Текст книги "Этрусский браслет"

– Они очень переживали за тебя. Хотели даже мстить жрецу и… моему отцу. Хорошо, что здесь Целлий, и он остановил их, иначе дети могли бы погибнуть. Акрисия, у нас сейчас очень сложные времена, – мама запнулась, как будто подыскивая слова, – надо чем-то жертвовать, чтобы сохранить семью.

– О чем ты, мама?

Мама отвела глаза:

– Целлий, он все тебе объяснит вечером, – быстро сказала она и вышла.

«Почти те же слова, что сегодня мне сказал Лар», – подумала Акрисия.

Целлий вместе с Авлом и Луцием пришли домой поздно, когда уже садилось солнце. Акрисия радостно бросилась к старшему брату, которого не видела почти год. Но Целлий… Он обрадовался, Акрисия это видела, но почему-то ни разу не посмотрел на нее прямо. Он все время отводил взгляд.

После того, как все быстро поели, старший брат сказал:

– Акрисия, пойдем к тебе, нам надо поговорить.

Он опять не хотел смотреть ей в глаза, а Акрисия, ничего не понимая, не узнавала в нем своего открытого, веселого, старшего брата. Но когда он начал говорить, все стало ясным. Ему было стыдно, стыдно собственных сказанных слов.

– Акрисия, ты скоро должна будешь выйти замуж. Он латин из Корникула и принадлежит к древнему богатому роду. У него недавно умерла жена, не оставив детей. Несколько месяцев назад он приезжал к лукумону с дарами, и ты ему понравилась. Он видел тебя.

– Он стар?

– Еще не совсем стар, но уже давно не молод.

«Я скажу отцу, и тебя выдадут замуж за толстого, старого латина!»

– в ее ушах опять зазвучали слова, сказанные год назад Сетри.

«Значит, она была права, Сетри была права. А я должна жертвовать?!»

– Целлий, посмотри на меня. Молю богом Тином, посмотри! – не выдержав, закричала Акрисия. Она кричала так же, как сегодня днем она кричала Лару.

Целлий перестал отводить взгляд, но в его темных очах Акрисия прочла лишь жалость.

– Но почему именно этот латин? Только не ври мне, Целлий.

Он посмотрел в сторону, но пересилил себя:

– Потому, что так решил лукумон Вейи, – со злостью выпалил он. – И это нельзя изменить. Или он преследует тебя и братьев, или ты выйдешь замуж за этого старика. Прости, Акрисия.

Это был конец. Ее растоптали, по ее мечтам проехали тяжелой нагруженной телегой, давя, уничтожая, унижая. Акрисия, в один момент сгорбившись, сидела на постели, опустив голову.

Что она может? Будь добра, прими следующий удар. Прими покорно, тихо, ничего не спрашивая. «Ты должна жертвовать». Ее, словно овцу, уже во второй раз приносят в жертву.

Но Акрисия была сильной, и она задала свой вопрос, вопрос, который мучил ее:

– А Гай? Гай не хотел взять меня в жены?

– Хотел, – будто выплюнул это слово, сказал Целлий и отвернулся.

Акрисию это удивило. Разве они с Гаем не были друзьями, почему же так все изменилось?

– Но, Целлий? Отчего тогда за латина? – взмолилась она.

Старший брат явно был раздосадован и зол. Акрисия видела, как он борется с собой, и наконец, борьба вылилась в крик:

– Разве ты хочешь быть рабыней?

– Почему рабыней?

– Потому что у них такие законы. Согласно законам, у римлян отец имеет полную власть над сыном. Он может заключить его в темницу, держать в оковах, бить его, превратить в раба. Он может все, и никто, ни один самый знатный человек не в силах ему в этом помешать. Отец Гая не хочет, чтобы его сын взял себе в жены девушку из расеннов. Для него уже приготовлена невеста знатного римского рода.

– Откуда ты знаешь? – ее последняя, тонкая ниточка надежды безжалостно обрывалась.

– Я ездил к его отцу и разговаривал с ним, – Целлий даже не скрывал свою злость, – так вот, он сказал, что сделает из вас с Гаем рабов. И если своего раба хозяин может продать один раз, то своего сына отец вправе продавать до трех раз. У них варварские законы в отношении собственных детей, Акрисия!

