Текст книги "Декамерон по-русски"

– Ну… она такая плотная. Роста среднего. Нос барабулькой. Волосы черные с проседью, стрижется коротко. Здесь, – Молчанов показал на темя, – плешина. Усы черные, коротко стриженные. Вроде как у меня. Здесь, – тронул висок, – отметина, пописали, видать, когда-то. Глаза навыкате. Вообще, она восточного типа, Марья Ивановна. Рисовать дальше?

– Да нет, хватит.

– Слушай, друг, а как тебя-то зовут?

– Меня? – Гудок покосился. – А ты не знаешь?

– Знаю. Марья Ивановна сказала, зовут тебя вроде Гудком. Как, она не обманула?

Гудок мрачно усмехнулся. Помолчав, сказал:

– Нет. Слушай, у тебя ксива какая-нибудь есть при себе?

– Ксива?

– Да, ксива. Бумага.

– Гудок, ну ты даешь. Зачем тебе моя ксива?

– Проверить, тот ли ты, за кого косишь.

Молчанов сделал вид, что раздумывает. Наконец сказал:

– Ну ты недоверчивый. Паспорт устроит?

– Устроит.

Достав из кармана паспорт, протянул его Гудку:

– Держи, раз устроит.

Бегло просмотрев документ, Гудок надолго задержался на первой странице. Покосившись, поинтересовался:

– Не мастырка?

– Мастырку от натуральной бумаги не отличаешь?

– Отличать-то я отличаю. Но кто тебя знает.

– Так отличаешь или нет?

– Да отличаю, отличаю. Вроде не мастырка. – Гудок протянул паспорт. – Ладно, держи.

Взяв паспорт, Молчанов спросил:

– Может, номер запишешь?

– Не волнуйся, я его запомнил.

Спрятав паспорт в левый карман рубашки, Молчанов вздохнул:

– Гудок, договоримся сразу: паспорт – последнее, что я сделал по твоему указу.

– Ты о чем?

– О том, что ты мне не указ, как и я тебе. Мы равные. Просек?

Посидев, Гудок кивнул:

– Просек. Только ты гоняешь порожняк. Говори, что хочет знать Марья Ивановна.

– Сейчас. На днях, в этом месяце, в ваш кабак вечером забрели двое, лох-американец и его мочалка. Бурун вроде, типа, хотел, чтобы эта мочалка пересела за его столик. Было такое?

– Допустим.

– Допустим или было?

– Было. Гони дальше.

– Мочалка отказалась. После этого лох-американец и мочалка решили сделать ноги. Бурун хотел их тормознуть и схлопотал от американца по ряхе. Было?

– Да, было.

– Бурун такого не прощает, это знают все. По ряхе его бутузить нельзя. Американец и мочалка стали уходить, Бурун снарядил за ними своих пацанов. Догнали они мочалку с фраером или нет, неизвестно, но после этого случая американец вроде типа слинял куда-то напрочь. Многие думают – ушел налево. В смысле, откинул лапти. Слышал об этом?

– Да слышал, слышал. Об этом все знают, даже в газетах писали.

– Газеты Марью Ивановну не интересуют. Ее интересует, слышал ты об этом или нет?

– Слышал. Я в тот вечер был в кабаке. С мочалкой этой вообще-то базарил я сам.

– Ты сам?

– Да, я сам. Бурун меня к ней послал.

– Понятно. Так вот, Марья Ивановна хотела бы, чтобы ты прояснил некоторые вопросы.

– Какие точно, она сказала?

– Сказала. Первый вопрос: что это была за тусовка и почему Бурун ее затеял? Второй: где сейчас американец, типа, замочил его Бурун или нет? И третий: где мочалка?

– Понятно. – Гудок помолчал. – На что отвечать-то сначала?

– Сначала проясни, что это была за тусовка. Зачем Бурун заварил кашу?

– Зачем Бурун заварил эту кашу, я точно не знаю. Знаю только то, что видел.

– И что ты видел?

