Текст книги "Кража"

Глава 13

Сидя на диване в гостиной лорда Мэннеринга, Ноэль с сочувствием смотрела, как Мэри нервно теребит складки своего форменного платья и испуганно таращит на нее глаза, будто перед ней выстроился ряд расстрельного взвода.

Как только лорд Мэннеринг представил их друг другу, рассказав Мэри, кто такая Ноэль и о чем она собирается говорить, как девушка мгновенно отгородилась от гостьи невидимым барьером.

– Мэри, – сказала наконец Ноэль, понимая, что болтовня ни о чем не принесет ей успеха, и потому решила взять быка за рога, – я здесь не затем, чтобы расстроить вас или запятнать репутацию вашей покойной госпожи. Даю слово, что я не использую вашего доверия во зло.

– Простите мою дерзость, миледи, – отвечала испуганная горничная, ерзая на краешке стула, – но тогда зачем вы здесь? Я уже ответила на все вопросы лорда Тремлетта. Больше мне нечего сказать. – В глазах ее уже заблестела предательская влага. – Я сама хотела бы знать, кто украл картину и убил леди Мэннеринг. Если бы я это знала, то была бы счастлива помочь засадить злодея в Ньюгейт. Но я не знаю этого.

– Не буду оскорблять вас ложью, Мэри, – решительно сказала Ноэль. – Я здесь для того, чтобы просить вас рассказать все, что вы знаете не только об ограблении, но и о том, что прямо или косвенно могло бы помочь вычислить преступника. Лорд Тремлетт считает, что вы рассказали далеко не все, что известно вам. Полагаю, что вы неискренни потому, что храните верность покойной госпоже. Не так ли?

Мэри смутилась, но пока не проявила готовности капитулировать.

– Я несколько раз встречалась с леди Мэннеринг, – продолжала Ноэль. – Я видела ее на приемах, где бывала с родителями. Прелестная, милая женщина, она была гораздо моложе своего мужа… Я понимаю, Мэри. как трудно молодой женщине быть замужем за человеком намного старше тебя, занятым только делами, проводящим ночи над папками с. бумагами. Удел такой женщины – одиночество. Уверена, леди Мэннеринг чувствовала то же самое. Едва ли можно счесть грехом желание скрасить свое одиночество.

– Она была преданной женой, – сказала Мэри, воинственно вздернув подбородок.

– Я не сомневаюсь, – отвечала Ноэль, следя за тем, чтобы ее тон оставался искренним. – Я здесь не для того, чтобы судить ее. У меня нет на это права. Все, чего я хочу, это помочь поймать негодяя, отнявшего у нее жизнь.

– Почему? – спросила Мэри. – Какое вам дело до смерти леди Мэннеринг?

– Это сложный вопрос, он требует длинного и сложного ответа.

Мозг Ноэль лихорадочно работал – она пыталась понять, насколько она может быть откровенна с Мэри. В конце концов, она решила, что может изложить основные факты,

– Возможно, что человек, который причинил зло вашей хозяйке, мне хорошо известен, даже некоторым образом очень близок мне. И в этом случае мне тоже угрожает опасность.

Мэри вздрогнула:

– Так почему вы не добьетесь, чтобы этого человека арестовали?

– Потому что я не располагаю доказательствами. Пожалуйста, Мэри, я опасаюсь за свою жизнь. Клянусь вам, что не скажу ни слова лорду Мэннерингу из того, что вы сообщите мне. Мне очень жаль леди Мэннеринг. И человек, отнявший у нее жизнь, должен быть наказан. Мэри, поверьте мне, я добиваюсь только этого.

– Что вы хотите знать, миледи? Сквозь плотные облака сверкнул луч солнца – луч надежды.