Брат встал.

– Сестра, тебе надлежит готовиться к браку. Это решение нашей семьи, – сказал Целлий как господин, который отдает приказ подданным.

Он уже стоял в дверях, когда Акрисия окликнула его:

– Целлий, подожди.

Он повернулся.

– Целлий, я хочу… я очень хочу быть рабой Гая! – проговорила она и тут же услышала проклятие. Брат, сильно хлопнув дверью, вышел.

Акрисия вскочила и побежала из комнаты следом за ним. В вестибюле, который уже успел покинуть Целлий, она остановилась и закричала так громко, насколько могла, чтобы слышали все – мама, отец, братья, рабы:

– Я хочу быть рабой у римлянина Гая.

Ей не ответил никто. Двое рабов тихо прошмыгнули в атриум, а Акрисия стояла одна, среди пустых стен, в доме, полным людей. Затем она опустилась на колени и заплакала.

* * *

Лучано бродил по Флоренции. По улочкам, площадям, проспектам города, разделенного рекой Арно, города с гербом лилии, города под покровительством Сан Джованни[12]12
  Святого Иоанна Крестителя.


[Закрыть]. Он всматривался в невероятно красивые храмы, в благородные дома, он заходил в церкви и старался понять истоки рождения гениальности.

Флоренция в конце XIII-го века походила на лес, состоящий из высоких башен. Каждый состоятельный гражданин города считал своим долгом обогнать соседа и возвести более высокий, крепкий и неприступный собственный дом-крепость. Та Флоренция была ареной непримиримой вражды между гвельфами и гибеллинами[13]13
  Гвельфы – боролись с папой и императором, отстаивали независимость и свободу, гибеллины – поддерживали папу и императора


[Закрыть], где гибли люди, торжествовала жестокость, где никто не знал, будет ли он жив завтра. И вот, в этом городе, на фоне распрей, крови и постоянных войн начал распускаться волшебный бутон искусства.

Что послужило толчком? Кто наполнил воздух Флоренции флюидами, запахами, думами, которые помогали творить, чувствовать и стремиться к совершенной красоте? Кто поменял развитие города так, что параллельно с противостоянием партий начала зарождаться будущая череда творений самого лучшего и прекрасного, что было в Италии? Какие силы способствовали тому, что эта удивительная лилия-город на протяжении нескольких веков рождала гениев, привлекала таланты и лепила великих, не имеющих себе равных?

Имя одного человека Лучано знал точно. Этот сын Флоренции в 1302 году в возрасте тридцати семи лет был приговорен к сожжению. Он был вынужден покинуть родной город и до конца своих дней находился в изгнании. Он умер в Равенне, но до самой смерти не мог забыть свой Сан Джованни, Санта – Кроче и прекрасную Беатриче. Этот человек в совершенстве владел не кистью или тайнами сотворения скульптуры и архитектуры, он владел благородной силой слова. Его слова меняли чувства людей, направляя их к гармонии, рождали трепетные мечтания, нежную задумчивость, страсть, страх, гнев, милосердие, дружбу и, конечно же, любовь. Данте Алигьери. Он помог сокрушить посредственность и глупость, поднять флорентинцев на новую высоту духовности, помог рождению божественных замыслов, которые и были воплощены скульпторами, художниками, архитекторами и поэтами.

А дальше захватывает дух от перечисления имен людей, творивших для Флоренции: Чимабуэ, Джотто, Андреа Пизано, Орканья, Петрарка, Боккаччо, Брунеллески, Меколоццо, Мазаччо, Гиберти, Донателло, Лука дела Роббиа, Антонио ди Поллайоло, Андреа Верроккьо, Филиппо Липпи, Андреа дель Кастанье, Паоло Учелло, Беато Анджелико, Беноццо Гоццоли, Доменико Гирландайо, Филипинно Липпи, Сандро Боттичелли. Каждый из них отдал этому городу частичку своей души, долю своей амбициозности, теплоты, любви, сделал самое лучшее и неповторимое. Кажется, искусство Флоренции наполнилось до краев: разве можно создать что-то еще, более прекрасное? Оказывается, что да, возможно – за ними явились Леонардо да Винчи, Микеланджело, Бенвенуто Челлини.

