Текст книги "Под созвездием Большого Пса. Полукровка"

48

Палкан по устоявшейся привычке пошёл следом за Николаем. Похоронная процессия медленно продвигалась по улице скорбным маршем, в направлении сельского кладбища. Николай наскоро оглянулся и краешком глаз увидел своего провожатого. Тот плёлся поодаль сзади, не придавая значения происходящему, и по-своему спокойно рассуждал: «Они, все эти люди, наверное, вместе на охоту собрались? Странный запах от этой толпы, и ещё, почему они все так медленно идут? Может быть, они не знают, куда им нужно идти, я показал бы им, если бы хозяин попросил. Я точно знаю место, где сейчас много сусликов, там их можно наловить столько, что на всех хватит. Правда, совсем недалеко хорёк поселился, но и его нору я тоже показать могу, не ошибутся. Хорёк?! Точно хорёк, мне срочно нужно туда, скорее, там чучело-хорёк вонючий! Там беда с Лидой… Скорее, скорее, ещё скорее».

Палкана как будто взрывная волна противотанковой мины подбросила в воздух и такая же невидимая сила, развернув его прямо в прыжке, уносила по направлению к свиноферме.

Он мчался стрелой по параллельным улицам, не выбирая маршрут, а скорее предполагая кратчайшее направление. Его путь лежал через картофельные грядки, высаженные за окраиной посёлка, через грязь залитого поливной водой кукурузного поля, вброд через речку, прыжком через арык прямиком к тропе Тумана и Чёрной. Запыхавшись после изнуряющего кросса, напрягаясь на последних метрах отчаянного рывка до дрожи в мышцах ног, Палкан вступил на звериную тропу. Это произошло в тот момент, когда Туман, вскинув свою жертву на холку, двинулся прочь от забора, а Чёрная тут же пристроилась в его арьергарде. Здесь, у самого начала зловещей тропы, и сошлись их взгляды. Палкан стоял в боевой стойке, широко раздвинув передние лапы, хрипло рыча, а его чуть загнутые внутрь пасти блестящие клыки сулили старому сопернику и заклятому врагу самые большие в его жизни неприятности.

49

Евдокия, услыхав шквал поросячьего визга, от неожиданности вздрогнула пред столом. Ей показалось, что где-то рядом сработала пожарная сирена, возвестившая всем окружающим о наступившем конце света, того самого, которого все так долго ждали. Начало новой мировой войны не встревожило бы её так, как этот пронзительный истошный визг. Не мешкая, подхватив свой мощный корпус в свои же крепкие руки, она с напором встревоженного носорога понеслась к дверям, ведущим в поросячий выгул. Через секунды перед ней предстала вся страшная картина.

– Лида, что с тобой случилось? Ты жива?.. – подхватывая её под руки, заголосила Дуся.

– Пот-т-трог-гай меня, я вс-ся тут на м-м-месте, по-мм-о-ему, у мен-ня ноги не и-и-д-д-ут, – сильно срывая свой голос, от волнения заикаясь и вздрагивая всем телом, с трудом выдавила из себя Лида.

– Что, ноги? Как не работают? Скажи, что случилось, кто так орал?

Наконец ей удалось приподнять обмякшую подругу, и, подхватив её за талию, как медсестра с раненым бойцом, обе в связке поковыляли к раздевалке.

50

К часу дня похоронная процессия медленным темпом достигла конечного пункта шествия. Кладбище располагалось на невысоком пригорке за окраиной посёлка, но окраина эта находилась как бы на уровне линии, делящей вытянутый план посёлка пополам. Николай несколько раз тайком оглядывался, чтобы проверить, появился Палкан позади шествия или нет. Когда стало очевидно, что его там нет, хозяин пса не на шутку встревожился. Кто, как не он, знал главную особенность своего верного друга находиться там, где его помощь наиболее нужна. Всё прошло чин по чину, отдали последние почести безвременно усопшему и двинулись в обратный путь, в разговорах упоминая хорошего парня Лёвика Брызгина.

– Да, жалко парня, что поделаешь, судьба такая.

– Судьба, какая ещё судьба? Курок и пуля, вот и вся судьба.

– Ты мели помельче, молокосос. Ещё, мабыть, и твоя пора придёт с судьбой своей познаться, тогда и скажешь своё слово, а пока помалкивай в тюбетейку, – одёрнул молодого Егорку Федина дед Ефим, известный всем селянам богомолец.