– В жизни леди Мэннеринг был кто-то, кем она особенно дорожила? Был ли мужчина, кто предложил ей внимание, на которое её муж был неспособен из-за своей занятости? – Ноэль поставила на столик свою чашку с чаем и пытливо смотрела в лицо горничной. – Вы можете мне помочь, Мэри? Я знаю, что леди Мэннеринг отпустила из дома всех слуг в ночь, когда умерла. Вероятно, ей было необходимо на время избавиться от них. Это значит, что она ждала гостя. Возможно, этот гость замешан в преступлении. А если нет, то мог в ту ночь быть здесь и, вероятно, видеть что-то или кого-то, причастного к убийству. Мэри, не опасайтесь меня.

И вновь наступила напряженная пауза.

– И вы ничего не передадите лорду Мэннерингу из того, что я скажу вам? Поймите, я дорожу своей работой и своей репутацией, – произнесла наконец Мэри. – Лорд Мэннеринг обещал устроить меня на работу в дом, где хозяйка нуждается в опытной горничной. Если он узнает подробности, известные мне, если только заподозрит, что я кое-что знала о личной жизни ее светлости и не сообщила ему, он не только откажется помочь мне, он просто выгонит меня на улицу. Пока полиция не сообщила ему, что его жена была… – Она умолкла и судорожно сжала руки, лежавшие на коленях.

– Нет, Мэри, я ни словом не обмолвлюсь лорду Мэннерингу.

Мэри кивнула. Теперь, казалось, Ноэль не только убедила ее, но и принесла большое облегчение ее душе.

– Я вам верю. На лице Мэри отразилась признательность, хотя она все еще нервно сжимала и разжимала руки, почти скрытые складками ее форменного платья.

– Видите ли, миледи, я ни одной ночи толком не спала с момента убийства. Снова и снова я спрашивала себя, не предаю ли свою хозяйку тем, что храню про себя то, о чем догадываюсь. Но дело в том, что точные факты мне неизвестны и рассказывать мне, собственно, нечего. Да, у ее милости был мужчина. Но только это ничего нам не дает. Она ведь мне не многое доверяла. Но иногда она заговаривала об этом мужчине и о том, как он не похож на лорда Мэннеринга.

– И что же она о нем говорила?

– Что он ее обожает, что в нем есть обаяние, которого не встретишь в англичанах, постоянно сдержанных и сохраняющих ледяное спокойствие.

– Так он не был англичанином?

– Нет, он был откуда-то с континента.

– С континента, – повторила Ноэль, и сердце ее отчаянно забилось. – А она не говорила, из какой он страны?

– Нет, – покачала головой Мэри.

– Подумайте, Мэри. – Ноэль сжала ее руки. – Что еще она говорила о нем? Она описывала его? Показывала какие-нибудь его подарки? Упоминала, почему он живет в Англии и что свело их вместе?

Мэри смущенно морщила лоб, пытаясь вспомнить. – Она говорила, что он очень красив и что в его внешности есть нечто экзотическое, – Мэри вдруг просияла, что-то вспомнив. – Она говорила, что только на континенте мог быть рожден мужчина столь пламенный и вместе с тем столь нежный и внимательный. А вот почему он живет в Англии или что свело их вместе… – Она пожала плечами – Об этом я ничего не знаю. Что же касается подарков, то вот… – Высвободив одну руку, Мэри порылась в кармане и извлекла пару изящных сережек с сапфирами. – Я хранила их у себя по просьбе леди Мэннеринг. Она боялась, что муж увидит их, если она будет хранить их в своей шкатулке с драгоценностями. Вот как я узнала, что эти сережки – подарок ее поклонника. Она осмеливалась их надевать только в те вечера, когда ее мужа не было дома и, вероятно, ее посещал этот мужчина.

Ноэль тронула пальцем сверкающие синим огнем сапфиры. Камни были небольшими, но необыкновенной огранки и в изумительно изящной оправе.

– Но я могу с уверенностью сказать, что их не было на ней в ночь, когда она умерла.

Мозг Ноэль лихорадочно работал.

