Текст книги "Лесная избушка Анатолия Онегова"

– Не празднуйте победу раньше времени, – сказал борисоглебцам на встрече Анатолий Онегов. – Праздновать будете, когда зарубите атомный проект на ярославской земле. Помогите другим районам. Теперь для вас должно быть чужое страдание как своё.

Перед нами встала задача: каким образом не дать чиновникам права строить атомную станцию около Тутаева? Посоветовавшись с Анатолием Онеговым и Михаилом Лемешевым, я понял, что спасти нас сможет идея проведения всеярославского народного референдума. Оставалось найти способ довести её до жителей области. Впереди ожидалось проведение в Ярославле тринадцатой отчетно-выборной конференции областной организации общества охраны природы. Как активист общества и журналист, пишущий на экологические темы, я был в числе приглашенных на неё. Возникал лишь один вопрос: дадут ли мне возможность выступить? Но когда я узнал, что на конференции мне будет вручена Почетная грамота за первое место среди районных и городских газет области с формулировкой – за последовательное и грамотное освещение проблем охраны природы, то понял: слово с трибуну произнести дадут.

Безусловно, я выступил на конференции с большой речью, в которой, кроме бед с вырубкой лесов, высыханием рек, безудержной и безответственной химизацией полей, затронул и надвигающуюся экологическую катастрофу с планируемым строительством атомной станции. Жаль, не все газеты опубликовали моё предложение о проведении референдума, но те, что не испугались и написали о нём, моментально всколыхнули общество.

Имеют ли ярославцы конкретную экологическую озабоченность? – вопрошал и делал предложение я. – А как же! В связи с подарком атомщиков – АТЭЦ, которая, якобы, спасает от энергетического голода, ярославцы видят в нём, в этом «подарке», «троянского коня». Как говорит доктор экономических наук Лемешев, зря распускаются слухи, что в стране нехватка энергии, её у нас избыток, в быту тратится лишь 15–20 процентов энергии, остальная часть тратится на всевозможные проекты века и на то же строительство атомных станций. В иностранных же державах 80 процентов энергии тратится в быту… Мы должны принять сегодня обращение к облисполкому о том, что пора провести референдум по АТЭЦ. Деньги-то тратятся огромные. Пусть народ решит, нужно ли их тратить.

После конференции мою идею активно стал продвигать в Ярославле популярный журналист областной газеты «Северный край» Андрей Солеников. Ему порой удавалось пробить чиновничьи и бюрократические заслоны, чтобы опубликовать мои статьи и очерки в защиту природы. А когда столичный журнал «Молодая гвардия» вынес тревогу ярославцев и желание провести референдум на свои страницы, опубликовав мою статью об опасном атомном проекте, то в облисполкоме отложили решение о строительстве атомной станции до лучших времен.

Однако эти обнадеживающие времена для атомщиков не наступили. Впереди были выборы в областной Совет народных депутатов и выборы народных депутатов РСФСР. Предприятия и социальные учреждения выдвинули мою кандидатуру сразу в оба законодательных органа власти, благо, закон позволял это делать. В тяжелой конкурентной борьбе я победил там и там, дав слово ярославцам, что не допущу строительства атомной станции. И обещание было сдержано.

Страсть к познаниям и путешествиям

Из всех деятелей культуры и творческих бродяг, кого присылал ко мне в Борисоглебский район Анатолий Онегов на поселение и «перевоспитание», только один задержался, попробовал, что такое деревенская жизнь, – это Константин Лебедев. Не зацепились, не пожелали испытать себя в образе сельского жителя ни педагог Афанасьев, ни реставратор Виноградов, ни краевед Семибратов, ни писатель Шпиякин… Много их гостевало в моём доме – ночевали, чаевничали, читали стихи и рассказы.

Излюбленным занятием для всех было одно – порассуждать о любви к природе, о предназначении русского человека трудиться на земле. Я с интересом участвовал в разговоре, так как все мы были слушатели-выпускники радиопередачи «Школы юннатов» Анатолия Онегова и нас объединял его педагогический и нравственный посыл – воспитывать в людях чувство ответственного, бережного отношения к миру живой природы.

