Текст книги "Плод воображения"

119. Лада: «Пойдем отсюда на свежий воздух»

Она вырубилась, когда ей оставалось лишь протянуть руку, чтобы схватиться за кусок стальной трубы с расплющенными краями, торчавший из щели в полу. Кто-то (она даже знала кто) подсказывал, что трубой заблокирован скрытый механизм. От нее требовалось только выдернуть блок. Но не получилось.

До этого всё шло сравнительно неплохо, первую треть пути она справлялась сама, невзирая на кромешную тьму и дождь, который назойливо падал из этой тьмы. Потом дождь сделал свое мокрое дело, и наступил момент, когда она, подсветив фонариком примитивную карту, врученную ей бородатым уродом, уже не смогла ничего на ней разобрать. Всё расплылось и на клочке бумаге, и у нее в голове. Она обнаружила, что не в состоянии запомнить и воспроизвести даже простенькую схему. Ей оставалось проклинать свою болезнь и тупость, из-за которой она не воспользовалась хотя бы каким-нибудь дерьмовым целлофаном.

Так что некоторое время она двигалась наугад, сжигая остатки топлива, главным компонентом которого была ненависть к себе. Потом иссякла и ненависть. Смерть хихикала из темноты, из-за завесы дождя, из-за каждого угла. Лада задумалась, не покончить ли со всей этой клоунадой прямо сейчас, пока она еще в состоянии нажать на спуск. И тут она увидела золотистого ретривера.

Поскольку фонарик был выключен, она поняла, что это необычная собака, – должно быть, та светилась сама по себе, словно ходячая радиоактивная помойка. При этом ретривер выглядел вполне добродушно, в отличие от тварей, шествие которых она наблюдала однажды с балкона церкви. И всё же, когда он начал приближаться, она решила, что такой спутник ей ни к чему. Возможно даже, бедняге Эрику пришлось бы вторично стать мишенью, если бы в следующую секунду Лада не услышала голос Парахода.

С его помощью (или с их помощью, если считать еще и светящуюся собаку-поводыря) она добралась до подземного гаража и даже сумела протиснуться мимо замаскированной ловушки – посланный ей образ цыплячьей тушки на вертеле был убедителен. Параход удерживал ее сознание сфокусированным на цели и, похоже, частично подавлял боль, которой она почти не чувствовала, но он был не в состоянии компенсировать ее крайнее физическое истощение. В результате тело отказало первым, и Лада отрешенно, будто со стороны, наблюдала за собственным падением. Оно сопровождалось отчаянным воплем Парахода и собачьим лаем, который она внезапно услышала, когда выронила фонарик и перестала видеть стену перед собой.

Пес подскочил к ней и сделался гораздо более реальным, чем прежде, в то время как остальной мир стремительно удалялся от нее. Последнее, что она запомнила, – это длинный черный язык ретривера, облизавший лицо, залепивший губчатой массой рот и нос, а затем и глаза.

* * *

Голос юнца из ее кошмарных снов появился задолго до того, как она осознала свое существование. В движении к бытию она отставала от голоса на достаточно заметный срок, чтобы не возникало вопросов, кто первичен. Этот голос управлял, дирижировал всем, в том числе ее возвращением. Теперь она с запаздыванием улавливала смысл отлетевших фраз, словно свет далеких, уже погасших звезд. Этот голос давал ей еще один шанс, позволял протянуть еще немного. Голос как будто советовался, спорил, размышлял наедине с самим собой. Потом, когда она окончательно пришла в себя, ненавистный голос сделался тихим, почти незаметным и неразличимым, но шепот остался и сопровождал ее постоянно, и она уже не могла отделаться от ощущения, что ее движения, намерения и вся оставшаяся жизнь расписаны посекундно и до смешного предсказуемы… только не для нее самой.

И, что хуже всего, голос Парахода тоже возник из этого шепота. В нем чувствовались радость и облегчение от того, что она вернулась, но вот в его неподдельности она сомневалась. Благодаря стараниям юнца, не осталось ничего неподдельного. Он отравил ее, и его яд растворился в крови и в мозгу. Она не верила, что теперь кто-нибудь сможет избавить ее от этого.