– А кто-нибудь еще знает об этих сережках?

Мэри молча покачала головой.

– Я могу взять их с собой на время? Обещаю, что буду чрезвычайно осторожна.

– Мне они не нужны, – ответила Мэри невыразительным тоном. – Что мне в них, когда моей госпожи больше нет? Пожалуйста, возьмите, я не хочу их видеть.

Крепко зажав серьги в руке, Ноэль размышляла об этом неожиданном повороте дела. Наконец-то в ее руках оказалось нечто вещественное, нечто осязаемое.

– Мэри, вы не припомните, когда леди Мэннеринг получила этот подарок? – спросила Ноэль в надежде установить дату покупки, чтобы сузить поле поисков.

– Думаю, месяца полтора назад. Вскоре после того, как они познакомились,

– А леди Мэннеринг говорила вам, где они встретились впервые, или упоминала кого-нибудь, кто их познакомил? – Ноэль хотела установить связь между событиями, при которых Бариччи мог заметить леди Мэннеринг, и обстоятельствами, когда он узнал, что она владеет полотном Рембрандта.

Мэри снова нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.

– У меня осталось смутное впечатление, что они познакомились на концерте или на балете.

– Почему вам так кажется?

– Потому что она несколько раз говорила мне, что он вращается в мире красоты, что заставляет его ценить мелодию ее души, неслышную другим.

Ноэль шумно вздохнула.

– Конечно, это вполне могло относиться и к танцам, и к музыке. – Она пытливо смотрела на Мэри. – Но с другой стороны, он мог быть связан и с миром изящных искусств.

Мэри вновь нахмурилась, чтобы понять слова гостьи.

– Искусств? Вы имеете в виду картины?

– Да, я имею в виду именно живопись. – Ноэль крепче сжала ее руку, стараясь показать, как важно, чтобы Мэри вспомнила все подробности, каждую мелочь. – Вы сказали, что поклонник леди Мэннеринг бывал здесь нечасто. Не помните, сколько именно раз, и сколько раз слуг отсылали?

Возможно, тогда нам удастся установить даты его визитов.

– Не более четырех или пяти раз. Первый раз нас отпустили на несколько дней. Потом отпускали только на ночь, Я помню, что один раз это было во вторник. Не в последний вторник, а за неделю до этого. А после этого, вероятно, в ночь ограбления. – Мэри безнадежно покачала головой, – Увы, миледи, я не помню дат его других визитов.

– Но все это длилось около двух месяцев?

– Да.

– Еще один, последний вопрос, Мэри. – Ноэль так хотелось надеяться, что этот вопрос принесет желанные плоды. – До того как в ночь ограбления вы ушли из дома, не говорила ли леди Мэннеринг и не делала ли она чего-то необычного для нее? Возможно, теперь, когда вы знаете, что произошло дальше, ее слова или поведение приобрели в ваших глазах новый смысл? . Мэри медленно кивнула:

– Да, и по правде говоря, именно это не дает мне покоя. Рождает во мне чувство вины. что я до сих пор не обратилась в полицию. И все же не было ничего существенного, что я могла бы доказать. Осталось только чувство беспокойства…

Ноэль ощутила трепет предвкушения.

– И чем же вызвано ваше чувство?

– Видите ли, каждый раз, когда приходил этот джентльмен, леди Мэннеринг вела себя как школьница. Когда я одевала и причесывала ее, она сияла. Но в последнюю ночь все было иначе. Она была полна нетерпения увидеть его и в то же время казалась необычайно нервной и рассеянной. Она постоянно оглядывалась через плечо, будто опасалась, что он появится в дверях ее спальни, явившись раньше времени.

– Вы не спросили ее о причине столь необычного волнения?

– Спросила. Она попыталась меня успокоить, сказала только, что ее возлюбленный иногда проявляет столь бурные чувства, что это ошеломляет и даже пугает ее. И в эту ночь она нервничала и волновалась, боясь обмануть его надежды и разочаровать его, – Вы не видели его в ту ночь, как он приехал?