Общение с Константином Лебедевым, приехавшим ко мне из Республики Марий Эл, доставляло искреннюю душевную радость. Только он начал вспоминать о своей жизни на берегу лесного озера с таинственной тишиной, рассказывать о том, как лес учил его быть терпеливым и добрым, как я сразу понял, почему Онегов ценил и любил его и почему прислал ко мне на жительство. По большому счету мы с Константином были родственные души. Нас тесно связывало не только сотрудничество с радиопередачей «Школа юннатов», где её автор Онегов по нескольку раз зачитывал рассказы то Лебедева, то мои, но нас ещё роднила тяга к познанию лесных тайн и преклонение перед божественной красотой природы. Каждый день Константин уходил в старый сосновый лес – наблюдал там за жизнью муравейников, слушал кукушку с её тоскливым кукованием, рисовал акварелью дымчатые осинки и стрелки иван-чая. «Если в человеке умирает чувство красоты, он становится равнодушным», – говорил Константин, возвращаясь в мой дом с десятком живописных картин.

Родился и вырос Лебедев в городе Мариинском Посаде Чувашской АССР. Трудовую деятельность начал учеником художника-оформителя Чебоксарского ХБК. Служил в армии. Любовь к природе и заповедникам привела его сначала на биофак Казанского государственного университета, где он занимался на кафедре охраны природы, а потом в Московский пушно-меховой техникум Центросоюза. По окончании учебы работал в государственной лесной охране и госохотинспекции Марийской Республики. Преподавал лесное охотоведение в Мариинско-Посадском филиале Марийского гостехуниверситета.

Мне бы никогда не удалось распознать причину, по которой Лебедев, добившийся исполнения своей мечты служить лесному делу и жить на берегу озера, перебрался в Ярославские края, если бы не подсказка Анатолия Онегова. Тем более он накрепко был привязан к любимой работе. Никогда не жалел, что в Москве освоил основы охотоведения, биологии лесных птиц и зверей. Наоборот, с гордостью говорил мне: «Не получив специальных знаний, вряд ли бы я познал законы живой природы. Ведь одно дело – иметь диплом охотоведа или лесовода, а любить лес, чувствовать дыхание земли – это другое».

Так почему он сорвался с нажитого места, оставил и тихое озеро, и полюбившийся лес? Почему помчался в неведомые ярославские края?

Онегов ещё в своих письмах предупреждал меня, что всему виной страсть Константина к путешествиям, к познанию мира. В одном письме так и было сказано: «Костя мне писал – куда-то рвется, чуть ли не в полиграфический. Удержать его тут трудно – у него отец такой же путешественник. Костя хочет поступить в полиграф, а там переселиться поближе к Борисоглебу».

Мечта получить кроме лесного образования еще и художественное, поступив в полиграфический институт, не осуществилась. Зато по совету Онегова он прибыл ко мне в поселок Борисоглебский. И сам признался: «Страсть к познаниям брала своё, и я благодарен судьбе, что мне удалось прошагать немало по российским дорогам. Московские, ярославские, вологодские, владимирские, архангельские города и села. Сколько в них старины глубокой… Какие просторы бескрайних полей и рек раскрылись моему сердцу! Тронула Русь. Память разбудили колокольные звоны Ростова Великого, золотые и голубые купола, сторожевые башни Борисоглебского монастыря на реке Устье среди золота осеннего листопада. А какие удивительные люди встречались на моём пути! Действительно говорят: “Чуден свет, дивны люди!”».

