Текст книги "Под созвездием Большого Пса. Полукровка"

7

Отточенным движением Туман сбросил поросёнка со своего хребта прямо в воду арыка и следом туда же рухнул сам, за ним, не мешкая, Чёрная. Там, в воде, они, оба вцепившись зубами в тушу, соорудили своеобразный плавучий остров и спокойно двинулись вниз по течению. Плыть им было совсем нетрудно и даже приятно: вокруг прохладная чистая вода, тень травяных зарослей по берегам и маскировка что надо, а самое главное – никто след взять не сможет. Как в детективе – все концы в воду.

8

Медленно обойдя ферму, Палкан во второй раз за день подошёл к куче прелой травы. Кругом обычная тишина, ничего подозрительного, даже странно. Он огляделся и двинулся в сторону протоптанной тропинки, но тут же встал, как примороженный.

«Он! Это Туман, его зловонный запах, и с ним та, вторая. Третий тоже здесь? Да, здесь. Запах третьего какой-то странный. А-а-а, вот в чём дело – это же труп. Третий – это задушенный поросёнок, кровью не пахнет, вот почему застарелый запах отдавал молоком. Они украли поросёнка. Так, где они сейчас? Скорее за ними».

Шерлок-Палкан-Холмс наконец всё понял и рысцой побежал по тропинке. В секунды долетев до берега, он вновь остановился в полном недоумении и оцепенении.

«Вот те на. Куда они все могли подеваться?»

9

Ловкой парочке очень повезло, воды в арыке немного, но плыть им было вполне комфортно. Песчаное дно лапами ощущалось, но и не мешало пловцам маневрировать. Течение умеренное, но не медленное, а русло канала ровное, как стрела. В общем, сплавная магистраль, да и только. Больше километра плыла по волнам эта сплавная единица, и поросёнок в этой ситуации для них был совсем не обузой, а своеобразным надувным матрацем. Откормленный, жирный, он не ко дну тянет, а сам на плаву, как мячик, держится и пловцов на воде поддерживает, как непотопляемый авианосец.

Добрались они до своего места, которое находилось неподалёку от разделяющей разные поля лесополосы. Здесь через протоку переправлялась вся совхозная техника, при переезде с одной карты полей на другую. Берега у полевой переправы разбиты и пологи, по дну накатанная дорога, для проходимости присыпанная щебёнкой – «пристань мошенников», да ещё какая. Выйдя из воды, Туман вновь швырнул поросёнка к себе на холку, и крутая, неуловимая парочка лёгкой рысью побежала в сторону ближней поросли в лесополосе.

10

Разочарованный донельзя Палкан возвратился в тень своей эстакады. Она сегодня как никогда перестала быть уютной и гостеприимной. Всякие мысли давили, путались и не позволяли ему ни на секунду расслабиться.

«Сплошные странности какие-то. Они оба были у забора фермы, затем утащили поросёнка, а на берегу исчезли без следа. Ничего не понимаю, куда они деваются? За арыком скошенное клеверное поле, запах скошенного клевера ядовитый – хуже не бывает, но этого гада я бы определил, однако его там, на берегу, не было, точно».

11

Колька едва успел отдышаться после падения с кушетки, отряс запылённую одежду и вновь распластался на наблюдательном пункте, чтобы продолжить наблюдение за вверенной ему территорией, как за забором на тропинке увидел Палкана, который во второй раз возвращался от арыка после потери следа воришек.

– Во даёт бродяга, и эту местность освоил. Возможно, пить к воде ходил или на рыбалку? – рассмеялся собственной шутке Колька и задорно по-разбойничьи свистнул, чтобы обратить на себя внимание Палкана, но тот не проявил к этому никакого интереса.

12

Вечером на ферме при пересчёте поросят с Евдокией случилась очередная и самая тяжёлая истерика. В общем, и остальные были близки к такому же состоянию.

Накануне, ещё до пересчёта, Николай генеральским тоном, не терпящим пререканий, переговорил с Колькой о засаде.

– Ну что, Зоркий Глаз, сказывай, шо бачили твои кращщи очи? – шуткой начал расспросы начальник засады. А сам был полон великой надежды, что сегодня, наконец, на ферме ЧП не случилось, ведь наблюдатель ничего экстренного не сообщил.

– Ничего я не видел, гашпадина насяльника, – споясничал в ответ Колька. Но, увидев перед носом крупного размера кулак, одумался и перешёл на конструктив: – Во дворе, Коля, никого не было, а вот за забором Палкан разгуливал. Он по тропинке бежал в мою сторону, как раз девки наши из маточника обедать шли. Поросята там визжали как резаные, а девки ржали ещё громче.

