Текст книги "Под созвездием Большого Пса. Полукровка"

4

Палкан за последние месяцы заметно вырос, от роду в год он превратился в настоящего пса, так сказать, полноразмерного сторожа. Высокий для собачьего роста, с широкой грудной клеткой, он слегка походил на волка серой масти, но собачий облик в нём читался безошибочно. Хоть и стал он маститым сторожевым псом, но у него не получалось по-собачьи лаять. Вместо лая получались странные хрипловатые звуки, которые сравнить ни с чем собачьим невозможно. И ещё появилось у Палкана странное чутьё, он точно знал, где ему в данный момент нужно находиться. Откуда он это знал, его не волновало. Но даже окружающие, знавшие Николая, стали замечать эту его особенность – появляться в нужный момент подле своего хозяина. Как-то однажды обычным февральским днём, возвращаясь домой после работы, шли они, четверо мужиков, от свинофермы в сторону посёлка. Поравнялись с первыми дворами и вдруг вздрогнули все разом. Позади них с пронзительным визгом, кувыркаясь в воздухе, через забор полетела бело-серая шавка. Оказалось, что она попыталась подкрасться сзади к их четвёрке, чтобы облаять ничего не подозревающих мужиков и показать им – кто на этой улице хозяин. Откуда здесь оказался Палкан, как он остался невидимкой для этой псины, явилось загадкой для всех. Ухватив наглую недотёпу за холку, он швырнул её куда подальше. Тут-то все и наблюдали её знаменитый полёт через забор. А Палкан как ни в чём не бывало стоял на том месте, откуда начинался её полёт, и преданно смотрел на хозяина. Детектив, да и только.

В последнее время Николай стал частенько замечать, что Палкан провожает его до свинофермы. Бредёт чуть позади и не вмешивается в происходящее, но и не позволяет произойти случайностям. Прямо «талисман», ни дать ни взять. Как-то в самом конце февраля Николай с женой возвращались домой затемно. Шли по улице, не спеша, по накатанному снежному насту и тихо разговаривали, вдруг что-то заставило Николая обернуться назад.

– Смотри, Лида, Палкан идёт позади нас.

– Интересно, откуда он взялся? Он ведь не видел, как мы к Никитиным уходили.

– Выходит, видел? Разве его когда во дворе заметишь. Где он спрятался или его вовсе нет, никогда не понять.

– Нет, нет, точно, его не было, когда мы собирались. Кнопка крутилась рядом, а его не видно было. Что он делать-то собирается, Коль?

– Он меня уже месяц провожает повсюду, как-то позади нас собачонку сцапал за шкирку и через забор зашвырнул.

Николай взмахнул своей рукой, как это выглядело в тот момент, когда перепуганная псина, завывая, взлетела вверх. Лида представила себе эту картину, и её разобрал смех. Но в следующий момент что-то вдруг её остановило. Она испуганно переспросила мужа:

– Постой, как это через забор? Он что, загрыз её, что ли?

– Нет, конечно, просто зашвырнул, и всё. Та, видно, хотела сзади подкрасться и шугануть нас, а может, кого и за сапог тяпнуть. Откуда Палкан взялся? Леший его разберёт. Мы когда обернулись на визг, смотрим, та летит себе и в полёте верещит, как мандолина.

– Слушай, а сейчас он что, тоже охраняет нас?

– Видишь, как телохранитель, на расстоянии передвигается, всё пространство перед ним просматривается. Прямо профессионал. Нас этому порядку учили в армии на службе, когда мы спортсменов и их скакунов на разных соревнованиях сопровождали. Один из охраны обязательно позади и всё просматривает.

– А я-то заметила, что сегодня идём поздно, кругом темно, а собаки на нас не лают. В другой день просто спасу нет, лаем как зальются – в ушах звон стоит.

– Правда, интересно, как он нас выследил? Давай-ка, Лида, иди, не останавливайся, а я прикинусь без сознания, поглядим, что он делать станет.

