Текст книги "Лесная избушка Анатолия Онегова"

Гражданские мотивы Георгия Королькова

Часто в письмах Анатолий Онегов писал мне: «С Гарькой дружи – он мужик мудрый». Не верить учителю у меня не было оснований, так как мы вместе с Георгием Корольковым освоили природоведческую науку в «Школе юннатов», которую организовал на всесоюзном радио сам писатель-натуралист Онегов. Многолетнему сотрудничеству, переросшему в дружбу, помогла, безусловно, районная газета «Новое время», где я работал журналистом после окончания Ленинградского университета имени А. А. Жданова.

Действительно, в своих рассказах и новеллах о природе, а приходили они ко мне почтовой лавиной, Корольков являл собой мудрого писателя-натуралиста. Ещё и трудолюбивого, и старательного. Сюжеты его рассказов поражали, порой вызывали улыбку, а порой и слезу. Текст был всегда сознательно плотен, как узорчатая крестьянская вышивка. Слово – емкое, притягательное, колоритное, насыщенное соками живой жизни.

Были годы, когда ни одной целевой газетной полосы «Человек и природа» не выходило без небольших новелл Королькова. Они не просто украшали газету и завораживали читателя, а учили наблюдать за птицами и насекомыми, за зверями и растениями, заставляли чувствовать, будили мысль, требовали от читателей – беречь природу. Так как я печатал его охотно и много, то у него появлялся стимул к работе. Гонорары из редакции были небольшие, но вызывали стремление писать. Все газеты с его рассказами я высылал Онегову, и тот, любящий Королькова по-отцовски, радовался безмерно. В своих письмах он то и дело просил меня загружать его редакционными заданиями и тем самым поддерживать в нём дух творчества.

Вместе с Онеговым я радовался редкому таланту молодого писателя, умеющего подмечать в жизни природы те явления и детали, которые обычный человек не видит. Вот он любуется на взгорке стройной лощиной, у неё ровные стебли и веточка к веточке, как на подбор. В тиши зимнего леса вдруг обнаружен поползень – он легко скользит по стволу, расторопно осматривая неровности и щели в коре. Писатель подмечает, что если поползню разрешено природой быть акробатом, скользить по дереву вниз головой, то единственной птицей, которая может летать хвостом вперед, является колибри. А как любопытно вместе с автором наблюдать в ветхом сарае, как ласточки ночной порой охотятся за случайными бражниками, молями и листовертками! Так же интересно читать про черных аистов, которые по-особому научились общаться между собой. И вряд ли кто из читателей обратит внимание на крапиву, которая так высоко поднялась над лесной тропинкой, что её не видно, а молодой писатель был очарован ею. Да многие герои рассказов и новелл Королькова вызывали у меня искреннее восхищение – болотный лунь, любящий густые туманы на озере, воробьи с озорным щебетаньем, крылатые мыши на закате, паук-крестовик, занятый охотой на искусно сплетенной сети, таинственная сова в роли домового…

Один из рассказов «Игрушки лисят» Анатолий Онегов читал моим сыновьям вслух, когда гостил у нас дома. Нас всех тогда очаровал свежий поэтичный язык автора и его любовь к животным. Георгий Корольков умело выводил предложение за предложением: «В густых сумерках я различал только силуэты лисят. Они что-то катали лапами, приседая и повизгивая от удовольствия. Казалось, что зверьки играют с мячами, только очень тяжелыми, словно налитыми свинцом.

Ночью я слышал сердитое рычание взрослых лисиц, повизгивание и возню лисят, но ничего не видел. Наплывшие густые облака снова затянули небо, спрятали луну, и лес заволокло непроглядным мраком.

А когда прохладный рассвет разбудил ранних птиц, возле норы никого не было.

Я выбрался из укрытия, размялся, подошел к утоптанной площадке, где ночью играли лисята, и увидел три глиняных шарика величиной с кулак. Взял один, разломил – внутри был камешек.