Каким-то странно растерянным показался Николаю дозорный во время доклада, сразу заронив гадкие зёрна сомнения в истинности его слов.

– Ржут лошади, а ты сонная тетеря – засоня, ёлки-палки.

– Чего это тетеря, засоня?

– Если Палкан там оказался, значит, он что-то неладное почуял. А ты мне говоришь, что ничего не видел: вопрос – почему, ответ – спал.

Обиженно надул щёки Колька и потупил взгляд. Народная мудрость гласит так: «Кошка знала, чьё мясо съела», «Рыло в пушку и взор ниц», «На воре и шапка горит».

Истинная правда, на все сто. Как ни старался, но не сумел малоопытный обманщик провести старшего товарища, глаза и голос за него сами правду выложили. Если обобщить, то сцена с Колькой-обманщиком в главной роли выглядела таким образом – пушистое рыло держало в зубах кусок ворованного мяса, а на голове была надета дымящаяся и искрящая шапка. Разве с кем-нибудь порядочным такого спутаешь?

– Значит, я прав, ты всё-таки проспал воришку. Молокосос, недоносок, придурок. Тебе хоть что-нибудь доверить можно? Жить тебе, Колька, вечно, потому что похороны собственные непременно проспишь. Иди досыпай, хлюпик. Видеть тебя нет желания.

Николай отчитывал провинившегося шкодника, а сам думал…

«Что это там Палкан делал? Может, я прав, может быть, он всё же видел вора? Если видел, то почему отпустил? Возможно, не догнал его? Тогда кто он такой, что от Палкана убежал и поросёнка с собой утащил? Точно нечистая сила, леший, тьфу-тьфу-тьфу».

Закончив распекать виновного, он как будто что-то вспомнил и вышел из раздевалки, да так быстро исчез из вида, что несчастный Колька и опомниться не успел. Усталый и совсем разбитый, он присел на краешек скамейки, в растерянности, тем, что подвернулось под руку, стёр со лба крупные капли пота. От случайно попавшей под руку грязной тряпки по его лбу расползлись ужасные буро-коричневые полосы, сделав выражение его физиономии до неузнаваемости смешной. Лица мотоциклистов на финише грязных трасс мотокросса в сравнении с ним смотрелись бы благородной белой розой.

– Палкан, ко мне. – Николай присел на корточки перед своим псом, положил руку ему на холку и заговорил как с близким другом: – Ты видел воришку? Знаешь, куда он ушёл? Покажи мне, где ты его видел. Пойдём со мной.

Николай поднялся и пошёл в сторону известной обоим тропинки, Палкан двинулся следом, но тут же обогнал хозяина и резво побежал впереди.

Уверенное поведение Палкана воодушевило Николая.

– Ты посмотри, как живо повёл. Наверняка что-то видел. Но почему всё-таки не остановил его? Давай, давай, дружище, давай, умница. Показывай, куда он побежал.

Низко склонив голову, уверенным шагом Палкан двигался вдоль забора свинофермы. Свою задачу он понял буквально и с радостью спешил указать ему то место, в котором находились воры. И обратить его внимание на пакости, проделанные их старым врагом, Туманом, жалость к которому давно прошла, а осталась только уверенность, что горбатого одна лишь могила исправит. Вдвоём с хозяином подошли они к травяной куче и уставились друг на друга.

– Ну, что дальше? Я знаю, что воришка здесь был, так вот куда он пошёл дальше? Ты видел его? Покажи, где его искать?

Казалось, вопросам не будет конца. Николай был уверен, что его верный пёс приведёт по следу прямо к цели, но его человеческая ошибка была в следующем.

Если мы, к примеру, смотрим в глаза нашему собеседнику, то видим именно глаза. Любой из нас легко отличит взгляд застенчивый от наглого, умный от тупого, задумчивый от бесшабашного, трезвый взгляд от пьяного, залитого литром самогона. Взгляд начальника не похож на взгляд провинившегося подчинённого, добродушный взгляд бесшабашного повесы не спутаешь со звериным взглядом изверга. Таким образом, мы с лёгкостью можем дать исчерпывающую характеристику любому взгляду, но, к стыду и сожалению, не читаем и не понимаем самого взгляда. Мы видим, куда этот взгляд устремлён, да и только, а взгляд – это способ передачи информации, мы, люди, ничего про это не знаем, похоже, что и не хотим знать. Нам невдомёк, что это очень важно – видеть взгляд собеседника и понимать его. Нам бы, людям – «человекам разумным», учредить пару институтов «взглядоведения» и подготовить сотню-другую «взглядопереводчиков» может быть, и проблем в общении с Матерью-природой поубавилось бы. Ведь есть же в нас всех зачатки «взглядочтения». Представьте – входите вы в кабинет к своему начальнику с просьбой увеличить вам зарплату и перенести отпуск на время летних каникул вашего ребёнка. Вошли, не произнося ни слова, встретились с ним взглядами, и далее взглядообмен примерно по следующей схеме:

«Извините, пожалуйста, я хотел бы попросить вас об одной маленькой услуге, за которую я буду вам вечно благодарен».