– Нет. Ни в ту, ни в другие разы. – Мэри высвободила руку, вытащила платок и отерла глаза. – Как я и сказала, леди Мэннеринг была очень стыдливой и дорожила своей репутацией. Я ни разу не видела, как приходит и уходит ее кавалер. Когда я оставила ее, она была одна. И в ту ночь, в ту ужасную ночь… когда я вернулась на следующее утро… – Слова Мэри оборвали глухие рыдания. – На следующее утро я нашла ее мертвой.

Ноэль встала, завернула серьги в носовой платок и аккуратно положила в карман, Нежно и участливо, положив руку на вздрагивающее от рыданий плечо Мэри, она сказала:

– Благодарю вас. Не могу выразить, как важно то, что вы рассказали. Это очень существенно для разоблачения убийцы вашей госпожи. Но, Мэри… – Ноэль подождала, пока женщина поднимет голову и встретит ее выразительный взгляд, – я попрошу у вас той же услуги, что вы попросили у меня. Не говорите никому о нашей беседе, ни одной живой душе. И не только ради репутации леди Мэннеринг, не только ради того, чтобы сохранить за собой место. Если человек, о котором мы только что говорили, виновен в убийстве, он не колеблясь убьет любого, кто может располагать какой-либо информацией о нем. Поэтому, пожалуйста, ради вашей собственной безопасности позвольте заниматься этим делом лорду Тремлетту. И забудьте все, что рассказали мне.

Мэри смотрела на нее широко раскрытыми испуганными глазами и кивнула:

– Я так и сделаю.

Эшфорд уже с час мерил нервными шагами дорожку у ворот городского дома лорда Бромли, когда наконец подъехал экипаж Ноэль.

– Эшфорд! – Лицо Ноэль осветилось радостью. Она соскочила на землю и побежала к нему навстречу. – Когда ты?..

– Где Грейс? – спросил он, оглядывая улицу и не видя ее преданной горничной.

– Я уговорила папу отпустить меня одну. Грейс чересчур ревностно исполняет свои обязанности, она могла бы помешать. Но меня отвез туда и привез обратно папин кучер. Право же, все обошлось прекрасно. – Ноэль посмотрела на него с укором: – Значит, такты представляешь себе встречу двух влюбленных после долгой разлуки? Ты не видел меня два дни.

Эшфорд глубоко вздохнул и, не в силах больше хранить суровость, бросился к ней, раскрыв объятия.

– Я волнуюсь за тебя всякий раз, когда теряю тебя из виду, – пробормотал он, прижимая ее к себе. – А тоска по тебе просто непереносима.

– О, это лучше, намного лучше, чем отчитывать меня за вполне разумное поведение. – С легким вздохом Ноэль потерлась лицом о его сюртук. – Я так рада, что ты здесь. Когда ты приехал?

– Я несся по улицам, как разбойник с большой дороги. Моя коляска превратилась в старую рухлядь. В моем городском доме я только бросил в холле свои вещи и помчался прямо сюда. Жду тебя уже почти час.

Ноэль улыбнулась ему, кокетливо откинув головку.

– Так ведь ты мог войти в дом. Папа был бы рад твоему обществу. Я уверена, что и он непрерывно шагает все это время взад и вперед. Только не по улице, а по комнате.

– Но если бы я вошел и начал шагать рядом с твоим отцом, то не смог бы встретить и обнять тебя, как сейчас.

Не обращая внимания на проезжающие мимо экипажи, Эшфорд увлек Ноэль под дерево и припал к ее губам долгим и нежным поцелуем. Эшфорд нежно, как младенца, баюкал ее голову в ладонях, его пальцы как бы сами собой потянулись к ее шелковистым волосам, гладя и перебирая их.

