Текст книги "Генетик"

Ганьский усмехнулся:

– Но я не готов продать. Иногда товар представляет бо´льшую ценность, нежели деньги. А теперь, господа, надеюсь, вы покинете мою квартиру. И прошу учесть: путь излечения от болезни пока неизвестен. Ни-ко-му!!!

– А вы коварны! Вы намного коварнее, чем я думал, Аполлон Юрьевич! – еле сдерживая эмоции, процедил сквозь зубы, вставая со стула, Вараниев. – Не разглядел я волка под шкурой ягненка… Вижу, разговор бесполезен. Запомните: никакой охранной грамоты у вас нет! И никакой справки о неприкосновенности у вас нет!

Вараниев быстро направился к выходу. Шнейдерман последовал за ним.

Голос ученого настиг их у самой двери:

– Прошу не забыть: через неделю Велимир должен быть у меня!

Глава восемнадцатая

Что-то невероятное творилось в этот день на подступах к кинотеатру «Э. Пизод». Сотни граждан разного возраста, пола и достатка обращались к прохожим с одним вопросом: «Нет ли лишнего билетика?» Спекулянты взвинтили цены в десять-пятнадцать раз, но и у них уже нельзя было приобрести заветный клочок бумаги, дававший пропуск на сеанс ясновидения.

Супруги Ганьские подъехали за двадцать минут до начала сеанса. Марина пребывала в приподнятом настроении. Аполлон Юрьевич задержался в фойе у небольшой бронзовой мемориальной доски и прочитал, что кинотеатр был построен в одна тысяча девятьсот двенадцатом году по проекту выдающегося архитектора Эдуарда Карловича Пизода, чье имя и получил сорок лет спустя.

В зале между первым рядом и сценой расположились многочисленные корреспонденты с фотоаппаратами и операторы с видеокамерами. Шум утих с появлением манерного ведущего во фраке, коротковатых желтых брюках из неизвестной ткани, при бабочке, но без цилиндра. Зеленого цвета фрак переливался блеском вплетенных золотых нитей, и только черный замшевый воротник смотрелся неизменно. Тонкая полоска усов и гладко выбритый бугристый череп подчеркивали ухоженность конферансье, возраст которого определялся лишь приблизительно, от двадцати девяти до сорока восьми лет. Не спеша окинув взором зал, ведущий слегка выставил ладони в сторону зрителей, еле уловимым движением головы поклонился и подошел к микрофону:

– Господа! В наш сумасшедший век, когда машины за нас думают, а таблетки помогают выполнять супружеские обязанности… – Мужчина взял паузу, ожидая реакции зала, но таковой не последовало. – Я тоже думаю, что это не смешно, а грустно. В наш век, господа, есть люди и явления, которым мы не перестаем удивляться. Ведь несмотря на все потуги науки, их феномен не разгадан. Спешу представить вам человека, обладающего фантастической способностью видеть все – позади, впереди и в текущий момент. Он видит отчетливо, мыслит трезво, говорит конкретно! Он не потомственный ясновидящий на коммерческой основе и не колдун в тридесятом поколении от Кощея Бессмертного. Он сглазы не снимает, любимых не привораживает, блудливых не возвращает, от бесплодия не помогает. Он работает честно! Не за деньги, а по призванию! Ваши аплодисменты, господа: Еврухерий Макрицын!

– Как не за деньги? – раздался женский голос из задних рядов. – Я, например, за билет платила.

На реплику никто из присутствующих даже внимания не обратил. Зал взорвался аплодисментами. Многие встали.

Ясновидящий появился на сцене и подошел к микрофону.

– Спасибо, товарищи! Я еще ничего не сделал, а вы уже хлопаете. Давайте я лучше начну, а то и так времени много потеряли.

Публика затихла.

– Во втором отделении представления я проведу эксперимент, который никогда для зрителей не показывал. Но сначала разминка, так сказать. Прошу десятерых желающих, имеющих по двое-трое родных детей, подняться ко мне.

