Текст книги "Острая стратегическая недостаточность. Страна на переПутье"

Кем сердце успокоится

К сожалению, людей, способных предвидеть – а тем более предотвратить – будущие невзгоды, никогда не бывает много. А в окружении иного жильца Белого дома таким провидцам и вовсе неуютно: в присутствии младшего Буша быть умным было попросту невежливо.

Следовательно, переговорам лиц, принимающих решения, должны предшествовать взаимные прощупывания почвы. Вести их лучше людям опытным и знающим, но не облеченным властью, а потому не опасающимся ошибок. Грубо говоря, встрече наших министров иностранных дел должны предшествовать свидания Евгения Максимовича Примакова с Марией Яной Йозефовной Корбеловой (в американском браке – Мадлен Олбрайт) и Збигневом Тадеушем Казимежевичем Бжезинским.

Не исключено, что немалая часть соглашений не только будет формулироваться за закрытыми дверями, но и останется секретной на долгие годы. Причём не только во избежание ассоциаций со сговорами о разделе мира – вроде Тордесильясского договора или пакта Молотова – Риббентропа. Но и просто для того, чтобы заинтересованные оппоненты не могли заблаговременно принять ответные меры. В политике – в отличие от шахмат – не все ходы делаются на доске, доступной всем взорам.

Кроме того, не всегда следует подчеркивать разницу между игроками и фигурами. Порою игроку выгоднее скрыть свой статус и делать вид, что он тоже всего лишь фигура, управляемая незримой – но оттого ещё более могучей – рукой. Особенно когда по другую сторону доски сразу несколько серьёзнейших оппонентов: Китай с опытом нескольких тысячелетий междоусобиц и интриг, арабский мир с традицией безудержного кочевого напора…

Но главное искусство политика – свести в одну точку все интересы оппонента, превратить его в союзника. Пока на этом пути сделаны лишь первые – и крайне неуклюжие – шаги.

Например, разговоры об антитеррористической коалиции вряд ли стоят выеденного яйца. Они свелись к соглашению в духе позднебрежневской формулы: «Вы делаете вид, что платите, а мы делаем вид, что работаем».

Сейчас Россия делает вид, что глупейшие шаги Запада вроде создания осиного гнезда в Ливии действительно способствуют сокращению мирового терроризма. США же согласились считать чеченских диверсантов всего лишь частью преступного интернационала. Между тем и то и другое крайне далеко от истины.

В частности, первопричина чеченского конфликта – крайне недостаточное экономическое (а отсюда уже и политическое) притяжение этого сателлита к российскому центру. Это было практически неизбежно в период развала всей нашей экономики. Но теперь, когда она возрождается, появилась возможность вновь притянуть Чечню и оставить боевиков не только в политической, но и в экономической изоляции. Увы, но если мы не видим правильного диагноза – вряд ли сможем найти эффективное лечение.

Но главное – не в бесчисленных мелочах. Ульянов предупреждал: кто пытается решать частные задачи, не решив сперва общие, будет на каждом шагу натыкаться на эти общие задачи, не имея возможности с ними справиться.

Наши нынешние сложности – следствие таких общих проблем: распада СССР и разрушения всемирного баланса. Если мы сумеем сами заняться их решением, да ещё и наш стратегический противовес к тому же подвигнем – вместе спасемся. Если нет – вместе же погибнем.

Несимметричный союз. Решения объединившихся арабских эмиратов – в жизнь!

С каждым годом всё сложнее найти в российской политической элите человека, ни разу не съездившего в Объединённые Арабские Эмираты.

Экзотический климат позволяет отдыхать там даже зимой, изощрённые сочетания архитектуры, кондиционирования и напитков[85]85
  Правда, в основном безалкогольных: государство всё-таки исламское!


[Закрыть] скрывают от приезжего летнюю жару…

Беда только в том, что политики ездят в ОАЭ лишь на отдых. И совершенно не вдумываются в политические же хитросплетения, скрытые за курортным фасадом. А ведь структура объединения куда сложнее запутанной изнанки красочного арабского ковра. Не зря сказано: «Восток – дело тонкое!»