– Ну они вошли, ну сели. Бурун сказал мне: эта мочалка, ее зовут Инна, его знает и она его особо интересует. И он хотел бы, чтобы она села за его столик. Пойди, говорит, скажи ей, пусть оставит своего лоха и сядет ко мне. Я пошел. Когда я подошел к этому столику в первый раз, мочалка вообще стала косить под фирму. Говорит, донт спик рашен, не понимаю, типа, по-русски, так что отойди. Но потом раскололась, начала говорить по-русски. Говорит, никакого Буруна не знаю, никуда не пойду, вообще отойдите, я здесь с мужем. Я отошел от их столика, рассказал все Буруну. Он после этого сразу глотнул полный стакан. Посидел немного, говорит: все, им кранты, сегодня обоих убираем, вдвоем с тобой уберем, понял? Я говорю, понял. Посидел немного еще, говорит: пойди скажи ей еще раз, чтобы она села ко мне за столик. Я пошел второй раз. Мочалка опять ни в какую, не пойду, говорит, и все. Я вернулся за столик к Буруну, говорю, она снова отказалась. Он промолчал. Потом я увидел, американец и мочалка встают, сказал об этом Буруну. Он опять глотнул полный стакан, позвонил по сотовому Кеше, халдею, тот стоял в коридоре. Спросил, куда они пошли, Кеша сказал, идут к лифту. Бурун проверил шпалер, встал, говорит, все, сейчас я их кончу. Я говорю, может, пойдем вместе, я помогу, а он: не надо, сам справлюсь. И ушел. Его долго не было, потом ко мне Кеша подходит, говорит, чтоб я спустился вниз, Бурун вроде в отключке. Я спустился, Бурун стоит у тамбура, держится за челюсть. Спрашиваю, что случилось, он говорит, суки, гады, я пацанов за ними послал, они их догонят и возьмут, и я их кончу сам, умрут у меня в муках. – Гудок посмотрел на Молчанова. – Американец ему врезал по челюсти, Бурун отключился. Пока он чухался, они вскочили в тачку и слиняли. Все.

– Все?

– Да, все. Больше я ничего не знаю. Мне Бурун после этого ни про мочалку, ни про американца ничего не говорил. То есть я его спросил потом, что с этим американцем и с мочалкой. Так он посмотрел на меня как на врага народа, говорит: «А тебя что, это сильно волнует?» И все. Больше я с этим вопросом не лез.

– Но сам-то ты мог допереть, что к чему, куда, откуда?

– Я, конечно, не лох, понял, что американец ушел налево. С концами.

– А мочалка? Тоже ушла налево?

– Мочалка – нет. Бурун ее сейчас ищет.

– Ищет?

– Да. Я так понял, после того как ее лоха Бурун убрал, у нее заработало очко. Сначала она несколько дней тихарилась в американском посольстве, Бурун посылал туда пацанов на тачке. Они ее стремили по нескольку часов, но так и не смогли подкнокать. А потом она оттуда, из посольства, куда-то слиняла. Затихарилась где-то так, что ее вообще никто не может найти. У Буруна есть свои люди в ментовской, так он их всех поставил на цирлы. Но даже менты нигде не могут ее найти, хотя ищут всюду. Бурун сейчас вообще на дыбы встал. Хочет, чтобы пацаны нашли эту мочалку.

– Он что, хочет ее замочить?

– Потом, после всего, он ее, конечно, замочит. Того, что случилось в кабаке в тот вечер, он ей никогда не простит. Но пока, как он мне сказал, он хочет получить на ней навар.

– В смысле?

– В смысле, захватить и взять выкуп.

– Выкуп с кого?

– С американцев. Она богатая телка, от мужа у нее остались большие бабки. Там пахнет не одним лимоном. Бурун ее возьмет, получит, сколько хочет. А потом кончит. Так он мне сказал.

– Понятно. Что-то еще про этот случай можешь сказать?

– Ну, Бурун сказал пацанам, чтобы водилу, который на своей тачке увез тогда мочалку и американца из «Шатра», убрали. Причем велел убрать этого водилу прямо на стоянке, перед кабаком. Его и убрали там. В его же тачке. Пустили пару маслят в бок – и кранты.

– Кто это сделал, знаешь?

Гудок покачал головой:

– Не интересовался. Мне еще водилой заниматься – своих дел хватает. Убрали и убрали, а кто – мне до балды.

– Понятно. – Несколько секунд Молчанов сидел, делая вид, что обдумывает услышанное. – Значит так: с тем, что меня просила узнать у тебя Марья Ивановна, все.

– А с чем не все? – Не услышав ответа, Гудок настороженно покосился: – А?

– Вот с чем – ты хочешь закалымить?

– Не понял. Что значит – закалымить?

– Это то значит, что мне нужно узнать одну вещь. За это я прямо сейчас, не отходя, плачу тебе пять косых зелени. Налом. Разъяснишь – бабки твои.

Гудок погладил баранку:

– И что я должен тебе разъяснить за эти пять косых?