– Мне было страшно за тебя, – бормотал он. – Я не мог спать по ночам. Лежал без сна и думал о тебе. Не знаю, что хуже: спать под одной крышей с тобой и терзаться от неутоленного желания или знать, что ты на расстоянии многих миль от меня и я не могу сжать тебя в объятиях.

Пальчики Ноэль гладили его лицо. Она внимательно разглядывала его, ища ответа на мучившие ее вопросы, ответа, от которого зависело их общее будущее.

– Ты сделал, что собирался? Решил все, что был намерен решить? Сумел избавиться от своих обязательств?

В глазах Эшфорда промелькнули противоречивые чувства – уверенность, смешанная с настороженностью. Ей показалось, что он готов что-то рассказать ей, но удержался и промолчал. Наконец он сказал, тщательно подбирая слова:

– Да, я это сделал. – В Маркхеме? Эшфорд не отвел взгляда:

– Да, в Маркхеме.

Уловив в его тоне твердую решимость, Ноэль почти успокоилась. Даже подумала, что в нем нет никакого внутреннего разлада. Он ведь, кажется, был готов все рассказать ей и окончательно избавиться от пут, привязывавших его к прошлому и отдалявших от нее.

– Значит, мы можем теперь об этом поговорить? – спросила она,

– Мне действительно надо многое сказать тебе, но это сейчас менее Существенно, чем твои новости.

Интуиция и наблюдательность не обманули ее. Он не избавился от противоречивых чувств; любовь к ней и желание быть с ней откровенным спорили с осторожностью.

– Эшфорд?

– Да, мы должны поговорить и поговорим скоро. – Он попытался смягчить уклончивость своего ответа, прижавшись губами к ее ладони и покрывая ее поцелуями. – Но не теперь! Теперь я хочу узнать, чего ты добилась в доме Мэннерингов. Ведь ты только что оттуда?

– Да, – хмурясь, ответила Ноэль. – Но…

– Послушай, – начал он, стараясь говорить убедительно, преодолеть возникшую между ними напряженность. – Как бы я ни хотел остаться здесь и целовать тебя до заката, я не смогу этого сделать. В конце концов проезжающие мимо экипажи начнут останавливаться, а сидящие в них люди глазеть на нас. И дело окончится скандалом, не говоря уже о гневе твоего отца.

– Ты пытаешься сбить меня с толку. Не заблуждайся – я прекрасно все понимаю. – Она вздохнула и замолчала. – Ладно. Поговорим сначала о Мэри и нашей с ней беседе… Но подумаем о папе. Он весь день не находит себе места. И тоже захочет послушать меня.

Улыбка Эшфорда потускнела, а глаза подозрительно сощурились.

– Не находит себе места? Почему? Неужели этот сукин сын Сардо?..

– Нет, – отмахнулась Ноэль. – Андре вчера появился у нас через час после нашего приезда, мы еще не успели устроиться. И папа сказал ему вполне определенно, что я слишком устала с дороги и в течение по крайней мере двух дней никого не буду принимать. Папа сказал ему это не допускающим возражений тоном. Андре примирился и ушел. С тех пор он не появлялся.

– Ему повезло. Значит, он может еще пожить.

– Я в восторге от твоей ревности. – Ноэль не могла удержаться от улыбки. – Хотя она и необоснованна. – Ноэль схватила Эшфорда за руку и потащила к дому. Возбуждение, звучавшее в ее голосе, не ускользнуло от его внимания.

– Так Мэри что-нибудь рассказала тебе?

– Не только рассказала, но и кое-что дала. А мы, я думаю, сумеем с пользой распорядиться добытым добром.

Пальцы Эшфорда потянулись к носовому платку, который Ноэль торжественно извлекла из кармана. Ноэль металась по гостиной, не в силах усидеть на месте, ожидая реакции Эшфорда на появление сапфировых сережек.

