Текст книги "Леди-наследница"

Глава 22

Гидеон искал не выпивку – во всяком случае, не только. Он хотел несколько минут побыть в одиночестве. Ему требовались время и пространство, чтобы обуздать свой гнев, привести в порядок бессвязные мысли и укрепить пошатнувшуюся решимость сделать то, что правильно. Он извинится за свое поведение, а потом отправит Уиннифред назад, в ее комнату.

Выпивку он нашел в таверне, где в угрюмом молчании порознь сидели несколько посетителей. Ему хотелось присоединиться к ним, сесть у огня и напиться вдрызг. Вместо этого он купил бутылку и сделал первый длинный глоток на лестничной площадке на обратном пути наверх.

Дважды. Дважды за день он забылся в воспоминаниях о войне. И дважды за день вывалил свои страдания на Уиннифред.

Просто чудо, что она еще не сбежала назад, в Мердок-Хаус, проклиная его на чем свет стоит.

Он потер грудь там, где тупая боль не давала покоя с тех пор, как он осознал, как сильно ранил ее чувства у моста. Она безобидно пошутила по поводу их помолвки, и он, как последний ублюдок, ответил тем, что чуть не проглотил язык от ужаса.

О, она сделала вид, что это ерунда, что ничего страшного не произошло, а потом рассмеялась и простила его. Но он видел обиду и боль в ее глазах и как побледнела кожа под веснушками. Уиннифред не удалось это скрыть. А он не сумел найти ни слов, ни смелости, чтобы все исправить. Как он мог объяснить свои страхи, не объясняя их причин? Как мог раскрыть ей ту маленькую, эгоистичную часть себя, которая мечтает время от времени о том, как ухаживает за ней, как делает ее своей? Как может он признаться в этом и не сказать, что лучшая его часть никогда не позволит этому случиться?

Он не мог. И в этот раз ему не удастся все сгладить глупой шуткой.

A comedie larmoyante… Проклятие!

О чем он думал?

Он стиснул в руке горлышко бутылки. Он чертовски хорошо знал, о чем думал – о том, что она снова вытащила его из боли воспоминаний. Что у реки, промокшая насквозь и встревоженная, она выглядела такой же неотразимой, как и тогда, смеющаяся, на залитой лунным светом дороге в Шотландии, и вдвое прекраснее, стоя в его комнате, освещенная светом пляшущего в камине огня, позолотившего волосы. Он думал, что еще никогда в жизни так отчаянно не желал овладеть женщиной. И до смерти перепугался того, что станет с ними, если он уступит своему желанию. Он должен был что-то сделать, что угодно, лишь бы заставить ее уйти.

И поэтому обидел ее неосторожными словами. Она не отступила, но он видел, как она съежилась у него на глазах, что мгновенно остудило его пыл.

Он приостановился перед своей комнатой и хотел выпить еще, но поборол соблазн и открыл дверь. О, он намерен выпить еще и не один раз, но перед Уиннифред предстанет трезвым.

Он нашел ее там – стоящей посреди комнаты. Не в силах заставить себя встретиться с ней взглядом, он занялся запиранием двери. Когда увиливание не помогло успокоить грызущее ощущение в животе, Гидеон сдался и отнес бутылку на маленький письменный стол, чтобы налить выпить. От двух порций едва ли запьянеешь, рассудил он. Разве что немного осмелеешь.

– Почему вы не садитесь, Уиннифред?

– Я сегодня уже насиделась, благодарю.

Гидеон одним глотком опрокинул в себя спиртное, шумно выдохнул и повернулся к ней. Она не выглядела ни рассерженной, ни оскорбленной. Она выглядела душераздирающе уязвимой и… очень, очень решительной.

– Вы демонстрируете бесконечное терпение, – мягко проговорил он. – Вам следовало бы залепить мне пощечину, и дело с концом.

Она неуверенно улыбнулась:

– Соблазн был. Но вы и без того выглядели здорово пришибленным. Я не бью лежачего.