– Да вообще-то пустяк, тебе сказать это мне, что два пальца об асфальт. А мне это нужно знать. Я, если захочу, и так узнаю. Но поскольку ты рядом и я знаю, ты можешь меня просветить, мы можем договориться.

– Ну ты даешь. – Гудок помолчал. – Пустяк, говоришь? И пять косых зелени?

– Да, пять косых зелени. – Молчанов расстегнул прикрепленную к брючному ремню сумку. Взяв за край, чуть высунул перетянутую резинкой пачку стодолларовых банкнот. – Вот пять косых, натурально. Взял специально для тебя. Поскольку знал, что с тобой встречаюсь и то, что мне нужно, ты знаешь. Думаю, мы договоримся.

– И что ты хочешь знать?

– Я хочу знать, где сейчас Моня. И что он делает. И почему он это делает.

– Моня?

– Да, Моня. Виталька Филимонов. Как я понимаю, ты должен о нем кое-что знать.

Несколько секунд Гудок раздумывал над ответом. Наконец сказал:

– Верно, должен.

– Только вот что, Гудок. Не думай, что я лох и дам тебе пять косых за лапшу. Начнешь вбивать болты, просеку сразу. И пяти косых ты не увидишь.

– Да понял я, понял. Только я сначала хотел бы посмотреть твои бабки. Может, это кукла.

– Нет вопросов. – Молчанов протянул пачку. – Смотри.

Взяв пачку, Гудок снял резинку. Насчитав ровно пятьдесят стодолларовых банкнот, снова сложил их в пачку. Кивнул:

– Значит, договор: я тебе говорю, где Моня и что он делает. И за это получаю эти пять косых. Так?

– Так. Только бабки пока снова замотай резинкой. И положи на сиденье между нами. Чтобы я был спокоен. Ты еще ничего мне не сказал.

Замотав пачку резинкой, Гудок положил ее на сиденье.

– Значит, тебя интересует Моня?

– Да, меня интересует Моня.

– Моня сейчас в Америке.

– Где в Америке?

– В Нью-Йорке.

– Просто в Нью-Йорке?

– В Нью-Йорке у него база, а так пойми, где он. Может, он мотается по всей Америке.

– Допустим, я хочу его найти – где искать?

– Если захочешь его найти, загляни в Нью-Йорке на Брайтон-Бич. Знаешь, что такое Брайтон-Бич?

– Знаю. Еще где?

– Еще есть такое место, Форт-Ли. Это рядом с Нью-Йорком. Он может быть там.

– Еще где?

– У меня есть наводка только на Брайтон-Бич и Форт-Ли. Других его хат не знаю.

– Понял. Моня сейчас в Америке сам по себе? Или как шестерка Буруна?

После некоторого колебания Гудок выдавил:

– Как шестерка Буруна.

– У него что, свое дело в Америке? У Мони?

– Да, свое дело.

– Замастыренное?[4]4
  Замастыренное – здесь: замаскированное, скрывающее преступные цели (блатн. жарг.).


[Закрыть]

– Ну… считай, замастыренное.

– Какое?

– Своя компания.

– Какая?

– Длинное название. Ты можешь не запомнить.

– Ничего, запомню. Какая компания?

– «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент».

– Еще что-нибудь про Моню можешь сказать?

– А что еще? Я вроде все сказал.

– С какими банками или компаниями эта Монина фирма связана, не знаешь?

– Не знаю. Насчет банков и прочего я с ним связи не держу. Знаю, что он в Америке, знаю, какая у него компания. И все.

– Хорошо, лады. – Молчанов помедлил. – Бери бабки, они твои.

Взяв пачку правой рукой, Гудок, нагнувшись, стал засовывать ее под сиденье. Делал он это подозрительно долго, причем его левая рука, которую Молчанов не видел, совершала еще какие-то движения. Сообразив наконец, что означают эти движения, Молчанов локтем левой руки резко поднял Гудка, придавив его к спинке сиденья, а правой подхватил спустившийся по рукаву «байярд». Прижал ствол к горлу делового:

– Не нужно трепыхаться, родной. Пустое.

Косясь на «байярд», Гудок захрипел:

– Ты что, ты что… ты что, сдурел? Что с тобой? Убери пушку…

Не отнимая ствола от горла Гудка, Молчанов оттянул предохранитель:

– Тихо, малыш… тихо… Не я сдурел, а ты… – Перехватил «байярд» левой рукой, пошарил правой под сиденьем. Нащупав металлическую поверхность, достал пистолет «ПСМ». Улыбнулся: – О, сюрприз… «ПСМ», серьезная пушка… – Покачал головой: – Нет, это ты сдурел, раз решил играть со мной в такие игры… Хотел меня грохнуть под шумок? А? А Марье Ивановне сказать, что я не пришел на свидание? А, Гудок?