– Не вынес напряжения нервного Лёвушка. Он ведь что думал, а то, что мальцов много покалечил. Проклянут его люди за это, а может быть, ещё чего навыдумывал, вот и не вынес самосуда собственного.

– А ты бы вынес?

– Я бы сперва послушал умных людей, а тогда и делал бы по уму и по-божески. Вона Николай да Иван, последние люди, что ли? Они ему внушали, а он как вырубился. Стресс – вот причина его греха.

– С чего вдруг ты этот «стресс» выдумал, чуть что «стресс», вот те моду взяли. Где бы кто ни напакостил, стресс виноват. А сами ни при чём? Вот уж правильно бабка Зинаида говорила: «У нас в деревне воров отродясь не было, мы всё сами…»

Пока сострадальцы с поучительными рассуждениями продвигались в направлении поминального стола, Николай тем временем почти бегом направлялся к свиноферме. И чем ближе он был к ней, тем сильнее его охватывало неподдельное волнение. Как и его Палкан, он своим охотничьим инстинктом чувствовал случившуюся беду. Вот он, наконец, преодолел путь от кладбища, через половину посёлка к другой его окраине. Вот уже до фермы остались считаные метры, а волнение всё нарастает, волнение уже больше его нутра, с последними шагами через порог фермы оно, волнение, уже прёт наружу. И сейчас, вот-вот, оно взорвёт исстрадавшуюся душу. Наконец он вбежал в раздевалку, где Дуся, как заботливая нянька, успокаивает его рыдающую жену.

– Что случилось? Лида, что с тобой? – тоном близким к паническому заговорил Николай.

51

Туман опешил, увидав перед собой блеск незабываемых, отполированных клыков.

«Что за наваждение. Как он здесь оказался. Этого не может быть».

Напуганному зверю не нужно было долго соображать, например, для понимания обстановки изучать фигуру противника, распознавать его запах и цвет его шерсти. Для Тумана этот субъект имел одно имя – смерть. Мгновенно оценив ситуацию, главный разбойник и безжалостный убийца поросят принимает единственное для себя верное решение – бежать. Не просто бежать, а драпать, с максимально возможной силой и скоростью отталкиваться от матушки-земли, напрягая все до последней мышцы, и, главное, не оглядываться. А то ведь можно со страху окочуриться. Однако при всём при этом шансов ускользнуть слишком мало. В это время Чёрная, находясь позади и не ожидая резкой остановки, машинально ткнулась мордой в заднюю ляжку своего патрона. Это и стало развязкой ситуации.

Сама Чёрная не могла видеть Палкана, потому что корпус впереди идущего скрыл его, а запах добычи перебивал запах присутствующего постороннего пса. Палкан, соответственно, не мог видеть Чёрную, но знал о её присутствии, потому что он шёл по их следу.

Туман, насмерть перепуганный появлением врага, выронил поросёнка, который шмякнулся тут же между ними, а когда Чёрная вдобавок ткнула его сзади, вконец ошалел и рванул напропалую мимо Палкана, да с такой скоростью, что тот едва успел отклониться в сторону. Туман, как говорится, «рассеялся», а за ним проявилась Чёрная. Увидев соперника, стоящего у её добычи, охотница оголила свои внушительные клыки. Палкан от этой неожиданности оторопел и на несколько секунд застыл. Негоже истинному Бойцу скалиться на суку, но та решила всё за него и очумелым танком, напропалую ринулась в бой.

52

– Колька, ты чего сидишь как истукан, наливай в рюмки, давайте все ещё раз помянем нашего друга Льва Витальевича Брызгина, светлая ему память, хороший был человек наш Лёвушка.

– Да, давайте помянем, пусть земля ему будет пухом.

– Колька, а куды енто Сергееич помчалси? Я глядь, да токма пятки зачвиркали, кудыть побёг?

– Что я ему, в сторожа нанимался: «Кудыть побёг»… У него завсегда так: кудыть Палканыть, тудыть и оныть, – скривил свою физиономию острослов Колька, передразнивая старика Филипыча, и тут же прикусил язык от озарившей его догадки. – А Палкан-то метнулся на ферму, не иначе. Раз так, значит, там что-то случилось.

– С чего ты взял, что на ферму?

– Мужики, извиняйте, извини, Лёвка, друг, я побёг – дела.

– Стой, и я с тобой, извините, братцы, извините.

Василий поднялся из-за стола вместе с Колькой, почувствовав, что дело там не шуточное. Вслед за ними стайкой собрался и точно так же распрощался весь женский состав свинарок. Через считаные минуты весь штатный персонал, как по команде, почти строем направился к свиноферме.

