Текст книги "Леди-наследница"

– Я могу поговорить со своей тетей, если хотите, – сказал он, найдя оправдание своему поведению. – Уверен, она сможет выяснить, какие приглашения он принял.

«И позаботиться, черт побери, чтоб тебя не было ни на одном из них», – прошептал внутренний голос.

Она посмотрела поверх его плеча на лорда Грэтли, и взгляд ее был таким внимательно-изучающим, что пальцы Гидеона с силой стиснули рукоять трости.

– Думаю, что была бы не против, – сказала наконец Уиннифред. – С ним легко разговаривать, он очень красивый. Прямо как сказочный принц.

Гидеон не собирался оборачиваться, но все же не удержался, чтобы не дать Грэтли быструю и ревнивую оценку.

– У него приплюснутый нос, – заявил он, вновь поворачиваясь к Уиннифред.

– Разве? Я не заметила. – Она адресовала Гидеону вежливую улыбку одними губами, и он едва не чертыхнулся. – Полагаю, я заметила только его лучшие качества.

У него не было ни желания, ни намерения изучать лучшие качества лорда Грэтли. И, приглядевшись к Уиннифред повнимательнее, Гидеон заподозрил, что и ее они не особенно интересуют. Губы у нее подергивались.

– Вы подстрекаете меня? – спросил он, сузив глаза.

– Да, и вполне успешно, следует заметить.

– Зачем?

– Затем, что вы несете вздор. «Не улыбайтесь и не смейтесь». – Она фыркнула. – С вами же я улыбаюсь и смеюсь, и если б это было неприлично, Лилли не преминула бы указать мне на это.

– Смеяться со мной – это совсем другое дело. – Вообще-то нет, потому что нет ничего дурного в том, чтобы смеяться с любым из них, но было уже слишком поздно признаваться в этом. – Как ваш опекун…

– Лорд Энгсли – мой опекун, или был им…

– Как член высокопоставленного семейства Хаверстонов в Британии, как человек, который привез вас в Лондон, и как…

– Ох, пожалуйста, давайте не будем выискивать недостатки, – со смехом прервала она его. – Позвольте же мне еще немножко понаслаждаться моими успехами.

Подумав, он быстро отверг идею продолжать настаивать на своем. Частично потому, что понимал, что не прав, но главным образом потому, что не был уверен, куда приведет его этот последний довод.

– Успехами?

– О да. Я здесь уже больше часа и до сих пор никого не ошпарила, не оскорбила и не огрела цветочным горшком. И, по вашим словам, даже умудрилась пококетничать с высокородным и богатым джентльменом. – Уиннифред улыбнулась и, по-видимому, забыв на минуту, где находится, подбоченилась, как фермер, оглядывающий превосходный урожай. – Разве это не успех?

Глава 28

Планы по посещению Гайд-парка были отложены, когда погода оказалась холодной и сырой. Уиннифред не возражала. Это дало ей возможность поработать над задачей, над которой она готова была трудиться неделями, – планированием бюджета Мердок-Хауса. Гидеон обещал возмещение ее ежегодного пособия и небольшую прибавку, а такое состояние требует тщательного управления. И хотя мечты о том, что может быть сделано для Мердок-Хауса, весело кружились у нее в голове с той самой минуты, как было дано обещание, поначалу она не была уверена в Гидеоне и не хотела строить планы о том, чего может и не быть. Неуверенность прошла задолго до того, как они выехали в Лондон, но до сегодняшнего дня у Фредди было мало свободного времени, чтобы попытаться тщательно проделать эту работу.

И еще довольно долго не будет. Следующая неделя ее жизни была расписана по минутам – званые обеды, еще один бал, опера, визиты к соседям, а на седьмой день – пышный бал леди Гвен, который, как не преминули уведомить ее и леди Гвен, и Лилли, обещал быть гвоздем лондонского сезона.

Правда, Уиннифред сомневалась, что он может быть хоть вполовину таким увлекательным, как ее планы в отношении Мердок-Хауса.

Вначале она наслаждалась тем, что составляла подробнейший список всех вещей, которые нужны дому и усадьбе, сопровождая каждый пункт приблизительной стоимостью, но по мере того, как список рос, удовольствие ослабевало. К тому времени как она добралась до конца своих расходов, губы ее кривились в гримасе.

Как это возможно, что ей не хватает средств? Теперь у нее денег больше, чем она когда-либо видела. Денег столько, сколько она никогда и не мечтала увидеть. Этого должно хватить.