Он поставил пустой стакан.

– Даже когда он этого заслуживает?

– Никто этого не заслуживает.

– О, такие есть, – заверил он. И то, что она этого не знает, только еще резче обозначило различие между ними. Ей не следует быть здесь, подумал он. А он не должен втягивать ее еще глубже в мерзость своего прошлого. – Я прошу прощения за свое поведение. Нет оправдания…

– Я приму ваше извинение. – Она не дала ему закончить и, к его смятению, пересекла комнату и встала перед ним. – Если вы расскажете мне, что привело вас в такое состояние.

Он покачал головой и внезапно пожалел, что стол стоит у стены. Некуда отступить.

– Сожалею.

– Вы это уже говорили.

– Я очень ценю вашу заботу и ваше терпение, Уиннифред, но… – Не задумываясь, Гидеон схватил ее за руку, когда она в явном расстройстве хотела отвернуться от него. – Я не хотел, чтобы это прозвучало так, будто я вас прогоняю. Я признателен вам за заботу, правда. Но сны…

Ему придется что-то ей рассказать, осознал Гидеон. Глупо и эгоистично ждать, чтобы она ушла сейчас с очередным его извинением и уверткой. Он отпустил ее и сжал руку в кулак.

– Вы правы, – услышал Гидеон свой голос. – Мне снится война.

Уиннифред снова кивнула.

– Сон каждый раз один и тот же?

– И да, и нет. – Он не знал, как объяснить. Он никогда раньше не пытался. – То же сражение, те же… – Те же мальчишки. Слова повисли на кончике языка. Он не дал им сорваться. – Те же люди. Тот же день. Но сны меняются.

– Это то сражение, в котором вы были ранены?

Он покачал головой и ухватился за возможность сменить тему.

– То было несколькими месяцами раньше, в небольшой стычке у побережья Испании. Потребовалось шестеро матросов, чтоб вытащить меня из-под нока.

Она склонила голову набок.

– Вы как будто гордитесь.

– Да, своими людьми. – По крайней мере эту историю он может рассказать. – Они спасли меня в гуще сражения. Лорд Эммерет одной рукой поднял нок, а другой вытащил пистолет и выстрелил… У меня были отличные люди.

– Как-то это не похоже на небольшую стычку.

– Такой она была в масштабах всей войны.

– А сражение, которое вам снится? – мягко спросила она. – Каким оно было в масштабах всей войны?

– Незначительным столкновением. – В его жизни оно было всем.

– А люди, о которых вы говорили, они погибли в сражении?

– Да.

– А вам они были дороги?

Следующие слова вырвались у него помимо воли:

– Должны были быть.

У нее между бровями залегла морщинка.

– Я не понимаю.

Ей и незачем, подумал он. Нельзя просить Уиннифред понять. Он покачал головой:

– Возможно, в другой раз, Уиннифред.

Он ждал, что она станет возражать, но она удивила его, шагнув ближе и приложив ладонь к его щеке.

– Мне очень жаль, Гидеон.

Он хотел отвести ее руку, но поймал себя на том, что вместо этого держится за нее. Уиннифред смотрела на него с такой добротой, с таким пониманием…

Каким сильным, невыносимо сильным было искушение утонуть в этих мягких янтарных глазах. Если б он не думал ни о чем, кроме этого, ни о чем, кроме ее красоты, то привлек бы ее ближе. Мог наклонить голову и накрыть ее теплый рот своим. На какое-то время он мог бы забыть обо всем, кроме нее.

Было бы проще, если б она возражала. Если б спорила.

Неимоверным усилием воли он отстранил ее руку от своего лица, мягко сжал и отпустил.

– Мне тоже жаль.

«Что же произошло в том сражении?»

«Что ты видел сегодня у моста?»

«Кого ты потерял?»

Вопросы один за другим проносились в голове Уиннифред, но она безжалостно отбрасывала их все. Она пришла в комнату к Гидеону, полная решимости узнать наконец, что же так мучает его, и узнала. Ему снится война и люди, которые сражались с ним рядом. Для одной ночи этого достаточно.