Права субъектов федерации

Формально ОАЭ – конфедерация. Каждый эмират считается полноценным суверенным государством с собственным законодательством[86]86
  Например, строгий сухой закон действует только в Шардже; в прочих эмиратах иностранцы могут себе позволить спиртное – хотя только в стенах отелей и ресторанов, выделенных специально для них.


[Закрыть] и правительством. Но на деле эмираты настолько переплетены и взаимодополнительны политически и экономически, что реально государство давно уже стало федеративным.

Например, каждому эмирату подчинены собственные армия и полиция. На практике это лишь значит: финансируются силовые структуры в основном из местных бюджетов. Взаимодействуют же они столь тесно, что стороннему наблюдателю вряд ли удастся найти зазоры и нестыковки.

Кстати, эффективность местной полиции безопасности поразительна по российским меркам. Преступность – особенно в отношении иностранцев – практически неотличима от нуля. Правда, такое – пока недоступное для нас – спокойствие, очевидно, обусловлено ещё и экономическим благополучием.

Дубай располагает собственной авиакомпанией Emirates мирового уровня. Свою компанию Gals создал сейчас и Абу-Даби – в партнёрстве с Катаром и Бахрейном, не входящими в ОАЭ. Но не потому, что дубайские самолёты не хотят обслуживать соседей: просто объём авиаперевозок вырос настолько, что прежний авиапарк уже с ним не справляется, а конкуренцию двух компаний – да ещё с привлечением зарубежных стратегических инвесторов – сочли эффективнее, чем механическое расширение уже существующей.

Правда, аэропорты строятся с перебором. Скажем, полоса аэропорта Шарджа находится буквально в двадцати километрах от аэропорта Дубай. А в ближайшее время ещё в пяти километрах может возникнуть полоса аэропорта Аджман. Хотя пропускной способности Дубая и Абу-Даби более чем достаточно для обслуживания всех эмиратов. Впрочем, флюктуации такого размера вряд ли вредны для единства – не говоря уж о материальном благополучии – федерации.

Вообще экономические возможности субъектов федерации достаточны для множества автономных проектов. Например, Дубай строит гигантский Интернет-сити. И другие эмираты вкачивают громадные деньги в аналогичные комплексы. Заметим: арабским шейхам хватает ума, чтобы в предвидении грядущих проблем сырьевого рынка заранее готовить опору на высокие технологии. К сожалению, предусмотрительность российских правителей и сырьевых олигархов явно недостаточна для принятия – а главное, для осуществления – подобных стратегических решений.

Эмираты в какой-то мере конкурируют между собой: каждый добивается скорейшего развития бизнеса на своей территории. В результате такой конкуренции вся страна создала условия – и налоговые, и инфраструктурные (что, кстати, роднит ОАЭ с Москвой) – для втягивания в себя любых бизнесов.

В сфере государственного управления разделение функций ещё очевиднее. Президент страны – по совместительству глава Абу-Даби. А премьерский пост закреплён за представителем Дубая. Прочие ключевые должности тоже рассредоточены по всей федерации.

При этом ОАЭ вовсе не пытаются тянуть к себе всех родственников. Полтора века назад, когда все шейхи Жемчужного, или Пиратского, Берега договорились не нападать друг на друга на море, территорию назвали Договорным Оманом. Но сегодня султанат Оман (также объединённый – из султаната Маскат и имамата Оман) существует (и, похоже, долго ещё просуществует) рядом с ОАЭ.

С другой стороны, федерация и не закрыта. Провозглашена она 2-го декабря 1971-го, а эмират Рас-аль-Хайма вошёл в неё лишь в 1972-м.

Его пример – другим наука

Устойчивость столь странной и сложной государственной структуры обусловлена многими обстоятельствами. Тут и этническое единство, и религиозная общность, и нефтедолларовое процветание…

Но те же факторы сближают и многие другие страны региона. Тем не менее они далеко не всегда горят желанием слиться.

Объединённая Арабская Республика просуществовала меньше трёх лет: слишком уж амбициозны оказались лидеры Египта и Сирии. Англичане, прибирая к рукам осколки Османской Империи, провели границу Ирака с Кувейтом почти наугад – но нарушение границы Ираком вызвало не только международный гнев (подогретый нефтью), но и искреннее отвращение самих кувейтцев.