– Ты что? – Гудок сглотнул. – Крыша поехала, что ли?.. Не хотел я тебя грохать. Ну шпалер лежит под сиденьем, ну и что? Я всегда держу под сиденьем пушку. Да и все нормальные люди держат, ты что, не знаешь?

– Знаю. Но нормальные люди не пытаются грохнуть из этой пушки человека, от которого только что получили пять косых зелени.

– Да не пытался я тебя грохнуть… Показалось тебе…

– Мне ничего не показалось.

Нащупав сзади ручку дверцы, Молчанов рукой, которая держала «ПСМ», открыл ее. Боком, ни на мгновение не упуская Гудка из поля зрения, подошел к радиатору. Засунул «байярд» за пояс, открыл крышку радиатора, быстро отсоединил контакты от батарей зажигания. Вернув крышку радиатора на место, сказал:

– Все, Гудок. Разбегаемся. Может, ты и прав. Может, я в самом деле ошибся и ты не хотел меня грохнуть.

– Да в натуре ты ошибся. В натуре, я тебе говорю.

– Наверное. – Вытащив из «ПСМ» обойму, спрятал ее в карман. Подойдя к окну машины, бросил пистолет на сиденье. – Ладно. Разбегаемся. Только ты посиди малость в своей тачке, хорошо? А я тем временем слиняю. И все будут довольны. А?

– Хорошо, – процедил Гудок.

– Все, Гудок. Извини, не прощаюсь, говорят, плохая примета.

Молчанов оглянулся, увидел в просвете домов часть улицы, на которой изредка возникали, чтобы тут же исчезнуть, прохожие. Вытащив «байярд» из-за пояса, стал пятиться задом, по-прежнему не упуская Гудка из поля зрения. Дойдя до угла тупика, спрятал пистолет в карман рубашки. Свернул на улицу, пошел спокойным шагом в сторону остановки троллейбуса.

Стоя на остановке, он не переставал внимательно наблюдать за выездом из тупика. Как он и рассчитывал, при нем «БМВ» из тупика на улицу так и не выехал. Не увидел он «БМВ» и тогда, когда, войдя в троллейбус, встал у заднего окна.

Троллейбус шел быстро. После того как выезд из тупика и остановка скрылись из вида, Молчанов сунул руку за пазуху, выключил рекордер и сел на свободное место.

Сделав несколько пересадок, сошел с очередного троллейбуса у Речного вокзала в Химках. Зашел в туалет, снял парик и усы, спрятал их в сумку. Выйдя из туалета, минут пять постоял на площади у входа в метро. Не заметив ничего подозрительного, прошел на Речной вокзал.

Здесь, в ресторане «Волга», разглядывая скользящие по глади канала яхты, гребные суда и пассажирские теплоходы, еще раз обдумал все, что произошло сегодня при встрече с Гудком.

К Большому Гнездниковскому переулку он подошел ровно в шесть. «Вольво» стоял на том же месте, и когда он сел рядом с Олей, она, обняв его, ткнулась носом ему в шею. Прошептала:

– Я очень волновалась. Как все прошло?

– Нормально. Зря волновалась. И поедем на дачу, здесь душно.

Глава 7

Взяв обойму, Костомаров бегло осмотрел ее. Выдавив одну пулю, постучал ногтем по маркировке:

– Пуля со смещенным центром. Откуда обойма?

– Я вынул ее из «ПСМ», который Гудок явно приготовил для меня.

– Черт… Я тебя предупреждал, это змей еще тот. Расскажи, как все прошло?

Молчанов коротко рассказал о встрече. Затем положил на стол компакт-диск:

– Послушай. Записалось вроде ничего.

Вставив диск в компьютер, Костомаров прослушал запись разговора с Гудком.

– Впечатляет. Особенно ввиду того, что прямо сейчас я должен везти эту запись к Тумбе.

– Обязательно сейчас?

– Обязательно. Он наверняка уже знает, что разговор состоялся, и ждет от меня диск. Ты хоть понимаешь, что означает этот разговор для Гудка?

– Понимаю. Гудок обречен. Тумба кончит его в самом ближайшем будущем.