Она лежала, скорчившись, возле стены гаража, в метре от замаскированной ямы, и, несмотря на полумертвое состояние, отчетливо понимала: никакой собственной «свободной воли» не существует. И сейчас начиналось самое интересное – она должна была выбрать чужую. И подчиниться ей, как испокон веков поступали все те, кто нашел последнее утешение в слепой вере и твердил обреченно: «На всё воля Божья». Но им было проще – они верили. А она по-прежнему не верила ни во что.

Ее молчание, наверное, длилось слишком долго. Параход тоже замолчал. Может быть, смирился. А может, задохнулся.

Фонарик лежал поблизости. Судя по тусклому пепельному лучу, ему тоже оставалось недолго. Пес-поводырь исчез.

Лада протянула к трубе руку, более чем когда-либо похожую на птичью лапку, и на этот раз дотянулась. Сначала ей показалось, что клин вбит намертво. Она встала на колени и попыталась его раскачать. Какое-то время, несмотря на нарастающую боль в животе, она не могла отделаться от уверенности в своей бесплотности, в неспособности сдвинуть с места даже лист бумаги, не говоря уже о стальном рычаге. Но потом труба поддалась ее усилиям. Если бы сломался расплющенный конец, тогда всё пошло бы прахом в одном шаге от цели. Тот, кто подготовил эту ловушку, обладал своеобразным складом ума. Но могло быть и так – она знала по себе – что он просто выбрал соответствующего вдохновителя.

Действуя очень осторожно, ей всё же удалось выдернуть клин, и тут ее снова накрыла чернота. Она не сразу поняла, что это не внезапная слепота. Фонарик погас. Теперь она больше ничем не могла помочь Параходу. Чтобы выбраться, он сам должен был привести механизм в действие. Однако он почему-то не торопился. Она не слышала ничего, кроме очень тихого невнятного шепота, который притворялся фоном, но, вероятно, во многом был причиной происходящего. Обессиленная, она привалилась к холодной стене и, приложив к ней ладони и ухо, пыталась уловить малейшую вибрацию.

Некоторое время всё оставалось неподвижным, потом раздался тихий, но явственный скрежет. Стена дрогнула и начала поворачиваться. Лада отпрянула, гадая, в какую сторону нужно передвинуться, чтобы не оказаться раздавленной или не свалиться в яму – к той минуте она уже не представляла четко, где находится. Повинуясь исключительно инстинкту, она поползла вправо и, кажется, не ошиблась. Во всяком случае, вскоре она нащупала край стены, а это означало, что где-то рядом находится открывшийся проем. Как раз оттуда и донесся смех.

Несомненно, смеялся Параход. Ладу это сбило с толку и, можно сказать, испугало, но не сильно. Даже если он свихнулся, одним сумасшедшим в мире стало больше, только и всего. Хуже будет, если он в своем умопомрачении примет ее за кого-нибудь другого. Например, за Бородатого. Она не спешила высовываться и лезть к нему в объятия – мало ли на что способен псих-новичок…

По-настоящему страшно ей стало чуть позже, когда она услышала еще один голос из только что вскрытого подземелья. Она узнала его сразу – до этого голос достаточно долго звучал у нее в голове. Теперь она заметила, что избавилась от шепота, однако предпочла бы прежний невнятный фон тому, что было произнесено вполне вразумительно. Она невольно подслушала разговор, как будто не предназначенный для ее ушей, однако и это могло оказаться заранее подготовленным ходом в хитрой игре. Всего несколько слов – но их хватило, чтобы понять: юнец и Параход о чем-то договаривались.

