Текст книги "Речитатив"

Эссенция

Варшавский сосредоточился над блюдом и сделал ладонью несколько иллюзионных пассов, будто хотел извлечь из гречихи ее неуловимую эссенцию. Затем он столовой ложкой набрал немного каши и попробовал ее, медленно пережевывая и жмурясь, как кот.

Виола с некоторым напряжением ожидала его оценки. Юлиан откупорил бутылку вина и, посмеиваясь, сказал:

– Если каша не удалась, мы перебьем ее вкус рециной.

– Весьма недурно, – провозгласил наконец Варшавский. – Китайцы и здесь преуспели. А то, что немного подгорела, так это даже пошло ей на пользу – костерком запахло, молодостью…

– Давно вы стали вегетарианцем? – спросила Виола.

– Да… Еще в мою студенческую бытность. Я мало отличался от своих сверстников: ел все подряд, любил выпить с друзьями, гульнуть… Но уже тогда я знал о своих способностях экстрасенса, хотя и применял этот дар как придется, просто ради того, чтобы выиграть пари или блеснуть перед девушками. Но затем произошла одна история, которая заставила меня поменять всего себя… я бы сказал – история, которая вывернула меня наизнанку. В молодые годы мы часто сталкиваемся с трудными проблемами, а иногда попадаем в критическую ситуацию, когда наша небрежность или ошибка… – Он замолчал, собирая лоб в морщины, как будто забыл слова своей роли. На его лицо словно упала тень. Вдруг он посмотрел на потолок, коротко произнес «да» и слегка кивнул головой. Юлиан и Виола переглянулись.

– Отвечая на ваш вопрос о вегетарианстве… – он опять задумался, пытаясь поймать утерянную нить, слегка отпрянул назад и продолжил: – Собственно, не буду я морочить вам голову скучной преамбулой, а сразу приведу пример. Знаете поговорку «Щи да каша – пища наша»? Это не солдатская жалоба на скудное питание, как нас учили в школе, а рецепт данный нам свыше, но, как многое другое, превращенный в поговорку. А теперь, вспомните русскую сказку про Кащея Бессмертного? Одолеть его можно было только одним путем – найти иглу жизни и сломать ее. Но до иглы еще надо было добраться. Тут-то и начинается необычная охота: в дупле могучего древа запрятан сундук, в сундуке – заяц, которого надо догнать и убить, из убитого зайца вылетает утка, убив утку, следовало извлечь из ее чрева яйцо, а в нем спрятана игла – жизненная сила Кащея. Таким образом, мясо является ахиллесовой пятой бессмертного колдуна. Вот если бы игла оказалась спрятанной в стоге сена, жизни Кащея ничего бы не угрожало. Он вегетарианец, и это подчеркнуто в его имени. Ведь оно возникло из сочетания слов «каша» и «щи». Но даже в сказке есть своя диалектика – игла жизни прячется в мясных носителях смерти.

Интересно, что в русских академических кругах существует своя теория происхождения этого слова. Наши академики любят крайности. То они иностранное слово превращают в исконно русское, а бывает наоборот – исконно русское делают иноязычным. И вот вам наглядный пример: они построили теорию, будто Кащей ведет свою родословную от слова «кощей», имеющего тюркское происхождение и означающего «пленник». Но согласитесь, в этом нет никакого смысла. Тюркский кощей, может быть, и пленник, а русский Кащей – самый настоящий волшебник! Пусть злой, но волшебник. А бессмертен он до тех пор, пока кашей да щами питается.

– Леон, откуда вам все это известно? – спросила Виола.

– Мой источник… источник, из которого я черпаю, прежде всего – космос. Но не только. Мудрость человеческая, если понимать ее потаенный смысл, тоже раскроет вам многое. А знаете, кто сильнее всего опровергает академиков, причем бьет наверняка? Поэт. У поэта предчувствие истины, как будто имеет врожденный характер, хотя и приукрашено эмоциональным всплеском. Я не так часто читаю поэзию, но вот однажды в чужом доме взял с полки томик Мандельштама. Открыл почти наугад, начал читать, и вдруг попадаются слова: я по памяти цитирую: что-то вроде «…там огненными щами угощается Кащей».

