Текст книги "Лесная избушка Анатолия Онегова"

После публикации зарисовок о природе я ждал в газете острых материалов Онегова о возрождении русских деревень, о вреде химизации, о борьбе за народную трезвость. В то время все эти темы я обсуждал с писателем уже на страницах своей районной газеты «Новое время». Нам нужен был широкий охват аудитории, просторное народное обсуждение… Однако ожидания мои оказались напрасными, наш партийный журналист был весьма осторожен и зациклен на позиции, что всё в нашем обществе хорошо и не следует раскачивать лодку.

Но рубрику о встречах с неистовыми и бескорыстными подвижниками он всё-таки продолжал. И благодаря Онегову, одним из героев её стал я. Ширяев приехал ко мне в гости в Борисоглеб. Мы прохаживались по сосновому бору, между древними памятниками тихого монастыря и вели разговор о том, кого можно считать патриотом, а кого нельзя. Я вспоминал свою Зеленую республику в деревне Редкошово, в копилке которой значилось много полезных дел по сохранению родной природы, вспоминал переписку с Онеговым и его непостижимо значимую деятельность в Школе юннатов и, конечно же, делился впечатлениями о том, чем занимаются у меня мальчишки в секции боксе и фотокружке.

В начале своего очерка «Наши духовные корни» Ширяев поведал читателям, зачем я, журналист, организовал для детей в поселке секцию бокса и фотостудию, когда это прерогатива отдела культуры и спорта администрации района: «Казалось бы, какое отношение к тому, что волнует Грешневикова, имеют занятия боксом? Тем не менее он набирает группу и тренирует ребят. И сегодня они, чья фотография украшает одну из стен квартиры Грешневикова, – хорошие люди. А это самое главное, к чему стремился тренер. Создать коллектив единомышленников, тех, кто понимает свою роль в жизни в лучшем, благородном смысле этого слова. Сейчас новая группа – юных фотолюбителей. Цель – овладеть техникой съемки, создать галерею пейзажей родного края, его людей».

Ширяев, поняв, какое значение для меня и писателя Онегова имеет создание в районе Экологической республики, горячо поддержал нас и написал: «Надо сказать, заведующий отделом писем Анатолий Грешневиков не упускает ни малейшей возможности использовать страницы “Нового времени” для природоохранной тематики, привития любви к истории родного края, его людям. Даже сердечную боль при виде заброшенной деревни, где журналист находит фронтовые треугольники писем и реликвии времен гражданской войны, он передает людям: взгляните на свое славное прошлое, вдумайтесь. А не зачеркиваем ли мы стремлением упразднить “неперспективные” деревни пусть небольшую, но страницу нашей истории? Сегодня вырвем и уничтожим одну страницу, завтра – другую… Что оставим в наследство потомкам? О какой Памяти, используя слова Чивилихина, станем говорить? Исчезают деревни. Уходят в города люди. Вместе с ними – слова, когда-то обозначавшие милые сердцу вещи: колодец, сруб, родник, околица? Разве что в книгах, придет время, будем читать о них да рассматривать на рисунках.

Вот и ходит Грешневиков по родному краю, собирает оставшиеся после уехавших из заброшенных, опустевших деревень крохи крестьянского быта, хранит любовно, при случае пишет о них. Влюбил в борисоглебскую землю и учителя своего, писателя Анатолия Онегова. Не только беседуют писатели о новых веяниях в жизни, но и ведут активную пропаганду за сохранение истории села с людьми, населяющими его, и памяти о предках наших. Результаты этих поездок – непременные публикации в районной газете. Столичный писатель Онегов, кстати, публикует свои произведения и в “Новом времени”. Недавно там был напечатан отрывок из его новой книги, которая выйдет в издательстве “Молодая гвардия”, о русской печи. А. Грешневиков торопит писателя: “неплохо бы ещё кусочек о крестьянском быте прислать для газеты”. В этих строках – забота о молодежи, о тех, кто не только забыл, но и не знал в силу определенных обстоятельств многих особенностей русского быта, его векового уклада. Публикации такие, кстати, пользуются у читателей успехом, а Грешневиков уже грезит новыми масштабами.