«Очередной припёрся, спасу от вас всех нет… не видишь разве, я занят… пошёл вон».

И вы, правильно оценив ситуацию, покидаете ненавистный кабинет.

«Эх! Не повезло сегодня. Видно, с настроением не угадал, попробую позднее».

Ну, чем не «взглядообмен»?

У хозяина с Палканом так гладко не выходило. Один взглядом упрямо повторял увиденное, второй ничего не мог разглядеть и ничего не понимал – тупой.

«Вот здесь стояли Туман и его Чёрная, они украли поросёнка и побежали по этой тропе, а вот дальше куда они подевались, я не могу разобраться – странная какая-то ситуация», – глядя в глаза Николаю, взглядом телеграфировал Палкан. Он почти орал прямо ему в лицо, но тот ничего не мог разобрать и тупо смотрел в ответ. Палкан читал его отрешённый взгляд и сильно огорчался. В конце концов человеческое терпение кончилось первым, он вновь заговорил с Палканом, но в голосе появились стальные нотки:

– Что смотришь на меня, ты что, не знаешь, куда пошёл воришка? Иди показывай, где его искать. Вперёд, Палкан, вперёд.

Сыщику ничего не оставалось другого, как начать всё сначала:

«Ну как ты не поймёшь? Вот здесь лежали эти бармалеи, Туман спрыгнул в загон и утащил подростка. Затем они вдвоём ушли по этой тропинке. Куда делись потом, я не знаю. Ничего не могу понять, как по воздуху улетели».

Палкана раздражало тупое непонимание хозяина, его отрешённый взгляд и полное молчание, а главное, пустота во взгляде, как у ледяной скульптуры – ноль с минусом. От раздражения он даже стал слегка поскуливать, думаю, что в сочетании со взглядом это нецензурная брань по-собачьи. Ничего не оставалось другого, как проделать всё произошедшее наглядно.

– Что ты задумал, Палкан? Я говорю, ищи след, показывай, куда воришка ушёл, а ты куролесить задумал, хватит!

Но настойчивый пёс и не собирался отступать, он задумал сыграть всю сцену наглядно, как затейливый актёр в моноспектакле, и таким образом растолковать недотёпе простую вещь – спектакль с названием «Похищение маленького поросёнка». Недоумевающий Николай с раскрытым ртом смотрел, как его верный товарищ ползком взбирается по прелой травяной куче и заглядывает через забор в загон к поросятам, потом также медленно спускается с этой кучи и рывком бросается по тропинке, уходящей среди густой высокой травы в сторону арыка с водой.

Николай в сердцах пробрался сквозь заросли и подошёл к Палкану, который уже сидел в конце тропинки на берегу арыка и растерянно смотрел по сторонам.

– Послушай, я ровным счётом ничего не понимаю из того, что ты здесь вытворял. Ты хочешь сказать, что вор вытащил тушу через забор и смылся по этой тропе? Он что, ползком по ней передвигался? Тогда почему следов нет?

Палкан наконец не выдержал, тупость хозяина достала его, и он «ГАВКНУЛ», глядя прямо ему в глаза. Лаять, как настоящий пёс, Палкан отродясь не умел, поэтому его «гав» выглядел странно, но собеседником был понят правильно.

– Чего тявкаешь, делать, что ли, нечего? Лучше бы делом занялся или лаять как следует научился, – с досады забурчал Николай и пошёл обратно к забору фермы.

«Ну тупой… как ему ещё объяснить, я всё, как было, показал, а он ни бум-бум».

Палкан со своей досады только что не сплюнул, просто не умел плеваться, но, расстроившись, за хозяином не пошёл. Перескочив протоку, он медленно поплёлся прямо через поле в сторону посёлка. Когда он проделал несколько шагов от арыка, его вдруг как током прошило. Передёрнуло, всё тело судорожно вздрогнуло.

«Это же запах Тумана, и его вторая здесь. Эх! Жалко, Николай ушёл, ну ничего, пройду по следу погляжу, откуда они появились».