Хотел Лебедев или не хотел, но повторял жизненный путь Анатолия Онегова, сыгравшего решающую роль в его творческом становлении. Оба в детстве зачитывались книгой американского писателя-отшельника Генри Торо «Жизнь в лесу», показавшего пример двухгодичного уединения на берегу лесного озера Уолден. Только Онегов прожил в карельской тайге у Пелусозера более десяти лет, а Лебедева хватило на год. И прошел тот по российским дорогам больше – алтайские, архангельские, карельские, вологодские, псковские и многие другие. Зато была общая страсть – путешествовать. (И другая страсть – наблюдать за тайнами природы, запечатлевать их в рассказах, новеллах, этюдах.) Конечно же, ещё умение открывать и завязывать дружеские узы с себе подобными творческими людьми, с подвижниками и философами без научных степеней.

Судьбе угодно было, чтобы и тот, и другой пожелали прожить свои лучшие годы на Борисоглебской земле.

Из писем Онегова я понял, что ему удастся уговорить Лебедева уехать ко мне.

Толя!

Костя Лебедев прекрасно рисует! У него чудная графика – вытащи из него природные рисунки пером и печатай у себя. (Скажи ему, что я велел вытащить из него эти работы.) Это ему будет великая поддержка. И тебе, и газете (читателям!) радость!

Пусть пришлет свои пеньки, деревья, пейзажи и т. д. У него чувство художника врожденное. Выжимай из него всё, что можно, – он человек лесной, с доброй душой чуваша-марийца, душой чистой, ранимой. Только сильно его не пугай сразу своими рукопашными боями.

Вот видишь, сколько я тебе солдат уже посылал: Корольков, Шпиякин, Лебедев. Ты их и себя призывай на Ярославщину – строить северную Русь! (С Севера и раньше Русь пошла.) Сманивай Гарьку Королькова – пусть меняет Латвию на Борисоглебский. Костю Лебедева куда-нибудь в лесники-егеря определяй (у него образование).

Ещё одного дивного друга к тебе посылаю. С письмом. Прибудет лично, прими и его. Это человек движения и образован великолепно (и не только в вузе).

А. Онегов.

11 ноября 1986 года.

Толя! Милый!

Пишу коротко – на ходу. Вчера сдал большую работу про огород (для взрослых) в Тулу, делал срочно пересказ с книги «Твой огород», но со взрослой философией. Вчера (туда-обратно) свез всё в Приокское издательство. А сегодня руки ещё трясутся.

Спасибо за газеты – читаю их с удовольствием. Молодец ты всё-таки со своей газетой. Вот если бы все остальные «отчеты» оживить. Но они у вас время от времени оживляются – и хорошо (и Галка молодчина – поцелуй её).

Ты мне обещал её материал о рабочем, который воевал с Каблуком. Есть ли он в тех газетах, какие мне прислал?

Теперь о «Письме». Толя, абзац про Отрошко и абзац про Васильева (стр. 3) очень просто вынимаются – вычеркиваются. Ты прав, не все это примут правильно. Но саму встречу с художником оставь. (Можешь снять, что он из Ярославля.) А с остальными смотри сам – хотелось бы весь строй сохранить, иначе что-то не будет работать. Не переживай, если не будет в газете. Дай тогда почитать Белоусову и Тихонову, как моё письмо.

Что вокруг, не знаю. Я был с Нового года в глубоком подполье.

Сейчас бегу на российский семинар режиссеров и драматургов – буду их воспитывать.

Всё. Обнимаю. Твой А. Онегов.

Да, ещё!

Толя! У тебя есть друг то ли в Чувашии, то ли в Марийске (в газете работал). Свяжи его с К. Лебедевым – там Костя дерется за краеведческий музей, который ломают.

У Кости Лебедева много добрых мыслей – человек он очень талантливый, а его нынешняя жизнь в лесу под знаменем Торо может открыть в нём, ой, какие глубины.

Свяжи их как-то, чтобы они встретились (хотя бы в письмах). М. б. твой друг сам Косте напишет, а то Костя человек очень скромный.

Всё. Побежал! Всем приветы и поклоны!

20 января 1987 года.

Здравствуй, милый Толя!

Каждый день собираюсь написать тебе и каждый день с утра очередная драка за жизнь заставляет куда-то нестись, с кем-то что-то решать. Вчера вернулся домой в 2 часа ночи, выспался до 10 утра. Через два часа иду к студентам нефтяного института, но, пока есть время, сел за стол.