Создать своего рода “Ребячью республику”, которая бы жила интересной жизнью, свойственной этому возрасту романтикой и, главное, любила отчий край, гордилась своими предками, земляками».

Как только очерк Ширяева о моей подвижнической деятельности вышел в газете 12 ноября 1986 года, так районное начальство стало смотреть в мою сторону с осторожностью. Испугались, наверное, моих неожиданных связей, поддержки «наверху». Очерк был подкреплен большим фотопортретом. Это была, конечно, не первая публикация о моей подвижнической деятельности, но по влиянию на земляков она была самой приметной. После этого материала появился другой – уже в молодежной областной газете «Юность». И он как раз вышел перед началом выборной кампании как в областной Совет народных депутатов, так и в Верховный совет РСФСР.

Не знаю, помогли ли мне подобные хвалебные материалы на выборах, скорее, нет, чем да, но они вселили в меня уверенность в собственные силы. Тут и жизненный девиз Онегова о том, что бойцовские качества нужны, прежде всего, для борьбы с собой, пригодился как раз вовремя. Но до выборов было ещё далековато…

Тема воспитания патриотизма в нашей стране, затронутая в очерке Ширяева, дала мне тогда право писать на эту тему в районной газете, где я работал. Раньше и редактор, и секретари райкома КПСС строго-настрого указывали избегать рассуждений о возрождении национальных традиций, о воспитании патриотических чувств, рассказов об исторических личностях дореволюционного периода развития страны, даже если это были Дмитрий Донской и Сергий Радонежский.

Пробить брешь в чиновничьих испуганных запретах мне удалось после публикации беседы с Онеговым, вышедшей в свет под интригующим названием «Патриотизм – это ответственность за землю, на которой ты живешь». К названиям я всегда относился строго, ибо кто-то из великих русских сказал: как назовешь – так и поедешь. Чаще всего мне удавалось озаглавить статью весьма впечатлительными, цепляющими взгляд и душу словами. Но если к зарисовкам егеря Семидушина я смело придумывал заголовки – «Ко мне подошла лосиха», «Здравствуй, рысь!», то над статьями Онегова, присланными без названий, приходилось задумываться и волноваться. Хорошо, что тот ни разу не возмутился. Наоборот, хвалил меня. Но ведь и чиновникам эта беседа с таким располагающим названием не могла не понравиться. Я попал в точку, когда узнал, что секретарь райкома партии по идеологии назвал наш материал своевременным и актуальным. Значит, сработало… Значит, теме патриотизма дорога открыта, и про героев как Куликовской битвы, так и Первой мировой можно писать спокойно. Значит, коммунисты больше не считают, что история страны начинается лишь с революции.

Это был успех в первую очередь самого Онегова, который мудро и бескомпромиссно рассуждал в беседе о некогда подозрительном чувстве патриотизма: «Создать счастливую жизнь на земле могут лишь те люди, которые приняли для себя законом, что природа, окружающая их, это их мать, дающая силы для жизни, что земля, кормящая их, это тоже мать-кормилица, что женщина, родившая их, так же славна, почитаема и оберегаема, как мать-земля, и мать-природа. Вот так и сложились три главных нравственных принципа, соблюдать которые должно всякое общество, желающее жить здоровой жизнью. Это: женщина-мать, дающая нам жизнь, мать-земля, кормящая нас, и мать-природа, хранящая нас и дающая нам силы. Не будет уважения к матери, к земле, к природе и не будет на земле никакой жизни. А любить мать, любить землю, любить всё, что вокруг тебя, может только человек-патриот, человек, преданный своей земле. Патриот никогда не бросит землю, где он родился, какая бы беда не пришла. Вот эту преданность родной земле, родным местам и необходимо воспитывать и прежде всего у наших детишек. Русский народ всегда был патриотом. Вспомните Великую Отечественную войну. За что воевал тогда русский солдат? За деньги? Нет, деньги солдатам не платили в нашей армии. За деньги воевала американская армия, получая доллары в зависимости от числа выведенных из строя объектов и солдат противника. Русский народ воевал за свою землю!».