Очевидно, ключевой фактор устойчивости ОАЭ – та самая сложность и асимметрия союза, которая на первый взгляд кажется дестабилизирующей. Каждый эмират вкладывает в общую копилку лишь то, что сам считает нужным. А дальше работает фактор масштаба: многие важные функции выполняются тем эффективнее, чем крупнее соответствующая структура. Отдача от масштаба объединения заставляет эмираты считать нужным довольно многое.

В сущности, структура ОАЭ исходит из того же принципа, который когда-то Ельцин сформулировал так: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». Но арабы, отличающиеся завидным аппетитом во многих серьёзных делах (например, ценах на нефть), в данном случае повели себя вполне разумно (не в пример нам!) – и друг друга угощали, и сами лишнего не откусывали.

Почему Россия – не Аравия

Увы, в наших краях политический аппетит неуемен. Даже ново-огарёвский – почти конфедеративный – проект устроил в 1991-м далеко не все республики Союза. Только в СНГ заманили всех, кроме упрямых прибалтов[87]87
  Грузия после поражения в начатой ею Олимпийской войне вышла из СНГ.


[Закрыть]. Да и то лишь потому, что СНГ не налагает на своих членов никаких реальных обязательств[88]88
  Даже принцип свободного перемещения граждан, декларированный ещё в учредительных документах СНГ, работает выборочно. Сперва Туркмения перешла на визовый режим со всеми собратьями по содружеству, затем – ещё задолго до Олимпийской войны – Россия изолировалась визами от Грузии… Кто следующий?


[Закрыть].

Правда, сейчас свобода и независимость несколько приелись. Но сменить их на строгое равнение по единому ранжиру не готовы не только суверенные властители. Народы, разделённые границами образца 1991-го, тоже без особой радости вспоминают былые попытки стричь под одну гребенку.

Между тем Россия в нынешних своих границах, как мы уже писали выше, нежизнеспособна. Прежде всего экономически: внутренний рынок страны заведомо недостаточен для окупаемости высокотехнологичных разработок (да и в инфраструктуре не накоплено критической массы, необходимой для технологического рывка), а требования западного рынка[89]89
  Речь идёт не о требованиях к техническим возможностям продукции: здесь мы всё ещё остаемся на высоте, для многих недосягаемой. Но, например, на Западе уже десятки лет принято сопровождать весь жизненный цикл изделия: производитель сам (или через постоянных деловых партнёров) организует плановые и текущие ремонты, модернизирует изделие, информирует клиента о новых возможностях… Всё это, конечно, на платной основе. Но важна чёткость системы и комплексность работы. Ау нас далеко не все производители даже инструкции пишут внятно.


[Закрыть] нам не просто непривычны, а не вполне понятны. Но и политически трудно существовать стране, чьи крупнейшие народы тяготеют к соседним государствам: сколь ни лоялен, например, азербайджанец, живущий в России едва ли не всю жизнь (а то и родившийся здесь) – всё равно в случае какого-нибудь спора Москвы с Баку из-за рынков сбыта нефти почти любой русский поневоле задумается, на чьей стороне в этом споре его собеседник.

Кроме того, вся культурная традиция России – имперская. Иными словами, рассчитана на сосуществование и единство множества разных народов и квазигосударственных структур с разными историческими судьбами. Нынешний формат страны прямо противоречит этой традиции. Отказ же от неё чреват крайне опасными последствиями. Россия может и не породить реваншистского взрыва, как Германская империя после краха в Первой Мировой войне. Но судьба Австрии, после такого же краха замкнувшейся в себе, пассивной, легко подчиняющейся любому внешнему нажиму[90]90
  В частности, захват Австрии Германией в 1938-м не был насильственным. Австрийцы в массе своей охотно признали себя немцами. И воевали в вермахте не хуже самих немцев. Более того, австриец Адольф Хитлер создал и возглавил новую Германскую империю, австриец Эрнст Кальтенбруннер руководил её службой безопасности…


[Закрыть], тоже вряд ли приятна.