В эту пору снег по дорогам лежал последние денёчки. Наступающая ранняя весна своим ярким солнечным светом очень скоро слижет его, в первую очередь с проезжих дорог да протоптанных тропинок. Вот-вот потекут обычные для этого времени ручьи. К концу марта снег останется только на затенённых склонах холмов да в расщелинах. А сегодняшней лунной ночью дорога была скользкой, плотный укатанный наст не позволял уверенно по ней шагать, норовя каждому шагу подставить ножку и опрокинуть пешехода навзничь.

Николай, отправив жену вперёд, сам улёгся спиной на плотную снежную корку прямо поперёк дороги и, закрыв глаза, замер. Его полушубок из добротной овчины позволял проделать этот трюк без опасения быть простуженным. Лежит он и ждёт, что же будет дальше.

Палкан рысцой подбежал к нему и сразу сунулся влажным носом в его лицо.

«Что это с хозяином?»

Николай не ожидал такого поворота событий, от неожиданности сморщился и невольно проговорился.

– Нельзя, Палкан.

Тут же сообразил, что эксперимент на грани срыва, и вновь замер. Палкан, услыхав голос хозяина, оживился и, слегка поскуливая, даже «загарцевал» вокруг него.

«Разговаривает хозяин – значит, просто устал и прилёг отдохнуть».

Палкан свернулся калачиком и прилёг рядом у изголовья Николая. Лиду в это время разбирал смех, и она, прыская в ладони, едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться в полный голос. Время шло, а ситуация не менялась. Николаю уже немного стало надоедать.

– Ну ладно, вы тут лежите, а я пошла.

Лида повернулась и потихоньку двинулась в сторону дома. Оглянулась и обомлела.

Палкан приподнялся и встал над хозяином, всматриваясь в его лицо.

«Нет, что-то здесь не так. Хозяйка пошла, а хозяин лежит. Может она его забыла, кто же мне завтра миску наполнит? Да и вообще, порядок есть порядок, хозяин должен спать дома, а я в своей конуре на своей подстилке. Чего это он не встаёт? Придётся его тащить, если здесь оставить – будет неправильно».

Палкан вцепился в воротник полушубка, упёрся как следует и потащил хозяина по спрессованному заглаженному снегу. При этом новоиспечённый труженик ворчал от напряжения, тяжело дышал, отдувался и продолжал поскуливать. В сложной ситуации помогала тренировка, которую ему частенько устраивали Санька с приятелями, запрягая Палкана в сани. Словно на залихватском рысаке катались они в тех санях, бывало и втроём, вчетвером, с баловством да весёлым смехом, а Палкан, высунув язык, тащил за собой этакую тяжёлую упряжку. Однако по всему было видно, что ему это нравится. Вот и сейчас тяжёлая работёнка не показалась ему непосильной. Николай почувствовал, что Палкан протянул его по дороге не менее пятидесяти метров.

– Коля, прекращайте вы свой цирк, холодно и домой пора. Вставай, хватит!

Николаю пришлось подниматься. Радости Палкановой не было предела.

– Ну вот, наконец-то, всё в порядке, хозяин проснулся. Домой пора идти.

– Палкан, дружище, значит, ты меня домой дотащить готов? Молодца!

Теперь он с благодарностью легонько потрепал своего воспитанника по холке, воздавая ему за преданную службу.

Кстати, когда Палкан сопровождал кого-нибудь по улицам посёлка, дворовые псы всегда помалкивали. А вот Туман, позабыв осеннюю трёпку, вновь взялся за старое, и дыра в створке ворот у его конуры зияла по-прежнему. Правда, было одно исключение, когда мимо проходил Палкан, Туман как будто его не замечал. Непонятно только – такое своеобразное поведение было результатом безграничного презрения или безмерного страха?

– Николай, Палкан твой приболел никак? Смотри, больничный лист ему оплачивать не стану.