Он замолчал. Затем взял листик базиля, понюхал его, удовлетворенно кивнул и начал медленно жевать. Виолетта хотела что-то сказать и пошевелила пальчиками, привлекая его внимание, но Варшавский не заметил ее робкого жеста и, как бы подводя итог сказанному, произнес:

– Иногда вещи, которые мы, казалось, знаем наизусть, неожиданно поворачиваются своей невидимой стороной, ставят перед нами смысловую загадку. Но чтобы решить ее, надо не бояться освободить себя от оков академичности. Это – как печать в паспорте. Она вас делает либо пленником с ограниченным правом передвижения по месту жительства, либо дает вам относительную свободу, которую вы, тем не менее, можете легко потерять, если нарушите правила игры. И то, и другое – тюрьма, просто с разным уровнем комфорта. Но внутреннюю свободу никто не сможет у вас отнять, если вы человек целенаправленный и верите в себя…

Он задумчиво взял в руки бокал с вином и сделал глоток.

– Как вам рецина? – спросил Юлиан.

– Действительно, странный привкус, непривычный…

– Виноград, из которого делают рецину, произрастает на одном из греческих островов вулканического происхождения – отсюда и необычный запах, там в почве остатки лавы.

– Интересно… – рассеянно произнес Варшавский и осторожно поставил бокал на место.

– Может быть, хотите водки или коньяку?

– Не волнуйтесь. Я крепкие напитки не употребляю вообще.

– У меня есть херес, он немного похож на портвейн «Три семерки».

Варшавский поморщился.

– Этот портвейн я помню. Если ваш херес похож на него, так я вам посоветую: вылейте его на помойку и купите что-нибудь поприличнее.

Виола расхохоталась. Варшавский посмотрел на Юлиана с презрительно-снисходительным видом человека, бросившего оппонента в очередной нокдаун.

Стена

– Я так и сделаю, – ухмыльнувшись, ответил Юлиан. – А пока хочу у вас что-то спросить. Меня, честно говоря, происхождение имени Кащея Бессмертного как-то не взволновало, то есть эта вегетарианская этимология мне абсолютно не интересна. Интересно мне другое: помните, у Волика на дне рождения вы гневно поносили курильщиков, но при этом стояли с нами рядом и дышали сигарным дымом, причем, мне показалось – вам этот процесс даже нравится. Я видел, как у вас ноздри прямо трепетали от удовольствия.

– Вы неплохой психолог, если это заметили, – Варшавский сделал паузу и, глядя куда-то в сторону, продолжил: – Я, к сожалению, очень рано осиротел. Я потерял родителей, когда мне не исполнилось еще девяти лет, и меня воспитывал приемный отец, близкий друг моего родного отца. Я его очень любил. Он был человеком сложного строя души, резким в оценках, нетерпимым к человеческим слабостям и, вероятно, многое я взял от него… Многое, за исключением одной привычки. У него была такая, знаете ли, отдушина в жизни – он курил трубку, и этот процесс его полностью поглощал и успокаивал, то есть, говоря современным языком, он релаксировал, отходил от своих проблем, забывал о неприятностях. В моей памяти до сих пор хранятся его многочисленные рассказы, интересные истории из жизни, а он много лет служил на флоте, бывал в разных переделках, видел мир… Он рассказывал, а рядом струился сизый трубочный дым, как будто дым из корабельных труб… манящая дымка странствий… А умер он, мучаясь ужасно, от рака горла. Этот романтичный морской табачок его и убил. И я после его смерти поклялся, что никогда не начну курить, но почему-то иногда я люблю дышать именно трубочным или сигарным дымом и вспоминать…

– Очень знакомое ощущение, – кивнул головой Юлиан. – У вас типичное противоречие между сознательным и бессознательным. Любовь к отцу и ненависть к его привычке. Просто фрейдистский случай.

– А что же здесь бессознательного? Я вполне осознанно все помню и отношусь к прошлому без комплексов.