После этой публикации мы с Онеговым часто вели разговор о значении патриотизма в воспитании подрастающего поколения. Даже в своих письмах он пусть вскользь, но старался привить во мне правильное понимание значения самого понятия, что такое истинный патриотизм. По его строгому утверждению, патриот тот, кто много работает, а не тот, кто любит вкусно поесть. И тут он был достойным примером. Его жизнь являлась подтверждением сказанному. Избегая литературных дрязг, видя, как коллеги-писатели много рассуждают о любви к родине, но не утруждают себя конкретной деятельностью во славу её, он презрительно смотрел в их сторону. Осуждал. Критиковал. Советовал. И тем самым вызывал огонь на себя. Оказывался в негласном кругу «несвоих». Только косые взгляды и запреты на публикацию статей и даже книг никоим образом не меняли его взглядов. Его движение вперед, его труд на благо родной земли всегда были заметны.

Писательские распри между собой, неумение и нежелание заниматься конкретной, рутинной работой с людьми привели накануне выборов в высший законодательный орган страны – в Верховный Совет РСФСР – к тому, что блок патриотов, который создавал и опекал Союз писателей России, почти полностью потерпел поражение. Онегов оказался прав: болтать-славословить умеют многие, а как за дело взяться, так некому. Из писателей-патриотов депутатами стали единицы, среди которых самые известные – Валерий Хайрюзов и Юрий Лодкин. Я шел на выборы с патриотической платформой, утвержденной в штабе Союза писателей России, и победил.

Отправляясь на встречи с избирателями, я помнил напутствие Анатолий Онегова: иди в депутаты, чтобы смело бороться за родную землю, и чтобы не ты уезжал от неё в чужие края, а чиновники-пустобрехи. Во многих письмах Онегова того времени ощущались и определенная острота видения мира, морального распада российского общества, и глубинные переживания за то, что русскую литературу оседлала агрессивная посредственность, для которой творчество приобретает уродливые формы. Ладно, эти космополиты и русофобы не понимают, что патриотизм без любви к родной земле – не патриотизм, что глубина в творчестве определяется глубиной взгляда самого писателя, так они ещё закрывают путь в литературу настоящим мыслителям и защитникам Отечества. Мне дороги те письма ещё и тем, что они есть некий факт публицистики ищущей, страстной. В них виден не только философ, патриот, но и мудрый педагог. Когда я не выдержал экзамена в борьбе с произволом и хамством чиновников, то он продемонстрировал мне, как подобный экзамен держал он, пусть и проиграл, но не упал от этого духом. И в письмах чувствуется его превосходство над никчемными и безответственными редакторами, они гнобят его книги, а он выходит от них не подавленный и грустный, а полный сил к дальнейшей борьбе.

Я читаю в его письмах слова мольбы, слова пророчества, слова напутствия: «Для тебя Борисоглеб – родина, которая питает тебя ежесекундно», читаю снова и снова, осознавая, спустя время, как он был прав, останавливая моё бегство с родной земли.

Толя, милый!

Я немного приболел, так что 20-го – 23-го не жди. Познакомился с Андроновым – честный и верный парень. Советовал ему ехать к тебе, он обещал. Тебя я ругаю – сам знаешь, за что… На днях напишу письмо.

Обнимаю. Ваш А. Онегов.

17 февраля 1986 года.

Милый Толя!

Милая Галя!

Привет вам из Москвы. Каждый день (три раза в день) едим борисоглебскую картошку. И всякий раз говорим: «Спасибо вам!»

Лучшего фрукта не бывает: варим в мундирах и едим с солью без масла. Это главные новости!

Собираюсь в деревню!

Главным редактором «Литературной России» назначили Эрнста Ивановича Сафонова. Помнишь, он был соруководителем семинара? Отбери тройку очерков и пошли ему (почтой). Напиши, что я рекомендовал к нему лично обратиться, как к писателю, знающему землю и народ! Пошли «Табуретку» обязательно!

Ну, вот пока и всё.

Стучись во все двери. Но землю Борисоглебскую не бросай. Вчера мне много «интересного» рассказали о «Сельской жизни». Утешительного мало.