– Верно, хотя жаль. Нам очень важно, чтобы Гудок остался жив.

– Костя, Гудка кончат, что бы мы ни предприняли и где бы мы его ни спрятали. Его кончат даже в тюремной камере. Он находится между двумя жерновами – Тумбой и Буруном. Лезть туда нам – значит, самим попасть под эти жернова.

– Пожалуй. Только, Паша… мы с тобой прослушали эту запись – и все. Пока больше слушать ее никому не давай. Даже Радичу, даже Оле, даже Инне. О том, что вся эта история должна остаться между нами, у нас с тобой был уговор с самого начала.

– Но о сути записи, надеюсь, я могу рассказать двум-трем людям?

– О сути записи рассказывай сколько хочешь. Только не говори при этом, что запись была сделана по просьбе Тумбы. Понимаешь почему?

– Понимаю. Чтобы не подводить Тумбу.

– Вот именно. А также нас с тобой. Ладно, все, еду.

Вечером на даче Молчанов пригласил Инну пройти с ним на самую лучшую, восточную часть веранды.

Сев в кресло, из которого открывался вид на росший в углу участка шиповник, Инна улыбнулась:

– Мы с вами прямо как два заговорщика. Ушли в самый дальний угол.

– Мы и есть два заговорщика. Инна, скажите, вы помните человека, который в тот вечер, когда вы с мужем зашли в ресторан «Восточный шатер», подсаживался к вам и передавал требования Буруна?

– Человека, который подсаживался? Ну… да. Не очень хорошо, но помню.

– Сможете его сейчас описать?

– Ну… он такой… какой-то весь серый. Серые волосы, серые глаза. Причем глаза у него маленькие. Он рябой, на щеках то ли следы прыщей, то ли просто плохой обмен веществ. Ну и нос такой… птичий. Как клюв.

– Все правильно. Этого человека зовут Гудок. Такая у него кличка. Я с ним сегодня разговаривал. К сожалению, он рассказал мне несколько неприятных вещей.

– Каких?

– Инна… постарайтесь собраться.

– Павел, я выдержу. Говорите.

– Гудок практически подтвердил, что вашего мужа убили.

Присмотревшись, он увидел: она плачет.

– Инна, успокойтесь.

– Я спокойна. – Достав платок, вытерла слезы. – Извините, просто минутная слабость. Что… Стива точно убили?

– Точно. Инна, пожалуйста, успокойтесь.

– Хорошо. – Скомкав платок, спрятала его в карман сарафана. – Все прошло. И… как они это сделали?

– Подробностей Гудок не знает, в убийстве он не участвовал, во всяком случае, по его словам. Но он подтвердил, что Бурун хотел убить вас и вашего мужа прямо в ресторане. Бурун предложил Гудку сделать это вместе с ним. Потом, когда вы с мужем решили уйти из ресторана, Бурун вознамерился убить вас обоих без участия Гудка, лично. Но, как вы мне уже рассказывали, ваш муж не дал ему это сделать, он просто отправил его в нокаут. Придя в себя, Бурун послал за вами погоню, которая в конце концов и расправилась с вашим мужем.

– Подонок… он просто подонок…

– Да, он подонок, и то, что он хочет сделать с вами, подтверждает, что он подонок.

– А что он хочет сделать со мной?

– Он хочет взять вас в заложницы. И потребовать за вас выкуп. Как я понял, он рассчитывает, что выкуп за вас заплатит банк вашего мужа.

– Банк моего мужа… Хорошо, пусть рассчитывает. Банк ему за меня ничего не даст.

– Банк может дать, но дело не в банке. Я никогда не позволю Буруну взять вас в заложницы, запомните это. И убить вас.

– Он собирается меня убить?

– Да, даже если он получит выкуп. Мне кажется, я разгадал его схему.

– Разгадали?

– Да. Он хочет, чтобы все думали, будто он убил вас из-за личной мести, поскольку вы и ваш муж унизили его тогда, в ресторане. Но ясно, главная причина, по которой Бурун хочет вас устранить, – банк «Атлантик Америкэн». И вы сейчас единственная, кто может помешать ему завладеть этим банком.

– Но я не могу помешать ему завладеть банком. Во всей этой их игре с банком я никто. Банк получит брат Стива.

– Бурун об этом не знает, это во-первых. Во-вторых, учтите одну вещь: вы ведь сказали, у вашего мужа кроме вас есть еще только два родственника – его мать и его брат?

– Да, мать и брат.