Она еще раз прошлась по цифрам, на этот раз исключая такую роскошь, как шоколад и новые ботинки дважды в год, но это мало что изменило. Потом она попыталась распределить расходы на два, а затем на три года, но стало только хуже. Чтобы содержать дом и прислугу, Мердок-Хаусу требуется получать солидный доход. Но чтобы получить солидный доход, требуется достаточно скота, припасов и времени. Но если заплатить за скот и припасы, то ничего не остается на содержание дома и зарплату прислуге на то время, что требуется Мердок-Хаусу, чтобы получить солидный доход.

Тьфу ты, пропасть!

Она швырнула ручку на стол и сложила руки на груди. Это все Гидеон виноват, решила она. Это он притащил целых двенадцать слуг из Лэнгхолма. И почти все они домашние слуги. Поэтому ей придется нанимать еще полевых работников.

– Дьявольщина!

Она гневно зыркнула на список и заставила себя обдумать один вариант, который до сих пор старательно игнорировала. Она может продать драгоценности, подаренные Гидеоном.

От одной лишь мысли об этом у нее засосало под ложечкой, и это оказалось достаточным мотивом, чтобы обдумать и принять еще один выбор, который у нее остался.

Она попросит денег у Гидеона.

После недолгих поисков Уиннифред нашла его сидящим за столом в маленьком кабинете рядом с холлом. Он снял утренний сюртук, в котором был за завтраком, и закатал рукава рубашки, обнажив мускулистые руки. Шейный платок сохранил тот простой узел, который она видела раньше, но сейчас шелк свободно висел вокруг шеи, словно Гидеон бессознательно тянул ткань.

Она тихонько постучала в открытую дверь.

– Гидеон! Можно с вами поговорить?

Гидеон оторвал глаза от солидной стопки бумаг. Лоб его был сосредоточенно нахмурен, а волосы взлохмачены.

– А это отвлечет меня от моей теперешней задачи?

– Э… думаю, да.

– Отлично. Присаживайтесь.

Она так и сделала, но поскольку была не вполне готова сразу приступить к делу, обратила свое внимание на бумаги на столе.

– Что это?

– Работа из имения Энгсли. В последнее время всем этим занимался секретарь моего брата, но сейчас он уехал и подхватил лихорадку.

– Как необдуманно с его стороны.

– Вот и я о том же. – Он отложил ручку. – Что вас тревожит, Уиннифред?

Она встретилась с ним взглядом и тут же отвела глаза. Она вдруг почувствовала себя неловко – разочарованной в собственных силах и неблагодарной. Расстроенная и тем и другим, сосредоточилась на середине.

– Математика, – проворчала она и нацелила на него палец. – И все из-за вас. Вы не должны были нанимать так много.

– Чего много?

– Людей. Персонал для Мердок-Хауса. – Она раздраженно вскинула руки. – Я не могу их себе позволить. Я знаю, что предложила Томасу прийти, но это же только один. Я могу позволить себе одного, но не несколько дюжин.

– У вас нет нескольких дюжин, – спокойно напомнил Гидеон. – Почему бы вам не уволить двух-трех, если…

– Уволить? Я не могу, не могу после такого короткого найма.

– Почему? – задал он явно праздный вопрос.

– Вы прекрасно знаете почему. Они рассчитывают… они нуждаются… – Нуждаются в том, чтобы она обеспечивала их едой, крышей над головой и безопасностью. – Я не могу этого сделать. Не могу уволить их. – Уиннифред натужно сглотнула и заставила себя выпрямиться на стуле. – Мне требуется ваша помощь. Я прошу о дополнительных денежных средствах, чтобы оставить их. Всех.

– Разумеется.

– Это будет лишь временная мера, – заторопилась она. – Только до тех пор, пока земля… – Наконец до нее дошел ответ. – Что, простите?

– Я сказал – разумеется. У вас будет все, что нужно.

– Но… – Не может быть, чтобы это оказалось так легко. Ничего никогда не бывает легко. – Но соглашение было на задолженность по содержанию…

– Соглашение изменилось, – вставил он. – Хотите с этим поспорить?

Она захлопнула рот и покачала головой.

– Стало быть, решено, – заявил Гидеон.

– Ну… – По-видимому, это все же вот так легко. – Полагаю, да. Спасибо.

– Не за что. – Он поднял палец, когда она собралась встать. – Еще минутку вашего времени, пожалуйста.