13

Дуська продолжала орать в истерике, не разбирая слов. Крыла всех отборным матом, посылала ко всем чертям и вообще несла несуразное, казалось, что она вот-вот окончательно тронется умом. Всем было понятно её состояние, всем было очень её жаль, поэтому компания молча стояла и слушала её стенания. Искренне все хотели ей помочь, но никто не знал чем. От этого всеобщего бессилия каждому вдруг захотелось поплакать. Растратив высвободившуюся термоядерную энергию на эмоции, вконец опустошённая Евдокия тихо опустилась на край скамейки у обеденного стола и, уткнувшись в свои ладони, как девчонка-малолетка от безысходности зарыдала.

14

Только Николаю, как никому другому, не давал покоя сегодняшний случай, он потихоньку вышел из комнаты и направился к выгулу.

– Палкан, всё-таки что-то видел, он мне что-то показывал, но что?

Озадаченный сыщик никак не мог вникнуть в то, что ему показывал его пёс. Ничего не придумав лучшего, он решил проверить выгул.

«Почему Палкан смотрел с забора вниз? Если вор наблюдал через забор за фермой, то как он потом забирал поросёнка? Тридцать килограмм не самая лёгкая ноша, через забор с такой не сиганёшь».

Находясь в раздумьях, вошёл он в загон для выгула молодняка.

«Если бы вор забирался по травяной куче, он наверняка промял бы её, но куча цела. Почему Палкан лег на кучу? Как забрать поросёнка, не оставив следов на сыром грунте загона?»

Мысли сплелись в один бесформенный клубок, в котором ни начала, ни конца не разглядеть.

15

В этой сложнейшей ситуации слова утешения для бригадирши пришлись как нельзя кстати.

– Дусь, ладно тебе, хватит плакать, вот увидишь, образуется всё. Разберёмся, поймаем этого гада, – успокаивала командиршу Лида. Но разве можно чем-нибудь успокоить женщину, над которой судьба так изощрённо издевается? И Евдокия безутешно продолжала рыдать. Её стенания за последние минуты только усилились:

– Что мне теперь осталось, повеситься, и только.

– Ну, ты, Дуся, заговариваешься, тоже мне, вешаться из-за какого-то поросёнка? Да провались он пропадом, тот поросёнок, чтоб его, проклятого, волки съели.

После этих слов Лиды Евдокия вдруг перестала плакать, вытирая слёзы краем косынки, она уставилась на свою жалельщицу и сбивчивым от волнения голосом заговорила, словно о чём-то догадывалась:

– Волки съели? Ты говоришь – волки съели, а может быть, волк? Твой Палкан ведь волк, настоящий волк, он всегда вокруг фермы крутится, может, он и таскает поросят? Точно! Он это. Как пить дать – он!

– Да ты что, Дуся, сдурела, что ли? Палкан мухи не обидит. Спроси у кого хочешь. Сроду он не шкодил. Дети вон, ребятня в санки его запрягают. А дома курицу не пугнёт, тихий, как тень, а ты… поросёнка… задрал. Чокнулась совсем.

От такого неожиданного и стремительного наезда Лида по-настоящему опешила.

– Защищаешь своего вора, может, он домой к тебе добычу носит? Пойдём, показывай, где он сейчас.

– Что ты такое несёшь, где же ему ещё быть? Под эстакадой спит, наверное.

– Пойдём посмотрим, если его там не окажется, то… смотрите у меня… воры.

Чувствуя, что истерика Евдокии зашла слишком далеко, оставив Лиду наедине с ней, остальные стали помалу собираться домой.

– Да успокойся ты в самом-то деле. Палкан… задрал… Иди смотри куда хочешь, Палкан никогда пакостей не сделает, – орала Лида в ответ, но и у самой от волнения едва не текли слёзы.

16

«А если вор перебрасывает поросёнка через забор? Нет, не может быть. На той стороне остался бы след от падения свиной туши».

Раздумья, мысли, расчёты – всё в бешеном круговороте вращалось в голове у Николая, как в стиральной машине, и никак не выстраивалось в логическую цепь. Он снова и снова насколько мог внимательно вглядывался в следы, окружающие его, пытаясь разглядеть нечто важное.

«Ничего толкового нет. Следы в загоне – сплошные копыта порос…»

Не закончив фразу, Николай осёкся и, не веря своим глазам, чуть не лишился речи. Перед ним на земле была целая цепочка крупных чётких отпечатков следов собаки. Некоторые из них были уже затоптаны многочисленными копытами, но тех, которые остались, вполне хватало для однозначных выводов.