Поживи в Борисоглебе, сейчас всё работает на нас. Всё у нас в руках. И помни: ты нужен миру, земле, пока сидишь на своей земле. Вырвут тебя отсюда – и конец тебе, как сыну земли.

И в партию не вступай – сейчас из нее бегут лучшие силы!!! Тот же Лбов с тобой здоровается в бане только потому, что ты беспартийный.

Пиши.

Напиши, что ответят из Ленинграда?

Держись земли!

Твой Онегов.

5 марта 1989 года.

Милый Толя!

Я уехал в деревню. И буду там числа до 15 сентября. Приеду – отзовусь. И у тебя явлюсь.

Дела разные, но на фронте идеологическом пытаюсь перехватить инициативу. Поддерживает «Наш современник», что-то случилось с «Советской Россией». Я их изругал в письме за дерьмо, а они моё письмо (сняв материал) опубликовали. Листочек из газеты посылаю – вдруг у тебя нет.

А «Правда» в очередной раз обоср…лась (прости за грубость!) – сначала материал дельный изгадили, а затем вообще зажали. Ну, это их масонский почерк! Теперь можешь в газету писать (в «Советскую Россию») Валентину Васильевичу Чикину, главному редактору: «Мол, давайте интервью с А. Онеговым, раз он Израэля от…

Если будешь печатать пьесу в газете, то пришли мне газетку. Хорошо? Я тут консультировал и получил совет. Назвать эту пьесу в газете не пьесой, а «драма-рассказ» или «рассказ в лицах» – так лучше (для народного театра). Тогда любой народный театр без главлита Московского получает право «разыграть опубликованный в печати рассказ». Иначе могут придраться: мол, ставите пьесу, а она не утверждена где-то там.

Ну, вот и всё. Пиши в деревню (с расчетом отправки писем из Борисоглеба до 1 сентября). Поклон Галке. И детишкам. А осенью к тебе попаду! Как пить дать.

Что нового с рукописью, какая у Н. Машовца (с Н. Петровича надо не слезать – он мужик стоящий). Очень честно. Держи эту связь.

А. Онегов.

А так шибко устал. С весны родил 200 страниц «Диалога с совестью», плюс 200 страниц «Русского леса». Три материала в «Наш современник» (третий, что понесу завтра, очень серьезный – там и про тебя есть!). Обматерил МГК КПСС за то, что не пустили в Финляндию (написал сейчас всем-всем матерные письма по этому поводу – так что вопрос с Финляндией не закрыт). Но об этом никому не говори, а то твои «друзья» узнают и сделают неправильные выводы.

Завтра что-то просит руководство «Советской России» откликнуться – на них атакой идет сам Израэль!

Ну, вот и всё.

А. Онегов.

14 июля 1986 года.

Здравствуй, милый Толя!

Приехал неделю тому назад в Москву. Получил и здесь твои письма и газеты. Спасибо за память. Всё смотрю, всё читаю. В Москве пока не до конца определился – дел вроде бы много, но все какие-то дела неважные, суетные. Все шумят, а дешевого мыла не стало. Тут афганцы навели летом порядок в Москве – поразогнали всякую шушеру, а милиция их не пустила к могиле Неизвестного солдата и палками по спине. А те поклялись, что они ещё вернутся. А началось всё с того, что афганцы не пустили в Парк культуры, где они собирались, ни милицию, ни журналистов. Вот так и живем. Крику много, дел нет. И не будет, пока не перестанем орать и не начнем учиться жить. В этом-то вся и хитрость.

К тебе, Толя, я собираюсь в конце октября (если ты будешь дома и не занят). Цель поездки – тебя и землю твою посмотреть перед зимой. Попасть хочу на субботу и воскресенье – либо в районе 23, либо в районе 30 октября. Приехать хочу где-то в пятницу. Четверг. Как ты? Принимаешь ли такой график? К Косте хочу съездить, к Белоусову. Тогда обо всём и поговорим.