Дело осложняется внешним давлением. Наши политические оппоненты и экономические конкуренты крайне подозрительно глядят на любые попытки России не то что влиять на положение дел в сопредельных республиках, но хотя бы улучшать взаимоотношения с ними. Тут уж не до империи.

Правда, давят не только на Россию. Запад откровенно работает над изменением многих правящих режимов в постсоветских странах диссидентской оппозицией. На Украине самым прозападным деятелем считается бывший премьер, затем оппозиционный кандидат в президенты, затем откровенная американская марионетка на президенском посту – Виктор Андреевич Ющенко. В Казахстане запад всячески пытается представить оппозиционерами даже проворовавшихся деятелей власти. К сравнительно недавним узбекским терактам и вооружённым нападениям на милицию явно причастна оппозиция – хотя и происламская, но поддерживающая связь по меньшей мере с теми же американскими структурами, которые издавна контачили, например, с афганскими моджахедами. Скорее всего, СГА достаточно много знали о подготовке всех этих силовых акций – а возможно, во что-то и впрямую замешаны.

Борьба с собственной прозападной оппозицией может перевесить во власти сопредельных стран боязнь поглощения Россией властных полномочий. Эмиратская схема позволяет если не вполне избежать такого поглощения, то хотя бы сохранить личные привилегии правящей верхушки. Ведь власть в большинстве стран СНГ фактически приватизирована небольшими кланами, так что местные правители по сути ничем не отличаются от эмиров Жемчужного Берега.

Подъём шансов

Выше уже отмечено: практически сразу после объединения арабских эмиратов начался экономический подъём. Его следует считать если не главным, то по меньшей мере очень существенным фактором стабилизации: любое государство, любой союз укрепляется, пока в нём «с каждым днем всё радостнее жить».

У нас же ново-огарёвская попытка сохранения единства предпринималась на фоне чудовищных по тому времени темпов падения экономики. Стоит ли удивляться, что попытка не удалась. Беловежские соглашения политически добили страну, уже умершую в части экономики.

Сейчас российская экономика снова на подъёме. Правда, и подъём этот недолговечен: он в значительной мере зависит от рынка нефти, чья конъюнктура очень нестабильна. Но если нефть обеспечила единство ОАЭ – и нам не грешно воспользоваться тем же инструментом, пока он у нас ещё есть.

Растёт не только российская экономика. На подъёме и Казахстан. Причём корни его роста заметно отличаются от российских. Такая взаимодополнительность может в умелых руках обернуться дополнительным ускорением. Надо только соответствующее взаимопонимание.

С этим фактором пока ещё все в порядке. Например, в Казахстане на русском языке разговаривает вся элита, весь истеблишмент. По-русски общаются и в правительственных учреждениях, и родители-казахи с детьми. Так что с возможным стратегическим партнёром у нас в буквальном смысле общий язык.

Да и на Украине – за исключением Галичины – положение сходное. Но там на государственном уровне предпринимаются попытки радикально искоренить русский язык – ведь развитие украинского диалекта изрядно тормозится близостью к более отточенному общерусскому родственнику. Ещё и поэтому – а не только по чисто политическим соображениям – выгоднее развивать стратегическое взаимодействие прежде всего с Казахстаном. Украина же, оказавшись в клещах единства двух своих крупнейших торговых партнёров, волей-неволей оказывается просто вынуждена сближаться с обоими.

Серьёзным фактором взаимодействия с Казахстаном – а через него и со Средней Азией – может стать снабжение региона водой из сибирских рек. Обсуждение проекта показало: экономические и экологические доводы его противников ничем реальным не обоснованы. С учётом же политической стороны дела проект явно становится предпочтителен. Впрочем, размежевание вокруг него давно уже приняло отчётливо политический характер: за строительство канала выступают в основном сторонники единства, возражают же либеральные поборники всеобщей независимости.