На камешки, которые катали лисята, налипла влажная глина, и получились глиняные мячики – лисьи игрушки. Дети есть дети, всем играть хочется. Лисятам игрушек не покупают, вот и приходится самим изобретать».

Размышляя над прочитанными рассказами Королькова, я пришел к выводу, что он научился и наблюдательности, и раскованности в стилистике у своего учителя Анатолия Онегова. Более того, его магнетически привлекала простота и завершенность формы онеговских рассказов.

Корольков осознавал значимость и влияние Онегова на своё творчество. И, будучи благодарным человеком, платил добром за добро. Причем, платил в разы больше, чем принято думать. Он стремился поддерживать учителя во всех его делах, в политических схватках, в газетных дискуссиях. Напишет Онегов в журнале «Наш современник» рецензию на книгу незнакомого писателя, и Корольков шлет доброе письмо редактору, в котором говорит о важности таких публикаций. Выступит Онегов в газете «Советская Россия» или в «Правде», или в другой центральной печати в защиту природы, как Корольков тут же откликается и благодарит автора и коллектив редакции за смелую позицию.

Выходит в Риге книга Онегова «Диалог с совестью. День шестой», и Корольков в рецензии «День прозрения», опубликованной 17 мая 1991 года в газете «Литературная Россия», пишет: «Не всё и в нашем народе идеально, не огражден он от напастей, соблазнов и изъянов. Об этом тоже говорится в “Дне шестом” открыто и честно. А иначе – нельзя. Только мы и можем сказать правду о себе. А то ведь как много “доброжелателей” лукавых, что норовят “воспитывать” и направлять на свой путь».

Основной и довольно частой темой многих публикаций в печати у Онегова была тревога за сворачивание государственной политики в области экологического образования. Издательства редко выпускали книги о природе. В институтах исключали природоведческую литературу из учебного процесса. Не мог Онегов согласиться с такой безответственной и пагубной политикой, потому принес в газету «Правда» критическую статью, а когда там в её публикации отказали, отдал статью в журнал «Охота и охотничье хозяйство», где к его мнению и позиции всегда относились с глубоким уважением. После того, как там состоялась публикация материала в виде интервью, Корольков написал редактору. И его слова поддержки, оформленные в статью «Открывая глаза – открывать мир» в декабрьском номере журнала за 1985 год, прочли все читатели, кому не была безразлична дискуссия о судьбе природоведческой литературы и экологического образования. Корольков, в частности, писал: «Прочел в № 7 вашего журнала интервью с писателем А. С. Онеговым. Я не охотник, у меня нет ни охотничьего оружия, ни снаряжения, я не держу охотничью собаку. Природу я познаю с помощью иных средств. Но к охоте и охотникам отношусь строго, слежу за охотничьей литературой, стараюсь быть в курсе охотничьих дел и проблем. Понятна тревога А. С. Онегова за русскую советскую природоведческую литературу, которая исключена из педагогического процесса. А ведь книги Аксакова, Тимирязева, Огнева, Формозова, Кайгородова, Спангенберга, Лесника, Зворыкина, Мантейфеля и других могли бы стать пособием и по ботанике, и по зоологии».

Что двигало Корольковым, когда он так поступал, когда защищал позицию Онегова?! Желание угодить учителю, возможность заработать авторитет и гонорар?.. Ни то, ни другое. Мне, как ученику Онегова, вполне были понятны гражданские мотивы поступка молодого коллеги по перу, ведь я сам делал то же самое – засыпал редакции газет и журналов такими же письмами поддержки. Наша общая задача заключалась не в том, чтобы порадовать учителя, какие хорошие кадры он вырастил, ни тем более в том, чтобы польстить ему, а в простом желании – доказать и утвердить на высоком правительственном уровне значимость охраны природы, так как от культуры отношения к природе зависит здоровье природы, а, следовательно, и человека. Тут и я, и Корольков были просто-напросто едины с Онеговым. И нам хотелось, чтобы нас не только услышали, но чтобы наши ряды выросли многократно. Именно так выражал нашу выстраданную позицию Корольков, когда писал в журнале «Охота и охотничье хозяйство»: «С воспитания любви к природе начинается в человеке всё самое главное – доброта, соучастие, сострадание – чувства, без которых невозможно становление нового человека и нового общества. Природа – это основа, фундамент, без которого всякая мораль, этика, идеология окажутся на поверку неустойчивыми, ненадежными».