В Москве начинается пьяная торговля. Начинают её, чтобы немного выпустить пар из простого народа, который шибко недоволен разгулом торговли и кооперации и трепотней нашего вождя. Вот ещё Мише Нобелевскую премию дадут, тогда совсем конец нам будет. Это точно. Гибнет страна от безграмотности и трепотни – никто не работает.

Низкий поклон Галке-умнице.

Я после твоих воинственных речей её статью какую-нибудь в газете почитаю, и будто мир на душу исходит.

Толя, а кто вливает бензин в ваш ярославский фронт борьбы за перестройку? Нет ли там вражеских голосов? Ведь сейчас все голоса из-за бугра горой за перестройку Михаила Горбачева!!! Только про нас в этой перестройке, которую голоса требуют, напрочь забывается. Земле – яды и химию, детишкам – психические расстройства. Это ведь тоже перестройка. По-жидовски. Зато свобода крика, гласность. А ты знаешь, что до сих пор невозможна критика детской литературы, невозможен открытый разговор о трезвости, невозможна критика каналов массовой информации. Зато почитай «Правду» за вчерашнее число – там информация о Бабьем Яре – открыто пишут, что 20 миллионов жизней отдал СССР в войну за то, чтобы спасти жизни евреев – мол, вам-то немцы не очень грозили (вы-то с немцами одна кровь, вы-то при немцах тоже жили, немцы-то убивали жидов и коммунистов, а вам, собакам, даже церкви пооткрывали, и Сталин ваш был такой же фашист, как Гитлер).

Вот, братец, и все национальные отношения. На толпу писак два более-менее русских издания: «Наш современник» и «Молодая гвардия». Пиши. Как тебе удобно, чтобы я приехал? (Видишь, я сам уже по-еврейски стал предложения строить.)

А. Онегов.

27 сентября 1987 года.

Здравствуй, милый Толя!

Получил книгу, газеты, письмо и пр. Не ругай, что задержался с ответом – в конце июля нагрянули мои и места для написания писем у меня не стало. Сегодня Галя и Сергей уехали в поселок, а Лешка, друг мой, лежит не шевелится, чтобы мне не мешать писать письма. Вот и пишу.

Ещё раз спасибо тебе за письма, газеты и книгу. Всё читаю, а Лешка от корки до корки читает твои газеты и ворует их у меня, подшивает куда-то себе. Газета у тебя отличная, честное слово. Я получаю тут «Правду» и прочие областные и районные будни, но там читать нечего, а у тебя жизнь бьется. И науки много. «Заметки о земле» сделал ты хорошо – спасибо и ругать тебя не за что. Будет кому польза, только возрадуюсь. Надо тебе что-нибудь из «Диалога с совестью» вырезать про пьянку, например. Но там вещи большие – в один номер не вставишь. Хотя и со слезой. Но это до осени, раньше не получится.

Семья моя разъедется к сентябрю, а я за стол – писать седьмой день диалога, а там, может быть, и восьмой, а там уже и половину перевалю.

Ура-патриоты!? Их куча. Всё это мусор. Патриот тот, кто что-то делает. А орать ором орут дармоеды. И их куча. Сам суди: я вроде бы что-то и делаю, пишу. Думаю. Вот ты чем-то интересуешься моим. Сейчас из Вятки прислали вопросы для интервью, фотографию даже просят. А Москва жрет и даже не отвечает на последние посланные им письма. Только Госкомиздат ответил, что сотрудничать с общественным издательством «Земля и дети» они не будут, а чтобы издавать книги, надо, мол, вылизывать зад издателям. А зачем тогда Госкомиздат? Вот так, Толя, и всюду. Будет тебя Игорь Дьяков поддерживать, станет помогать, что-то и сделают, но Игорь не боец, он мыслитель. А для помощи нужен ещё характер. Нужно помнить того, за кого бьешься и ещё биться за него.

Ты, парень, больше надейся на себя – пусть и со стороны помощь идет, но, главное, чтобы ты сам бился за себя. Статью твою в «Сельской жизни» читал – мужики принесли, как листовку от Деникина – дали прочесть и дальше понесли, мне не отдали. Спасибо за добрые слова. Жми дальше. Сейчас за землю и детишек никто не бьется, кроме нас с тобой. Все ором заняты. И бизнесом.