Урок арабского

Если главным пугалом для соседей всё ещё остаётся унификация – отчего бы не отказаться от неё? Пусть Украина сохраняет независимую армию, пока сами её граждане (скажем, после очередного пуска боевых ракет по домам и самолётам) не потребуют в свои гарнизоны русских командиров. Пусть Казахстан в очередной раз присваивает городам, родившимся в советское время, имена мелких аулов, стоявших поблизости. Пусть Молдавия сохраняет языковое единство с Румынией. Все это – мелочи, не способные помешать главному: экономическому и политическому воссоединению.

Вполне работоспособен на наших просторах и другой аравийский рецепт – разделение должностей. Президент из России? Значит, премьер должен быть с Украины: при всём уважении к российским чиновникам высшего ранга можно и на Украине найти ненамного худших – в конце концов, все мы одну советскую аппаратную закалку проходили. Представитель Казахстана возглавит верхнюю палату парламента, Узбекистана – нижнюю. Найдутся серьёзные кресла и для других республик – лишь бы захотели эти кресла занять.

Тут, правда, важно не переборщить. Ливан конституционно закрепил распределение власти между представителями различных религиозных общин. На несколько десятилетий это стабилизировало страну – но когда соотношение численностей и богатств общин заметно изменилось, а власть не переделили, взорвалась гражданская война. Следовательно, нужно предусмотреть механизмы пересмотра властных квот. Всё равно главная реальная мощь – а значит, и верховная власть – останется за Россией.

Кстати, в каждой постсоветской стране хватает межобщинных разногласий. Кое-где трения повсеместны, но чаще принимают межрегиональный характер. Самые известные примеры – Абхазия, Карабах, Чечня. Но надо учесть и этнические различия запада и востока Украины, и рознь севера и юга Казахстана, и даже высокую концентрацию русскоязычного населения в Нарве и Висагинасе… По мере развития союза всё больше подобных «горячих точек» окажутся не приграничными, а внутренними – серьёзный стимул к ослаблению накала.

А уж национальные республики России вовсе потеряют реальное желание требовать повышенной автономии, если увидят, что и независимые государства возвращаются к былому единству. Следовательно, страна станет устойчивее.

Заодно вырастет и обороноспособность России. Ракетно-ядерный конфликт сейчас, к счастью, почти невероятен. А все остальные угрозы существенно ослабевают с расширением границ. Да и оборонная промышленность восстановит и прежнюю кооперацию, и прежний рынок сбыта.

Словом, в нынешних условиях нам можно – и нужно! – использовать арабский опыт образца 1971-го. И мы можем не бояться, что кто-то захочет слишком много суверенитета. Суверенитета у соседей уже больше, чем они в состоянии реально переварить. И фактически они охотно откажутся от немалой его доли. А формально – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось.

Кстати, и Западу не к чему будет придраться: следуем мировому опыту. Возможно, формально не самому прогрессивному – так они нас в любом случае и во все времена числят отсталыми. И пусть числят: Россия вновь обрела возможность не сердиться, а сосредоточиваться.

Воссоединение необходимо. Перекроенную страну пора сшивать заново

Нынешняя политика постсоветских республик изобилует заявлениями о пагубности советской эпохи, о необходимости покончить с её последствиями.

Даже если официальная власть не настаивает публично на полном неприятии прошлого, найдутся желающие высказаться на сей счёт от имени – хотя и не всегда по поручению – всего народа. Так, лозунг «Смаленск – Бяларусь» всё ещё встречается на форумах соответствующей тематики в Интернете.

Разве что Литва не отметилась ни политическими претензиями, ни экономическими. Там дали гражданство «по умолчанию» всем жившим в республике к моменту провозглашения независимости, не требуют (в отличие от соседней Латвии) многомиллиардной компенсации за «советскую оккупацию», не желают изъять соседские земли… На редкость наглядная иллюстрация правила «живя в стеклянном доме, не швыряйся камнями в соседа». Главный литовский порт – Клайпеда – ещё недавно был прусским Мемелем и даже упоминался в государственном гимне: «От Мааса до Мемеля, от Эча до Бельта Германия превыше всего в мире». Литовские политики знают: в марте 1939-го – по первому же требованию Хитлера к независимой тогда республике – порт, отошедший под литовский контроль по итогам Первой Мировой, был возвращен Германии. Только благодаря пребыванию в СССР Литва вновь получила порт по итогам Второй Мировой – и вряд ли горит желанием пересматривать эти итоги.