Онегов мог гордиться такими учениками. Не зря он вел на всесоюзном радио передачу «Школа юннатов». Ему удалось взрастить плеяду настоящих защитников природы. Корольков среди всех нас отличался и особой преданностью, и ярким талантом, и готовностью жертвовать собой ради общего и государственно значимого природоведческого дела.

После каждого нового издания книги Онегова я просил Королькова написать на неё добрую рецензию с тем, чтобы опубликовать в районной газете «Новое время». И тот охотно откликался, писал не формально, а с душой, с желанием привлечь к ней как можно больше читателей. Так, например, его рецензия на книгу Онегова «Еловые дрова и мороженые маслята» под заголовком «Воспитание доброты» породила большую очередь в библиотеку. Многие читатели газеты приходили ко мне с просьбой дать почитать эту популярную, разрекламированную книгу. Красота природы, её тайны, её необычайная притягательность так тепло, душевно и достоверно были описаны Корольковым, что вызвали широкий отклик в душах людей. Так было задумано. Так исполнено. Призыв автора пойти вместе с ним в поход и познать загадочный мир природы звучал так: «Задатки исследователя заложены природой в каждом из нас. Нужно лелеять этот интерес, дополнять его всё новыми впечатлениями. Важно не утрачивать способность удивляться, восхищаться прекрасным, любить хрупкий живой мир, непревзойденный по красоте своей и совершенству. И, что удивительно, оказывается, что красота – это не только то, что заповедано, но и то, что мы топчем, загрязняем, обижаем, оскорбляем. Красота – это и травинки у нас под ногами, и бабочки на ярких соцветиях, и птичьи пересвисты. Животные и растения всегда рядом с нами. Они порой навязчиво стремятся к нам. Мы же не замечаем их шаг в нашу сторону и этим равнодушием сами себя удаляем от прекрасного».

Другой эпизод поддержки книги Онегова «Школа юннатов. Твой огород» обернулся не серией газетных рецензий, похвал и призывов украсить свой участок земли, сделать его полезным, жизнеспособным, а весьма серьезной и ответственной акцией. Педагоги из школы поселка Юркино решили вместе с нашей редакций газеты выдвинуть данную книгу на Всесоюзный конкурс детской книги. Произошло это после того, как писатель Онегов провел несколько встреч с читателями сельских библиотек, а в районной газете были опубликованы теплые отзывы о значительном литературном произведении, воспевающем труд на земле и предоставившем неоспоримые доказательства того, что всё начинается с земли – богатство государства, красота родины, лучшие качества в человеке рождаются из воспитания любви к труду в саду и огороде.

Мы выполнили все условия конкурсной комиссии – подготовили все требуемые документы, собрали сотни отзывов как простых читателей из деревень, так и крупных авторитетных ученых со значительными степенями, выслали две книги писателя… Одну из главных рецензий, имеющих располагающий характер и пробивную силу, написал Георгий Корольков. Надо отдать должное – тот отзыв, опубликованный прежде мною в газете на целую полосу, был выстрадан автором десятками бессонных ночей, сотней выпитых чашек бодрящего кофе и, как говорится, кровью и потом.

Мне казалось, что эта рецензия обязательно пробьет толстую, жирную кожу чиновников и завоюет их внимание. Я был почему-то уверен, что лучше тех слов и образов, что нашел Корольков для представления на суд государственной комиссии книги «Школа юннатов. Твой огород», трудно было подобрать и высказать. Даже свой содержательный отзыв, пропитанный гордостью, любовью к труду писателя-натуралиста, я не ценил так высоко, как его.