Евдокия высказала своё удивление, когда утром вдруг не увидела его возле свинофермы. Вся обслуга успела привыкнуть, что Палкан каждое утро отмечался у стен фермы, как исправный служака. Поначалу женщины умилялись при его виде, даже пытались подносить угощение. Чего только не было: отварная курица, свежие котлеты совсем тёплые, кусок свежего хлеба с солониной и трудно перечислить, что ещё. Палкан не принял ни одного угощения – странно, но свидетелей этому не счесть. Кликуши-сороки спустя некоторое время с карканьем растаскивали всё, что предназначалось несклоняемому гордецу. Но женщины то и дело приставали с новыми предложениями.

– Николай, дай ему кашки гречневой, свеженькая со свининкой. Он от меня не примет, я пробовала. Жалко на него смотреть, целый час лежит и не шевелится, наверное, проголодался?

– Отстаньте, наконец, от пса. Вы ведь любого замучаете. Не хочет, вот и не берёт, неужели до вас это не доходит?

– Чего расшумелся. Хозяин называется. Голодному псу жизни не даёт, ладно – не хотите, значит, не надо. Ходите голодными, – с обидой в голосе удалялась очередная приставала. За ней появлялась следующая.

5

Выдался сегодня очень тёплый безветренный день. Ласковое весеннее солнце с раннего утра успело прогреть воздух и продолжало светить настолько ярко и нежно, что на улице можно было вполне комфортно находиться даже без верхней одежды. Первое по-настоящему весеннее тепло пришло в предгорье. Очень скоро с окрестных полей ребятишки начнут охапками приносить домой раскрывшиеся и вспыхнувшие яркими маячками бузлики. Это ранние весенние цветы, обычно они бывают жёлтого и красного цвета, всех оттенков, по виду и строению напоминают они тюльпаны, но с заострёнными, как у осоки, листьями. Эти первоцветы в изобилии украшают поля, как только с тех сойдёт последний снег. Одна есть у них странность: запах почти отсутствует, в отличие от душистых тюльпанов.

Дед Сериков называл себя зимним безработным. Это из-за того, что в зимнем саду работа найдётся разве что дятлам. В самый раз их длинными клювами вынимать из-под коры паразитов. А тут весна разыгралась. Всем радостно, а Деду особенно. Очень любил он весеннюю пору. Причин тут несколько. Весна – это всеобщее возрождение природы, так сказать, в планетарном масштабе. Да и сад его скоро проснётся, зацветёт, а это уже особенная радость. Знакомый аромат цветущего яблоневого сада не раз снился ему долгими зимними ночами. Никогда вслух Дмитрий Михайлович этого не произносил, но про себя всегда думал: «Зиму пережили – значит, ещё годок протянем. Через недельку обрезку веток в саду начнём, осенние саженцы надо бы проверить – может быть, помёрзли за зиму? После Пасхи опрыскать надо бы перед цветением, интересно, раствор успели завести? Надо будет сходить в контору, справиться».

Сидел Дед на своей лавочке, перед воротами двора с улицы и сладостно мечтал о будущих трудовых буднях его бригады. За зиму его женская бригада на разных работах подустала. Не успел подумать, а Катерина тут как тут.

– Здравия желаем, товарищ-у Г. енерал! Когда в бой двинемся на наших любимых гусениц и клопов-вонючек? Лопаты заточёны, косы навострёны!

– Здорово, Катюха, али не терпится? Навоюетесь ещё у меня, «армия подъюбочная». Вилы дам да грабли, а то и во вторую смену с фонариками пойдёте вкалывать.

– А что, и пойдём, лишь бы под твоим, Дед, руководством. Ночная атака – она ведь всегда внезапная. Я этой бабочке-негодяйке в глаз фонариком как «блысну», она со страху все свои яйца прямо в гнезде передавит, тут и гусеницам конец.