Она снова опустилась на стул, а потом пожалела, что сделала это, потому что он ничего не говорил, просто сидел, молча глядя на нее пытливым взором. И если б она стояла, то могла бы пройти к камину, чтобы посмотреть на часы или поразглядывать книжки на книжной полке – что угодно, лишь бы не видеть, как он глазеет на нее.

– Что? – наконец не выдержала она. – Что вы так смотрите?

– Я не могу вас разгадать.

Разгадать ее? Разве он сам не говорил, что она простая?

– Что же тут разгадывать?

– Чего вы хотите, – ответил он.

– Я же только что сказала, чего хочу.

– Нет, вы только что сказали мне, чего хотите для других. Если б не работники, вы бы не попросили денег. Вы так мало просите для себя, – мягко добавил он.

Она не знала, почему ей это показалось так похоже на обвинение.

– Это неправда. Я приняла пищу, кров, гардероб, гору украшений, поездку в Лондон…

– Потому что принять это означало все привилегии и для Лилли.

– Я просила вас привезти мне пирожные и шоколад, – напомнила она.

– Вы предложили заплатить мне за два пирожных, одно для Лилли, одно для вас, и отдали мне последнюю чашку шоколада. – Он постучал пальцем по ручке кресла. – Два поручения, вот и все, что вы потребовали от меня, богатого сына и брата маркиза.

– Я требовала, чтобы вы ели с нами.

– И опять потому что считали, что это пойдет на пользу Лилли.

– Мердок-Хаус…

– Я отдал вам Мердок-Хаус. Почему вы опять спорите?

– Потому что… – Она подыскивала способ объяснить свою неловкость. – Потому что вы изображаете меня святой, а я не думаю, что это уместно. – Не более уместно, чем представлять ее истинной леди. – Я не… и не вижу тут ничего смешного.

– Святой? – переспросил он, отсмеявшись. – Заверяю вас, такая мысль не приходила мне в голову. Ни разу.

Несколько раздраженная, что он с такой готовностью с ней согласился, Уиннифред направила разговор подальше от своей маловероятной канонизации.

– Тогда почему вас волнует, о чем я попросила или не попросила?

Он снова начал постукивать пальцем и смотрел на нее так, словно она какой-нибудь особенно увлекательный ребус. Это, решила она, несколько предпочтительнее, чем смех.

– Я нахожу это интригующим, – наконец отозвался он. – И расстраивающим.

Она почувствовала, что покраснела из-за первого и слегка нахмурилась из-за второго.

– Не понимаю, с чего бы вам расстраиваться. Если я чего-то захочу, я об этом попрошу.

– В самом деле? – Голос его был несообразной смесью надежды и скептицизма. Внезапно Гидеон поднялся и обошел стол. Не успела Уиннифред спросить, что он задумал, как он сел с ней рядом и придвинулся так, что они оказались лицом друг к другу, а колени их соприкасались.

Потом, тепло улыбнувшись ей, наклонился вперед и взял ее руку в свою.

– Попросите меня о чем-нибудь сейчас.

Озадаченная Уиннифред взглянула на их соединенные руки, потом снова на него.

– О чем?

– О чем угодно, – отозвался он. – О чем-нибудь только для вас.

Он так явно радовался, был таким очаровательно взволнованным со своим помятым галстуком и растрепанными волосами, что она просто не могла отказать ему.

Тысячи просьб проносились у нее в голове, больших, маленьких и нелепых. Новая конюшня. Пара тягловых лошадей. Тысяча фунтов на пирожные с кремом.

Но потом солнце вышло из-за тучи и залило комнату своим светом, и она увидела, как изменились при этом глаза Гидеона.

Утром светлее, подумала она и не задумываясь выпалила:

– Вы!..

Гидеон уронил ее руку и покачнулся назад.

– Прошу прощения?

О, дьявольщина, она не собиралась говорить это вслух. Она даже не успела сообразить, что подумала об этом.

Теперь она лихорадочно искала способ прикрыть свою грубую ошибку.

– Вы… – начала она, растягивая слово, – можете купить мне тягловую лошадь.

Это прозвучало неубедительно даже для нее самой. И для Гидеона тоже. Он все еще смотрел на нее так, словно она ни с того ни с сего влепила ему пощечину.

Схватив трость, он поднялся и встал за спинку своего стула как человек, нуждающийся в щите.

– Вы не это имели в виду.

Разумеется, не это. И теперь уже ей никак не отвертеться.