Он писал: «Когда сам не причастен к труду в огороде, радости не ощутишь, наоборот, всё, что дает земля, будешь воспринимать как должное. Покажется тебе, что брошенная в землю картофелина, семя, стебелек рассады, непременно должны дать плоды так же, как родит, дает плоды лес. И не увидишь, не почувствуешь той разницы, что на огороде человек как бы соревнуется с природой, даже нет, помогает ей силой своих рук, ума и души. И вот результат сотрудничества – цветущий сад, богатый урожай! Огород – это поистине святое место, где совершается великое чудо преобразования земли, где под влиянием чудес, происходящих в мире Земли, преображается человек. Это одно из немногих мест, где труд и любовь рождают в душе песню искреннюю, чистую, звонкую».

К сожалению, кожа у чиновничьей братии в комиссии в Москве оказалась толще, чем у слона – они не только не дали призового места нашему выдвиженцу, но не удосужились даже сообщить нам о своей позиции. Мы с Корольковым обсудили неудачу и пришли к выводу, что виной всему был не творческий дар писателя, а равнодушие чиновников к самой природоведческой литературе.

Неудача расстроила нас лишь на один день. На другой мы вновь впряглись в борьбу за природоведческое воспитание и образование, чему посвятил свою жизнь наш учитель. Никто не мог отменить нашу уверенность и твердость, что Анатолий Онегов – писатель великий, человек глубоко и разносторонне образованный, отличавшийся душевной щедростью, удивительным вниманием к людям.

Корольков жил в далеком и незнакомом для меня городе Огре в Латвии. Связь с ним в годы «перестройки», проводимой тогдашним Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачёвым, начала пробуксовывать – то письма пропадали, то бандероли вскрывались. Великая страна незаметно сползала в пучину потрясений и распада. Интуиция Анатолия Онегова, а он много общался с представителями политических кругов разных республик, подсказывала, что всё кончится плохо и надо спасать Королькова. Скорее всего, подобными опасениями жил в бушующей сепаратистскими страстями Прибалтике и сам Георгий, иначе он не писал бы учителю пессимистических писем. После них Онегов сначала просил меня спасти его от хандры, а затем уговорить на переезд ко мне на борисоглебскую землю.

В который раз я удивлялся линии поведения Онегова, его неудержимой страсти во что бы то ни стало помочь ближнему, защитить его от недругов и житейских невзгод. Мне были известны писатели с пылким чувством к своим друзьям. Всегда поражало их откроенное любование сильными и цельными натурами… Но приходила беда, и эти инженеры человеческих душ уходили в сторону, бросали друга один на один с неразрешимой проблемой. Такие грехи и немощи не были свойственны Онегову. Кроме слов поддержки, он выходил на реальную подмогу друзьям. Порой у него самого накапливалась куча проблем, и чиновники доводили до больничной койки, но он отказывался думать о себе, предпочитал протягивать руку помощи другу. Сколько своих лучших дней и недель он отдал в обмен на несчастие других… Нещадно тратил и здоровье, и творческий заряд – лишь бы рядом никто не страдал. Потому мы, ученики Онегова, любили его за искренность, порядочность и сердечную чистоту. У него не было разлада между словом и делом.

Десять лет ушло у Онегова на то, чтобы издать в Москве книгу Георгия Королькова. Другой бы деятель культуры, решивший стать протеже своему ученику, при первых же чиновничьих бюрократических барьерах, при хамстве рецензентов сложил бы руки и отказался от намерений выпустить в свет произведение никому не известного автора. Но Онегова отказы лишь впрягали в борьбу, укрепляли в вере, что книга достойна издания, она нужна в деле природоведческого просвещения, и потому победа будет за ним.

И вот в 1991 году, когда в России повсюду гремят политические и экономические схватки, народ нищает, власть больна слабоумием и трусостью, популярное издательство «Детская литература» наконец-то издает книгу Королькова «Доверчивая белка» стотысячным тиражом. Даже больше – тираж был обозначен в 150 тысяч. И удивительно – разошелся он молниеносно. У людей не было денег на хлеб, однако книгу покупали. Значит, она была нужна как лекарство для души, как глоток свежего воздуха. Мудрые родители давали детям читать книгу о природе с уверенностью, что она не перечеркнет их нравственные ценности и уроки, а наоборот позовет в мир доброго и прекрасного.