Флоренция всегда жила конфликтами и спорами, но мечтала о мире и спокойствии. Ее жители умели много зарабатывать и с умом тратить деньги, но больше всего ценили независимость и свободу.

А все, кто по каким-то причинам покидал Флоренцию, навсегда сохраняли ее в своем сердце и даже на чужбине не могли забыть белоснежную, благоухающую, бесподобно прекрасную, но бывающую такой жестокой лилию.

Вторая половина XV века для Флоренции была временем Лоренцо Великолепного, временем просвещения, Платоновской академии, совершенных творений, преклонения перед мудростью и искусством.

Со смертью Лоренцо это время ушло. Умирая, Лоренцо понимал, что оставляет свой город в трудный период времени, но осознавал ли он, кому передает его? Знал ли он хорошо своих сыновей, для которых понятие власть было намного важнее и выше понятий республики, интересов народа и свободы?

Пьеро, старшему сыну Лоренцо, удалось совсем немного насладиться властью, в 1494 году его изгнали из родного города. Посредственный полководец, плохой дипломат, не чувствующий и не понимающий политической обстановки, надменный и грубый, он бесславно закончил свою жизнь.

За ним пришло время Савонаролы. Чистейший цветок лилии с божественным ароматом упал наземь, в грязь, его растоптали. «Покайтесь!» и в огонь полетели картины Липпи, Боттичелли, ценнейшие книги, в том числе и любимый Великолепным Платон.

Что-то нарушилось в хрупком равновесии Флоренции. Народ хотел восстановления республики и свободы, а отпрыски Лоренцо стремились любыми путями к власти. Флорентийцы изгоняли из города Медичи, а те с невиданным упорством возвращались.

Второй сын Лоренцо Великолепного Джованни Медичи был избран Папой под именем Льва X.

30 ноября 1515 года первому Папе из рода Медичи был устроен торжественный въезд в родной город. К приезду его святейшества Флоренцию украшали Пьеро ди Козимо, Андреа ди Козимо, Андреа дель Сорто, Якопо Понтормо, Россо Фьорентино, Баччо Бондинелли. Для Папы отвели специальные апартаменты в монастыре Санта Мария Новелла, но простым жителям за всеми этими приготовлениями виделось лицемерие, ложь и предательство.

Как можно забыть, что именно Джованни Медичи три года назад, будучи кардиналом, вступил в их родной город в сопровождении отряда испанских войск, которые помогли ему восстановить власть Медичи после 18 лет республиканского правления?

Флорентийской республики не стало в 1512 году. Просуществовав более четырех веков, она пала (будет еще один, но очень краткий миг свободы – с 1527 года по 1530). Из-за чрезмерного стремления к господству, жажды власти и роскоши потомков Лоренцо, народ Флоренции потерял свободу. Республики больше не было, Медичи получили то, за что они так долго боролись – неограниченную власть. Однако такая долгожданная победа обернулась для них все-таки поражением: у них не осталось законных наследников. Последней законной Медичи была Екатерина, рожденная в 1519 году дочь герцога Урбинского (сына Пьеро), которой предстояло стать королевой Франции.

Ну что же, нет законных наследников, есть незаконнорожденные.

В 1530 году, после беспощадного разгрома республики испанскими войсками, на престол Флоренции… нет, не взошел, а был поставлен Папой Римским Климентом VII (опять таки незаконнорожденным сыном убитого Джулиано Медичи) его собственный и тоже незаконнорожденный сын от служанки – Алессандро Медичи.

Как ни старался походить Алессандро на своих просвещенных предков, но ни привлеченные им живописцы, ни скульпторы не могли скрыть яд, сидевший в нем и убивающий жителей некогда свободного города. Чистота, юность, красота, скромность были попраны этим бездушным мавром, помешанным на женщинах, и убежденным в своей полной безнаказанности. Извращенный, жестокий тиран Алессандро Медичи, не считаясь ни с какими нормами морали, наводил ужас на жителей Флоренции. И все-таки, наказание свершилось: его убил 6 января 1537 года его же родственник – Лоренцино де Медичи.