Совершенно машинально она сняла пистолет с предохранителя и прижалась к стене, словно всерьез надеялась, что они ее не заметят, забудут о ее присутствии. А если не забудут и захотят продолжить партию, она застрелит обоих. «Нет, нет, – твердила она про себя, – это не иезуитская шутка, а компромисс. Возможно даже, ложь во спасение. Я бы на его месте тоже согласилась бы на что угодно». Его недавнее молчание теперь предстало перед ней в ином свете. И золотистый ретривер тоже…

Чья-то рука обняла ее за плечи. Она дернулась и едва не выстрелила в упор. Она ожидала услышать иронический смешок мальчишки (что-нибудь вроде: «Кхе-кхе… Ты опоздала, подруга!»), однако вместо этого хриплый низкий голос Парахода произнес:

– Пойдем отсюда на свежий воздух.

* * *

Она не успела прочувствовать хотя бы промежуточный хэппи-энд. Сначала надо было со всей осторожностью обогнуть яму, а Ладу уже шатало так, что ей пришлось дважды пережидать подступающий обморок, привалившись к стене. Параход держал ее – физически и не только. Порой ей казалось, что его голос доносится откуда-то сверху, а сама она очутилась на дне колодца, такого глубокого, что из него не видно ни звезд, ни неба.

То, что они наконец выбрались из гаража наружу, стало ясно по холодному душу, который на первых порах действительно показался освежающим, но очень скоро сделался леденящим. Она обхватила Парахода, чтобы не упасть, – он был почти горячим на ощупь. Господи, сколько же тепла в этих живых…

– Что дальше? – спросила она. Сама мысль о том, что без передышки должно последовать какое-то «дальше», была непереносимой. Она слишком устала.

– Надо валить отсюда. И чем скорее, тем лучше.

Против этого она не возражала… если только валить не на своих двоих. А иначе вроде бы не на чем…

Впрочем, над этой задачей долго мучиться не пришлось. Их ослепил свет, неожиданный, как удар из темноты. В первое мгновение обожгло глаза; наступила временная слепота, но под веками продолжали пульсировать фантомные вспышки. Параход оттолкнул ее в сторону. Она поразилась быстроте его реакции, но тут же поняла, что он если и не ожидал нападения, то, по крайней мере, о чем-то таком догадывался.

Жесткое приземление на асфальтовую дорожку перед гаражом едва не вытряхнуло из нее скелет, однако она так и не выпустила пистолет из сведенной судорогой руки. И очень кстати – тишину разорвали выстрелы. Одна пуля срикошетила от металлических ворот, а вторая, по-видимому, попала в цель. Параход зашипел и яростно выматерился.

К этому времени Лада уже кое-что различала, хотя всё еще находилась в конусе слепящего света нескольких мощных фар. Она могла оценить свое положение, которое выглядело безнадежным. Чахлые кусты по обе стороны дорожки служили смехотворным прикрытием, тем более что, падая, она до них и не долетела. Чувствуя себя выброшенной на берег медузой, она всё-таки попыталась убраться из освещенного пятна. Боковым зрением она заметила торчавшие из зарослей ноги Парахода в джинсах и говнодавах. Одна нога как-то нехорошо дергалась, и Лада мельком подумала, было ли это в его видениях будущего, когда он рассказывал ей, что однажды она его спасет, – а если было, то зачем называть сделкой утешительную сказочку для маленькой умирающей дряни…

Но оставалась некоторая вероятность того, что он ранен не слишком тяжело и просто пытается уползти в темноту. Она могла бы сделать то же самое… если бы в эту секунду не спросила себя: «Какого черта? Разве ты не за этим сюда приехала?»

Всё сделалось пронзительно ясным и не осталось неоплаченных долгов – во всяком случае, на этом свете. Откладывать дальше было ни к чему и незачем.

Она встала на колени, понимая, что никакая сила уже не поднимет ее на ноги. Пистолет, который она держала двумя руками, весил несколько тонн. Ей казалось, что она совершает самое медленное движение в своей жизни, – вероятно потому, что последнее. И невидимому противнику, наверное, тоже так показалось, по крайней мере, он этим воспользовался.