Ну что ж, была не была. Когда-нибудь это должно было случиться. Не может же она до бесконечности гадать о его чувствах.

– Нет, – призналась она, – не это.

Гидеон тихо чертыхнулся.

– Мне кажется, Лилли учила вас, что леди должна и чего не должна говорить джентльмену.

– Конечно, учила, но… – Взявшись за гуж, не говори, что не дюж, сказала она себе. – Но вы ведь не просто какой-то джентльмен. Вы – мой друг. Друг, который поцеловал меня и которого мне очень понравилось целовать…

– Я извинился за это, – прервал он ее, – и сделаю это еще раз… Мне очень жаль.

– Почему?

Он заметно вздрогнул.

– Что значит – почему?

– Почему вам жаль?

Он заколебался.

– Потому что это был риск для вашей репутации.

Что-что, а уж плохо состряпанную ложь от правды она могла отличить.

– Какая чепуха. В первый раз мы были на темной, редко используемой дороге посреди Шотландии. Кто мог нас там увидеть? А…

– Другие люди тоже ездят по дорогам, – изрек он.

– И производят при этом много шума, – парировала она, уже начав раздражаться его отговорками. – Вы ожидали, что запряженная четверкой карета подкрадется к нам незаметно?

– Дело не в этом.

– Тогда я просто не понимаю в чем. Почему вы жалеете, что поцеловали меня?

– Потому что… – Он смолк и тяжело оперся о спинку стула. Уиннифред ждала, что он соберется с мыслями, но когда вновь подняла к нему лицо, то увидела, что он собирается не с мыслями, а с холодной, твердой решимостью. – Потому что я не могу жениться на вас.

Он брат маркиза.

Уиннифред могла бы поклясться, что почувствовала, как что-то внутри ее сломалось.

Вот она, награда за все ее риски, труд и терпение.

Еще один отказ.

Гидеон увидел, как от щек Уиннифред отхлынула краска и у нее в глазах вспыхнул гнев, тот, что порождается ранеными чувствами и уязвленной гордостью.

– Я не просила вас жениться на мне, – холодно сказала она.

Как она прекрасна, с тоской подумал Гидеон. Он только хотел дать ей что-нибудь исключительное. Что-нибудь от него. Почему же все вдруг пошло не так?

Он стискивал рукоять трости, пока пальцы не побелели.

– Есть определенные знаки внимания, которые джентльмен оказывает только той леди, которую намерен сделать своей женой.

– О? – Тон ее сделался колючим, насмешливым. – Значит, вы тоже девственник?

– Я… нет. Уиннифред…

Она вскинула руку.

– Не надо. Вы не обязаны объяснять свое решение. Вы – брат маркиза, а я – необразованная, плохо воспитанная дочь человека без положения. – Она встала, лицо – маска с трудом сдерживаемой ярости, и развернулась к двери. – Прошу меня извинить.

Он поймал ее за талию сзади прежде, чем она прошла половину комнаты. Он не мог вот так отпустить ее.

– Постойте, Уиннифред…

– Отпустите! – Она вскинула руку и ткнула его локтем в грудь.

– О черт! – Не обращая внимания на внезапную нехватку воздуха, он перенес вес на здоровую ногу, бросил трость и обхватил Уиннифред обеими руками, не давая ей вырваться. – Прекратите. Дайте мне объяснить.

Ее единственным ответом был сильный удар каблуком по ноге.

– Проклятие, Уиннифред. – Он оторвал ее от пола. – Это не имеет никакого отношения к…

Она больно заехала ему по голени здоровой ноги.

– Сукин…

Он снова поставил ее на пол.

– Выслушайте меня. Я не могу…

Она мотнула головой и, наверное, сломала бы ему нос, если б он в последний момент не отвернулся и не выпалил то единственное, что могло заставить ее понять.

– У меня на корабле были пороховые обезьяны!

Глава 29

В комнате стало тихо-тихо, слышен был только звук их тяжелого, прерывистого дыхания. Уиннифред спиной ощущала твердый стук сердца Гидеона и его горячее и влажное дыхание на затылке.

– Вы знаете, что такое пороховая обезьяна, Уиннифред?

Хотела бы она, чтоб ей было все равно.

Она не ожидала, что его отказ причинит такую боль, ранит так глубоко. Но случилось именно так, и ее напугало и разозлило, что он имеет над ней подобную власть. Ей хотелось забрать эту власть назад. Хотелось сказать ему, чтоб отправлялся прямиком к дьяволу вместе со своими пороховыми обезьянами. Но страдание в его голосе, тихое отчаяние, заставившее ее резко прекратить вырываться, сделали уход невозможным.