Прямых потомков Лоренцо Великолепного по мужской линии больше не существовало.

Uno avulso non deficit alter[14]14
  Эти слова начертаны на ленте, обвивающий лавр на портрете Козимо старшего кисти Якопо да Понтормо.


[Закрыть] (Когда одна ветвь сломана, другая не погибает, Энеида VI, 143). С 1537 года Флоренцией правил наследник боковой ветви Медичи – Козимо I, ведущей свое основание от Козимо Старшего (деда Лоренцо Великолепного). Герцог Флоренции, а затем герцог Тосканы, Козимо был ставленником испанского императора Карл V, он был женат на испанке и даже своим детям дал испанские имена.

Надо отдать должное этому Медичи новой династии, Козимо искренне поддерживал и любил искусство, подобно Лоренцо Великолепному. Он украшал город, благоволил талантам, принес во Флоренцию мир и процветание. В период его правления город-лилия вновь расцвела: Бенвенутто Челлини сделал своего Персея, Аньоло Бронзино, ученик Якопо Понтормо, писал бесподобные портреты и расписывал стены часовни в апартаментах Элеоноры Толедской (жены Козимо I), и конечно же, везде, где только возможно, оставил свой след Джорджо Вазари. Но и оборотная сторона медали присутствовала в правление герцога Тосканского. Прощать он не умел, да и не хотел, и в этом был настоящим испанцем. С помощью своей разветвленной агентурной сети он собирал сведения обо всех, кто поддерживал в свое время Республику и был в числе изгнавших когда-то Медичи. И, невзирая на прошедшие года, а зачастую даже десятилетия, старался расправиться не только с ними, но и с их родственниками (именно это обстоятельство и отвергло Микеланджело от возвращения в любимый город).

В 1547 году исполнилось 10 лет правления Козимо I. У него родилось уже семеро детей и злой рок пока (интересно, чувствовал ли он его скрытое присутствие?) не посещал его семью.

В этот самый год, в холодном снежном январе месяце, в далеком и таинственно-строгом городе Прага у брата императора Карла V Фердинанда, родилась дочь. Через два дня после ее рождения скончалась мать малютки, а ее саму крестили под именем Иоанна. Спустя 17 лет Иоанна навсегда покинет Прагу и отправится во Флоренцию.

Что юная девушка знала о семье, в которую ей предстояло вступить и прожить до самой смерти?

Ей рассказали, что ее будущий свекор герцог Тосканский потерял жену Элеонору и старшую дочь Марию. Что сыновья герцога – Гарсио и Джованни, один за другим скончались 3 года назад от лихорадки, его дочь Лукреция была удавлена собственным мужем, уличившем ее в измене. Иоанна знала, что старший сын Козимо I Франческо, за которого ей предстояло выйти замуж, был старше ее на шесть лет, но она даже не подозревала, что ее будущий муж без ума влюблен в другую женщину.

Венецианка. Такая, как на картине Тициана. Совершенное белое тело, вьющиеся рыжие волосы, миндалевидный разрез глаз, правильные черты лица, нежные розовые губы – красавица, но того, кто смотрит на эту красоту, не покидает… даже не ощущение, нет, скорее чуть горчащий привкус порока.

Бьянка Капелло родилась в Венеции в семье богатого купца. Это юное прекрасное создание имело все, что пожелает, и не знало ни в чем отказа. В 15 лет она влюбилась в красивого молодого юношу Пьетро Бонавентури и бежала с ним, прихватив из дома отца все драгоценности, которые только смогла достать. Жизнь ей представлялась сказочным захватывающим приключением: красавец муж, с которым они обвенчались в первой же гостинице; дорога, полная опасностей; пылкая любовь и страсть, и, конечно же, счастливый финал – их молодая семья в богатом доме, полном прислуги.

На деле все оказалось совершенно иначе.