53

Туман, стрелой промчавшись мимо Палкана, по инерции, не раздумывая, плюхнулся в воду арыка, проделав это скорее по привычке, чем по расчёту. Просто так был заранее запрограммирован. Это была серьёзнейшая оплошность с его стороны. Именно она, эта его ошибка, чуть не стоила ему жизни. Прежде, когда они сплавлялись вдвоём, плотом служила добыча, и им, без особых напрягов, оставалось только слегка толкаться задними лапами. Теперь же спасительного поросёнка не оказалось, и ситуация поменялась коренным образом. Туману пришлось грести всеми четырьмя лапами. Удержаться на плаву в этой ситуации оказалось очень сложно. Глубина водного потока была крайне неудобной, потому что его передние лапы в нём до дна не дотягивались, толкаться ими было невозможно. Густая шерсть, спутанная множеством репейников, вскоре промокла, пропитавшись водой, она тем самым снизила его плавучесть до отрицательного значения. И ещё, как оказалось, ему очень сложно было удержать свою голову над уровнем воды, шея быстро устала, мышцы спины заломило от боли. В общем, Туману пришлось очень туго. Сиганув со страха в воду, он подверг себя серьёзному испытанию. В одно из тяжёлых мгновений, когда его пасть зачерпнула очередную порцию воды и та водопадом Ниагара рухнула вниз, в лёгкие, перекрыв дыхалку, до слуха зверя долетел истошный визг его подруги – Чёрной. Туман как будто очнулся от транса, даже сделал попытку двинуться против течения и вернуться, но справиться с потоком для него было нереально. Берега арыка, когда-то вкопанные в грунт, а потом подмытые течением, хоть и казались рядом, прямо над головой, но из воды не выпускали, вспрыгнуть на них из русла было невозможно. Он так и продолжил свой вынужденный сплав, будучи рабом своего опрометчивого поступка. Раньше те самые берега служили ему укрытием, а теперь стали капканом, и чуть живой от изнеможения пёс плыл по течению, куда нелёгкая вынесет. А его боевая подруга сейчас осталась один на один с тем страшным, чьё имя – Смерть.

Там, на воровской тропе, первый боевой выпад Чёрной Палкан немного недооценил. Полностью увернуться от него не удалось, и лапы нападавшей сильно ударили его по задней ляжке. Тело Палкана искривилось пластилиновой вороной и сыграло влево. Отскочив к зарослям травника, он вновь распрямился. Зубы соперницы всего лишь прищемили его голень. Удивительно, что ни крови, заливающей поле брани, ни пены, капающей с окровавленных клыков, не было, такой вот странной получилась эта схватка. Сравнить её можно с поединком двух интеллектуалов, сжимающих в натренированных кистях рук остро заточенные клинки шпаг. На тропе так называемые «мушкетёры» стали один против другого. Их взгляды устремились навстречу друг другу, как и должно быть по теории взглядообмена, обмен информацией произошёл мгновенно.

«Ты кто такой? Почему ты мне мешаешь охотиться?»

«Здесь никто не будет охотиться, потому что я здесь главный. И ты уйдёшь отсюда навсегда».

«Ты напрасно так думаешь, я никому не отдам свою добычу, даже тебе. Уходи сам, пока не поздно».

«Ну что же, ты сама выбрала свою судьбу, не обижайся, твоему потомству тоже ничего не светит, а твой Туман по-любому труп. Вы здесь много плохого сотворили, пора за всё ответить».

«Ну, держись, нахал».

Испепеляющие взгляды, грозное рычание, устойчивая непоколебимая стойка, вздыбленная на загривках шерсть не оставляли сомнения, что бой состоится и будет бескомпромиссным.

Не успела Чёрная до конца озвучить взглядом приготовленную фразу, как Палкан пущенной стрелой летел в её сторону. Столкновение было ужасным. В предсмертном исступлении столкнулись два непримиримых характера, два привыкших к боям тела, две верные своим принципам собаки. С ходу свалить Чёрную с ног у него не вышло, на поверку она оказалась сноровистым бойцом. В ответ на его выпад она успела полоснуть Палкана клыками по правому предплечью, да так ловко, что рана сразу закровила. И сама рана, и первая кровь разозлили Палкана, дальше бой продолжался, как между равными соперниками, полная эмансипация и никаких поблажек на слабый пол. Мощные лапы бойца, приземлившогося позади Чёрной после неловкой атаки, сработали как батут, и он резко развернулся, а соперница допустила ошибку. Она стала разворачивать свой корпус в сторону Палкана, чтобы ещё раз нанести акулий укус и, может быть, значительней прежнего.