– Нет, – прошептала она.

– Вы позволите мне объяснить?

«Нет. Я не желаю этого слышать».

Она чуть заметно кивнула.

– Спасибо. – Гидеон отпустил ее, наклонился, чтобы поднять свою трость, прошел к буфету и плеснул в стакан бренди.

Пока она смотрела, как он наливает себе выпить, по позвоночнику прокатилась дрожь. Что это за объяснение, которое требует бренди в одиннадцать часов утра?

Он повернулся к Уиннифред со стаканом в руке, с застывшим, словно каменным лицом. Она вспомнила, как тринадцатилетняя услышала от незнакомого человека известие о смерти своего отца. Тот посыльный выглядел тогда точно так же, как сейчас Гидеон, – решительным и отстраненным.

– Пороховая обезьяна, – начал Гидеон, – это маленький мальчик, который во время сражения подносит к пушкам порох. Он держит его под рубашкой, чтобы защитить от искр. На каждом военном корабле есть хотя бы один мальчик – подносчик пороха.

Она облизнула внезапно пересохшие губы.

– И у вас на корабле был такой?

– У меня их было шестеро.

– Шестеро? У вас на корабле было шесть мальчишек?

Он рассмеялся тихо и невесело.

– О, у меня было их гораздо больше. Чуть ли не четверть команды была моложе двадцати.

Он надолго уставился в свой стакан, словно мог найти там ответ или просто место, чтобы похоронить вопросы.

– Гидеон…

– Нельзя мне было становиться капитаном корабля. Не должен я был нести ответственность за тех мальчишек.

– Я не верю, что…

– Я не хотел брать мальчишек на «Стойкий», но ты берешь то, что тебе дают. Война есть война. Ты делаешь все, что в твоих силах, с тем, что имеешь… Я посчитал лучшим отправить их в трюм. Каждое сражение я самого младшего отправлял в трюм, чтобы уберечь. – Он покачал головой и осушил стакан. – Это не помогало.

Она прикрыла глаза, когда до нее дошел весь ужас того, что это означало.

– Мне так жаль.

От неожиданного грохота она отпрыгнула назад, Гидеон швырнул свой стакан о камин, и тот разбился на сотни блестящих острых осколков. Гидеон развернулся к ней, лицо холодное и злое, а мышцы вздуты так сильно, что, казалось, они вот-вот лопнут, как стекло.

– Дети! Что, к чертям собачьим, я знал о детях?!

– Гидеон…

– Я скажу вам, что я знаю теперь! Что узнал очень скоро. Достаточно одного ядра и одной доли секунды, чтоб разорвать на части почти дюжину мальчишек! – Он провел дрожащей ладонью по волосам. – Всего одно ядро. Одно ядро и капитан, ответственный за то, что поместил их на пути у этого ядра.

– Нет, это неправда. Вы…

Она не договорила, когда лакей постучал в открытую дверь. Глаза его метнулись к осколкам стекла, но, как и ожидалось от человека его положения, лицо не выдало ни единого намека на эмоции.

– Милорд! Вам или мисс Блайт нужна помощь?

Уиннифред беспомощно смотрела, как Гидеон силится взять себя в руки.

– Нет. У нас все в порядке. Спасибо.

– Послать за служанкой?

– В этом нет необходимости.

– Хорошо, милорд.

Уиннифред слушала звук удаляющихся шагов лакея, но не сводила глаз с Гидеона. Вспышка гнева погасла, и на ее место пришло смирение. Она не знала, что хуже.

– Гидеон…

– Нет. – Он вскинул руку. – Я больше это не обсуждаю. Я просто хотел объяснить. Хотел, чтоб вы поняли, почему я не могу… не буду больше никогда ни за кого нести ответственность.

Например, за жену, дошло до нее.

– Но…

– Оставьте, Уиннифред.

Боясь, что он опять замкнется, она твердо заявила:

– Не оставлю. Потому что вы не виноваты.

– Вас там не было! – огрызнулся он.

– А разве вы просили мальчишек себе в команду? – воскликнула она. – Разве вы вербовали их или платили за их патенты? Вы стреляли из пушки, которая убила их? Построили корабль, на который их отправили служить? Начали войну, которой потребовался военный корабль?