Время и труд, напомнила она себе.

И все равно она на секунду замешкалась, прежде чем повернуться и направиться к двери. От работы она никогда не увиливала, но вот ожидание всегда ей давалось нелегко.

– Уиннифред…

– Да? – Она обернулась и увидела, что Гидеон смотрит на нее твердым, немигающим взглядом.

– Спасибо, – мягко сказал он. – Вы тоже мне дороги.

Она тихо выдохнула, улыбнулась и вышла.

Сегодня она рискнула, проникнув в его комнату и в его тайну, но то, как запело ее сердце от этих нескольких простых слов, сказало ей, что риск того стоил.

Глава 23

На следующее утро Уиннифред вышла на ступеньки постоялого двора и обнаружила, что кареты и верховые готовы и ждут, а Гидеон сидит на маленькой каменной скамейке во дворе. Большая лохматая псина с хвостом-обрубком и висячими ушами каталась у его ног. Гидеон наклонился и почесал собаке живот.

– Вы не можете забрать его домой! – крикнула она, спускаясь к нему по ступенькам.

Он выпрямился и посмотрел на нее, прищурившись от солнца.

– Доброе утро, Уиннифред.

– Доброе утро. – Она села с ним рядом и потрепала собаку по голове, когда та встала и ткнулась носом ей в ноги. – Как вы себя чувствуете сегодня?

Он криво улыбнулся:

– То же самое я хотел спросить у вас.

– Не так хорошо, как вчера утром. – Эйфория вернулась, но уже заметно уменьшилась. – Но без сомнения, лучше, чем будет сегодня днем.

– Мы будем часто останавливаться. Сколько пожелаете.

– Гм.

Между ними повисло короткое, молчание, пока Гидеон, дернув подбородком в сторону собаки, не сказал ни с того ни с сего:

– Как думаете, у него хвост не чешется?

Озадаченная Уиннифред посмотрела на него, потом на собаку.

– Он обрублен. Там особенно нечему доставлять беспокойство.

– Это-то я и имею в виду. – Он снова почесал пса, потом выпрямился. – У меня есть друг в Лондоне, Эндрю Сайкс. У него ампутирована рука. Он говорит, что болеть она больше не болит, но чешется так, что хоть на стенку лезь.

– Я и не представляла, что ампутация вызывает зуд, – отозвалась она, с готовностью поддерживая глупый разговор, чтобы Гидеон почувствовал себя лучше.

– Чешется та часть, которой нет, только чесать нечего.

– Та часть, которой нет? Как такое возможно?

– Понятия не имею.

– Какой ужас! – Она нахмурилась, глядя на собаку, и наклонилась, чтоб почесать ей хвост. – Я всегда чувствовала себя немного виноватой, зная, что из наших бычков делают волов. Теперь я чувствую себя ужасно. Хотя, учитывая физическое строение скота, думаю, они не смогли бы почесаться, даже если б им оставляли…

Он от души расхохотался.

– Будь я проклят, если вы не творите со мной чудеса, Уиннифред!

Никакой другой комплимент не мог бы доставить ей больше удовольствия. Она улыбнулась и решила, что ей наплевать, что ее замечание на самом деле вовсе не было шутливым.

– Всегда рада услужить.

Гидеон снова усмехнулся и потянулся за своей тростью.

– Как бы ни хотелось мне продолжить нашу во всех отношениях занимательную беседу, но нам пора ехать.

– Я схожу за Лилли. – Уиннифред вытерла руки о юбки своего лавандового платья и поднялась. Потом замешкалась и обернулась. – Гидеон… – Она заговорила прежде, чем успела себя остановить. – А что такое комеди лар… ларм…

– А… – Он поморщился и отвел глаза. – Comedie larmoyante. Это старая разновидность театральной постановки. Сентиментальная комедия.