Семь женщин и трое мужчин оказались на сцене. Еврухерий прошел вдоль ряда, который выстроился самопроизвольно, не по росту, и безошибочно назвал имена добровольцев. После чего двинулся назад, объявляя попутно отчество каждого. Правильность составила сто процентов. Раздались аплодисменты. Кто-то бросил букет цветов, который, не долетев до адресата, упал на голову некой гражданки во втором ряду. Макрицын поклонился зрителям и разделил добровольцев на группы: женщина, две женщины, мужчина и две женщины, мужчина, две женщины, мужчина.

– Если скажу что-то неправильно, сделайте шаг в сторону. Итак… У вас трое детей, все девочки, от четырех до одиннадцати лет, – обратился Еврухерий к первой женщине. И тут же уточнил: – От трех разных мужчин – от законного мужа, гражданского мужа и саксофониста, имя которого вы не знаете.

Следующие две дамы имели по одному мальчику и девочке. И снова ясновидящий не ошибся с возрастом детей. Мужчине и двум женщинам он безошибочно определил по два мальчика и даже посоветовал одной мамаше не забыть, что завтра день рождения у младшего, чем спровоцировал зал на очередное выражение восторга. Дойдя до последнего мужчины, Еврухерий чуть призадумался, после чего уверенно произнес:

– Николай Павлович, я ведь просил, чтобы вышли лишь те, у кого родные дети! А вы зачем здесь?

И без того лошадино-продолговатое, но безобидно-интеллигентное лицо Николая Павловича вытянулось еще больше, и негустая прядь волос, от уха через всю голову зачесанная на противоположную сторону, не смогла скрыть капли пота, проступившие на веснушчатой лысине.

– Позвольте… – нерешительно заговорил он. – Моя супруга в браке со мной родила двух чудесных девочек…

– И одна, – перебил Макрицын, – старшая, очень похожа на заведующего Отделом древних рукописей, манускриптов и инкунабул, а другая, младшая, на хозяина салона красоты, что во 2-м Вернисажном переулке. Странно, как вы не обратили на это внимания? Вы ведь с одним работаете, а у другого стриглись, пока не облысели. «В браке со мной» не значит «от меня».

– Вздор! Что вы себе позволяете?! – возмутился старший научный сотрудник Литературного института, нервно перебирая похожими на женские тонкими белыми пальцами с тщательно ухоженными ногтями.

– Странный вы человек, – дружелюбно произнес Еврухерий, фамильярно похлопав Николая Павловича по плечу. – Вам что доктор Канцельсон сказал, когда в Третьей урологии с простатитом лежали?

Литератор задумался, видимо пытаясь вспомнить, но ясновидящий пришел ему на помощь:

– Он сказал: «Уважаемый, никогда не рассказывайте обнаженной женщине «Слово о полку Игореве», ибо повлечет ее к полку Игореву». Что такое «полк Игорев», я не знаю, но слова доктора Канцельсона слышу четко.

– Бред! Вздор! – повторял литератор, обхватив руками голову.

К его чести надо сказать, что мужчина, находясь в непростом эмоционально-душевном состоянии, догадался удалиться со сцены, а затем и из зала.

На опустевшее место сразу же побежали несколько человек, что отвлекло зрителей на несколько секунд. Этого времени Макрицыну хватило, чтобы поблагодарить смелую девятку и отпустить. Теперь он снова стоял на сцене один, готовый к следующему номеру. Его помощник зажег и установил две короткие свечи на столике в левом углу.

– Я приглашаю двух человек, которые считают, что имеют самые редкие в Москве фамилии, и они выберут из присутствующих представителей самой распространенной московской фамилии, – объявил Еврухерий.

Когда несколько обладателей самых редких фамилий поднялись по ступенькам, Макрицын выбрал из них двоих. Они получили по свече и напутствие:

– Спуститесь в зал и ходите, пока не погаснут свечи. Остановитесь на том месте. Единственное правило: нельзя подходить к родственникам и знакомым.