А тебе сам Бог судил за это биться. В тебе ведь всё от этой земли собралось. Вспомни, как мать тебя насильно от земли в город посылала, тебя, который от этой земли запахами жил. Ведь не один нынешний словотворец такого состояния (любить землю кровью, духом и быть изгоняемым с земли родной матерью) не пережил. Это нынче только в тебе одном. Худой ты, хороший ли, а вот это только в тебе. И вокруг тебя вертеться всё это должно, а не вокруг кого-то. Почему я и не советовал тебе уходить из Борисоглеба – здесь твоя слава, здесь тебе памятник и здесь тебе могила. Не изменишь земле, всё твое будет. В депутаты выбирайся от своей земли – надо мне Рычкову написать, чтобы тебя депутатом облисполкома избрали. А то и сам свою кандидатуру выдвини, не бойся. А я приеду за тебя выступать – всех сагитирую. Давай – жми. И не думай. В депутаты РСФСР, может, тебе и рано, а в области власть брать – по твоим плечам и голове. Это я тебе серьезно пишу. И сопли не развешивай. Всем трудно. Я вот сижу, пчел купил, да еще мотор для полива хочу купить, а там и за чертой бедности нам дотянуть только до октября. И то не ною. И не печатает никто, «Русский лес» лежит, «Диалог» не нужен, «Школу юннатов. Ферма» замордовали рецензиями (я отказался от работы). И то смеюсь над сволочами – дураки они и все тут. А у меня пчелки летают и морковь есть. Правда, грибов нет в лесу – засуха страшнейшая. Лук уже выкопали, надо картошку копать – ботва вся желтая и легла на землю. Кое-как только морковь отливаем да свеклу. Муки купил мешок первого сорта, пеку булки. Рыба есть – уху всегда сваришь. Чем не рай!

Вот мои разъедутся, буду тебе письма почаще писать. А там и навещать тебя приеду. Так что носа не вешай и картошку расти – приеду и за картошкой, зиму насушу – буду сушеную картошку есть. Поклон Галке и родителям. Пусть квартиру осваивает, оклеивает, мебель ей купи. Ты знаешь, сколько у женщин радости от уюта дома. Здесь без меня (в мае) Галя, получив деньги за щенков от Норки, отремонтировала ванную – так что до сих пор сияет и на меня за две недели только один раз рычала. Купи Галке стенку. А сам думай, ругайся. Стучи на машинке, дрова коли, начальство гоняй. И всё будет отлично. Счастья тебе.

Толя, если в твоих местах вдруг появится Калерия Антоновна Белова (подруга Павлика знаменитого и хорошая знакомая Игоря), будь осторожен. У дамы этой (чрезвычайно религиозной) черт в душе сидит, лезет она во все дела и пока только всем делам вредила, а спеси и прочего авторитета у неё полно – и всем этим она давит окружающее, вот и ребят молодых вокруг себя собирает (Бог знает для чего), которые послабей. Эта самая Белова в Борисоглеб лыжи настраивала давно. Но это на всякий случай.

Обнимаю тебя. Пиши.

Ещё раз за все спасибо.

Будут какие-то книги умные, возьми для меня. Хорошо? Если не очень трудно. Пиши.

А. Онегов.

Ошибки не исправляю.

2 августа 1989 года.

Здравствуй, милый Толя!

Получил сразу два твоих послания: письмо и газетки. За всё огромное спасибо. Я ведь здесь чем-то обделен по части информации и пр., а потому письмо здесь для меня приобретает свою первоначальную ценность, которая была у каждого письма, когда не существовало телефонов и прочей болтовни. Да и вообще все письма твои я берегу. Всё, что делаешь ты, делаешь правильно – туда идешь, только не уходи на городскую работу, ни в какие газеты и пр., для тебя Борисоглеб – РОДИНА, которая питает тебя ежесекундно и без неё ты погибнешь. Честное слово. И в Партию не вступай. Подожди немного, книжечка выйдет, в Союз писателей СССР примут, вот тут ты им фигу и покажешь – ведь тот же Шолохов так век на Дону и прожил.