То была последняя детская книга о бережном отношении к природе в распавшейся на части некогда великой державе. В ней всё было под занавес – и культура издания, и чудесные рисунки в реалистическом исполнении крупного художника-натуралиста Николая Чарушина, и, безусловно, сами рассказы – невероятно интересные, содержательные, глубокие по мысли и любви к братьям нашим меньшим. То был гимн природе, её красоте, загадочности, божественному совершенству. Написать такую полезную книгу мог только человек, преисполненный любовью к природе, постоянно наблюдающий за жизнью птиц и зверей. Корольков был подлинным натуралистом, скрупулезным исследователем тайн флоры и фауны.

То была победа Онегова, доказавшего, что истинная книга о природе, то есть настоящая природоведческая литература имеет спасительное значение не только для подрастающего поколения, но и для будущего страны, желающей жить в ладу с природой. А по большому счету эту победу следует считать и подвигом писателя-натуралиста Анатолия Онегова, ведь эта книга теперь всегда будет примером и ориентиром, какая литература на земле русской должна быть востребована в школах и институтах, чтобы воспитать экологически зрелую личность.

Вместе с уничтожением нашей большой Родины, именуемой Советским Союзом, окончательно погибла природоведческая литература. Что предрекал, отчего страдал, бился, обивая пороги издательств и пропагандистских отделов ЦК КПСС, писатель Анатолий Онегов, то и случилось. На полках книжных магазинов мертвым грузом лежат книги вроде как о природе, однако это лишь справочники и в лучшем случае компиляции, но не исследования тайн и загадок природы, не впечатления и поэтические гимны красоте и величию матушки-природы. Увы, журналы, несущие знания о природе, воспитывающие в человеке потребность любить и беречь нашу землю, такие, как «Муравейник» и «Человек и природа», были закрыты навсегда.

В те мрачные девяностые годы, когда на всех телеэкранах демонстрировались фильмы и репортажи, наполненные убийствами, грабежами, насилием, жульничеством, порнографией, я доставал из своей домашней библиотеки потрепанную книгу Королькова и раз в пятый читал детям рассказы о всякой лесной живности. Читал про черного дятла желну, который поселился в сгоревшем лесу. У меня к этой редчайшей магической птице в черном оперении и с красным хохолком на голове особое отношение. С детских лет я выслеживал её в лесу, вел наблюдения, собирал материал для будущей книги… И, конечно, любая информация о желне не могла пройти мимо меня. А тут вдруг друг-единомышленник из неизвестных мне прибалтийских лесов подает весточку – черный дятел встретился ему в сгоревшем лесу. Мы читаем вслух: «Отлетев на несколько взмахов, желна приникла к стволу сосны и тут же из живой птицы превратилась в черный, обгорелый сук, даже красный уголек тлеет на маковке. Что же привлекло её в этот выжженный лес? Не жареные ли короеды и древоточцы? Или предчувствие, что вся эта нечисть убереглась в толще обгоревших стволов и готовится переброситься на уцелевшие за лесной речкой деревья».

Когда я закрывал книгу, то вместе с детьми начинал искать секрет-загадку: а что делал черный дятел в сгоревшем лесу? Талант Королькова как раз и заключался в том, чтобы показать – природа таит в себе много секретов, умение их распознавать является интересным и полезным увлечением.

Онегов понимал, что выход Латвии из Советского Союза принесет горе семье русского писателя Георгия Королькова. Не помогут другу-единомышленнику ни его значительный талант, ни его старообрядческие корни и устои, ни писательские связи. Удаленность от России будет означать удаленность от издательских проектов. Перед ним просто-напросто будут закрыты все двери для публикаций, а тем более, для выхода книг.