Готовый к подобной реакции, он встречал её из прекрасно выбранной позиции. Его завидная быстрота и мгновенная реакция, в сложных ситуациях много раз спасавшие ему жизнь, и теперь принесли неоспоримые преимущества перед соперницей. У бедняги Чёрной оказались полностью открыты для удара и бок, и шея, и холка. Палкан атаковал её сверху вниз, как ястреб утку, как Зевс-громовержец провинившуюся назойливую чернь, как морская ракета «Москит» огромный корабль. Атака с неотвратимой безысходностью и предсказуемым концом. Его волчьи клыки впились в холку сопернице, прикусив самый сгусток её болевых точек. Шкура Чёрной в месте укуса треснула, как когда-то у сбежавшего Тумана, её кровь хлынула в разные стороны, обрызгав траву кругом.

Сама Чёрная этого уже не видела, потому что нестерпимая боль пронзила всё её тело, истошный визг заполнил всю округу, взмыл под облака и обрушился на землю, как мощный раскат грома из грозовой тучи. Точно такой же приём испытал на себе её несчастный напарник во время апрельской взбучки. После этих испытаний в его сердце и поселился тот животный ужас, который сегодня сыграл с ним такой кривой выворот. Болевой шок заставил Чёрную действовать инстинктивно, и она совершила последнюю в своей жизни ошибку.

Сделав попытку выйти из опасного захвата, она не рассчитала силу рывка и по инерции повалилась на спину, провалив при этом всю возможную защиту. Не со злобы, а скорее подчиняясь устоявшемуся правилу, Палкан по-спортивному быстро использовал слабость соперника. Его зубы мгновенно сомкнулись на её изогнутой шее, полностью перекрыв дыхание. Жертва затрепыхалась в предсмертных конвульсиях. Если в апреле несчастного Тумана смог защитить Андрей Максимович, то за Чёрную заступиться было некому. Честный бой – один на один, и результат соответствующий – как доктор прописал.

Палкан поднялся победителем, но, как ни странно, удовлетворения от одержанной победы у него не было. Наоборот, вдруг навалилась дикая усталость и необъяснимая тоска. Мышцы то и дело судорожно вздрагивали, дыхание никак не восстанавливалось, и казалось, что он вдохнул в себя доменную печь, так всё внутри у него горело. Уходя прочь, он мельком кинул взгляд на поле недавней брани, там позади него в полной тишине, в спокойной позе спящей собаки, лежала поверженная им окровавленная жертва, рядом с убитой ею же добычей.

Поворот судьбы, прямо скажем, наикрутейший – пришёл к «чужому двору» охотником, сам пал жертвой охоты. Точно как у нас – «цивилизованных» людей. В известной песне у Высоцкого о нас, людях, есть такие слова: «…Ходишь, озираешься, ловишь каждый взгляд. Только зазеваешься – глядь… тебя едят».

54

– Коль, я прошу тебя, посмотри, что там за забором творится, куда эти гады спрыгнули. Когда Дуся меня вытаскивала, я почти без сил была, но слышала визг собачий. Что бы это значило? Может быть, там Палкан был? Коля, глянь за забором, как бы с ним чего не случилось.

– Обязательно гляну, успокойся, как только тебе станет легче, сразу пойду и посмотрю.

– Да не жди ты, мне легче, со мной всё в порядке, прошу тебя, сходи, пожалуйста, я за Палкана боюсь.

Тут вся честная компания работников совсем близко подошла к ферме, необъяснимое волнение, подогреваемое наводящими вопросами о Николае Сергеевиче, о Палкане и вообще на тему похищений, создавало довольно нервную обстановку.

– Достали вы все с вопросами своими. Всё Колька да Колька, я вам не всевидящее око, сквозь стены не гляжу и на жабьих костях не гадаю. Отстаньте вы все от меня. Придём к месту, там и узнаем – что да как.

– Вон смотрите, машина Главного позади пылит. Он-то откуда тут взялся?

Тут заговорила Тонька, своим ломаным языком, но с долей истины:

– Дык яму-то вернее усяго Ванька Тимощук растрязвонил. Як мы поуставали с за стола, он туто-жа побёг кудый-та.

– Точно, я тоже видела, он так спешил, что с Марией, вдовой своего друга, не попрощался.