– О! Ясно. – Она задумалась. – Это не так уж плохо. Однако в будущем вам лучше ограничивать свои оскорбления терминами, хорошо понятными тем, кому они предназначены.

Он, должно быть, услышал нотки веселья в ее голосе, потому что снова взглянул на нее и его губы дернулись.

– Зачем же?

– Дабы избежать риска нарваться на такое же отношение. – Она мило улыбнулась. – Мое знание физиологии домашнего скота довольно обширно. Вы же не хотите, чтоб вас назвали липпетом?

– А что такое липпет?

Слово, которое она только что придумала, но не собиралась признаваться в этом. Уиннифред загадочно улыбнулась, подмигнула и пошла прочь.

День в дороге прошел спокойно, как и последующие дни, но их путешествие в Лондон было длинным, и из-за постоянной борьбы с недомоганием Уиннифред с каждым днем уставала все больше. К утру последнего отрезка их пути она чувствовала себя так, словно путешествует уже полгода и болеет полжизни.

Усугубляло дело и то, что чем больше накапливалась усталость, тем труднее ей становилось не спать в дороге, а чем больше она спала, тем сильнее ее тошнило…

– Этому кошмару нет конца, – пробормотала она с закрытыми глазами. Гидеон разбудил ее несколько минут назад, и после бесчисленных засыпаний у него на плече она уже даже не беспокоилась, что пускает на него слюни. Она слишком устала, чтобы это волновало ее.

Она слишком устала, чтобы в настоящий момент открыть глаза. Ей нужно, просто необходимо сделать это. С каждой секундой ожидания рос риск снова разболеться, но у нее просто не было сил. Сознание ее то погружалось в сон, то вновь выплывало из него, пока наконец она не уснула.

Ей приснилось, что она стоит в бальном зале, полном людей, только одета она не для бала. На ней брюки, что вполне разумно, так как она всегда надевает их, когда надо выполнить какую-то работу. А оттаскивать Клер от стола с закусками – та еще работенка. Другим гостям, похоже, не по нраву ее практичная одежда и ее коза. Они смеются, визжат и показывают на Уиннифред пальцами.

– Незачем кричать на меня.

– Что? – прозвучал голос Гидеона. – Уиннифред…

Она резко проснулась и могла бы повалиться вперед, если б Гидеон не схватил ее.

– Уиннифред! Что такое? Что случилось?

Его слова не доходили до нее. Ничто, в сущности, не доходило, за исключением осознания, что она уснула в одном мире, а проснулась в другом.

– Боже милостивый, где мы?

– Мы в Лондоне. Я же разбудил вас десять минут назад. Вы что, спали сидя?

– Да. – Она была слишком потрясена незнакомым видом, чтобы ее волновало, смеется Гидеон или ужасается.

Ее окружали дома. Они были тесно прижаты друг к другу и отделялись от улицы лишь тонкой лентой тротуара. Не было видно ни лужаек, ни деревьев, ни какой-либо иной зелени. Просто дом за домом, магазин за магазином.

И всюду люди, люди. Толпы людей входят и выходят из зданий, что-то кричат друг другу, смеются.

– Вам нужен полный день отдыха, – услышала она ворчание Гидеона.

– Что? Ой, нет, я чувствую себя нормально, правда. – Она не чувствовала себя нормально. Желудок скрутило в тугой узел из-за нервов и тошноты. – Долго я спала?

– Включая последние десять минут? Целых три часа.

– О Боже. – Просто чудо, что она не чувствует себя хуже. – Почему вы не разбудили меня раньше?

– По булыжным мостовым езда ровнее, – объяснил Гидеон. – Я хотел, чтоб вы подольше отдохнули. Уверены, что хорошо себя чувствуете?

– Да, конечно. Я просто потрясена, вот и все. Не могу поверить, что мы в Лондоне. Ох, Лилли, должно быть, в восторге. Интересно… – Она осеклась, принюхалась и сморщила нос. – Что… – Она снова понюхала. – Что это такое?

Гидеон тихо усмехнулся.