– Так вот, если с ними что-то случится и их не станет, в соответствии с американскими законами банк перейдет к вам. Вы знаете об этом?

– Нет. Но почему банк перейдет ко мне? Меня же нет в завещании.

– Это не имеет значения. Если что-то случится с матерью и братом вашего мужа, банк перейдет к вам, как к единственной оставшейся в живых прямой родственнице бывшего владельца. Таков закон. Неужели вы этого не знали?

– Нет, не знала.

– Зато это наверняка знает Бурун. Думаю, сейчас он готов сделать все, чтобы вас устранить. Ведь теперь главная цель – стать владельцем банка «Атлантик Америкэн» – для него близка как никогда. Гудок подтвердил, что компания «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент» фактически принадлежит Буруну. Владельцем компании де-факто является ближайший подручный Буруна Виталий Филимонов по кличке Моня, и он сделает все, что ему прикажет Бурун. Он активно скупает акции банка вашего мужа. И очень похоже, кампании по скупке акций «Атлантик Америкэн», которая была начата по указанию Буруна, предшествовала тщательная подготовка.

– То есть?

– То есть Бурун знал, что владелец банка «Атлантик Америкэн» женат на вас, женщине, за которой он когда-то ухаживал. И знал, что этот владелец вместе с женой рано или поздно приедет в Москву. Не удивлюсь, если окажется, что люди Буруна следили за вами и вашим мужем, когда вы ходили по Москве. А может, еще раньше.

– Павел… ну это вы вообще. Вы хотите сказать – они следили за мной еще в Штатах?

– А почему нет? За «Атлантик Америкэн» – миллиарды, и чтобы получить эти миллиарды, стоит затратить любые усилия. Бурун использовал удобный случай убрать вас и вашего мужа под соусом смертельной ревности. Как вы считаете, люди Буруна могли следить за вами в Америке? Вспомните, может, вы что-то заметили?

– Нет, я ничего не заметила.

– А здесь, в России?

– И здесь я ничего не заметила. Потом, в ресторан «Восточный шатер» мы ведь зашли случайно.

– Не имеет значения, случайно или не случайно вы зашли в ресторан «Восточный шатер». Это только облегчило задачу Буруну, и все. Ведь точно такую же сцену ревности он мог разыграть в любом другом ресторане, куда бы вы с мужем ни пришли. О том, где вы находитесь, ему тут же сообщили бы его соглядатаи.

– Просто страшно. Действительно страшно. Скотина… какая скотина…

– Ничего. Сделать что-то с вами мы ему теперь не позволим.

– Павел… я все равно боюсь.

– Не нужно бояться. Бурун не знает, где вы.

– А вдруг знает?

– Не знает. Гудок вчера мне это подтвердил. Он сказал, Бурун даже подключил к поискам милицию, я имею в виду, людей в милиции, которых он подкупил и которые работают на него. Но и эти люди так и не смогли пока узнать, где вы находитесь.

– Господи!.. Милиции еще не хватало… Знаете, Павел… у меня иногда возникает мысль плюнуть на все и скорей отсюда уехать.

– Возможно, вам в самом деле стоит уехать.

– А как же расследование?

– Инна, кое-что нам все же удалось собрать. Учтите, разговор с Гудком записан на компакт-диск.

– Да? Этот диск у вас?

– Нет, его пока у меня нет. Люди, которые записали этот разговор, еще не передали мне запись. Но они мне ее обязательно передадут.

Некоторое время Инна была занята тем, что рассматривала кусты. Наконец сказала:

– Павел, знаете… я хочу вас попросить поехать со мной в Америку. И продолжить расследование там.

– Честно говоря, я сам хотел предложить вам это.

– Ведь там… ведь там банк. И эта «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент». И еще тысяча разных вещей. Без вас я с ними никогда не разберусь. И просто пропаду. Естественно, поездку я оплачу. Вы говорили, что бывали в Америке?

– Бывал. Когда мне было десять лет, отца пригласили преподавать в Гарвардском университете. Мама и я поехали с ним, и я проучился там в школе, в штате Массачусетс, пять лет. Потом отцу надоело преподавать в Штатах и мы уехали.

– То есть вы свободно говорите по-английски?

– Конечно. Вообще, Америку я хорошо знаю.

– Значит, вы едете со мной в Штаты?

– Еду. Только, Инна, еще раз предупреждаю: пока мы с вами не уехали, проявляйте осторожность. Особенно когда будете выезжать в Москву. И идем ужинать, нас ждут.