Во-первых, что-то стало меняться в лучшую сторону. Меня обещают выпустить в Финляндию (неожиданно, и без оформления новых документов). Сказали на самом высоком уровне, что скоро выдадим вам загранпаспорт и можете в течение 6 месяцев им распоряжаться (т. е. срок выезда в Финляндию выбирайте сами).

Что-то сдвинулось с «Русским лесом». Снова встал год выпуска 1989 (!), а не 1990–1991 (как два месяца тому назад). И вроде бы часть претензий снята (мол, воля автора). К 15 декабря я должен снова сдать рукопись. Так что с завтрашнего дня без разгиба сижу над работой. Это я к тому, что на следующей неделе к тебе никак не выберусь.

Толя! 1 декабря у меня семинар в ВООПИКе – буду добивать «антиисторизм» нашей идеологии. 3 декабря встреча с рабочими инструментального завода (это встреча-беседа по экологии). А следом у меня пока тишина. Так что, если я до 1–3 декабря выправлю рукопись, то к тебе числа 4-го и приеду хоть на денек. И книжки тебе привезу. И так поболтаем.

Косте Лебедеву привет. Пусть адрес вышлет. А то я без переписки с ним и скучать начинаю. А ведь его очень люблю. Человек он чистый – о таких говорят: Бога слышит! Толя, помогай ему! Он часто в тревогах бывает. А ты человек – сильный! Что-то и Гарька хандрит!

Прислал письмо грустное-грустное. Сегодня (сейчас) и ему отпишу. Поддержи его!

Что у тебя дома нового? Как детишки? Печатает ли дальше тебя «Сельская жизнь»? Держись за эту газету! Обеими руками! Она в народе популярна.

…Вот пока и всё. Пиши. Поклон семье.

Твой А. Онегов.

Держитесь, ребята!

20 ноября 1987 года.

Выполнить просьбу Онегова и устроить Константина Лебедева на работу лесником мне не удалось. Не по моей вине. Просто тот выбрал иную стезю – решил попробовать себя в роли директора сельского Дома культуры в селе Неверково. Прожив у меня две недели, он перебрался туда. Связь со мной не прерывал, сотрудничал по всем творческим и природоохранным направлениям. Мы вместе устраивали субботники по реставрации памятников Борисоглебского монастыря, сажали кедровую аллею, участвовали в фестивалях колокольного звона. Когда нужно было собрать гармонистов и балалаечников на районный фестиваль-конкурс, он ходил со мной по деревням и селам и отыскивал, уговаривал их.

Узнав от Онегова, что Константин – талантливый художник, я предложил ему стать нештатным корреспондентом нашей районной газеты «Новое время», где я возглавлял отдел писем, культуры и спорта. Он охотно согласился. И когда мне нужно было оформлять целевые выпуски полос «Человек и природа», «Поэзия», «Патриот», то я обращался к нему за помощью. Каково же было моё удивление, когда он принес и выложил на редакторский стол заказанные графические рисунки к статьям, этюдам, очеркам, стихам! Они поражали несомненным своеобразием творческого поиска, особым видением мира. В рисунках жил дух высокой поэзии. Те же чувства удивления и восхищения испытали и сотрудники газеты.

Мы с радостью публиковали графику Лебедева, осознавая, что она эстетически возвышает читателя-зрителя. В редакцию посыпались отзывы жителей района – творчество самобытного художника побуждало любить природу, тоньше её чувствовать, больше думать… И чем чаще мы получали рисунки, тем красивее и читаемее становилась газета. Тематическая полоса «Человек и природа», материалы которой были наполнены рисунками птиц, следов зверей, веселой березовой рощи, сказочных лишайников на сосновой коре, земляничной поляны за деревней, стала из года в года занимать в области призовые первые места.