А места у тебя святые, и ты и только ты можешь сделать их ещё чище и светлей – больше некому. А болтаться по городам – это всё равно, что за паровозом по рельсам бежать без остановки. Это я тебе точно говорю, точнее, чем про сатану, который сидит в К. А. Беловой. Гони ты её из Борисоглеба – она здесь крутилась с каким-то умыслом – эта баба ничего без умысла не делает. А молодые её прихвостни смотрят на неё, открыв рот от небольшого ума. А вот с отцом Александром увидеться, ой, как хочется. Поклонись ему от меня. Хорошо? Так и скажи, мол, такой-то и такой-то, человек крещеный, просил вам кланяться до земли. Вот приеду в Москву и явлюсь к тебе и к отцу Александру сходим. Хорошо?

Что ещё?

Толя, милый, а книжечку Бурцева, если тебе не очень трудно, оставь мне, а если уж совсем не трудно, то пошли её мне сюда ценной бандеролью – по осени рассчитаемся за всё. Я тут буду до середины октября, так что, хоть что почитаю, а то от своей собственной писанины скоро сойду с ума. Хорошо? Сделай доброе дело. В долгу не останусь. Если будет что-то такое же, то поимей меня в виду – я ведь в лавку не хожу с марта, а женам в лавке ничего не дают.

Давай дальше.

Толя, если увидишь главного редактора «Юности», спроси его, пожалуйста, получал он от меня сто с лишним страниц пятой части моего «Диалога с совестью». Я беспокою тебя и его через тебя только потому, что жалко мне рукопись – она из третьего экземпляра и теперь у меня третий экземпляр не полный и читать его никому не могу дать. А то, что они не стали печатать, это ерунда. Я так и писал, чтобы не стеснялись с отказом, но просил рукопись переслать. Сделай ещё одно доброе дело. Ладно?

Давай дальше.

За хорошие слова по поводу «Охоты с сыном» спасибо большое. Гарька мне альманах сюда прислал. Я в Москве стану собирать книжечку под названием «Охота с сыном», включу и этот рассказ, и кое-что из альманаха «Рыболов-спортсмен», и кое-что из «Русского леса», и кое-что из «Диалога с совестью». Вот выйдет у меня в «Советском писателе» книжечка «В медвежьем краю», снесу ещё одну рукопись туда – может быть, лет через пять и выйдет в свет… Сейчас написал рассказ «Осенняя охота» – про разбой на природе и про своё нежелание участвовать в разбое, быть сообщником – это откровение с самим собой. Написал и рассказ в «Рыболов-спортсмен» о том, как собирался было бросать своё озеро, искать более тихий уголок, но как пришел к выводу, что бегать-то нынче людям уже некуда, нет спасительных побегов. Нынче мы как звери, прижатые к стенке. Вот и надо драться за завтрашних детишек. Написал совсем смешной рассказ «Ох, уж эти таксы» – про своих собачек. А сейчас пишу «Седьмой день» в «Диалог с совестью». Работаю сутками. Проводил своих и вкалываю. Но тут немного сдох, подзаболел что-то и настроение сразу вниз и в Москву бы бежать тут же. Но вот уговорил себя не психовать и сижу пишу письма. Завтра почта, завтра отправлю тебе письмо. А дорога моя в Москву лежит через гору работы: надо сдвинуть «Диалог» с точки неравновесия. Ведь написал полностью только «шесть дней»… А надо ещё столько же, даже побольше. Сейчас остановился перед такой частью: «Из жития святых Екатерины Игнатьевны Герасимовой, услышанное от разных людей», а там ещё такой кусок «Рассказы Берты Борисовны Берман». Вот сделаю два этих куска и «седьмой день» завершу, а там пойдет полегче – все психологические задачи уже решу, герой мой уже разбит всем виденным, теперь будет себя понемногу собирать. Но до этого надо ещё о комбедах и кулаках поговорить, о переброске рек, о роли еврейства в пролитии русской крови на примере тех мест, о которых мой рассказ, об экологической катастрофе (какая она будет – дам через сон героя с нравственными оценками поведения людей в кризисной ситуации). А там баня на дорогу и прощание друзей. И послесловие к первой части. Вот какие планы. Конечно, их не осуществить даже за Болдинскую осень. А у меня осень, увы, не Болдинская, а Пелусозерская. Так что пиши мне ещё до конца сентября (до 1 октября) – буду тут трудиться, а там ко мне приедет либо Сергей, либо Галя, чтобы помочь мне выбраться отсюда.