– Да, да, про яйца – это ты правильно. Фонариком по яйцам, да в глаз – для бабочек это очень страшно, в самую точку попала. В понедельник собирайтесь. Приходите к складам за инструментом.

– За роялем, что ли, или за балалайками, за какими такими инструментами?

– Это ты, балалайка, кончай паясничать, как сказал, так и делай. Ну, ступай, дай понежиться на солнышке, а то своей неуёмной говорливостью тучи нагонишь, не дашь порадоваться теплу божескому. Знаешь, небось, что человек при разговоре изо рта влагу выпускает, а ты столько наговорила, что на грозовую тучу в самый раз наберётся.

– Дед, неужто ты, как тот кот мартовский, туда же – на солнышко потянуло.

– Какой там кот, Катюша, я скорее – ужик, пока не разогрею шкуру, пошевелиться не в состоянии. Ступай, Катенька, ступай, девок наших поторопи.

Первое вешнее тепло всем нравится. Воробьи, почуяв его, расщебетались, расчирикались, как концертная бригада перед благодарной публикой. Заливаются на все лады, боятся, поди, что их кто-нибудь не услышит. Дуют в трубы, стараются свою радость донести до каждого слышащего уха. Сказать по чести, у них это здорово получается, в ушах действительно стоит звон, да ещё какой. Сидит себе Дед на лавке, смотрит на ребятню и умиляется. Прямо перед ним несколько соседских мальчишек посреди улицы гоняют мяч, и Санька среди них. Любимый правнук, послушный, добрый, старательный малый. Заберётся, бывало, на колени к нему и вопросами засыпает. А это что? А с этим как? Триста вопросов в минуту, как из пулемёта:

– Деда, а из чего пушки стреляют?

– Для этого у них ствол есть. Ствол – это…

– Деда, а из чего кожу для сёдел делают?.. как цыплята в яйцо забираются?.. из чего пластилин лепят?.. Бог на небе есть?

Зимними вечерами Дмитрий Михайлович растолковывал правнуку житейские истины и себя заодно тешил разговорами. Санька, раскачиваясь на дедовых коленях, внимательно, почти не перебивая, слушал его. Обычно продолжалось это подолгу и одинаково нравилось обоим.

Носятся друг за дружкой ребятишки, спорят своими визгливыми детскими голосами, словно те воробышки. Их гомон тоже слышен каждому внемлющему уху. Разве что только одно на улице не вписывается в эту идиллию.

«Что же этот горе-хозяин дырку в заборе своему Туману никак не заколотит? Рвётся тот, как зверь лютый, от хриплого его лая спасу нет, а если цепь не выдержит? Что тогда с ребятнёй станется?»

Так это расстроило Деда, что он решил прервать весёлую игру молодого поколения для их же безопасности. В самом деле, находиться вблизи от этого «урода» было очень опасно. Туман – негодяй известный.

– Где же Палкан? Заткнул бы ему пасть, что ли?

Палкан резко оторвал голову от подстилки и устремил взгляд в сторону дома. Приподнялся и вышел из-под эстакады у свинофермы, вытянул шею и вдохнул ноздрями воздух.

«Там что-то неправильно. Домой идти надо. С Санькой беда, скорее».

Палкан метнулся, как ошпаренный, и полной прытью, на которую только был способен, стрелой полетел к дому. Дыхание сбивалось, на дороге под лапы предательски подворачивались камни, воображение в это время рисовало ему самые страшные картины.

«Я должен успеть!»

Вот мост остался позади, до улицы совсем немного, уже видны кусты на берегу речки, за ними улица и дом.

6

– Санька! Поди-ка ко мне. – Дед окликнул правнука, и тот обернулся на родной голос.

– Чего, деда?