– Бессознательное, или лучше сказать, подсознание – это совсем необязательно какой-то вами неосознанный факт, это скорее проявление чего-то естественного, но как инстинктивное движение – движение, подсказанное вам не регулировщиком на перекрестке, а внутренней логикой, но иногда вне всякой логики, непонятно кем и почему. Знаете, у Фрейда на эту тему есть много примеров. Скажем, такой: представьте себе, что наше сознание – это концертный зал, где мы воспринимаем окружающий мир, но неожиданно какой-то зритель начинает буянить. Его выводят из зала. Находясь в фойе, он слышит отдаленные звуки оркестра, но в зал войти не может, хотя и пытается. Этот зритель-изгой и есть наше подсознание. И стена, отделяющая его от других зрителей, позволяет ему слышать, что происходит в зале, но сознание, которое увлечено происходящим на сцене, никак не реагирует на отдельные попытки подсознания вернуться обратно в родное лоно. Хотя, время от времени, подсознательное колотится в эту дверь, заставляя сознание обернуться, вспомнить о его существовании. Именно подсознание дало любопытный толчок развитию теории либидо…

– Мне не надо объяснять, что такое подсознание, – раздраженно перебил его Варшавский. – Ваш Фрейд из всего, даже – извините меня – из пальца высосал свое либидо. Конечно, шуму он наделал много: произвел сексуальную революцию, и, как любая революция, эта не обошлась без крайностей. Нельзя сводить все нити сознания и подсознания к одной физиологии. Получится клубок, который уже невозможно распутать. Поймите, я не ханжа, но мои знания, опыт, данный мне свыше, требуют от меня высоконравственной позиции. А ваш Фрейд просто обожал копаться в грязном белье, в фантазиях сексуальных психопатов… Любой конфликт ребенка с отцом он тут же превращал в эдипов комплекс.

– Ну, не скажите… Фрейд тоньше, сложнее, в чем-то загадочнее.

– Леон, вы затронули чувствительную струну Юлиана. Он у нас большой поклонник Фрейда и всячески применяет его методы психоанализа в своей практике, – сказала Виола, бросая горсть льдинок в бокал с вином.

– «Поклонник» совсем не обязательно означает «последователь», хотя его влияние на психоанализ невозможно не ощущать даже сегодня, – заметил Юлиан.

– Вот оно что… – врастяжку произнес Варшавский. – Интересно бы услышать, как вы экстраполируете фрейдистские теории на своих клиентов.

– А вы приходите ко мне на сессию. Мой офис находится в прекрасном современном здании на Уилшер бульваре, всего в двух кварталах от знаменитой Родео-драйв, где самая высокая рента в мире и самые дорогие игрушки для дядей и теть, не знающих, на что бы еще потратить свои миллионы. Бесшумный лифт доставит вас на третий этаж, где вы постучитесь в дверь под номером 312. Я вас встречу, усажу на удобный диванчик, которые здесь в Америке называют «love seat»[4]4
  Любовное местечко (англ.).


[Закрыть], и вы мне расскажете о всех своих проблемах, после чего очнетесь новым человеком, свободным от неуверенности в завтрашнем дне, от зависти к ближнему, и от других наследий проклятого прошлого…

Пока Юлиан говорил, Варшавский иронично улыбался, потом извлек из бокового кармана небольшую записную книжку и, как только Юлиан сделал паузу, переспросил:

– Вы сказали Уилшер бульвар? А номер дома 9149 вам ничего не говорит?

– Я знаю это здание. Оно в двух шагах от меня. На другой стороне улицы наискосок. Маленькие, слегка утопленные квадратные окна, мощные бетонные столбики перед входом – защита от террориста-смертника… а по сути – деловой центр, похожий на тюрьму для жуликов высокого полета.

– О! Вы почти попали в точку, – кивнул Варшавский. – Там один крутой человек из России закупил целый этаж, и он очень хочет, чтобы я пришел и как следует почистил его будущий кабинет. Ему это важно еще и по той причине, что предыдущий владелец бизнеса умер от инфаркта в своем рабочем кресле, когда узнал, что его партнер сбежал с огромной суммой денег куда-то в Мексику и заодно прихватил жену несчастного бизнесмена.

– Вы будете изгонять злых духов? – спросила Виола, убирая тарелки со стола.

– Скорее создавать защиту от их визитов в дальнейшем.

– Леонард, – оживился Юлиан. – Так, может, вы и мою скромную обитель посетите с той же целью. Я, правда, не знаю, кто снимал помещение до меня, но лишний раз пройтись щеточкой по подоконнику… Ну что вам стоит, мессир…

– Я это сделаю с большим удовольствием. Заодно и вас немного отчехвостить придется. Нечистая сила – она ведь дама без комплексов. Ей что психоаналитик, что просто псих… Забирается в душу и потом попробуй от нее избавиться. Я смогу зайти к вам примерно в 11.30, в четверг, со щеточкой…

Виола хохотнула и открыла кран над мойкой.