Чем сложнее становились отношения между Россией и Прибалтикой, тем чаще Онегов писал письма Королькову, надеясь спасти его от хандры, тем чаще передо мной ставилась задача любыми путями сманить его на переезд в Борисоглеб. Но как можно уговорить человека поменять место жительства, если тот категорически против? Единственной палочкой-выручалочкой для него стало мое предложение публиковаться в ежегодном экологическом сборнике «Любитель природы», составителем которого я был почти десять лет. Лучшие страницы и объемы отдавались ему. И он исправно писал в сборник, и большое количество рассказов и новелл украшали его.

Переезд Королькова в Борисоглеб не состоялся. Онегов переживал неудачу, искал новые варианты помощи, писал согревающие душу письма. У него до последнего дня сохранялась надежда, что ему удастся собрать на моей родине его учеников-последователей, выбравших в жизни главный путь служения делу охраны природы, – Константина Лебедева, Георгия Королькова, Александра Шпиякина. К тому же он знал и поддерживал мою идею создать здесь Экологическую республику для детей. Прототипом этой «Республики» должна была стать та Зеленая республика, что была создана мной в школьные годы в деревне Редкошово. Мне тогда выпала честь быть её командиром. Среди множества наших забот, программ и деяний значились такие – лосиная столовая, садово-огородный участок, школьное лесничество, фенологическая станция. Главная цель Зеленой республики заключалась в природоохранной деятельности, в изучении её тайн, в создании системы детского экологического образования. Так как Онегов собирался тоже переселиться на жительство в одну из борисоглебских деревень, то тоже мечтал поработать на ниве экологического воспитания и образования в нашей Экологической республике.

С отказом Королькова поселиться в моих родных краях планы Онегова рушились. Тревога его за судьбу друга-единомышленника чувствовалась в каждом письме ко мне. Некоторые из них – образец искренних и бескорыстных отношений писателя с учениками.

Здравствуй, дорогой Толя!

Получил вчера твои письма – получил две газеты, одну тут же у меня украли активисты трезвеннического движения (зачем это им нужно, не знаю, но знаю, что собираются размножать, найдя тут что-то для своей агитации за трезвость и нравственность).

Так что, как видишь, трудился ты совсем не напрасно. Спасибо тебе большое-большое, да ещё мои ребята усмотрели, что публикация была в день моего рождения – так что и за это спасибо, хотя символами я себя никак не окружаю.

Всё получилось по уму – молодец ты, и не зря Иван Васильев советовал тебе пробиваться – талант у тебя доброго публициста. Поэтому я тебе и предложил в предыдущем письме диалог о жизни вообще. Давай, придумывай тему и вопросы, а следом, отвечая тебе, буду и тебе вопросы задавать. Да и свои вопросы ты рисуй широко, как раздумья-размышления со своими выводами: мол, я считаю так, а как Вы? Попишем немного и покажем в тот же «Наш современник» от нас обоих. Не бросай это дело! Такая идея заочных диспутов, заочных круглых столов мне недавно и пришла в голову. А пойти они могут, куда хочешь…

Толя, у меня к тебе просьба – нельзя ли достать ещё где такие же газетки? Я хочу Викулову в «Наш современник» показать, в «Сов. Россию». Ребята собираются эту газету отправить в ЦК. Если сможешь, пришли, хорошо?

Я же болею – дают больничный лист, теперь сидеть дома до 28 октября. Лешка тоже кашляет – сидит дома. Но настроение боевое, в «Молодой гвардии» собираются под нашим контролем издавать альманах-ежегодник (названия пока нет), посвященный земле-природе. Первый выпуск я вроде берусь составить. Там будет и литература, и очерки, и, главное, опыт людей, живущих до нас, – тут будут все твои сельские мастера с их секретами. Подумай об этом: коротенький рассказик (несколько страниц) о самом мастере, плюс основы его мастерства для подражания. Например, плетение корзин, выращивание помидоров, уход за лесом – это всё твоя работа. Тут и фото мастера должно быть, т. е. учить детей будет не некто составитель, а конкретный человек. Тот самый инициативный живой центр нашей жизни, о которых я тебе писал, а ты печатал в газете. Думай об этом и побыстрей, ибо собирать все придется до 1 марта. Сигнал дам, а от тебя жду темы подобных материалов, чтобы я что-то мог выбрать для первого номера.