Так как не только юная Бьянка прихватила драгоценности, но и Пьетро, работавший во флорентийском представительстве банка, обокрал своих покровителей – Сальвиати, беглецы были объявлены в Венеции как преступники. За их поимку было назначено вознаграждение в 1000 дукатов, а Пьетро, в случае его возвращения, ожидала казнь.

Путь в уютный родительский дом для Бьянки и тем более для ее новоиспеченного мужа был отрезан.

А во Флоренции молодую жену ждал очень неприятный сюрприз. Как оказалось, муж был не то чтобы не богат, а скорее беден, проживал в маленьком доме, имел мать, которая не могла передвигаться, и совсем скоро в их семье осталась одна единственная прислуга – сама Бьянка. В довершении всего, зная о воровстве младшего Бонавентури, никто не хотел брать его на работу.

С маленьким ребенком на руках, постоянно моющая, чистящая, готовящая, ненавидящая не только родителей своего мужа, но и его самого, мечтающая об отцовском роскошном доме (ладно о доме – просто о деньгах), с опухшими от воды руками, постоянным страхом в душе и злобой в сердце, Бьянка пока оставалась привлекательной. Но она прекрасно понимала, что если не воспользуется этим последним в ее беспросветной жизни козырем, то вскоре превратится в издерганную тощую старуху, одетую в одно единственное заштопанное платье.

И тут ей выпал шанс, причем какой!

Что двигало старшим сыном Козимо I, когда, проезжая мимо невзрачного дома, он заглянул в окно на втором этаже?

Неизвестно. Но то, что он там увидел, никак не выходило из его головы – прекрасная юная женщина, запрокинув за голову белые руки, поправляла свои переливающиеся золотом на солнце волосы и улыбалась ему.

Угрюмый Франческо был ослеплен и поражен в самое сердце. А Бьянка, забыв о грязной посуде, кастрюлях и кричащем ребенке, бросилась отстирывать единственное уцелевшее нарядное платье.

На следующий день Бьянка заняла исходную позицию у окна.

Через неделю у нее уже был свой дом, целый штат прислуги, и она никогда, никогда до самой своей смерти не вымоет больше ни одной тарелки.

Иоанна Австрийская зимой 1565 года подъезжала к Флоренции в свадебной процессии. Дочери императора – меланхоличной, худой, с узким вытянутым лицом и белой, такой же, как снег в ее родной Праге, кожей, прекрасно знавшей латынь, французский, испанский, итальянский, венгерский и немецкий языки, предстояло скоро встретиться с дочерью купца – веселой, полной жизненной силы, продумывающей каждый свой шаг с тем, чтобы угодить и подарить больше наслаждений своему Франческо, Бьянкой.

Иоанна Австрийская и Бьянка Капелло. Кто победит в этом сражении за фактического правителя Тосканы? Иоанна, которая никогда не знала мужского внимания, мечтающая о любви, чистая, скромная, застенчивая, или порочная Бьянка, понимающая, что она будет сражаться до конца, будет грызть зубами, выцарапывать когтями наследника престола из рук его жены, не из-за любви, нет, любовь ее уже мало интересовала, а из-за своего будущего, потому что в противном случае ее ждет нищета?

Исход битвы был предсказуем. Бьянка победила еще до начала сражения.

Иоанна, ставшая вскоре Джованной, почти не пыталась бороться. С удивлением и огромной болью приняла она свое поражение, а из Флоренции в разные концы огромной испанской империи полетели письма в адрес ее брата – императора Максимилиана II, которые он с усмешкой прочитывал, разрывал и тут же забывал о них. Действительно, а что еще хотела сестра? Так было принято. По крайней мере, ее не отравили, как бедную Изабеллу, дочь Козимо I.

Иоанна, ну сделай хотя бы шаг навстречу Флоренции! Попробуй оставить свою испанскую надменность, посмотри на совершенные творения этого города, улыбнись солнцу, заставь себя по крайней мере быть интересной, ведь ты столько всего знаешь! Нет, она закрылась в своем внутреннем мире, наедине с обидой. Она продолжала жить с мыслью об утраченной, так и не испытанной ею любви, с мыслью о предательстве и обмане.