– Это, моя дорогая, благоухание цивилизации.

– Что ж, цивилизации не мешало бы помыться.

– Во многих смыслах. – Он вытащил из кармана носовой платок и вручил ей. – Дышите через него. Запах улучшится, когда мы достигнем Мейфэра, обещаю.

Уиннифред быстро обнаружила, что это правда. Через полчаса улицы начали расширяться. Лавчонки исчезли, дома стали больше и стояли дальше друг от друга. Наконец появились лужайки, деревья и цветы. И запах значительно улучшился. Людей тут было меньше. Хорошо одетые леди и джентльмены прогуливались по тротуарам группами по двое-трое.

Что ж, будет не так уж трудно провести несколько недель в таком месте, как это, подумала она.

Карета начала замедлять ход, и на мгновение Уиннифред показалось, что они остановятся перед относительно большим домом с веселенькими зелеными ставнями на передних окнах, но они свернули в еще один мир.

Дома здесь не были относительно большими и веселенькими; они были огромными и устрашающими. И карета остановилась перед самым огромным и самым устрашающим из них всех – перед трехэтажным кирпичным особняком, который, казалось, занимал треть квартала.

– Ваша тетя живет здесь? – испуганно проблеяла Уиннифред.

Гидеон спрыгнул вниз, повернулся и помог ей спуститься.

– Вам не нравится?

Честно говоря, она не знала, что на это ответить. К счастью, появление из кареты Лилли избавило ее от необходимости отвечать.

Улыбаясь от уха до уха, Лилли чуть ли не вприпрыжку подбежала к Уиннифред и стиснула ее руки.

– Мы в Лондоне! Ты можешь в это поверить?

– Это и вправду кажется довольно фантастичным, – призналась Уиннифред.

– Это просто чудо! – воскликнула Лилли. Она взяла Уиннифред под руку и зашагала вслед за Гидеоном, когда он направился к дому. – Ну что ты думаешь, Фредди? Как тебе?

– Это не то, чего я ожидала, – уклончиво ответила Уиннифред. Совсем, совсем не то. Дом больше, парк обширнее – хотя в нем, как она с облегчением отметила, вроде бы нет павлинов, – и парадная дверь выглядит достаточно крепкой, чтобы выдержать натиск целой армии. Когда их впустили в дом, Уиннифред обнаружила, что холл такой большой, что мог бы вместить весь Мердок-Хаус, а может, еще и домик садовника.

Никогда раньше ей не доводилось видеть такого богатства. Даже деревенский помещичий дом, в котором она ребенком бывала с отцом, не мог сравниться по роскоши с лондонским домом леди Гвен.

Даже сама леди Гвен оказалась не такой, как ожидала Уиннифред. Пытаясь подавить свои страхи из-за предстоящего пребывания в чужом доме у чужого человека, она рисовала себе тетушку Гидеона как маленькую пышную женщину с круглыми пухлыми щеками и добродушным нравом. Казалось логичным предположить, что она должна быть добродушной, если согласилась поддержать двух совершенно незнакомых ей молодых женщин.

К несчастью, предположения Уиннифред оказались настолько далеки от истины, что она посмеялась бы над ними, если б была в состоянии смеяться.

Леди Гвен, спустившаяся по широкой лестнице в холл, обладала внешностью белокурой амазонки и осанкой и манерами королевы. Ростом она была, наверное, около шести футов, и хотя, по подсчетам Уиннифред, дюйма три ей добавляла тяжелая копна волос, заколотых высоко на макушке в густую массу колечек и локонов, все равно леди Гвен была невозможно высокой. И суровой. Она выглядела очень, очень суровой. Вот почему у Уиннифред не было ни малейшего желания смеяться.

Леди Гвен остановилась перед ними, царственным кивком головы ответила на их книксены и приветствие племянника и медленно обошла своих новых подопечных, оглядывая их так внимательно, как мистер Макгрегор оглядывал годовалого теленка.