Следующая пуля попала ей в живот – ударила прямиком туда, где гнездилась болезнь, и, хотя Ладу качнуло назад, у нее на лице появилась гримаса, в которой с большим трудом угадывалась перекошенная улыбка: сейчас раскаленный свинец выжигал то, от чего ее не смогли избавить ни радиация, ни скальпели, ни передовая фармакология, ни хилеры.

Смерть действительно освобождает – теперь она точно знала это. Но не только освобождает. Иногда тот, кто нанес тебе смертельную рану, умирает чуть раньше, и это единственная компенсация, на которую ты можешь рассчитывать напоследок.

Лада завалилась на бок. С разорванными брюшными мышцами и внутренностями нечего было и мечтать о том, чтобы выпрямиться, но повернуть голову она еще была в состоянии. Зрение под конец сделалось на редкость острым, а голова – ясной. Единственное, что немного мешало, это завеса дождя.

Лада увидела, что к «роверу» приближается высокий мужчина плотного телосложения, с наголо обритой головой, которую он держал так, словно у него сломана шея. Глазных яблок у него не было. Он выглядел висельником, освобожденным из петли, и уж во всяком случае окончательно и бесповоротно мертвым, однако двигался быстро и почти бесшумно. Тот, кто минуту назад помешал Параходу и Ладе убраться подальше и жить недолго, но счастливо, теперь палил в незваного гостя из пистолета, расстреливая обойму. Оказалось, что это Рыбка. Надо отдать ей должное – она не дрогнула и не пыталась сбежать. Неподвижно стояла, прислонившись к кузову внедорожника, и стреляла в существо, которое никак не реагировало на крупнокалиберные пули, выпущенные практически в упор. А потом оно подошло к ней вплотную, и послышался хруст (Лада сильно подозревала, что подобный звук раздастся, если одновременно сломать пару десятков шейных и спинных позвонков), после чего парочка – убийца и жертва – удалилась в темноту, и остался только ощетинившийся горящими фарами «ленд ровер» с вмятиной во всю переднюю дверцу и секущий ледяной дождь, который неутомимо поливал город-призрак.

120. Параход: «Кажется, мне повезло»

Она умерла у него на руках, и на этот раз, едва он сунулся в чужие владения со своей жалкой взяткой, смерть ясно дала понять, что ей надоело ждать. Больше он не пытался – настойчивость могла дорого обойтись ему, но прежде всего Сероглазой. Под конец она пришла в себя и произнесла только три слова: «Оставишь меня здесь». Он понял, что это даже не последняя просьба, а приказ, причем не из тех, которые можно нарушить из якобы «гуманных» соображений. Несмотря на место, проливной дождь и развороченный пулей живот, это не была собачья смерть. Сероглазая хотела остаться здесь, и Параход прекрасно понимал почему. Он и сам хотел бы остаться.

Чудовищная усталость навалилась на него. Даже дышать было трудно, хотя еще недавно он подыхал от удушья и, когда пришло внезапное спасение, думал, что не надышится. Но мальчишка назначил ему следующую встречу, которая должна была состояться не здесь, а в двух тысячах километров отсюда, притом очень скоро – через неделю. Параход знал, что должен успеть. У него не было другого выхода. Он – единственный, кто имеет хотя бы отдаленное представление о том, что происходит, и, возможно, единственный, кто сможет это остановить.

Он не видел лица мальчишки в кромешном мраке подземелья, но чувствовал, что тот улыбался, когда говорил: «В следующий раз – никаких городов-призраков. Никаких избранных, никакого гандикапа, никаких “креатур”. Сыграем по-взрослому. В мегаполисе. Так, чтобы вокруг было миллионов десять народу. Если ты не приедешь, я найду кого-нибудь другого. Дураков всегда хватает».