– Давайте, поскорей двигаем копытами, чтобы наперёд его поспеть, – заторопил всех Василий, шедший позади остальных, и сам резко прибавил шаг.

– А как же, конечно поспеем, если рекорд скорости на стометровке побьём, только у меня и без того сердце колотится, как бубен шаманский. Кто-нибудь лезгинку сплясать желает, так я ритм отстучу – своим-то сердечком.

Далее, для поднятия общего настроения, к разговору подключился балагур Колька:

– Будь с нами Зойка Клетёва, та успела бы. Она когда в кассу за получкой прёт, то такую скорость развивает, что я на Митькином трофейном мотоциклете обогнать не смог. Пришлось в очередь за ней пристраиваться.

– И что же ты здесь без мотоцикла оказался? Кто наших предупредить сможет, Главный уже почти нагнал.

– Девки, да ведь у него завчерась день рождения был. Давайте-кась притормозим его прямо тута и как следовает пропраздравлим.

Несказанно обрадовался этой затее Василий, разом остановился, развёл руки по сторонам и продолжил распоряжаться.

– Молодец, Валюха, давайте сейчас все поперёк дороги развернёмся, а ты, Колька, дуй что есть мочи, пара минут у тебя будет. Наведите там порядок, чтобы всё как на мази было.

– Понял, как не понять. Самый быстрый среди нас, людей – это понос, потому что он быстрее мысли: не успеешь подумать, а штаны уже полные, вот я его сейчас и обгоню.

– Да вали уже, отрыжка ты самогонная, а не понос.

Василий, как истый полководец, шуганул Кольку и продолжил командовать действиями отряда, определил расстановку боевого расчёта и кому что спросить или сказать, вплоть до шуток. По задумкам партизанской группы они могли задержать Азрета Магомедовича на целых пять минут. По скромным расчётам этого должно было хватить, чтобы подготовиться к встрече совхозного начальства, хотя никто из них и не представлял, что происходило внутри их многострадального предприятия. Однако, как ни старались заговорщики задержать именинника, ничего из этого не вышло.

– Нет, нет, девушки, поздравления позже, а сейчас давайте-ка так сделаем, Василий и Катерина ко мне в машину, а остальные сразу идут в общую комнату и ждут моего прихода, и чтобы без фокусов.

Голос начальника звучал в такой тональности, что не оставлял сомнения у присутствующих в серьёзности предстоящего разговора, возможно с оргвыводами.

55

В конце своего заплыва Туман находился в полнейшем изнеможении. Он даже не выходил, а выползал на берег, цепляясь за укатанный щебень всеми частями своего тела, как наглотавшаяся коровьей крови пиявка. Даже отдышаться сил не было, в его лёгких всё булькало, хрипело, квакало, а главное – всё очень болело. Он попробовал было стряхнуть с себя воду, облегчив скатавшуюся шерсть, но не удержал равновесие и завалился на бок.

От изнеможения в его голове в этот момент не крутилось практически никаких соображений. Все дальнейшие действия совершались им машинально, «по накатанной дорожке», он даже попытался вскинуть на хребет несуществующую добычу и шевельнул головой в этом направлении.

Да, усталость! Да, боль во всём теле! Да, страх и растерянность, но не сравнить всех этих мучений перепуганного барбоса с горем потери напарницы. Он почему-то не сомневался, что теперь она мертва, ведь на их пути оказался тот, чьё имя Смерть. Для Тумана этот вопрос заранее имел известный ответ, и, постепенно отдаляясь от импровизированного причала, он двинулся привычной дорогой, уходя всё дальше от проклятой воды. В его помутнённый ум постепенно стали проникать резонные выводы: «Я приду к норе. Я приду к норе, без добычи? Что будут есть наши щенки? Нужно добыть пищу. А где я сейчас добуду пищу? Где вообще она сейчас, вся эта пища?»

Признаться по совести, у собаки смирение наступает куда быстрее, чем у человека. Пока вымотанный пёс помалу ковылял к своему жилищу, силы стали возвращаться в измученное тело. Нашлись они и для того, чтобы откашляться, тем самым очистить лёгкие от ненужной влаги. Соответственно, пришли мысли и по поводу того, чем сегодня накормить своих малышей. Туман резко развернулся и поплёлся назад по направлению к тому месту, где они с Чёрной когда-то потрошили поросят. Его мысли на этот раз оказались совершенно не изысканными, а простыми и логичными, как три копейки.

«Пусть протухшая падаль, но это единственная возможная пожива, которую сейчас можно добыть».