– И что у нас здесь? Подарок любовника?.. Ноэль засыпала Эшфорда вопросами:

– А мы сможем установить их происхождение? Узнать, где и кем они были куплены? Приведет это нас к Бариччи?

О, как Эшфорд понимал ее: Ноэль горела азартом слежки и погони.

– Это зависит от того, кем и где они куплены. Но все равно это отличная работа, Ноэль. – Эрик подошел к ним, чтобы рассмотреть сережки.

– Мне кажется, что сам Бариччи выбрал бы другие – эти не кричащие, а элегантные.

– Верно. Но ведь мы никогда не видели подарков, которые Бариччи делает своим любовницам. Не так ли? – спросил Эшфорд Эрика. – И тому есть причины. Он всегда рассчитывает только на свое обаяние. Видно, он очень хотел завоевать сердце Эмили, если нарушил свой принцип. Вкус Бариччи по части драгоценностей нам тоже не известен…

– Вообще, что дает нам этот подарок? – задумчиво спросил Эрик. – То, что у них существовала любовная связь, уже доказано. Бариччи даже вызывали в полицию, допрашивали о его отношениях с убитой и выяснили, что он провел с ней ту ночь, когда была украдена картина. Но даже это не доказывает его преступления. – Мне еще удалось узнать, что эти сережки появились у Эмили Мэннеринг почти сразу же после их знакомства – месяца два назад, – заметила Ноэль. – Всего он бывал у нее, по словам Мэри, не более четырех или пяти раз… Да, и еще – Мэри показалось, что перед последним свиданием госпожа очень нервничает и даже опасается своего возлюбленного.

– Это очень ценные сведения. – В глазах Эшфорда светилась гордость, гордость за ум и находчивость необыкновенной Ноэль. – Теперь мы должны возбудить подозрение у полиции – пусть выясняют у Бариччи, почему убитая опасалась его… Если же мы установим, что визиты Бариччи участились непосредственно перед ограблением, то снова можем привлечь внимание полиции к этому факту. Мы даже подскажем полиции мысль о том. что Бариччи, возможно чем-то угрожал Эмили и ее нервозность могла объясняться именно этим. Не хотел ли он раскрыть тайну появления у нее сапфировых сережек?

– Ну и что? Могут его арестовать на основании столь шатких подозрений? – усомнился Эрик.

– Но они вернутся к расследованию и допросят его снова. На сей раз с большим пристрастием – И это поможет открыть ящик Пандоры, чего так боится Бариччи. Особенно если, как я подозреваю, картина Рембрандта все еще находится у него. Подозрения полиции затруднят ее продажу. – При этих словах Эшфорд бросил торжествующий взгляд на Эрика и Ноэль. – Короче говоря, все это выбьет Бариччи из колеи. А я добавлю масла в огонь, использовав доступные мне рычаги давления.

– Это уже звучит обнадеживающе, – согласился Эрик.

– А все начинается с этого, полиция любит, когда в руки ей попадают вещественные доказательства. – Эшфорд разглядывал сережки, поворачивая их на ладони. – По словам Мэри, поклонник леди Мэннеринг подарил их ей месяца два назад… Прекрасно. Я так понимаю, что это было до рождественских праздников, и пусть эта дата станет отправной точкой в нашем расследовании. А я постараюсь выяснить точно, когда и кем они были куплены. – Он бросил быстрый взгляд на часы. – Сегодня уже слишком поздно посещать местных ювелиров. Но если они были приобретены иным способом… – Эшфорд умолк и принялся заворачивать серьги в носовой платок. – Подумаю, что тут можно сделать.

– Сегодня вечером? – в испуге спросила Ноэль. . Эшфорд постарался успокоить ее:

– Нет причин для беспокойства, Ноэль. Я более чем привычен к ночной жизни. Все будет в порядке.