Вопросов не последовало, и пара двинулась в путь. Они петляли по рядам и в проходах, в разных направлениях, беспорядочно и меняя скорость. Когда погас огонь второй свечи, Макрицын обратился к участникам:

– Пусть ближайший к вам зритель назовет свою фамилию.

– Саркисян, – по очереди произнесли два человека в разных частях зала.

В этот момент Восторгайло отвлек внимание Вараниева от происходящего в зале действа вопросом:

– Прошу прощения, я не ослышался? Мне показалось, что наш друг пригласил двух человек с наиболее редкими московскими фамилиями и объявил, что они выберут представителей самой распространенной фамилии среди москвичей.

– Вы не ослышались. К сожалению! – коротко ответил председатель.

Между тем Еврухерий продолжал шокировать публику. Сначала он сообщил некой женщине, что у ее дочери, Лизы, мужа которой, художника, зовут Василием, через пятнадцать минут начнутся схватки в Обособленной Градской больнице. Причем добавил, что это написано на люстре.

Около тысячи голов устремили взгляды вверх, но никто ничего не увидел. А с предпоследнего ряда вскочила упитанная дама в малиновом вельветовом платье и со словами: «О господи! Спасибо вам, огромное спасибо!» – резво устремилась к выходу. По залу прошел гул.

Макрицын обратился к публике с просьбой задавать вопросы. На каждый ответ он брал по полминуты и не удивлялся, что спрашивали только женщины, – эту особенность при выступлениях на публике он заметил очень давно.

– Скажите, будет ли жилье даваться бесплатно всем?

– Будет, если коммунисты придут к власти.

…Вараниев, Шнейдерман и Восторгайло пришли в восторг от ответа. Велик разглядывал блондинку, сидевшую через два места от него…

– Почему такие цены на жилье в Москве?

– Иногородние оптом скупают.

– Будут ли падать цены на квартиры в Москве?

– Будут.

– Когда?

– Через четыре года.

– Почему именно тогда?

– Потому что иногородним запретят в Москве жилье покупать.

Следующий голос вопроса не задал, а выступил с предложением:

– Господин ясновидящий, это диалог получается. Мы так не договаривались. Лимит – один вопрос.

Макрицын согласился.

– Земля столкнется с астероидом?

– Да, но нескоро.

– Все-таки от чего мамонты вымерли?

– Эпидемия якутской гонореи.

– А ученые других мнений придерживаются!

– Ученые придерживаются, а я вижу, – парировал Еврухерий.

– Поступит ли мой сын в институт, или его в армию заберут?

– В институт не поступит – не сдаст сочинение. В армию не пойдет – у него плоскостопие найдут.

– Муж говорит, что не изменяет мне. Врет?

– Нет, не врет. Просто никак не может найти любовницу с местом для встреч в дневное время за бесплатно.

– Почему моя жена подарок, что я подарил ей на день рождения, не носит?

– Потому, что не подошел. Кто вас заставлял размер в зеркале смотреть? Ей в талии надо девяносто шесть, а вы шестьдесят девять купили.

– Где моя соседка работает?

– Аделаида Ивановна – в гримерной цирка, Галина Васильевна – нотариус.

– Загадку Бермудского треугольника разгадают?

– Нет.

С самого последнего ряда поднялась женщина. Что это была именно особь женского пола, определялось по бусам – крупным пластмассовым шарам размером со сливу и цвета василькового. У нее напрочь отсутствовало то богатство женского тела, на которое среднестатистический мужчина с удовольствием кладет не только мечтательный взгляд, но и реальную руку, когда желания совпадают, аобстоятельства позволяют. Среднего роста, коренастая, с широкими плечами и массивной короткой шеей, дама смотрелась бы гораздо уместней в одеянии штангиста, а не в белом костюме. Она, несомненно, была из той категории людей, которые постоянно имеют кислое выражение лица. При взгляде на нее Еврухерий ощутил какое-то тревожное предчувствие, однако показал в ее сторону рукой, разрешая говорить.