Вслед за природоведческой темой Константин Лебедев по моему настоянию взялся и за освоение историко-патриотической… Пройдя по деревням, пообщавшись со старожилами, он принес в редакцию рисунки заброшенных, покосившихся церквей, колодцев, старых наличников, прялок, самоваров. В них содержались высокие исторические символы. Все рисунки были патриотичны по своему строю, несли черты документа времени и исторической объективности.

Я не удержался и высказал Анатолию Онегову искреннюю благодарность за открытие талантливого художника.

– Он ещё и вдумчивый, мыслящий писатель, – ответил Онегов. – Подтолкни его к написанию небольших рассказов, этюдов о природе. Он мне раньше их присылал, я всячески его поддерживал… А сейчас у него полоса молчания.

А когда он писал о васильковом поле, которое видно из окна, то я ощущал, как оно пронизано солнцем, и у меня уходили все тревоги.

Лебедев и тут легко поддался на мои уговоры – написал несколько лирических зарисовок. Потом принес и рассказы. Написанное оказалось настолько поэтичным, многоплановым и плотным по смыслу, что возникала идея публиковать тексты и рисунки художника вместе. Яркие воспоминания беззаботного детства, бескрайние просторы и потаенные уголки русских деревень – всё это, как в зеркале, отражалось в его творчестве.

Сотрудничество с газетой давало ему возможность не только познакомиться с интересными творческими людьми, но и подружиться с ними.

На моей газетной странице «Человек и природа» часто публиковались чудные графические рисунки, а также небольшие рассказы о природе замечательного ярославского художника-анималиста Олега Павловича Отрошко. Его творчество было особым явлением в искусстве. Две главные черты определяли индивидуальность его творчества: это, в первую очередь, виртуозная мастеровитость, и, во вторую очередь, глубокое, ассоциативное мышление, поэтическая основа мировоззрения, претворенная в картинах. Константин Лебедев собирал его работы, размножал, вырезал из газет, увеличивал, перерисовывал. Было понятно, что он собирался открыть его необычную выставку в сельском Доме культуры, куда приехал работать.

Я познакомил Лебедева с художником Отрошко. Между ними завязались добрые отношения. И так как оба страдали от одиночества, то дружба помогала им преодолеть это чувство, вдохновляла на творческие поиски. И первое мероприятие, которое организовал Лебедев в селе Неверково, оказалось персональной выставкой Олега Отрошко. Мне казалось, что сельчане не придут на неё, не откликнутся, но я ошибся – зал Дома культуры не один день гудел от народного столпотворения. Даже из соседних колхозов приехали крестьяне на экскурсию.

Творческий огонь Олега Отрошко подпитывал и Лебедева в его стремлении рисовать, находить новые темы, краски. Ему всё чаще хотелось заглянуть в мир этого замечательного художника. Мир этот поражал многообразием и целостностью, в нём жила красота родной русской природы. Лебедев нередко находил время для поездок в Ярославль, чтобы посетить выставки Олега Отрошко, посидеть у него в мастерской и поговорить об искусстве.

Переняв у Онегова одно особенное качество, – понимать мысли и чувства других, Константин Лебедев продолжил в своём творчестве поэтическую линию Олега Отрошко, создавая образы в удивительной и неповторимой манере, которые поражали своей достоверностью. Образ глухаря, кажется, перешел с полотна Олега Отрошко на полотно Константина Лебедева, но это был уже другой образ. Один отличался от другого прежде всего деталями, настроением, фантазией.

По предложению Онегова новоявленный в селе Неверково художник и писатель приступил к написанию книги «Глухари Олега Отрошко». Она вышла с рисунками Лебедева. В них чувствовалась связь как с творчеством самого Отрошко, так и с классическими традициями русского изобразительного искусства.