– Я обеспокоена вовсе не тем, что вы не сумеете справиться с лондонским сбродом, – ответила она, слишком расстроенная, чтобы выбирать слова. – Я надеялась, что вы останетесь обедать и у нас будет возможность поговорить. Он бестрепетно встретил ее взгляд:

– Не сегодня, Ноэль. Как бы я ни хотел остаться, но у меня есть дело.

Ноэль испытывала желание дать ему пощечину, настолько разочарованной и бессильной себя почувствовала. Она была уверена, что его желание поскорее уйти не имело никакого отношения к Бариччи, но было напрямую связано с их незаконченным разговором. Почему он не захотел говорить с ней откровенно? Что произошло в Маркхеме? И что он хотел утаить от нее?..

Слова Эшфорда пробудили в ней рой новых подозрений. Какого бы рода ни была та работа, на которую он ссылался, – это было посерьезнее разговора с ювелиром. Она чувствовала: он должен был «заплатить по векселям» и исполнить свой долг. То есть наконец обрести мир и успокоиться. Но то, что Эшфорд намеревался предпринять, таит в себе серьезную опасность – это Ноэль чувствовала всем своим существом.

И сердце ее сжалось от тягостного предчувствия.

«Боже мой – думала она. – Мы только-только узнаем, открываем друг друга! Если что-нибудь случится с ним…» Подчиняясь первому побуждению, она схватила его за руку:

– Подождите, Эшфорд! Куда вы идете? Он положил свою ладонь поверх ее руки и проникновенно посмотрел на нее: …

– Это мой долг, Ноэль. Я связан с уродливым миром и не хотел бы, чтобы он хоть как-то затронул вас. И не хочу даже, чтобы вы знали, куда я отправляюсь.

– Хорошо, пусть я этого не узнаю до вашего возвращения, – согласилась она, но мозг ее лихорадочно работал и искал способа убедить его и отца позволить ей сопровождать его. – Но потом…

– Нет-нет, вы не узнаете этого даже потом. – Ответ Эшфорда подействовал на Ноэль как ушат ледяной воды. Он прозвучал настолько жестко и неумолимо, что она окончательно растерялась.

– Неужели я не узнаю даже потом? – повторила она, переводя с него глаз, не в силах поверить своим ушам.

– Нет, – твердо ответил он. Его тон и выражение лица были непреклонны и неумолимы.

Она поняла это, как и то, что он собирался защитить ее не от грязной стороны лондонской жизни с ее лавчонками и ростовщиками, а отгородить ее от своей тайной жизни, от той части своего прошлого, с которой собирался навеки расстаться,

Этот странный человек не желал говорить ей правды о своем прошлом, даже когда с ним будет покончено. Она ничего не могла с этим поделать! Он обещал не рисковать своей жизнью – и это уже хорошо.

– Ноэль, лорд Тремлетт прав, – вмешался Эрик, хотя он и не понимал, почему его дочь так остро воспринимает нежелание Эшфорда посвятить их в тайну своих дел. – Тебе нет нужды узнавать подробности жизни лондонского дна. Пусть граф решает свои задачи так, как считает нужным. Он ведь сказал, что привык к самостоятельным действиям.

– О, знаю, что привык. – Ноэль изо всех сил старалась говорить ровным, беспечным тоном, не выдавая своего волнения. Она собрала всю свою волю, чтобы скрыть истинные чувства, и на этот раз ей это удалось.

– Мне пора, Ноэль, – прошептал Эшфорд, нежно коснувшись губами ее пальцев. – Иди, тебя ждут к обеду. Я буду у вас завтра. Постараюсь не заставить себя ждать.

– Очень хорошо, – согласилась она неохотно, – что же мне остается делать… Я сдаюсь…

– Поговорим обо всем завтра, – пообещал Эшфорд. Он, повернулся к двери.

Ноэль смотрела ему вслед, прищурив глаза. «Ты ошибаешься, Эшфорд, – молча пообещала она ему. – Мы поговорим сегодня вечером».