– Не обижайтесь, товарищ ясновидящий, но ваши фокусы мне известны. Вы дурите людей! Это сделать нетрудно, зная психологию и умея гипнотизировать. Всего-то один вопрос сложный был, про соседку, а на остальные любой специалист не хуже вас ответить может. Я, например, заявляю, что Земля не столкнется с астероидом, а загадку Бермудского треугольника разгадают. Докажите мне, что я не права!

– То есть вы не верите в мои способности? – переспросил Еврухерий.

– Не верю! Докажите мне, что они у вас есть!

– Я не хочу ничего доказывать. Только если зрители попросят. Но сразу предупреждаю: вам доказательства не понравятся.

Женщина настаивала, и публика возражать не стала. Еврухерий пригласил зрительницу на сцену, попросив:

– У вас при себе есть паспорт – отдайте его любому из сидящих в зале.

Ясновидящий закрыл глаза. Около минуты в зале стояла полнейшая тишина: люди затаили дыхание.

– Вы в Москву тридцать три года назад приехали, когда вам семнадцать было. Из-под Барсуков, что в Белоруссии. Там есть деревня, Барсучья Нора называется. Вы оттуда. У кого паспорт гражданки Барсучьевой?

Встал седой мужчина с орденской планкой на груди и показал паспорт.

– Виталий Иванович, – обратился к нему Макрицын, – огласите, пожалуйста, данные из паспорта.

Пенсионер, удивленный тем, насколько легко его имя стало известно ясновидящему, достал очки и начал читать:

– Барсучьева Елизавета Петровна… Год рождения…

– Год рождения не надо, – перебил Еврухерий.

– Место рождения: деревня Барсучья Нора, Барсуковский район…

Женщина недобро посмотрела на ясновидящего, окинув его взглядом с ног до головы, повернулась к залу:

– Умение отгадывать фамилию и имя с отчеством давно объяснено наукой и тайной не является. Мне, например, цыганка недавно не только это сказала, но еще и чем я в детстве болела, и куда за пять лет на поезде съездила, и про личную жизнь все в точности. А еще, что за полгода со мной случится, кого встречу и чем все закончится. Вот так, простая цыганка, а никакая не ясновидящая! Подумаешь, назвал паспортные данные правильно, и сразу – ясновидящий… А вот пусть докажет, что Земля столкнется с астероидом, а загадку Бермудского треугольника не разгадают!

Еврухерий обвел глазами зал, чтобы увидеть лица и понять настроение публики.

– Да че ей доказывать? – услышал он реплику справа. – Пусть сама сначала про кого-нибудь все по паспорту скажет!

– Не надо! – донеслось возражение. – Я на Еврухерия Макрицына пришла, а не на какую-то самозванку!

– Господин Еврухерий, гоните ее со сцены в шею!

Коренастая дама вдруг заявила, что сама никуда не уйдет, если только милиция не явится. Но милиция ее не заберет, потому что не за что. Скорее надо забрать Макрицына, проходимца и афериста, который за деньги дурит народ.

Последняя фраза сильно разозлила Еврухерия, и он, попросив тишины в зале, сказал даме:

– Вы сильно ошиблись, говоря, что забирать вас не за что. Причин арестовать вас столько, что перечисление много времени займет. Товарищ администратор, вызовите, пожалуйста, милицию – мы сейчас преступления раскрывать будем. И подойдите, пожалуйста, ко мне на минутку…

Еврухерий шепнул сотруднице кинотеатра что-то на ухо, после чего та поспешила к выходу.

Угроза Макрицына совершенно не испугала его разоблачительницу, а напротив, сделала еще более агрессивной. Она приблизилась к ясновидящему на опасно близкое расстояние, размахивая руками, и перешла к откровенным оскорблениям. В частности, прибегла к таким выражениям, как «чумило пещерное», «евнух квашеный» и «короед помойный». Еврухерий же сохранял выдержку и молчал. Все это впоследствии подтвердили в отделении милиции многочисленные свидетели.

Публика, недовольная происходящим, стала свистеть и требовать «прогнать дуру со сцены» (дословно). Наконец прибыл наряд милиции во главе с дежурным оперуполномоченным районного отдела.

