, что нужно», оказалась точно такой же, как и подготовка ко всему лондонскому сезону, но с двумя существенными исключениями. Во-первых, на этот раз Лилли была уже не наставницей, а ученицей. Эту роль она исполняла с уверенностью. Не было такого танца, который она не могла бы освоить, имени, которое она не могла бы запомнить, французской фразы, которая легко и непринужденно не слетала бы с ее языка.

Уроки Уиннифред, с другой стороны, продвигались точно так же, как и в Шотландии. Она проливала чай, забывала, кем является жена второго сына графа – леди или миссис, и приводила в отчаяние учителя танцев, своими движениями напоминая марионетку под мухой. С каждой ошибкой, с каждым неверным шагом она все больше ощущала себя не в своей тарелке. С каждым скомканным уроком росла ее тревога, что предстоящий бал станет для нее полнейшим крахом.

Еще одним ударом по ее уверенности явилось то, что Гидеон стал регулярным свидетелем ее промахов, и его присутствие стало вторым отличием шотландских приготовлений от лондонских. Леди Гвен настояла на том, чтобы он играл активную роль в обучении своих подопечных – ответственность, которую он переносил с разной степенью энтузиазма. Ему удавалось, сославшись на хромоту, исчезать, когда приходил учитель танцев, и Уиннифред заметила, что он клевал носом, когда леди Гвен читала из «Книги пэров» Дебретта. Но на следующий день он, похоже, с удовольствием сопровождал их на Бонд-стрит и, к смущению Уиннифред, проявлял чрезмерный интерес к выбору ее нового гардероба, зайдя так далеко, что даже неоднократно отвергал выбор, сделанный его тетей. В сущности, не прошло и получаса, как они вошли в магазин модистки, а он уже просматривал модные иллюстрации и сам выбирал платья.

К еще большему удивлению Уиннифред, леди Гвен без возражений соглашалась с большинством его замечаний.

– Мне нравится твой выбор, – прокомментировала леди Гвен, когда они с Лилли просматривали иллюстрации. – Ты удивляешь меня, племянник. Не думала, что ты знаток женской моды.

Такое заявление как будто даже оскорбило Гидеона.

– Я не знаток. Просто использую здравый смысл, вот и все. А вам нравится, Уиннифред?

Как бы ни было приятно Уиннифред, что он спросил, ее полнейшее невежество в отношении моды не оставляло иного критерия судить о платьях, кроме мягкости ткани. Она погладила несколько рулонов, отложенных для нее.

– Да. Они чудесные.

Лилли мягко подтолкнула к ней иллюстрации.

– Ты должна взглянуть на рисунки, прежде чем принимать решение, Уиннифред.

– Не вижу смысла, – призналась Уиннифред. – Вы втроем куда лучше меня подготовлены к выбору новых туалетов.

Леди Гвен кивнула:

– Я аплодирую здравому смыслу, с которым вы полагаетесь на более опытных людей, мисс Блайт.

Этот маленький комплимент слегка приободрил Уиннифред. Похвала от леди Гвен – редкая вещь, во всяком случае, адресованная ей, и хотя мнение надменных, критичных леди не то, из-за чего ей хотелось бы переживать, она все же поймала себя на том, что против воли ищет одобрения тети Гидеона.

– Спасибо, миледи.

– Однако, – продолжала леди Гвен, – негоже вам так мало разбираться в моде. Это распространенная тема разговора. – Она велела Уиннифред подойти ближе. – Подите сюда, дитя. Гидеон объяснит вам причины своего выбора, а мы с мисс Айлстоун пока выберем ткань для ее нового гардероба.

Гидеон резко поднял голову от иллюстрации, которую разглядывал.

– Объяснить?

– Да, племянник. Объяснить. Идемте, мисс Айлстоун.

– Я… – Гидеон взглянул на Уиннифред, на удаляющуюся спину тетушки, потом опять на Уиннифред. – Ну…

Она помогла бы ему, если б знала как. Наверное, лорд Гидеон Хаверстон в таком комичном замешательстве – зрелище редкое и очаровательное.

Он кашлянул раз, другой и указал на иллюстрации.

– Ну, бледные цвета, разумеется, de rigueur[1]1
  Правильный, подходящий (фр.).


[Закрыть] для молодых незамужних леди.

Она была относительно уверена, что знает, что означает de rigueur.

– Разумеется.

– И… э… высокая… – он взмахнул рукой где-то в районе женской груди, – высокая талия также de rigueur.

– В самом деле?

Он метнул в Уиннифред быстрый угрожающий взгляд, который заставил ее подавить смешок.

– Ох, Бога ради, – прошептала она, – даже я это знаю.

– Первый раз, когда мы с вами встретились, вы были в брюках, – напомнил он ей.