Ещё мне хотелось бы от тебя получить рассказ о твоих боксерах – защитниках природы и тоже с фотографиями. Какой-то момент из ваших походов либо на Остров, либо по реке. Сделай рассказ хорошим очерком, подбери несколько фотографий и под фотографии хорошо поясняющие подписи. То есть, чтобы было ясно всё. Я придумал несколько рубрик – одна из них из М. М. Пришвина — «За волшебным колобком». Вот сюда ты готовь очерк о боксерах, пусть там будет всё – пусть с вас берут пример. Если всё будет хорошо, альманах выйдет уже в 1987 году, т. е. от сдачи материала до выхода проходит только год. Оперативность будет. Тираж очень приличный.

А рассказы о мастерах своего дела готовь в рубрику «Уроки мастерства» (пока так). Тут всё, как я тебе уже говорил – жизнь-судьба-талант мастера – это твой рассказ о прекрасном мастере, его фото, и не одно даже. И он, и как он работает, и возле него ученики. А дальше подробно (и с рисунками) о сути мастерства – мол, делай так же, как мастер. Только думай и пиши.

О книге твоей я помню – Машовца ещё не видел, но должен увидеть. Как увижу, буду оскорбленно говорить. Надо им набить морду за хамство.

Вот и всё. Пиши Гарьке – он что-то хандрит. От него в сборник возьму его записочки и тоже, видимо, с фотографиями. Есть и такая рубрика «Рассказы натуралистов», есть «Песнь о Родине». Как рубрики утвердят, так я тебе их отпишу. Давай работай, и не вешай носа, и детишек-боксеров не бросай. Нам с тобой надо много чего нынче наделать, иначе страна погибнет. Вот так вот.

Поклон низкий хозяйке Дома и Земле борисоглебской. Обнимаю тебя. Твой А. Онегов.

Ещё раз – за все спасибо. Пиши.

Толя, ошибки не правлю, ибо страсть не люблю читать свои собственные письма. А не потому, что тебя не уважаю!

21 октября 1985 года.

Здравствуй, Толя!

Получил одно твоё письмо (с третьей газетой), собрался на него отвечать, а тут приспело и второе твоё письмо с письмом доярки. На письмо доярки я отвечу чуть позже – надо подумать, чтобы ей всё было понятно. А тебе вот пишу.

Давай сначала про очерки. Очерк о ямщике хорош по мысли – тут целое кино, но вот что-то у тебя не случилось, не спелось, не вылилось сразу так, чтобы остановить человека (в данном случае меня). В «Табуретке» я вижу человека, а в «Ямщике» не вижу, а хочу видеть. Вот в «Поленнице» есть человек, да ещё какой, а ведь ничего не делает, сидит и колет дрова. Так вроде? А ты его увидел всего – весь он, без ног, в этих своих дровах! И ноги отняли, и здоровье отняли, а вот работу, старание, умение, знание, характер отнять не могли – это ведь у тебя прямо не спившаяся до конца Россия. Все отобрали, все подмяли прихожие иуды, а мы всё равно живы и свое большое дело, свою дорогу ведем туда, где у нашего народа только свет… И тут кулаками махать, Толя, совсем не обязательно. Учись у своей «Поленницы»! Победить сейчас можно только делом, терпением и делом.