Бинокль

– Ключик, не мой сейчас посуду, посиди с нами, – сказал Юлиан.

– Ничего, я управлюсь за пять минут. Не люблю, когда в раковине лежат грязные тарелки. Такой уж у меня несносный характер…

– Опять я слышу это слово. Почему «ключик»? – спросил Варшавский и, взглянув на Виолетту, повторил по-французски: – Petit clef?

– Нет, он другой ключик имел ввиду, – рассмеялась Виола.

– Она исключительно грациозная женщина – не знаю, заметили вы это или нет… – сказал Юлиан.

– Я заметил, – произнес Варшавский, с очень серьезным видом рассматривая Виолу.

– Если ее из многомерной формы перевести в линейную, как бы в карандашный рисунок, то она будет похожа на скрипичный ключ. Чтобы это увидеть, надо, конечно, проявить некоторое воображение. Но Виола вполне соответствует и форме, и содержанию скрипичного ключа. Она музыкальна, очень тонко чувствует музыку, она и меня подключила к своему каналу. И теперь я, как собачонка, следую за ней на все симфонические и оперные премьеры. Вот и в эту пятницу мы ходили в оперу, слушали моцартовского «Дон Жуана».

– А вы любите оперу, Леон? – спросила Виола.

– Честно говоря, я не очень большой поклонник опер и балетов. Происходящее на сцене всегда кажется мне искусственной подгонкой под какой-то недостижимый идеал, хотя, знаете, послушать оперную арию как отдельный номер – совсем другое дело.

– О, тут я с вами солидарен, – подхватил Юлиан. – Но Виола заразила меня своей оперной страстью, и ради похода в театр я иногда готов пропустить партию в покер с друзьями. Для Виолы увидеть живьем какую-нибудь оперную диву или импозантного тенора – это превыше всего. В оперу мы идем, как на парад, разодетые в пух и прах, с полевым биноклем через плечо, чтобы в деталях рассмотреть неумеренный макияж героини или плохо приклеенный парик главного любовника.

Виола возмущенно всплеснула руками:

– Ну кто бы говорил! Представьте себе, Леон, бинокль почти все время висит у Юлиана на шее, я им пользуюсь очень редко, потому что разглядывание деталей отвлекает от главного – от музыки.

– И какое же впечатление оставил у вас Дон Жуан? – несколько скучающим тоном спросил Варшавский, повернувшись к Юлиану.

– Мне, как психологу, было интересно проанализировать этот тип мужчины. С одной стороны, Дон Жуан – типичный сексуальный супермен, с другой – бесконечный успех у женщин делает его страшно одиноким. Он, как метеор во Вселенной, летит, не зная преград, и только встреча с Командором приносит смерть и, в некотором смысле, освобождение. Он жаждет встречи с Командором, потому что каменный фантом – единственная стена на его пути, преодолев которую, он как бы обретает бессмертие, побеждает одиночество. Но стена оказывается сильнее. Окажись Дон Жуан в современном мире, проблему одиночества он мог бы решить очень просто, сходив на прием к психотерпевту и поменяв образ жизни.

– Ты мне после спектакля другую картинку нарисовал, – сказала Виолетта. – Знаете, Леон, он сказал сразу, как только мы вышли из театра, что Дон Жуан существо с автоматическим режимом, живущее от инстинкта к инстинкту, что на самом деле к психотерапевту побежали бы только его жертвы – то есть женщины, с которыми он заводил скороспелые романы и бросал их, как яблочные огрызки.

– Я, подумав, поменял свое мнение. Дон Жуан заражен обычным нарциссизмом. Он разрушает судьбы женщин до того момента, пока не соглашается на роковую встречу с донной Анной, и тогда разрушение превращается в саморазрушение. Дон Жуан – типичный психопат, он просто находка для Фрейда.

– Опять Фрейд, – с досадой произнес Варшавский. – Вы вроде бы неглупый человек, но вы в плену у ложного кумира. Наша цивилизация нуждается в духовном обновлении, мы движемся вперед, но при этом накапливаем грязь, как днище корабля, к которому прилипают ракушки и морские паразиты. Посмотрите, в каком смрадном котле мы варимся! Государственный бандитизм, коррупция, низкопробные инстинкты толпы, вал порнографии, эксплуатация детей, деградация ценностей… целый букет эпидемий, которые подобно гангрене захватывают общество со всех сторон. Гомосексуалисты и прочие извращенцы растут по экспоненте. Антагонизм в обществе то и дело создает взрывоопасные военные конфликты, и угроза глобальной войны нарастает с каждым днем. Мы идем к концу мира, вы понимаете это?!