Пока Санька отвлёкся и обернул взгляд в сторону деда, мяч тем временем проскакал совсем рядом, соскользнул с дороги и продолжил свой опасный путь в сторону рвущегося Тумана. Дисциплинированный мальчишка не мог допустить и мысли, что мяч по его вине попадёт в грязную лужу и покроется слоем грязной слизи. Его потом придётся отмыть, высушить, а это потребует много времени и испортит настроение приятелей, которые уже вошли во вкус и всласть разыгрались.

Беда приходит мгновенно, кто этого не знает. Стоит только на секунду замешкаться, сделать один опрометчивый поступок, а иногда хватает одного слова, сказанного не вовремя, – вот и она. Дед напрягся всем телом, хотел ещё что-то крикнуть Саньке вдогонку, но внезапно подступивший страх сдавил горло, у него вместо крика получилось странное невнятное хрипение:

– Санька, назад!

Но тот, не расслышав ничего, рванул вслед за катящимся мячом. Туман, видя эту картину, прекратил свой противный лай и сквозь дыру пролез на улицу. Теперь его туша оказалась за воротами, а голова касалась продырявленных досок снаружи. Натянутая цепь не позволяла Туману кинуться к мячу и овладеть им как собственным трофеем. Но тут на его глазах к мячу устремился какой-то наглый конкурент и вот-вот сцапает его.

«Как же так? Что за нахал тут объявился? Это моя добыча! Я так хочу!»

На этот момент между мальчишкой и Туманом было всего-навсего менее пяти метров. До сих пор мало кто рисковал вот так, внаглую – утащить из-под носа Тумана его вещь, тем более которую он ещё не успел порвать в клочья. Уже несколько драгоценных мячей закончили своё существование именно так. Туман взревел, пена клочьями брызнула из раскрытой пасти. Упершись в землю всеми четырьмя лапами, неистово потрясая лохматой головой, он резко рванул цепь.

Подобрав свой мяч и не замечая ничего вокруг, Санька двинулся к ребятам. Но с удивлением увидел, что те кинулись врассыпную. Тогда он победно вскинул обе руки вверх, держа мяч над головой. Этим жестом ему хотелось позвать всех ребят к себе, для того чтобы продолжить увлекательный матч. И ему невдомёк было, что творилось за его спиной.

Для Деда Серикова, старого закалённого бойца, повидавшего за свою жизнь всё или почти всё, что только может напугать человека, происходящее вдруг стало нереальным. Виделось оно в этот момент как отдельные фотоснимки, мелькавшие перед глазами. Всё растянулось во времени и приобрело непонятные искажённые очертания, внушая только страх и ужас: вот Санька наклонился к мячу, вот взял его в руки, вот развернулся к мальчишкам и поднял мяч над головой. Тем временем озверевший Туман, напрягшись всем телом, рвёт свою цепь, и её огрызок болтается в воздухе. Взбесившийся зверюга, развернувшись, совершает первый прыжок в сторону ликующего Саньки, затем второй и летит на его крошечную спину, накрывая мальчишку сверху своей страшной, взлохмаченной, грязно-желтоватой тушей. Пересохшие губы Деда, нервно хватая вдруг куда-то исчезнувший воздух, шёпотом твердили:

– Пал-ка-н-н-н! Пал-ка-н-н-н!

Ему в это мгновение казалось, что он очень громко кричит, невероятно громко, на что только способен его голос и рвущееся в клочья сердце. Ещё Деду казалось, что его крик сотрясает всю округу, вызывая землетрясение. Ах, если бы человек ещё и мог летать… Дмитрий Михайлович был бы сейчас самым счастливым человеком в мире, да что там в мире, во всей бескрайней Вселенной не сыскалось бы более счастливого существа, чем он. Поднявшись в воздух, пролетев всего-то два десятка метров, Дед пушечным ядром рухнул бы на этого грязного, взлохмаченного подонка. И тогда он первым ударом раздробил бы поганые его кости на мелкие, мелкие куски. Он бы распылил постылого гада на невидимые части, да на такие, чтобы ни одна лаборатория под микроскопами не смогла бы собрать посмертного скелета этой твари. Но вместо полёта Дед застыл у скамьи, на которой сидел. Неподвижный, как истукан, он продолжал смотреть вперёд и нервно вздрагивающими руками указывал в сторону Саньки, над которым сейчас нависла смертельная угроза.