– Отлично! – заговорил Еврухерий. – Еще пять минут подождите, товарищи, и вы увидите много интересного.

Пять минут пролетели быстро, началось интересное – с приветствия, которое Макрицын адресовал грузному респектабельному мужчине, появившемуся в зале.

– Здравствуйте, Павел Иванович! Мест свободных нет, но я попрошу администратора принести вам стул.

При появлении этого человека выражение лица скандальной дамы изменилось: на нем появились тревога и удивление.

Макрицын, мелкими неторопливыми шагами двигаясь вперед-назад по сцене, держал зрителей в напряжении и, сохраняя интригу, начал издалека:

– Я попросил вызвать не только милицию, но и Павла Ивановича Смирнова, так как он является начальником гражданки Барсучьевой и ему полезно будет знать то, что я сейчас расскажу.

– Итак, Елизавета Петровна трудилась проводницей поезда дальнего следования Москва-Псков. За это время продала пассажирам двадцать две тысячи двести двадцать восемь бутылок самодельной водки и самогона, с чего заработала более восьмисот восьмидесяти восьми тысяч рублей. Причем тринадцать человек отравились некачественным алкоголем насмерть, а более трехсот лежали в больницах по поводу отравления или обращались к врачам.

– Да ты тут чего хочешь наговоришь! – подала голос женщина. – А ты докажи!

Еврухерий почесал лоб, чуть задумался и заявил, что это он доказать сможет:

– Все отравившиеся ехали в одном и том же плацкартном вагоне в Псков из Москвы или из Москвы в Псков. Я, если постараюсь, назову фамилии многих потерпевших, а проверить можно по записям в билетных кассах – там ведь данные паспортов имеются.

На Барсучьеву последний довод ясновидящего особого впечатления не произвел, что не ускользнуло от его внимания. Поэтому он добавил:

– Вы зря думаете, что травились вашим алкоголем только безбилетники, которых вы на станциях за наличные деньги подсаживали.

Милиционеры внимательно слушали и делали записи в небольшие одинаковые блокноты.

– Теперь я расскажу, – продолжал Макрицын, – другие занимательные сведения о гражданке Барсучьевой и предоставлю доказательства. За взятку Елизавета Петровна устроилась работать санитаркой в морг Третьей областной больницы. Не прошло и года, как она, до того никогда не признававшая никаких украшений, вдруг стала носить огромные бусы, которые все вы видите сейчас на ее шее.

Взгляд Елизаветы Петровны сделался напряженным. Она сжала кулаки.

– Так вот, бусы женщина изготавливает сама. Шары состоят из двух половин и при легком повороте против часовой стрелки разъединяются. Гражданка Барсучьева раскаленным гвоздем делает в них дырки, насаживает на нитку и соединяет. Каждые два-три месяца количество шаров увеличивается. И вот почему! – почти прокричал ясновидящий. С не присущей ему резвостью подскочил к Барсучьевой и с силой рванул бусы.

Нитка лопнула, и шары, как маленькие пушечные ядра, с глухим звуком попадали на пол. Некоторые раскрылись, из них посыпались золотые зубы, коронки и мосты.

Гул прошел по залу. Милиционеры, увидев содержимое бус, запрыгнули на сцену и увели даму из зала. Павел Иванович крикнул ей вслед: «Мерзавка! – И добавил: – Ты уволена». Хотя последние два слова были лишними.

– Надо же! Ну, сукин сын! – с восторгом произнес Вараниев, обращаясь к Шнейдерману. – Нам его терять никак нельзя: он – наша гарантия от внезапных неприятностей и наш прогноз на завтра.

Потрясенная увиденным, Марина сидела, застыв как изваяние. Ганьский задумался и не смотрел на сцену. Тем временем ведущий объявил антракт.

Во время перерыва Макрицину подали в комнату отдыха горячий чай. А через десять минут Еврухерий уже снова стоял на сцене. Его встречали аплодисментами и передали записку. Ее содержание заинтересовало ясновидящего: «Молодая (36 лет), красивая женщина ждет вас после выступления в своей уютной квартире. Бесплатно. В знак признания таланта. Улица Теплых Ветров, дом 4».