– Но они не сделали меня слепой, – парировала она. – И у меня было платье, если помните.

– Да, было, но знаете ли вы, что делало это платье старомодным?

– Тот факт, что оно было грязно-бежевого цвета и имело на юбке несколько заплат? – Она прислонилась бедром к столу, вспомнила, что леди не опирается о мебель, и тут же снова выпрямилась.

– Нет, это делало его старым, – сказал Гидеон. – Покрой – вот что делало его старомодным. Талия была слишком высокой. Строгая приверженность классическому стилю в последние годы смягчилась. Талии в наши дни стали ниже.

– Понятно. – Он выглядел ужасно гордым собой за то, что нашелся что сказать. Она подозревала, что это единственное, что он знает. – Так вы это ищете в этих платьях? Модную линию талии?

– Ну, это и… – Он задумчиво нахмурился. – И определенные детали, которые бы исключительно подошли вам. Видите вот это? В Шотландии я купил вам платье того же оттенка персикового. По опыту знаю, что оно подчеркивает нежный румянец ваших щек, не выделяя веснушки.

Она зарделась от удовольствия при упоминании «нежного румянца» и состроила гримасу, чтобы скрыть это.

– Ох, уж эти веснушки.

– В веснушках нет ничего плохого.

– Тогда почему мы беспокоимся о том, чтобы они не выделялись?

– Потому что это дело вкуса, а… а о вкусах не спорят. – Он улыбнулся. – Вот и все.

– Гм-гм. – Она постучала пальчиком по одной из иллюстраций. – Вы представления не имеете, почему выбрали эти платья, верно?

– Разумеется, имею. Я выбрал их, потому что они вам идут. – Он подтащил небольшую стопку иллюстраций с конца стола и показал ей бледно-голубое платье с кружевом и лентами и чем-то очень большим, странным, приделанным сзади. Оно походило на плохо завязанный бант.

– Вот бальное платье, на котором настояла леди Гвен.

– О, какое сложное.

– Вот именно. А вы не сложная. Вы простая.

– Простая, – сухо повторила она. – Следует ли мне предположить, что вы не будете наставлять меня в искусстве говорить комплименты?

– Вижу, вас до сих пор не научили, как их принимать. Простота может быть замечательным качеством.

– Как навоз на грядке с репой.

– Намек понят, – с кривой ухмылкой отозвался он. – Позвольте мне попробовать объяснить иначе. Вы, Уиннифред Блайт, настоящая. Неподдельная. Безо всяких хитростей и уловок. Разговор с вами не требует недомолвок или поисков скрытого смысла. Дружить с вами легко. Вот что я имею в виду под простотой. Эти… – Он указал на иллюстрации. – Эти слои рюшей, кружев и замысловатые узоры, они для леди, которая скрывает свою сущность. Не для вас.

Это была такая замечательная речь, что у нее не хватило духу указать, как много она скрывает, пытаясь быть светской леди, как и не хватило духу задаться вопросом, понимает ли он это.

– Спасибо, – пробормотала она и, боясь, что ее румянец будет замечен не только Гидеоном, быстро сменила тему. – А что, бальное платье действительно так плохо?

– Нет, – заверил он ее, – иначе я возражал бы решительнее. Это очень модное платье. Человеку не вредно время от времени расширять свои вкусы.

– Это правда. – Она задумчиво склонила голову набок, разглядывая иллюстрацию. – Этот оттенок голубого очень красивый.

– Полагаю, ваше будет розовым.

– О! Что ж, уверена, леди Гвен знает, что делает. И вы тоже, но должна сказать, ничто из этого не поможет мне обсуждать моду хотя бы с мало-мальским знанием дела.

– Вы обладаете чувством цвета и ощущением качества ткани. Ограничьте свой вклад этим, а когда будете сомневаться, упоминайте, что ваши наряды от мадам Файетт. На других дам это произведет нужное впечатление.

Звук тихого смеха Лилли помешал Уиннифред ответить. Она повернула голову и увидела, как леди Гвен улыбнулась и одобрительно кивнула на что-то сказанное Лилли.

– Она так счастлива. Я имею в виду Лилли, – добавила Уиннифред, поворачиваясь к Гидеону. – За это я должна благодарить вас.

– Стало быть, мои внутренние органы останутся при мне?

Она задумалась над этим и над предстоящими неделями балов и званых обедов.

– Давайте посмотрим, как пойдет дело на балу леди Паулер.

Его губы изогнулись в улыбке, но не насмешливой, а понимающей.

– Уверен, моя тетя была весьма осмотрительна в выборе приглашений, Уиннифред. Вам нечего бояться.

Уиннифред расправила плечи, возмущенная намеком.

– Может, я и нервничаю из-за предстоящего события, но я ничего не боюсь.