– Пал-ка-н-н-н! Пал-ка-н-н-н! – шептали его слипшиеся губы, его руки не находили места, его мысли путались, наступило полное оцепенение.

Огромный Туман рухнул на Саньку сверху – на хрупенькую фигурку ребёнка всей своей тушей. Псу, к его удивлению, показалось, что этот маленький наглец вовсе ничего не весит, он столкнулся с ним как с пучком соломы, как с подушкой, набитой куриным пером. Ему, упоённому лёгкой победой, захотелось порвать эту подушку и разметать перо по ветру, чтобы ветер подхватил и усыпал этим пером всю улицу, как снегом, чтобы другим неповадно было лезть на его, главного пса улицы, территорию. Вкус лёгкой победы опьянил злодея. Он торжественно рычал и брызгал поганой пеной из раскрытой пасти. Огромные жёлтые клыки угрожающе приблизились к перепуганному мальчишке.

От внезапного толчка в спину Санька тут же рухнул на землю. Мяч оказался перед ним и больно ударил в лицо, до крови расквасив нос. По инерции он ещё немного прокатился по непросохшему мягкому грунту и оказался на спине, крепко держа мяч в руках. Ему поначалу показалось, что кто-то из товарищей решил отнять у него мяч и неожиданно подкрался сзади. Санька мёртвой хваткой вцепился в мяч и ни за что не отдал бы. Он был готов стоять за свой мяч до последнего, и даже разбитый нос не лишил его этой уверенности. Горячая кровь растекалась по лицу и мешала дышать.

«Кто же это меня столкнул?» – промелькнуло в мыслях у мальчишки, и он взглянул поверх мяча на своего обидчика. Страх перед увиденным в одно мгновение заставил его замереть. Знаете, как мелкая ящерка во время смертельной опасности замирает, пытаясь притвориться то сухой щепкой, то зелёным листиком, а то серым камнем? Это потому, что больше ничто не может спасти её от зубов хищника. Замри – или немедленная смерть. Так работает инстинкт у любой мелочи, у которой нет возможности смыться. Санька замер без всякой науки, словно та ящерка, поскольку пошевелиться всё равно возможности не было. Над ним, как в страшном сне, грозовой тучей нависал злобный Туман. Передние лапы зверя оказались под мышками у Саньки, сдавливая его маленькое тельце, как тисками. Клыки, торчащие из раскрытой пасти, почти упёрлись в перепуганное детское личико. И только мяч мешал псу вцепиться в горло поверженной жертве.

«Порву сейчас этого цыплёнка! Череп ему раздавить или грудную клетку?»

Туман совсем зашёлся, из его разгорячённого нутра вырывался не собачий рык, а невнятное внеземное хрипение. Запах свежей крови пьянил его, белая липкая пена свисала с губ, зубы полностью оголились, выставляя напоказ ужасающий оскал. Могильный холод и отвратительную вонь ощутил хрупкий детский разум. Оставался последний рывок могучих клыков, и Саньке – конец.

Перепуганный Дед краем глаз заметил метнувшуюся мимо серую тень. Промелькнувшее нечто, как клочок сероватого утреннего тумана, как призрак древнего замка, не издавало никакого звука и почти не привлекло его внимания. Взгляд старика был полностью прикован к зловещей картине, свидетелем которой он стал. Что произошло дальше, скованный страхом старик толком и не разглядел. Сказать по правде, зрение у Серикова-старшего было отменное, имея в виду его возраст, газету он читал без очков даже при свечах, а здесь оплошал. Слёзы застили его взгляд – слёзы досады, слёзы бессилия. Нет, не боялся он собак и Тумана нипочём не испугался бы, вот только далековато от него всё случилось, и не успеть ему, старику, за несколько секунд преодолеть это бесконечно далёкое расстояние, на помощь своему любимому существу не успеть. И вот теперь вся его ненависть к Туману наконец обрела плоть и серым ураганом смела звероподобного с Саньки. От мощного удара крупная лохматая туша злодея полетела кувырком, как тот самый мяч после хорошего пинка. Палкан, как и прежде, вновь успел вовремя.