Надо собирать людей, поднимать тех, кто отчаялся, кто отбился от рук, но в ком есть ещё свет, огоньки костра, как у той доярки, чьё письмо ты мне прислал. Там и путаницы у неё много, и отчаяния, и незнания нашей прежней жизни, но огонь есть, желание есть идти, добиваться, жить! Да плюнь ты на свой райком, но ребят-боксеров не отпускай. У нас вот в парке Измайлово, говорят, боевые татарские отряды тренируются, из татарской молодежи, так на всякий случай – уходят в лес и что-то там делают. И у тебя лес под боком. Собери ребят, поведи, найди им дело – в той же деревне шлагбаум поставить, чтобы деревню не уродовали, какой-нибудь старушке что-нибудь заметно сделать, дом рухнувший подремонтировать, чтобы не торчал покойником, речку приберечь и пр. Собери не только боксеров, и я к ним приеду, вместе куда-нибудь поведем. А лес, река – они всегда всех примут. Палатки себе заведите, жить в них и по зиме научитесь – и будет у тебя своя Республика. Раз – и развернулась она на Острове, раз – и встала она возле Редкошово, когда ту сносить начнут, раз – и пришла она к райкому: мол, дяденьки, гоните нам трезвый образ жизни и пр. Раз – и вышла она к особняку начальника, что, мол, вы тут делаете, когда старик-ветеран кое-как живет. Вот для чего Республика нужна, а не для жизни вне людей – это уже не Республика будет, а монастырь! Хотя и монастырь – это очень хорошо. Я бы тоже давно в леса жить ушел. А то сижу, дурак, сочиняю письма Е. К. Лигачеву, прошу то общественные издательства открыть, то разрешить миниколхозы на северах, то дать возможность сенокосить без кнута и палки. Не делают пока ничего, а ведь три года тому назад за такие письма не только на ковер вызывали, но ещё и на учет к психам ставили: мол, пишет и пишет – болен, мол, человек.

Жизнь стронулась и теперь её остановить нельзя. Остановим, совсем погибнем, сейчас многие только на вере и держатся – может быть, всё изменится к лучшему. А к лучшему, это не только колбаса в магазине по государственной цене, это – человек, вернувшийся на землю хозяином своего труда, вот тут-то и станет всё образовываться. И ты со своей инициативой будешь, ой, как нужен, ибо инициатива – это лучшее качество работы, а при человеке на земле от качества работы и жизнь самого человека будет зависеть.

Потерпи немного. И «Советская Россия» мечет громы и молнии всё к тому же, чтобы вселить в людей веру, веру в справедливость, поднять людей, чтобы призывы к инициативе масс стали реальностью. И на всех фронтах нашей жизни – думаю, что и в сфере политической. Не только твоим руководителям политику жизни в районе определять.

С дояркой мы ещё поговорим, а вот создать тебе Республику, которая стала бы хозяйкой нашей земли, надо бы. Ведь земля-то брошена. Ты посмотри, как цыгане выдержали весь пресс – гоняли их гоняли, а они все табором кочуют. Никто не сломал до конца. Дух силен! Я вот очень хочу создать в Москве Клуб – за экологическое просвещение, куда будут входить только хорошие люди, которые поставят себе целью – спасать нашу жизнь от нас самих. Кто мне это даст? Никто! Думаешь, что кто-нибудь эту мысль поддержит? Никто из тех, от кого бы такое зависело. Как же быть? Пусть твоей доярке врут, что минеральные удобрения – это хорошо, пусть она не знает, что машины на полях отравляют продукт питания, пусть она будет без ума от автомобиля, а лошадь считает архаизмом. Нет, каждый человек должен знать, что он ест, что грозит его здоровью и, главное, как жить, чтобы сохранить здоровье людей. Так вот, ферма в 10 коров экологически безопаснее, чем фермы в 20 коров, ибо для обслуживания 20 коров семье фермеров уже надо много энергии (электричества в первую очередь), а для работы с 10 коровами угля, нефти надо на порядок меньше. А мы ведь все живем с представлениями: увеличить энерговооруженность нашего сельского хозяйства. Мы забыли, что такое парники и паровые гряды (а это было промышленное с/х производство) и городим тепличные города. Мы забыли, что Россия никогда не считала яблоки за дефицитный продукт, при этом не тратя ни грамма угля, ни грамма нефти на эти яблоки. Сады были при доме и на 15–20 сотках выращивали столько яблок, что кормили всех. Да ещё и труда специального в таких садах не требовалось, т. е. дополнительной рабочей силы – сад был местом отдыха для уже не работавшего человека. Вот так, без затрат людских ресурсов и затрат энергетики Россия снабжалась яблоками и пр.