* * *

Land Rover Discovery. Бронированная модификация с баллистической защитой, выполненной в соответствии с европейским стандартом B6. Выдерживает обстрел из огнестрельного оружия, заряженного патронами калибра 7,62 НАТО (7,62x51 миллиметр), и защищает пассажиров от действия ударной волны заряда мощностью 15 килограммов в тротиловом эквиваленте, активированного в непосредственной близости от автомобиля, а также от взрыва двух ручных гранат под днищем. Масса 3,5 тонны, усиленная подвеска, шестипоршневые передние тормозные механизмы и четырехпоршневые задние, специальные шины Goodyear, устойчивые к проколам. Интерком, сирена, система пожаротушения в моторном отсеке, дополнительный аккумулятор и специальная выпускная система, защищенная от постороннего вмешательства. Пятилитровый бензиновый двигатель V8 мощностью 375 лошадиных сил, шестиступенчатая автоматическая коробка передач. Разгон с нуля до ста километров в час за 10,6 секунды…

Стоило ему положить руки на рулевое колесо, обтянутое бычьей кожей, как он узнал об этом куске железа на колесах всё. Или почти всё. Кроме главного. За свои шесть десятков лет, прожитых в мире, где мужское достоинство находилось в прямой зависимости от стоимости бензинового божка, он так и не удосужился получить водительские права, а представление о вождении имел чисто теоретическое. Считал, что дешевле ездить на такси, полезнее – на велосипеде, а кайфовее – на воображаемом «харлее», забив косячок под музыку «Steppenwolf» или «Bob Seger System».

Теперь, когда от умения управлять машиной зависела жизнь, Параход жалел о своей легкомысленной самонадеянности. Он истекал кровью и, возможно, сдохнет от кровопотери, если не доберется до больницы в ближайшие несколько часов. На первое время он кое-как заткнул дыру в правом боку при помощи бинтов из аптечки в салоне «ровера», оказавшейся нетронутой. Пригодились также перекись водорода, йод, статин, антисептический пластырь. Но очень скоро всё это превратилось во влажную массу, которая напоминала пригревшуюся под курткой полуживую тварь, понемногу вгрызавшуюся во внутренности. С болью он кое-как справлялся. Огнестрельная рана была несмертельной, однако кровотечение возобновлялось при любом неосторожном движении.

А надо было сделать как минимум одно такое движение, чтобы выключить ноутбук, лежавший справа на пассажирском сиденье. На экране крутился один и тот же короткий видеоролик, снятый в больничной палате, на котором какой-то мальчик с явными признаками церебрального паралича пытался двигаться и на камеру разговаривать с мамой. Душераздирающее зрелище. Параход не хотел на это смотреть – не потому что не мог вынести детских страданий, а потому что знал: парень в черно-белых штиблетах ничего не делает просто так, ничего не показывает просто так и ничего просто так не говорит. Не хотелось бы снова оказаться под его гипнозом, даже не подозревая об этом… но где гарантия, спросил себя Параход, что я и сейчас не под гипнозом?

Как ни крути, гарантии не было, и оставалось надеяться, что это он, Параход, всё-таки решил пожить еще немного, а для этого требовалось срочно разобраться, как сдвинуть с места бронированную консервную банку на колесах. Автоматическая коробка значительно облегчила задачу, и вскоре ему удалось развернуться, снеся какое-то ограждение и ударившись обо что-то днищем (но это ведь чепуха по сравнению с двумя ручными гранатами, не так ли?). От сотрясения ноутбук свалился с сиденья, но мальчик на экране продолжал передавать воздушные поцелуи уже мертвой мамочке, и теперь Параход точно не сумел бы заставить его замолчать.

Он гнал прочь мысли о женщине, которая приехала на автомобиле исчезнувшего шефа службы безопасности. Однажды Параход уже пытался разнюхать что к чему, прогулявшись по следу трупа; проделывать это во второй раз он не стал бы, даже если бы мог. Он чувствовал, что недавно лишь чудом избежал чего-то худшего, чем ад. Безлунник прошел совсем рядом с ним… вернее, не сам Безлунник, а ведомые им мертвые жертвы. Параход был не в силах понять это. Кое-что он увидел, но гораздо больше информации взял с невидимых планов, где было слишком много символов и слишком мало ответов. В частности, там не было ответа на вопрос, почему Сероглазая и старый волосатый хиппи не присоединились к компании бродячих мертвецов. Возможно, их защитил календарь, который вел бродяга. Теперь Параход по крайней мере догадывался о причине ярости, с которой тот набросился на него в убежище, если вообще можно догадываться о причинах поступков сумасшедшего… или гения.