«Ничего себе?! Откуда в загоне собака, как она сюда попала? След вдавленный, размером с кулак, явно кобель, крупный какой, килограмм шестьдесят, не меньше».

17

– Ну и что? Где ваш хвалёный Палкан? Я говорю, что он это, он – зверюга ненасытная. Я завтра в конторе всё расскажу, пусть участковый вами занимается, хватит… натерпелись.

– А знаешь, Дусь, шла бы ты со своим участковым ко всем чертям. Шагай куда хочешь, а я домой пошла.

Лида, устав от незаслуженной брани, психанула, махнула рукой по воздуху, повернулась и пошла к раздевалке.

– Да, домой она пошла, – кинулась ей вдогонку Евдокия. – Не домой, а в загон пойдём, там наверняка следы твоего кобеля остались, хотя можешь и не ходить, я сама справлюсь.

Евдокия решительным шагом двинулась назад к ферме, и Лида, почти бегом, заспешила следом за ней.

– Вот, вот и сам хозяин здесь, ты-то мне и нужен, Николай Сергеевич. Что это ты здесь делаешь?

– Что делаю? Не видишь, картошку сажаю, а утром приходи, копать начнём, поможешь, – съязвил Николай в ответ, чувствуя задиристые нотки в голосе Евдохи Батьковны.

– Конечно, самое время шуточками разбрасываться, что ты ещё можешь сказать, кроме глупостей. А вот скажи-ка лучше, где сейчас твой хвалёный Палкан?

– Что это тебе Палкана захотелось видеть, ума, что ли, подзанять, или поговорить не с кем стало?

– Шути, пошучивай, завтра пошутите у меня. Всё, пойду в контору, пусть участкового присылают, он-то выяснит, где вы его прячете.

– Что-то я не пойму, Дусь, к чему ты клонишь, при чём тут Палкан, зачем здесь участковый?

– А затем! Вон повсюду следы Палкана вашего, а ты их прячешь, или не права я?

– Бельё тебе на речке полоскать да кашу варить, а не в следах собачьих разбираться. Тоже мне следопыт, а понятий как у барана в апельсиновых обрезках.

– Нечего здесь распоряжаться, сама разберусь, варить кашу или обождать. Нечего следы преступления прятать, идите отсюда, идите.

Не обращая внимания на перепалку, Лида не на шутку перепугалась, увидев собачьи следы в загоне, и вся её надежда была теперь только на мужа, который в запутанной ситуации выглядел весьма спокойно.

– Слушай, командирша грёбаная, сейчас в лоб заеду, так командовать сразу расхочется. А ну-ка отойди в сторонку, я кормушкой тут прикрою, чтобы поросята утром не затоптали. Чтобы твоему участковому осталось на что посмотреть. Да не забудь, передай ему, чтобы за ночь отковал наручники собачьи, Палкана арестовывать.

Николай рассмеялся над Дуськиной глупой выходкой, и от этого задорного смеха потеплело на сердце Лиды, которая так молча и простояла всё время.

С последними словами Николая Сергеевича что-то ёкнуло в душе у Евдокии, умом она вполне понимала, что он зря болтать не станет и что Палкан здесь ни при чём, но отступать ей было некуда. Положение у неё было отчаянное, завтра могут снять с бригадирства, и тогда ей, опытному животноводу, светят вплоть до пенсии только овощные грядки. Остаётся один выход: свалить вину на кого угодно, лишь бы остаться бригадиром.

18

Палкан прошёл по скошенному полю до самой дороги, след здесь был отчётливым. Не вызывал сомнения тот факт, что по этой тропинке разбойники ходили не единожды. Следопыт приобрёл важную информацию.

«По этой тропе парочка приходит к ферме, но обратно по ней не возвращается. Куда же они деваются с поросёнком?»

Этот вопрос измучил Палкана, не давал ему ни секунды покоя, не позволяя забыться и расслабиться. Приблизившись к дороге, след постепенно становился не таким чётким. Много машин, разные грузы, запах солярки, с которым, для людей конечно, может сравниться самый ядовитый газ из баллончиков под романтическим названием «Черёмуха», к нему вдобавок ещё и дурманящий запах расплавленного на горячем солнце асфальта. Весь этот ужасный коктейль может свести на нет любые, даже самые добросовестные усилия сыщика, работающего по запаху. Палкан продолжил кружить вокруг этого места, пытаясь вновь отыскать пропавший след, но всё тщетно. Несолоно хлебавши он отправился домой, прихватив с собой испорченное настроение.