Следующим открытием для Лебедева стало творчество архангельского звонаря из музея «Малые Карелы» Ивана Васильевича Данилова. Его появление в Борисоглебском районе было не случайным. Сотрудницы местного краеведческого музея Ольга Грамагина и Светлана Лапшина в то время собирали по далеким селам, где стояли разрушенные церкви, давно смолкшие и никому не нужные колокола. Пока до них не дошли руки сборщиков металлолома, две молодые девушки сделали большое дело – нашли возможность снять колокола и привезти их в Борисоглебский монастырь. Помогал их развешивать потомственный звонарь, старообрядец Алексей Онегин. Но, озвучив звонницу, он уехал, оставив сотрудниц музея в полном недоумении и незнании, что делать. Монастырь ещё не был передан русской православной церкви, потому и хозяин-настоятель, который мог бы найти звонаря, отсутствовал. Пришлось Светлане Лапшиной решиться на самоотверженный поступок – поехать в Архангельск на учебу к знаменитому звонарю Ивану Данилову. Он слыл лучшим звонарем России и был широко известен за границей.

После учебы звонарь приехал в Борисоглебский монастырь принимать уроки у ученицы. Его приезд совпал с фольклорным праздником, на котором звучали русские народные песни, кружились веселые хороводы. Сотрудники музея решили порадовать борисоглебцев колокольным звоном. И когда Иван Данилов поднялся на колокольню и заиграл, то у всех зрителей и слушателей сердца замерли от восторга. Многие благодарили сотрудниц музея за возрождение старинного музыкального искусства. А Константин Лебедев рванул к звонарю… И не напрасно – они стали друзьями.

Общение с известным звонарем подтолкнуло Лебедева к созданию книги «О чём звонят колокола». Прежде чем приступить к её написанию, он ездил следом за Даниловым в Ростов Великий на его музыкальные концерты, встречи с деятелями культуры. На этих мероприятиях удавалось поговорить со звонарями Новгорода, Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Валдая, Углича, острова Валаам, из Украины – Одессы, Черновиц… Предисловие к книге Лебедев попросил написать меня. Я высказал своё доброе слово: «Всю жизнь Константин Лебедев стремится постигать законы исторической памяти. Он много прошел пешком по тем деревням и малым городам Ярославщины, которые хранят секреты мастерства древнерусских подвижников… Его книжные очерки как раз и посвящены мастерам колокольного искусства, которых он встретил на своём пути. Автора интересуют не только трудовые подвиги и эпохальные свершения, но и жизнь в своей повседневной простоте и обыденности, её неспешный ритм и веками сложившийся уклад».

Начальные страницы будущей книги Лебедев читал в Доме культуры села Неверкова ученикам местной школы, воспитывая в них уважение к истории. Конечно, детям было интересно узнать о том, о чём не говорили на уроках, например, что колокола различают на три вида по размеру и звучанию – благовестники, красные и зазвонные. Первые из них были самые массивные и гудели как бы басом. Колокола средних размеров за красоту звука называли красными. Их звучание соответствовало почти всему диапазону человеческого голоса. Среди них были колокола теноровые, альтовые, баритональные. Самые маленькие колокола звонили, пели дискантом. Когда начинали звонить, звучали колокола всех трех видов, поэтому мелодию называли трехзвон или трезвон.

Школьники внимали каждому слову директора Дома культуры, особенно, когда тот рассказывал о знакомстве со звонарем.

– Я достал из походного этюдника небольшой акварельный этюд с изображением Малаховской церкви на реке Могза, – гремел голос Лебедева, – свернул его в трубку и стал пробираться через толпу корреспондентов и фоторепортеров к знаменитому звонарю. Взгляды наши встретились. Я выбрал момент и подарил ему свою работу. Иван Васильевич неожиданно крепко обнял меня. «Ну, спасибо, дорогой, приезжайте ко мне в Архангельск, в музей “Малые Карелы”», – сказал, улыбнулся и снова полез на звонницу, где ждали его верные ученики. Данилов – вылитый Пугачев: глаза блестят, широкоплечий, рослый, борода черная, блестит, как смоляная, а взгляд добрый, открытый.