К сожалению, многие другие республики не столь благоразумны. Просто требуют пересмотра лишь той части советских деяний, кои нынешним властям не по нраву. И деликатно забывают обо всём прочем. Скажем, нынешние границы Украины целиком – от Керчи до Хутора Михайловского, от Харькова до Ужгорода – сформированы исключительно решениями советских правителей.

Россия – как и Литва – не требует изменения обстановки, созданной в советские времена. Хотя как раз у нас есть для этого самые веские основания. Нашу республику обворовали в откровенно личных интересах вождей.

Россия издавна прирастала самыми разными культурами, народами, героями. В том числе и элита наша всегда была весьма разнородна. Вспомним хотя бы беспрестанные споры о происхождении Рюрика. Едва ли не каждая родословная в Бархатных книгах начинается с выходца из-за российского рубежа. Вернейшей опорой престола и костяком офицерского корпуса пару веков подряд были остзейские немцы. Естественно, от вождей новой – коммунистической – эпохи тоже никто подвохов не ждал. Вот и воссели на кремлевский престол бывший закавказский абрек, а за ним потомок донецких шахтёров. Тем более что по обычным российским понятиям оба – свои, соотечественники.

Увы, ни Джугашвили, ни Хрущёв не отличились бескорыстием тех же остзейцев. Каждый из них откромсал изрядный кусок в пользу своей малой родины. Возможно, ничего дурного они в виду и не имели: Абхазия, юг Осетии, Крым оставались в пределах вверенной им великой державы. Но в политике – как справедливо указал Отто Эдуард Леопольд Карл-Вильхельм-Фердинандович князь фон Бисмарк унд Шёнхаузен – важны не намерения, а возможности. Перекройка межреспубликанских границ создала возможность поставить жителей изрядных регионов под контроль чуждых им властей, принудить к бегству или ассимиляции. А уж кто и когда эту возможность использует – дело дальнейшего хода истории.

Сама по себе передача земель могла оставаться мирной только в рамках коммунистической идеи пролетарского интернационализма. Нынче эту идею в сопредельных странах числят крамолой. Может быть, и нам давно пора отказаться хоть от малого кусочка коммунистического наследия – отречения от земель, населённых нашими соотечественниками, доселе тяготеющих к нам?

Правители советских времён заботились прежде всего о своей малой родине. Порою это доходило до смешного: скажем, при Брежневе власть днепропетровского клана по всему Союзу была столь велика, что нынешним легендам о питерских далеко до тогдашней реальности. Хотя бы потому, что и Ельцин, и Путин заботились обо всей стране. Конечно, её интересы они видели в очень разных ракурсах – но по крайней мере не сводили свои обязанности к стремлению «порадеть родному человечку».

Правда, Ельцин, мягко говоря, недооценил последствия своего соучастия в беловежских соглашениях. Конечно, некоторые смягчающие обстоятельства у него есть: в ту наивную эпоху результатам референдумов ещё многие верили, так что свежеизбранный президент Украины Кравчук обыграл привезенное им число «⁵/₆ избирателей проголосовали за независимость» как угрозу полномасштабной войны по югославскому образцу в ответ на любые попытки принудить его самого к сохранению южной окраины Руси в Союзе. Но в обязанности политика входит не только умение блефовать, но и, помимо прочего, умение не покупаться на чужой блеф. И уж по меньшей мере Крым никак не следовало оставлять под киевской властью, уже откровенно продемонстрировавшей если не прямую вражду, то по меньшей мере явную неприязнь ко всему русскому.

Земли, перетасованные Джугашвили и Хрущёвым, доселе не смирились со своим статусом щедрых подарков. И тем самым постоянно напоминают: пора нашим правителям делать следующий шаг – заботиться не только о территориях, официально вверенных их попечению, но и о краях, искусственно отторгнутых, поставленных под чуждую этнически озабоченную власть и формально числящихся внероссийскими. Не перейти ли от формы – да ещё покоящейся на сомнительной для многих идеологии – к содержанию?