К Дудочкину попадем, но чуть попозже.

А вот к Пичугину поедешь, закинь удочку: купить бы мне у него какую-нибудь работу, но только не цветочки и не очень-очень большое. Что-то, как у тебя – Куликово поле. Поговори. Ладно? Чтобы человека только не обидеть никак.

Юркинцам привет огромный. Рычкову В. П. – тоже. И Дьякову тоже. Чем хоть там патриоты-то разные занимаются? По-моему, они очень довольны бывают, когда мягко устраиваются и сытно едят. Я тут по лету кое-кого тормошил, так кое-кто не соизволил даже ответить. А ты говоришь – борцы за и т. д. Дерьмо это всё с подливом. Патриот это тот, кто работает, не думая, сколько заплатят. А кто при всём патриотизме ещё и пожрать вкусно думает, тому, Толя, грош цена в базарный день. Русский народ трудился и только так победил всех супостатов. И ты – молодец, трудишься и много и на разных фронтах, вокруг тебя и вся ваша-то жизнь держится. Вот и трудись дальше. А слава тебя сама найдет, и та слава будет дороже, которая будет от народа.

А за атомные станции драть надо всех руководителей. Им вложили в головы пустые программы – они и отрабатывают. Это как с переброской. Ведь легче строить то, что уже строили. А новое? Тут думать надо! Работать мозгами. А мозгов-то и нет.

Жив ли там ростовский А. Е. Зайцев? Мужик-то он вроде и ничего, но с какой-то придурью. Больной, наверное. Но грамотный, знает многое. Только зачем пренебрежения столько к тому, кого считаешь почему-то ниже себя? Ведь это уже не от России, а от жидов: унизить человека, отказать ему в праве стремиться. Ты вот, жалко, не читал «Пятый день» из «Диалога с совестью», который в «Юности». Может, возьмешь у них и прочтешь. Я оттуда хочу тебе в газету кусочек дать про такого вот мальчишечку, который, примерно, как ты, живет. Если у «Юности» возьмешь рукопись (скажи, я разрешил), то посмотри этот кусок – может, сам что оттуда и выберешь для себя. Это я просто как предложение без давления. А кусочки там вроде бы есть не очень плохие, хотя я там еще до самых слез и не расписался вроде бы. Трагедии у меня пошли с «Шестого дня».

А то, что Дьяков берет у тебя материалы, это хорошо. Только станут ли печатать. Там в журнале, по-моему, всё делают только то, что скажет ихний Горбачев. И тоже журнал стали портить свалкой-сварой с Коротичами – надо своё утверждать, чтобы тебя читали, чтобы твоя позиция была интересна, а то получается что-то от брехливой собачонки. В меру это ещё и ничего, а всё время – плохо. Читал твою статью о Солженицыне. Цитаты у тебя хорошие, а я вот читал его высказывания о том, что русских надо оттеснить за полярный круг к Уралу, как варваров. И было это не так уж и давно. Так что не обольщайся – Солженицына русофобы вытянули. И любят его до сих пор. А игры его в патриотизм просто не замечают, знают, что он разрушает всё, что у нас было и нынче есть. И это я тебе точно говорю. Я об этом много думал. А то, что Витя Астафьев говорил, это его личное дело – Витя Петрович человек очень неровный: его от жидов к патриотам всё время кидает туда и обратно. Кого ругает, кого хвалит, не поймешь никогда. Я тебе обо всём этом как-нибудь расскажу. Мне вот В. Личутин очень нравится – открытый, прямой человек во всём и не надутый. А гении наши слишком сильно в гениев играют. И это я тебе честно говорю, ибо врать мне нет никакого смысла.