– Вы забыли написать еще «квартира 6», – обратился Макрицын в зал, отыскав взглядом автора на четвертом месте одиннадцатого ряда.

– Приготовьтесь… – почти шепотом интригующе произнес в микрофон конферансье. – Лицам с неустойчивой нервной системой и слабым кишечником советую удалиться…

Никто из присутствующих не ушел – на здоровье зрители не жаловались.

– Сейчас я проведу тот эксперимент, который обещал в начале сеанса, который никогда не показывал, – заговорил Макрицын. – А именно, дорогие зрители, продемонстрирую свою способность передавать другому человеку, ясновидением не владеющему, то, что открывается мне. Прошу подняться пятерых желающих – старше восемнадцати лет и не принимающих таблетки от головной боли.

Велик вскочил было с места, но Вараниев успел схватить его за пиджак и усадить обратно. Будущий Вождь с досады плюнул на пол и пообещал ни на какие мероприятия больше не ходить.

– Если считаешь, что я рожей не вышел, то нечего мне и по партийным посиделкам шляться, – заявил он Виктору Валентиновичу, вызвав смех Шнейдермана.

Тем временем Еврухерий отобрал пятерых из более чем двадцати человек, вышедших на сцену.

– Иван Иванович, как только почувствуете, что можете говорить, сразу начинайте, – напутствовал он старшего по возрасту мужчину.

Тот сначала оторопел от того, что ясновидящий безошибочно обратился к нему по имени и отчеству, но быстро пришел в себя. Макрицын часто использовал в своих выступлениях этот прием, который всегда давал ожидаемый эффект.

Еврухерий закрыл глаза и повернулся к залу спиной. Вэто время рабочие сцены принесли большой телевизор и установили прямо на полу.

Говорить Иван Иванович начал довольно скоро:

– Землетрясение силой в шесть баллов произошло на Маврикии. Разрушения серьезные, но жертв среди населения нет… Сообщения некоторых информационных агентств о том, что китайские ученые вывели сорт риса со стопроцентным противозачаточным эффектом, подтверждения не нашли…

Еврухерий поблагодарил мужчину и попросил говорить женщину.

– Возле берегов Австралии стая белых акул атаковала легкий катамаран, пассажирам удалось спастись, – сообщила та. – Власти Москвы заявили о желании восстановить дореволюционные маршруты трамваев… Цены на медь, основным экспортером которой является Чили, за последние три месяца подскочили на двадцать процентов…

– Спасибо, Наталья Евгеньевна. Вы тоже можете вернуться на место.

Трое оставшихся на сцене добровольцев дожидались своей очереди, а Макрицын попросил включить телевизор. На экране появилась заставка новостей, и через несколько секунд женщина-диктор почти слово в слово повторила сказанное со сцены Иваном Ивановичем и Натальей Евгеньевной.

«Браво!» – раздался возглас, который подхватил весь зал и скандировал больше минуты. Макрицын стоял счастливый. Это был явно его день.

Следующие два человека так же безошибочно выдали по юмореске, прозвучавшие на десять минут позже в передаче «Всеобщий смех». На сцене остался последний из добровольцев. Ясновидящий объявил, что он предскажет нечто из области запредельного: поведает о событии, которое случится в стране через несколько месяцев.

Никто в зале не догадывался, о чем пойдет речь. Никто, кроме руководства коммунистической партии. Потому что сегодня должен был начаться последний, главный рывок к власти. Именно сегодня голосом Еврухерия Макрицына, способность которого предсказывать будущее сомнений у народа не вызывала, было постановлено сообщить сенсацию. Еврухерий, в последние годы ставший известным всей стране и за ее пределами, как никто другой подходил на эту роль. Так решили в узком кругу Вараниев, Шнейдерман, Восторгайло и присутствовавший без права голоса Велик.

Ясновидящий подошел к микрофону:

– Сообщение будет состоять из двух частей.