История знает множество примеров несчастной любви. Иоанна могла бы воспользоваться опытом Екатерины Медичи, флорентийки, приехавшей во Францию 33 года назад. Екатерина, оставшаяся без приданного в чужой стране, купчиха среди аристократов, с мужем, не отрывающим взгляда от Дианы де Пуатье, долго не имевшая детей, смогла собрать все свое мужество, упорство, терпение и на протяжении многих лет изо всех сил старалась быть полезной и нужной. Она победила свою соперницу спустя 26 лет – в день смерти собственного супруга. Но она боролось. Боролась всегда, каждый день, каждую минуту и секунду, не переставая. Стискивая зубы, любя Генриха, ненавидя его вечно молодую любовницу, и при этом не смея поставить ее на место из-за боязни гнева Его Величества, она училась, читала, вникала, разбиралась, приобретала друзей и смогла добиться уважения не только короля и французского двора, но, самое главное, своего народа.

Иоанна отвергла этот путь. Ей не хотелось ждать 26 лет. Уж лучше так, в одиночестве, гордо, не пачкая свою голубую кровь низким соперничеством.

Иоанна уверовала в то, что мир ополчился на нее – враждебно настроенные против ее династии флорентинцы, рождение дочерей, муж, влюбленный… ну, можно было бы еще понять, – в особу благородных кровей, так нет, просто в шлюху. Но самое тяжелое испытание ждало ее впереди.

В 1574 году скончался Козимо I, и Франческо официально становится герцогом Тосканским. Пока бедная Джованна старательно рожала девочек, Бьянка Капелло развлекала угрюмого Франческо и обдумывала в голове план.

Венецианка забеспокоилась: годы бегут, она не столь красива и молода, как прежде, а у Франческо уже четыре дочери. Конечно, пока герцог просто обожает ее, свою Бьянку: задаривает платьями, драгоценностями, домами, но ее положению обязательно нужна опора. Было ясно как белый день, что именно ей, его любимой Бьянке, надо родить первенца для правителя Тосканы, тем более что она теперь свободна (муж был убит два года назад). Но вот беда, как раз это рождение и было самым большим препятствием к ее будущему, ничем не омраченному счастью, потому как забеременеть ей никак не удавалось.

Почти полгода Бьянка размышляла, и вот, план созрел в ее милой головке: гениальный с ее точки зрения, простой и продуктивный. Три беременные женщины из народа были взяты в огромный дом на виа Моджоре, и первой из них, у кого родится мальчик, было назначено очень хорошее вознаграждение. Ну, а Бьянка тем временем, старательно разыгрывала беременность – просторные платья, недомогание, выпяченный вперед животик.

Наконец долгожданный миг настал: в конце душного августа 1576 года Бьянка возлежала в огромной кровати на измятых, и кое-где даже окровавленных простынях, вся красная и потная, а принесенный получасом ранее из нижней комнаты мальчик мирно спал на руках только что прибывшего Великого герцога Тосканского.

Бьянка была счастлива – что может быть краше Франческо, любовно склоненного над их общим первенцем? И ее ни капли не смущало, что отец мальчика неизвестный нищий простолюдин, не умеющий ни читать, ни писать, а его мать бедная прачка.

Пройдет совсем немного времени, и о рождении у собственного мужа сына узнает Джованна. До этого она думала, что жизнь невероятно жестока к ней, но только сейчас поняла, что беда, черная, страшная пришла к ней в образе Бьянки и ее мальчика.

Надежду неделю спустя принес доктор. Он был опытным врачом, много раз принимавшим роды, и прекрасно мог отличить рожавшую женщину от нерожавшей.

Иоанна так распахнула свои большие светлые глаза, столько в них было тоски, боли, надежды на хотя бы каплю справедливости, что доктору на миг показалось, что он утонет в них, погрузится в снежный ужасающий холод посреди жаркого флорентийского лета.

– И что, доктор, Вы сказали об этом Франческо?

– Да, я рассказал ему.

– А герцог? Что сказал мой муж?

– Он ничего не сказал.

– Ничего?

– Да, он промолчал.

Джованна опустила голову, по лицу текли слезы. В душе был мрак.