Голоса

– Господа, умерьте ваши страсти, – примирительно произнесла Виола. – Жюль, ну почему бы тебе не спросить Леона о его методах лечения. Ирена, моя подружка, просто восхищена вами.

– Да, я надеюсь, помог ей разобраться в самой себе. Это ведь главное. Вы, Юлиан, знаете не хуже меня: человек, сумевший понять, услышать самого себя, может творить чудеса со своим здоровьем. Многие недуги отступают…

– Я думаю, что понять – мало, надо научиться любить себя, а это для большинства непростая задача. С другой стороны, стоит ли нам так сильно бороться за здоровье человеческой расы, если конец света близок.

– Неужели? – удивился Варшавский.

– Вы же сами об этом только что говорили.

– Я говорил про конец мира, а не про конец света.

– Разве это не одно и то же?

– Это совершенно разные вещи. Я попытаюсь вам сейчас объяснить… Конец света равнозначен тому, как если бы погас свет, то есть Бог выключил бы наш единственный светильник – солнце. Но такой сценарий – детская страшилка для взрослых. Мы-то с вами понимаем, что солнце погаснет нескоро, через миллиарды лет. Однако есть более вероятные сценарии мгновенной или мучительной смерти нашей планеты. Например, резкое изменение климата или падение огромного метеорита на землю. Подобные версии очень любят обсасывать ученые и фантасты во всем мире. И в то же время жизни на земле по-настоящему угрожают совсем иные катастрофы. О них знают немногие посвященные… Частично эта тайна приоткрыта и мне. Я мог бы привести вам примеры…

Варшавский внезапно замолчал и поднял глаза кверху. Несколько секунд он будто прислушивался к чему-то, затем внятно произнес: «Понял… Хорошо…»

Юлиан начал почесывать кончик носа, пряча улыбку.

– Мне не разрешают пока об этом говорить, – таинственно промолвил Варшавский, сцепив ладони в театральном жесте.

– Кто не разрешает? – тихо спросила Виола.

– Голоса… Я слышу голоса из тонких миров, они направляют меня, подсказывают. Это мои духовные учителя, мои менторы…

Юлиан закашлялся, но кашель получился какой-то неестественный, будто он сам себя принуждал.

– Вас это смешит?

– Не столько смешит, сколько удивляет – ответил Юлиан. – Я ведь с большой осторожностью отношусь к подобным вещам. В Америке на этих «голосах» делаются немалые деньги. Включите телевизор, и на религиозном канале вы их увидите – людей, которые бьются в истерике и поют аллилуйю Господу, одновременно наполняя дензнаками карманы шоуменов в сутанах. Они себя ведут, как стадо, у них психология стада.

– Вы заблуждаетесь. Невежество производят не только религиозные фанатики, но и ярые атеисты, превозносящие Дарвина, как Бога, а самого Бога превращающие в вульгарного манипулятора, фокусника. Но я сегодня не буду вступать с вами в спор. Как-нибудь в другой раз. Просто хочу закончить начатую тему о конце света и конце мира. Так вот: чтобы понять, что такое конец мира, надо вспомнить, что у этого слова есть два значения: мир – как антоним слову «война» и мир – как планета людей. Кстати, слово «мир» до революции имело по причине своей двойственной этимологии два написания: через русское «и» и через латинское «i». И неизбежным концом мира в первом значении станет третья мировая война – она приведет к разрушению многих общественных формаций, произойдут изменения в противостоянии народов, поменяется менталитет целых наций… Именно поэтому можно говорить, что концом мира были Первая и Вторая мировые войны. Холокост, неисчислимые гекатомбы, миллионы, десятки миллионов погибших – вот что такое конец мира… О многом мы только догадываемся, но многое было предсказано. Возьмите Мишеля Нострадамуса. Он фактически нарисовал нам картины войны и мира на протяжении веков.

– Но ведь он говорил загадками, которые можно обсасывать и так и этак. Я бы всерьез его домыслы не принимал.

Гадание на кофейной гуще, пожалуй, понадежнее, – сказал Юлиан.

Варшавский поморщился и заострил свой взгляд на Юлиане.