Услышав о том, как красочный этюд помог Лебедеву познакомиться со звонарем, школьники взялись за рисование… В воскресенье поехали в Борисоглебский монастырь разыскивать Ивана Данилова. Но, оказалось, он уже уехал, потому колокольный перезвон в подарок им за рисунки устроили сотрудницы музея. Когда же вернулись домой, они слушали уже колокольный звон, звучащий с пластинки Ивана Данилова «Звоны северные», записанной им на всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия». Подогревал интерес к необычной музыке тот факт, что колокольные звоны в исполнении Данилова звучали в Норвегии, Швеции, Дании, Финляндии, Польше, Испании, Франции, Германии, США, Бельгии и во многих других странах.

Чтобы оживить работу сельского Дома культуры, Лебедев проводил там не только выставки, но и встречи с интересными людьми и известными деятелями культуры. На первые посиделки за «круглым столом» приехал, конечно же, Анатолий Онегов. Его выступление вызвало большой эмоциональный всплеск. Никто из приезжающих пропагандистов и деятелей культуры не говорил с людьми так открыто, смело и честно о бедах русской деревни, о засилии в русской культуре прогнившей либеральной интеллигенции, преклоняющейся перед Западом, о вреде для природы излишней химизации и мелиорации.

Уезжая из села Неверково, Онегов дал сельчанам слово, что приедет снова. Через год он выступал на сцене их Дома культуры всё с тем же гражданским пафосом и призывом беречь родную землю. В этот раз доброжелательный наказ писателя дан был Лебедеву:

– Пока у людей есть желание слушать, пока они верят и живут надеждой, что их труд на земле будет оценен по достоинству, тебе, Костя, нужно проводить как можно больше подобных встреч. Зови на трибуну всех тех, чья жизнь наполнена творчеством, трудовыми успехами, любовью к природе.

Но Константин Лебедев уже и без подсказки учителя видел, как тянутся сельчане в его клуб, когда он проводит для них интересные, содержательные вечера и концерты. На каждый выходной ему приходилось созывать к себе либо гармонистов и художников, либо писателей и поэтов. На дискотеках играл не магнитофон, а балалаечник Лев Кленкин, гармонист-виртуоз из Борисоглеба Виталий Королев, учитель-баянист из поселка Юркино Галина Строчилова. В Дом Культуры приезжали с лекциями писатель Александр Шпиякин, активист общества борьбы за народную трезвость Валентин Белоусов, художник Вячеслав Стекольщиков.

В районную газету то и дело прилетали письма от жителей села Неверково с теплыми отзывами о тех запоминающихся творческих вечерах, которые Лебедев посвящал отдельным подвижникам русской культуры. Как правило, они были его единомышленниками и друзьями. С концертом в Дом культуры приезжал талантливый баянист Вячеслав Пахмутов. Он работал техноруком на лесопункте в соседнем поселке Юркино. Лебедев вместе с ним готовил литературные и исторические конкурсы, праздничные выступления и викторины, продолжительное время выпускал в ДК большую новостную и просветительскую стенгазету.

Радостным событием для сельчан стало открытие в Доме культуры поэтической мастерской. Основные вечера вел популярный в районе поэт Константин Васильев. Он был ещё известен как орнитолог – своими книгами о поведении хищных птиц, частыми публикациями в газетах и столичных журналах. Познакомил его с Лебедевым я в редакции газеты, где также существовал поэтический кружок.

Васильев читал свои стихи сельчанам, а они просили продолжения и поддерживали его творчество крепкими аплодисментами. Многие стихи так нравились и западали в душу Лебедеву, что он их порой читал сам со сцены Дома культуры.

– В поэзии Константина Васильева своя струна, тончайшая и звонкая, как и его характер, – говорил Лебедев, представляя поэта сельчанам. – Его поэзия звенит, поет, порой плачет, но всегда живет, рвется к свету.

Помогли скрепить узы дружбы между Лебедевым и Васильевым их бескорыстная любовь к природе, совместные походы в лес, наблюдения за птицами. Все походы в сосновый бор проходили по одному сценарию: Васильев – записывал, Лебедев – рисовал. (Впоследствии графические изображения лесных птиц Лебедева пригодились для оформления книги Васильева «Орнитологические экскурсии по Ярославской области», которые красиво смотрелись с первой до последней страницы.)