Выход? Наложить на себя руки и… оставить своих дочерей на отца, которому они вовсе не нужны. А Бьянка? Как же она будет рада, когда ее не станет.

Джованна смогла переселить себя. В который раз она прибегла к своему излюбленному средству: письму к брату с жалобой. На удивление, в этот раз Максимилиан забеспокоился – ведь если что-то случится с его болезненной сестрой, престол герцога Тосканского достанется неизвестному бастарду. Но беспокойство длилось не долго, и Джованна опять осталась в одиночестве, нелюбимая, с маленькими дочерьми и всепоглощающей душевной болью.

Теперь она всегда ощущала холод: светило ли яркое солнце, стояла ли нестерпимая жара, распускались ли первые весенние цветы, ей было все равно – внутри была такая холодная темнота, от которой становилось страшно. Она даже не сразу поняла, что что-то изменилось. Очередная, уже седьмая по счету беременность протекала сложно. Муж, как всегда, пропадал или на соседней виа Маджоре, или в своей лаборатории, но вдруг… как же это было неожиданно и в то же время желанно! Мальчик! Ее сын, крохотный, настоящий, законный наследник!

Впервые за последние одиннадцать лет Джованна вновь начала улыбаться, она вглядывалась в темные глаза своего первенца, она вдыхала теплый младенческий запах, и она, наконец, была счастлива. Джованна смотрела на мир глазами сына, и все ей казалось новым и на удивление (как будто это был другой, не виданный ею ранее мир) прекрасным, и в первый раз за долгие-долгие годы у нее появилось чувство любви к этому миру.

А потом новая беременность, которая была похожа на предыдущую.

«Неужели опять мальчик? У меня будет два сына! – думала она. – И пусть мой муж до сих пор любит эту располневшую рыжую Бьянку, все равно. Главное, мои мальчики. Мой первенец Филипп и второй, крошечный, пока живущий во мне, которому скоро предстоит войти в этот мир. Они должны быть счастливы, счастливы, вопреки всем моим страданиям».

Боль была такой силы, что Джованна сразу же потеряла сознание.

И даже вопрос «Подстроено ли ее падение с лестницы специально Бьянкой, или это все-таки несчастный случай?» уже не возник в ее голове. Иоанна Австрийская родила своего последнего ребенка 10 апреля 1578 года и умерла. Мальчик, родившийся раньше срока, скончался на следующий день.

После смерти законной жены Франческо I наступил звездный час Бьянки Капелло. Через три месяца после похорон состоялась свадьба. Теперь дочь купца, некогда обокравшая собственного отца, носила титул «дочь Святого Марка», а 12 октября 1578 года состоялась ее официальная коронация.

Все мечты Бьянки осуществлены – она, а не какая-то там болезненная Иоанна, теперь великая герцогиня Тосканская, и не важно, что народ называет ее не иначе, как «колдунья», не важно, что ее уже подросший сын своими грубыми чертами не то что не похож, но даже не напоминает Медичи. Главное для нее – богатство и положение, а у нее теперь есть и то и другое, и ей точно не стоит опасаться постыдного мытья грязной посуды.

В 1581 году Франческо I распорядился увенчать колонну на площади Санта-Тринита, некогда воздвигнутую по приказу его отца, статуей Справедливости, изваянной из порфиры Тадды. Статуя была поставлена в честь победы флорентинцев в битве при Монтемурло, но невольно каждый житель Флоренции, проходивший мимо, задумывался над очень простым вопросом: что такое справедливость?

Почему то, что является справедливым для одного человека, для другого есть обман, ложь и коварство судьбы?

Что было справедливым для бедной Джованны, которая мечтала, но так и не получила ни любви, ни внимания собственного мужа, которая похоронила двух своих маленьких девочек, не успела насладиться любовью к сыну и умерла внезапно, так и не узнав, было ли подстроено ее трагичное падение с лестницы? Однако уход Джованны казался справедливым для герцога Франческо, которого теперь не беспокоили вечные упреки нелюбимой жены, и он мог законно и постоянно наслаждаться обществом своей обожаемой пышнотелой Бьянки. А судьба маленького сына Джованны – Филиппа, который так рано остался без мамы и умер, когда ему было всего 5 лет? Ну, а Бьянка же, в свою очередь, считала точно несправедливым то, что ее за что-то возненавидели жители Флоренции, которые называли ее не иначе, как «змеей», и даже подбросили ей в карету мертвую кошку.