Дождь заливал ветровое стекло; ехать приходилось почти вслепую, скорость не превышала пятнадцати километров в час. Параход остановился, чтобы не врезаться во что-нибудь, и принялся искать клавишу, включающую «дворники». Как ни странно, он ее нашел. Теперь можно было немного разогнаться, хотя прежде не мешало бы выяснить, в каком направлении разгоняться. Он даже отдаленно не представлял себе, где находится. В свете фар улицы были одинаково неузнаваемыми; указатели, как назло, не попадались на глаза, а вылезать из «ровера» не хотелось категорически. В машине было тепло, сухо и уютно. Подсветка панели управления действовала успокаивающе, словно зеленоватые сумерки аквариума.

Параход подумал, что так можно и отключиться. Тогда он точно не явится на назначенную встречу. Ну и хрен с ней. Он слишком устал, чтобы беспокоиться о будущем, а настоящее сузилось до предела: ничего, кроме конуса света в темноте. Он дважды сворачивал на перекрестках просто потому, что другие улицы казались ему более широкими и могли вывести к одному из проспектов, пробивающих город насквозь. В конце концов эта тактика сработала. Он выехал на четырехполосное шоссе и, стараясь держаться середины, разогнался до сотни. Скорость убаюкивала, но как только он терял самоконтроль, возвращалась боль, а этот будильник срабатывал безотказно.

Так проходила минута за минутой – между болью и полусном, с постепенно нарастающим шумом в голове, который вытеснял собой гул двигателя, шорох шин и дождя. Плохая видимость плюс ухудшающаяся мозговая микроциркуляция… Он вполне мог не заметить человека, промелькнувшего сбоку в свете фар, тем более что тот не делал никаких попыток привлечь к себе внимание. И всё же он заметил, но не сразу нажал на педаль тормоза. Несколько секунд ушло на апатичные размышления. Те времена, когда он без промедления бросался на помощь, миновали давно и безвозвратно. Он не думал, что силуэт на шоссе принадлежит юнцу, решившему всё-таки помешать ему уехать. Нет, маленький ублюдок соблюдал правила, которые сам же и установил, потому что игра была единственной реальностью, которая его по-настоящему развлекала. Если ограничиться участниками проекта, то уцелеть могли как минимум трое. И среди них – Нестор.

«Ты хочешь, чтобы тебя еще раз продырявили?» – спросил себя Параход. Он не хотел. Поэтому, после того как включил заднюю передачу, сунул под правое бедро снятый с предохранителя пистолет – небесполезный сувенир, доставшийся ему на память о Сероглазой.

Прежде чем залезть в машину, парень, который еще пару дней назад выглядел любимчиком судьбы, а теперь явно хотел только одного, сказал:

– Кажется, мне повезло.

– Надеюсь, мне тоже. Подожди, сядешь за руль.

Параход сунул пистолет в карман и с большим трудом перебрался на заднее сиденье. Здесь у него сразу возникло ощущение дежа вю, хотя он точно знал, что с ним этого раньше не было. Значит, было не с ним, но об этом он предпочел не думать.

– Выброси его к черту, – сказал Параход.

Парень обернулся, но не дождался уточнения, о чем речь – о кейсе, который он положил на переднее сиденье, или о ноутбуке. В конце концов он сделал правильный выбор.

Они долго ехали молча, потом парень спросил:

– Вам тоже назначили встречу?

– Какую встречу? – Параход ухмыльнулся в своем уютном полумраке. Последними умирают старые привычки, а вовсе не надежда.

Парень уставился на него в зеркало.

– Смотри вперед, а то не доедем, – проворчал Параход. – Что у тебя в чемоданчике?

– Деньги на лечение. И на обратную дорогу.

Теперь улыбнулись оба.

Декабрь 2009 – март 2011