Зал замер в напряжении. Тихо поскрипывали кресла, в единый звук слились шуршание одежды, единичные глубокие вздохи и шипение вентиляции. Еврухерий позвал к микрофону добровольца, а сам отошел в глубину сцены, повернулся к нему спиной и закрыл глаза.

– Товарищ Лемин жив! – заявил мужчина, имея при этом такое выражение лица, которое говорило, что он сам себе не верит.

Воцарилась тишина. Ее нарушил низкий сомневающийся голос:

– Адрес сообщите, пожалуйста. При всем доверии к вам, уважаемый господин Макрицын, не верю! Посмотреть хочется.

– Станиславский нашелся… – послышалось осуждение из зала.

Ясновидящий, не обратив внимания на реплику, продолжил шокировать народ устами добровольца:

– Когда состояние Велимира Ильича ухудшилось критически, группой врачей-большевиков было предложено не дожидаться, когда он умрет, а заморозить его и таким образом сохранить жизнь до тех времен, когда медицина научится бороться с недугами, которыми Ильич страдал. На Шпицбергене в условиях строжайшей секретности было сооружено хранилище, в которое и доставили тело. Ученые регулярно наведывались туда, чтобы проверить состояние Вождя. А в Мумияхран был помещен загримированный труп другого человека, который и по сей день там находится. И вот несколько лет назад Вождь был извлечен изо льда, оживлен и излечен. Более того, специальные процедуры позволили вернуть ему молодость, и сейчас он выглядит лет на восемнадцать-двадцать, не больше. Велимир Ильич готов к работе! Вскоре он возьмет на себя руководство партией! Скоро страна заживет по-новому!

Макрицын, обдумывая следующую фразу, взял паузу. Он устал – нервное напряжение достигло апогея. Еврухерий внезапно почувствовал, что сознание покидает его: кружится голова, пол уходит из-под ног. Ясновидящий пошатнулся, сделал шаг вперед и открыл глаза. Вмиг лицо его исказилось в гримасе.

– Не надо, уважаемый Еврухерий Николаевич, таким омерзительным образом реагировать на каждое мое появление! – с неподдельной обидой попросил Семен Моисеевич, представший взору Макрицына. – Будьте объективны, перед вами – человек слова! Вы, надеюсь, не запамятовали, что я обещал присутствовать на сегодняшнем представлении? Больше ничего не говорите, умоляю. Зал не сможет правильно вас понять – людей с развитым интеллектом здесь мало, за редким исключением. Вы же понимаете, какая публика ходит на шоу… Признаться, я все еще обижен на вас. Ума не приложу, за какие грехи порывались вы несколько дней тому назад меня жизни лишить? Я же вам ничего плохого не сделал, а вы на меня с гвоздодером… И до сих пор не извинились! Ну да бог с вами. Собственно, я ведь по поводу сегодняшнего действа явился. С самого начала тут присутствую и должен сказать, что несколько некорректно вы фактами манипулировали. Но я далек от мысли упрекать вас. Такое напряжение! Вот и оговорились. Это непременно надо исправить! Прогоните своего никудышного помощника со сцены, встаньте лицом к публике и повторяйте за мной.

– Но ведь вас люди увидят! – испугался Макрицын.

– Эх, Еврухерий Николаевич… Вы так и остались тем наивным человеком, каким я вас увидел много лет назад. Люди видят только то, что хотят видеть и что им дают видеть! Ну, начнем…

И Макрицын подчинился. Не мог не подчиниться, потому что голос Семена Моисеевича действовал на него каким-то непостижимо магическим образом.

– Спасибо, вы свободны, – сказал он добровольцу, продолжавшему, не понимая зачем, стоять на сцене.

– Отлично, Еврухерий Николаевич! – услышал Макрицын голос «полуфранцуза-полуеврея». – Потрясен вашей тактичностью. Итак, повторяйте за мной…

– Уважаемые господа, – заговорил ясновидящий, ретранслируя слова Семена Моисеевича, – в только что увиденном вами эксперименте наглядно проявилась одна из самых пагубных особенностей головного мозга человека: склонность к интерпретации. Я лично против интерпретации ничего не имею. Да и вообще в упрощенном истолковании, переводе сложного на понятный язык дурного нет. Однако в наше меркантильное время, когда духовные ценности все более вытесняются материальными, люди буквально помешались на собственности и пытаются распространить ее на совершенно неподходящие области. Как следствие, появилась чудовищная по своей абсурдности химера под названием «собственная интерпретация». А интерпретация не может быть собственностью!