Но был еще один очень важный игрок в этом семейном спектакле герцога Тосканского – его родной брат. Он хоть и носил духовный сан – кардинал Фердинандо, но никак не собирался отказываться от мирской власти, причем в пользу какого-то бастарда – сына от якобы Бьянки Капелло, но уж точно не от Франческо Медичи.

Осень 1587 была прекрасна. Холодный прозрачный воздух, осеннее золото падающих листьев, изящество полукружий двух лестниц, убегающих вверх на вилле Поджо-а-Кайано близ Флоренции, пение птиц, таинство сада и ярко-алые закаты, похожие на разлившуюся в небе кровь.

Бьянка Капелло обожала эту виллу, много времени проводила здесь. Этой осенью она вместе с мужем, Великим герцогом Тосканским, гуляла, любовалась природой, наслаждалась вкусными обильными обедами, прекрасным вином и даже решила испечь затейливые пирожные собственными руками, тем более что повод для этого был как нельзя подходящий – приезд кардинала Фердинандо, который был приглашен поучаствовать в совместной охоте.

Итак, вилла Поджо-а-Кайано, Франческо I Медичи, его любимая жена Бьянка, нелюбимый родной брат, и их совместный ужин после охоты в узком семейном кругу. Далее точно известно, чем окончился ужин: резкие, скрючивающие живот боли у Бьянки и Франческо и смерть, наступившая через несколько дней, сначала герцога, а на следующий день и его жены. Историкам удалось даже установить точную причину смерти: мышьяк. Неизвестно лишь, в чьих руках яд стал инструментом возмездия.

Есть две версии происходящих событий. По первой, отраву положила сама Бьянка и очень настойчиво пыталась заставить кардинала Фердинандо отведать несколько пирожных, но тот еще более настойчиво отказывался. В конце концов не выдержал герцог Франческо:

– Дорогой брат, неужели Вы думаете, что в этих пирожных яд? Моя жена их делала своими руками, – правитель Тосканы улыбнулся жене и положил две штучки себе в рот. Бьянке ничего не оставалось, как отведать собственный кулинарный шедевр.

По другой версии яд добавил кардинал Фердинандо.

Как бы то ни было, фортуна, сопутствовавшая Бьянке на протяжении двадцати трех лет, отвернулась от нее в один миг. Не помогли ни крики о помощи, ни деньги, ни связи, ни положение Великой герцогини Тосканской. Фердинанд никого не допустил в комнату к герцогу и его жене.

Спустя неделю Франческо I был похоронен с почестями, а Бьянка была погребена как порочная женщина. Во всех официальных документах ее имя заменено на «la pessima Bianca» (порочная Бьянка).

На престол великого герцогства Тосканского взошел Фердинанд I.

* * *

Темно-синие напротив светло-карих. Одни до краев наполнены злостью и яростью, в других пляшут озорные чертенята смеха.

Одни прищурены, другие широко распахнуты; одни не видят ничего, кроме глаз напротив, другие с удовольствием и интересом рассматривают разномастную утреннюю публику, еще только просыпающуюся и уже открытую новому дню, улыбающуюся и хмурую, обменивающуюся немногими словами приветствия, перекусывающую на ходу и неизменно куда-то спешащую.

Марина вдыхает запах, как же она обожает этот запах кофе! И смотрит на Сашу. Сказать, что Саша зол, это не сказать ничего. Марина видит, с каким трудом он пытается натянуть на себя улыбку вежливости, не выходит – губы кривятся в горькой усмешке, глаза мечут молнии, брови нахмурены, а вежливостью даже не пахнет. Но Марину сейчас это заботит меньше всего, потому что она движется, она близка к своей цели, более того, она почти достигла ее, еще один маленький шаг, который она должна сделать сегодня, и…