– Нет, я…

– Вот где лежит вина, – настойчиво продолжала Уиннифред. – Она не ваша. Вы делали все от вас зависящее с тем, что имели, – вы сами так сказали. Если б политики, короли и выскочки-тираны, мнящие себя императорами, делали бы все от них зависящее для людей, за которых несут ответственность, у нас бы никогда не было войны – или детей, участвующих в ней.

– Люди всегда воюют. – Он покачал головой и отвернулся от нее к окну. – Всегда. С этим нельзя ничего поделать, просто лучше держаться от этого в стороне, а если не выходит, находить удовольствие в жизни, где и когда можешь.

Уиннифред смотрела ему в спину, лихорадочно пытаясь найти способ достучаться до него, помочь. А потом ей пришло в голову…

– Вы… я хоть немного дорога вам?

Он полуобернулся и бросил удивленный взгляд.

– При чем тут это?

– Ответьте на вопрос. – Если она нашла в себе смелость спросить, то он тоже может найти в себе смелость ответить. – Я вам дорога?

– Да, – четко ответил он. Повернулся и удержал ее взгляд, словно хотел убедиться, что она воспринимает это всерьез. – Вы же знаете, что да.

Облегчение было таким огромным, что ноги стали ватными. Ей захотелось кинуться ему на шею и рассмеяться. И захотелось сесть. Не обращая внимания ни на одно из трех желаний, Уиннифред решительно кивнула.

– И если б мы были на корабле, в эту самую минуту, и началось бы сражение – куда бы вы меня поместили?

На его лице промелькнул мимолетный страх, прежде чем Гидеон успел его спрятать.

– Я бы и близко не подпустил вас к военному кораблю.

Она оставила без внимания его отговорку.

– Зная то, что знаете сейчас, куда бы вы меня поместили?

– Это нелепо.

Он отошел от окна и от нее, словно чтобы отдалиться от вопроса. Но Уиннифред не собиралась позволить ему убежать. Она сделала два шага вперед.

– Куда, Гидеон?

– Оставьте…

Еще шаг.

– Куда?

Он умоляюще покачал головой:

– Бога ради…

Один последний шаг, и она стоит прямо перед ним.

– Скажите, куда?

– Я бы поместил вас в чертов трюм!

Она обхватила его щеку ладонью.

– Потому что это самое безопасное место на корабле. Потому что я дорога вам и это лучшее, что вы могли бы сделать для меня. То, что случилось бы после, от вас бы не зависело.

– Они были детьми, – хрипло прошептал он. – Невинными душами. Я должен был защитить их.

– Даже вам не под силу остановить пушечное ядро.

– Я должен был…

– Нет. Вы ничего не могли сделать, Гидеон. Ничего. Так уж случилось.

Гидеон крепко зажмурился и покачал головой. Он не желал слышать этих слов, не желал признавать, что они могут быть правдой.

Так уж случилось.

Ему известно, что основное человеческое желание – владеть ситуацией, понимать, знать причины почему. Он знает, что стремление познавать значение событий в жизни – как крупных, так и мелких, как счастливых, так и трагических – приводит людей к религии, философии, науке. От этих поисков исходит величие и благородство; утешение, что ответы найдены.

Но возможно, бывают случаи, когда объяснения нет, и, быть может, менее пугающе винить себя, чем признаться в своей беспомощности, и легче взвалить вину на себя, чем принять то, что никто не виноват. Но все, что угодно, лучше, чем думать о том, что шестеро мальчишек бессмысленно погибли в трюме корабля и в этом некого винить.

Кто-то должен быть виноват.

Гидеон отнял ее руку от своего лица и выпустил.

– Мне очень жаль.

Уиннифред вглядывалась в его лицо.

– Я не понимаю.

Он вздохнул, проталкивая ком боли глубже в грудь.

– Вы и я. Это невозможно.

– Но я же вам небезразлична, – прошептала она. – И вы мне. Почему?..

– Они мне тоже были небезразличны.

– Ну конечно же…

– Нет, Уиннифред.

Она отвернулась и долго смотрела на огонь, ничего не говоря. Ему хотелось заполнить тишину, но он не мог придумать, что сказать. Объяснять больше было нечего.

Уиннифред наконец заговорила, не оборачиваясь к нему:

– Это… это ваше последнее слово?

– Да.

Она опустила глаза.

– И я не могу ничего сказать, чтобы переубедить вас?

Хотел бы он, чтобы она посмотрела на него.

– Нет.

Она чуть заметно кивнула:

– Что ж, ладно.

И на этот раз, когда она направилась к двери, он не остановил ее.