Зрители слушали Еврухерия внимательно, но предположить дальнейший ход его мыслей никто не отважился: все были уверены, что произносится сей монолог не беспричинно, и готовились к «жареному». Семен же Моисеевич продолжил диктовать Макрицыну:

– Желая показать наглядно, как «собственная интерпретация» делает, образно говоря, из ананаса тыкву, я и предложил гражданину, только что стоявшему на сцене, озвучить мои мысли. Что из этого получилось, все прекрасно слышали. Чтобы вы, уважаемые зрители, убедились, насколько они были искажены, позвольте мне ознакомить вас с тем содержанием, которое на самом деле было передано гражданину.

– Не понимаю, что с ним случилось, – прошептал Восторгайло Вараниеву и Шнейдерману поочередно. – Как будто другой человек говорит!

Первый и второй человек в партии и сами были удивлены не меньше. Красноречие Еврухерия не тронуло только Велика, продолжавшего пристально рассматривать грудастую двадцатилетнюю блондинку, сидевшую слева от него через два места.

– Позволяем! – донеслось до Макрицына из зала. – Только побыстрей, а то что-то тягомотины много, а фокусов мало…

Еврухерия разозлило услышанное, но Семен Моисеевич успокоил его, заявив, что, если реагировать на каждого дурака, жизни не хватит и нервная система истощится рано. Макрицын, успокоившись, продолжил повторять фразы, произносимые «полуевреем-полуфранцузом»:

– Да, Лемин, можно сказать, вновь среди нас, господа! Почти век назад группа врачей, вынуждаемая большевиками, забальзамировала труп их главаря, и впоследствии, вопреки всем христианским канонам, он не был предан земле, а выставлен на всеобщее обозрение. Для этого в центре Москвы соорудили Мумияхран. Ученые периодически забирали покойника на профилактику, поддерживая тело в нужной кондиции. А двадцать с небольшим лет назад черный гений от науки некто Аполлон Юрьевич Ганьский за большие деньги, уплаченные капиталистом по фамилии Гнездо через лидера Коммунистической партии гражданина Вараниева Виктора Валентиновича, взялся в лабораторных условиях явить на свет второго Велимира Ильича Лемина. Если точнее сказать, сделать из мертвого первого – живого второго. Для данных целей путем подкупа сотрудника Мумияхрана был приобретен фрагмент ткани покойника, и гражданин Ганьский создал из него эмбрион, который затем был успешно подсажен коммунистке легкого поведения Хвостогривовой Жанетте Геральдовне, выносившей и родившей ребенка, которого назвали Велимиром Ильичом Леминым. Так вот, если вы, уважаемые зрители, сравните две озвученные версии, у вас не останется и тени сомнения в правоте моей позиции по поводу пресловутой «собственной интерпретации». Это все, что я хотел сказать. Спасибо за внимание! – закончил Семен Моисеевич диктовать Макрицыну.

Увлеченные зрители не обратили никакого внимания на две группы людей, поднявшихся одномоментно в разных частях зала и направившихся к выходу. С серым, каменным лицом, с глазами, полными звериной злости, впереди первой группы быстро шагал председатель Вараниев. Вторая группа двигалась медленно: Марина поддерживала Ганьского под руку.

– Господин Макрицын, – обратился к ясновидящему импозантно одетый молодой человек, аккуратно причесанный и очень бледный, – прошу прощения, но я так и не понял, что следует из всего сказанного вами? Что вы категорически против понятия «собственная интерпретация», с чем я готов поспорить, или что Лемин вновь среди нас?

Еврухерий растерялся, но Семен Моисеевич сразу подсказал ответ.