Огромными прыжками, вбегая на улицу, он разглядел главное – Тумана, стоящего над опрокинутым Санькой, и преодолел последние десятки метров, как смерч.

«Вот он, чучело – Туман! Санька в опасности. Всё, конец этому гаду. Конец!»

Опрокинутый навзничь агрессор не успел сообразить, что к чему, только взвизгнул от неожиданности. После падения тут же стал неуклюже барахтаться и сделал попытку подняться. Но не тут-то было. Палкан без промедления бросился ему на хребет и что есть мочи хватанул зубами за холку, за то самое место, в котором шерсть раздваивается и слегка видна голая шкура. Только теперь это был не укус щенка-полумерка, а настоящий, достающий до недр организма захват с вытекающими из этого последствиями, и сразу же всем телом резкий рывок в сторону. Шкура на холке у Тумана треснула, из-под неё брызнула горячая кровь. От прострелившей всё тело острой боли подранок бешено взревел, эта боль заставила его развернуться, чтобы освободиться от захвата, и он на мгновение оказался лежащим на спине. Подобную ошибку прежде совершали бывшие жертвы Тумана, а сейчас он сам её допустил. Палкану только это и нужно было. В одно мгновение молодые острые зубы сомкнулись на лохматой глотке. Вонючая шерсть почти полностью забила пасть Палкана, лишая его возможности нормально дышать. А до этого длительная, напряжённая гонка его вымотала и в предательски лишила сил, но вскипевшая ненависть и огромное желание прикончить злодея сделали своё дело. В этот момент Палкан сам вдруг превратился в зверя. Он перестал ощущать пространство и время, осталось только одно единственное желание – придушить разнузданного врага, посягнувшего на лучшего друга.

С ходу прокусить клыками ненавистную шею у Палкана не получилось, густая шерсть противника не позволила этого сделать. Но он весьма надёжно её сдавил. Ещё пару минут выдержать, не позволить гаду вырваться, тогда ему конец, он задохнётся. Туман какое-то время пытался освободиться от смертельного захвата, всячески изворачивался, чтобы вырваться, но понемногу стал затихать. Его тело только слегка вздрагивало в предсмертных конвульсиях.

Санька, к безграничной своей радости, до конца так и не осознал, каким таким чудесным образом освободился от смертельной угрозы. Ему некогда было разбираться, по какой причине это произошло. Как только Тумана невидимой силой снесло в сторону, он тут же, не мудрствуя лукаво, спохватился и без оглядки бросился к деду. С ним всё произошло само собой, как в детской считалке «замри – отомри». Мяч, который чуть не подвёл его под монастырь, а потом спас ему жизнь, он по-прежнему накрепко держал перед собой, так его и не выпустив. Дед на радостях подхватил мальчишку на руки, будучи сам ни жив ни мёртв.

– Цел! Сынок, наконец-то. Что же ты наделал, неслух эдакий? Я же тебе наказывал – к Туману не приближаться. Это же зверь истинный. С ним нельзя по-хорошему, – скороговоркой, сбивающимся голосом выпалил Дмитрий Михайлович. Постепенно избавляясь от последствий стресса, Дед внимательно осмотрел Саньку. На первый взгляд всё было в полном порядке и никаких видимых проблем. Чудо, ну… настоящее чудо, да и только. Разве что куртяшка слегка сырой глиной испачкалась.