На один из поэтических вечеров в гости к Лебедеву приехали корреспондент районного радио Владимир Зорин и его супруга Ольга. Ольга боготворила творчество Константина Васильева и исполнила под гитару песни, написанные ею на стихи этого поэта. Равнодушных на концерте не было, всем пришлась по душе поэзия талантливого земляка.

Во время работы директором Дома культуры у Константина Лебедева появилась одна часто повторяемая поговорка – «Всё хорошее быстро кончается…».

Как ни рассчитывали мы с Анатолием Онеговым, что Лебедев приживется на борисоглебской земле, построит здесь дом, женится, заведет собственных ребятишек, – не получилось. Наши надежды не оправдались. Действительно, всё хорошее быстро кончается… Пожил, потрудился Лебедев в районе пяток лет и засобирался домой. Даже приезд Онегова не смог остановить его. Видимо, сильно звала малая родина. И провожали мы директора Дома культуры с печалью в душе и слезами на глазах. Всегда больно расставаться с друзьями, больно видеть, как сужается круг общения творчески мыслящих людей и деятельных патриотов.

Чтобы понять, насколько Анатолий Онегов ценил общение и дружбу с самобытным художником и писателем Константином Лебедевым, надо познакомиться с их перепиской – продолжительной, философски глубокой, сердечной. Часть писем я выпросил у Лебедева. Только они могут быть свидетельством настоящей дружбы учителя и ученика.

Здравствуй, милый Костя!

Получил я твои чудесные письма, получил рисунки, получил чудную работу «Озеро Б. Чуркан», получил и «Родниковый край». За всё большое-большое спасибо. Только не траться на книги – такие книги нынче дороги.

Рисунки всё время смотрю, а озеро «Б. Чуркан» всё время передо мной на письменном столе. Какой же ты молодец! Я тебе даже завидую – вот бы сейчас оставить всю суету и к тебе в лес… на всю зиму, до весны, и весну там встретить. Но не суждено. Был ведь и у меня свой лес, был и зимой, и весной, и летом, и осенью. А теперь за то счастье-жизнь в лесу приходится отрабатывать. Таковы мы люди и таковы наши дела-связи: достиг благодати – поделись с другими. Иначе не жить нам на земле.

А ты молодец. Сейчас все рядом с тобой, чтобы просветиться до конца душе. Только не потеряй себя в одиночестве лесной жизни, да ещё по зиме. Помни о людях, всё время помни, тогда всё твое добро, вся данная тебе благодать станет счастьем, а ты получишь путь к душам других. И просветишь их.

Рисуй побольше. И пиши. Толе Грешневикову твои записочки мудрости очень нравятся, посылай их ему, он всегда напечатает. И собирай эти мудрости-размышления – будет своё лесное евангелие.

Костя, у Толи Грешневикова есть друг, который работает сейчас, кажется, в Чувашской республиканской газете. Я Толе написал про твои беды с краеведческим музеем, и если Толин друг работает в Чувашии, то Толя тебе напишет и сообщит его имя. Тогда можно будет связаться с ним, с газетой – оттуда должна быть помощь. Сейчас с краеведением по республикам дела неплохие. Это у нас в Москве краеведения боятся – а вдруг мы начнем о церквах и православной религии вспоминать. А там ещё дальше заберемся. Ведь испугались же, когда общественность стала разбираться, откуда льется водка на русский народ?.. Стоило нам раскопать первые еврейские погромы в России, как тут же нас и одернули – мол, не ваше дело заниматься антиалкогольной пропагандой. А дело в том, что основная масса шинкарей, спаивающих народ, была из иудеев. И первые погромы шинкарей в середине прошлого века (так называемые трезвые бунты или трезвые погромы) и были вызваны стремлением нашего народа и нашей православной церкви избавиться от паразитов, сосущих нашу кровь.