Уиннифред бросила взгляд на Гидеона, но он был слишком занят беседой с дворецким. Уставшая, раздраженная и оскорбленная, она стиснула зубы, чтобы смолчать и не ответить таким же дерзким взглядом, пока леди Гвен завершала свой осмотр.

– Что ж, они определенно не юные мисс, не так ли? – Леди Гвен быстро одобрительно кивнула. – И слава Богу. Нет ничего хуже глупых хихикающих вчерашних школьниц, которые выскакивают замуж, даже не успев как следует оглядеться.

Она шагнула чуть ближе к Лилли.

– Волосы не по моде темные, но остальное, осмелюсь сказать, более чем приемлемо. Вам повезло с глазами, мисс Айлстоун. Такой оттенок голубого увидишь не часто.

– Спасибо, миледи.

Леди Гвен хмыкнула вместо ответа и перевела свой острый взгляд на Уиннифред.

– Эта выглядит зеленой.

Гидеон оглянулся через плечо.

– Уиннифред? Разве я не говорил, что это ее первый сезон?

– Не неопытной, фигляр ты этакий. Зеленой.

Он вскинул темную бровь.

– Ну разумеется, зеленой. А я о чем?

– Полагаю, она имеет в виду больной, – сообщила ему Уиннифред и тут же пожалела, что разжала зубы, потому что теперь, позволив себе заговорить, уже не могла остановиться. Она обратила надменное лицо к леди Гвен. – У меня есть уши, рот, и я неплохо понимаю по-английски, миледи. Буду благодарна, если вы не станете говорить обо мне так, будто я глухая, немая и безмозглая.

Лилли ахнула:

– Уиннифред!

– Ха! А девчонка с характером! – К изумлению Уиннифред, леди Гвен снова одобрительно кивнула. Потом, что было уже не так удивительно, сузила глаза. – Смотри только, не путай его с нахальством, дитя.

Гидеон шагнул вперед и улыбнулся:

– Такого рода нахальство, в результате которого дочь маркиза выходит замуж за простого баронета вместо выбранного для нее виконта?

– То было не нахальство, – фыркнула леди Гвен. – То была мудрость, которая всегда в чести.

Гидеон лишь подмигнул в ответ на сердитый взгляд леди Гвен.

– Помилосердствуйте, тетя. Путешествие было утомительным. Уиннифред нужно отдохнуть.

– Мисс Блайт, – с нажимом сказала леди Гвен, дабы показать свое неудовольствие фамильярностью Гидеона, – незамедлительно проводят в ее покои.

– Отлично. – Гидеон хлопнул перчатками по ноге. – Тогда, если дамам больше ничего не нужно, я откланяюсь.

– Куда ты собрался? – строго спросила леди Гвен.

– Домой.

– А когда вернешься?

– Естественно, я в вашем распоряжении, – небрежно отозвался Гидеон. – Когда понадоблюсь, пришлите за мной одного из ваших лакеев.

– Пустая трата времени и сил. Ты останешься здесь.

Если б это не было непростительной грубостью, Уиннифред рассмеялась бы при виде перепуганного выражения на лице Гидеона.

– Да нет же.

– Хочешь, чтобы высший свет сказал, что лорду Гидеону Хаверстону так мало дела до его подопечных, что ему невыносимо жить с ними под одной крышей?

– Они – подопечные моего брата, – возразил Гидеон.

– Я не являюсь ничьей подопечной, – напомнила Лилли.

– А я определенно не желаю ею быть, – проворчала Уиннифред.

Леди Гвен оставила без внимания все три замечания.

– Вели своему камердинеру привезти… У тебя нет камердинера, да? Я все время забываю про твою склонность жить дикарем.

– Дом в Мейфэре и поденщица едва ли…

– Не важно, кто-нибудь из моих слуг сможет привезти все, что тебе нужно.

– Как великодушно с вашей стороны, – насмешливо протянул Гидеон. – Тетя…

– Значит, решено. – Она жестом подозвала служанок. – Ребекка и Сара проводят дам в их комнаты.