Текст книги "О чем рассказали мертвые"

Наручники застряли в рогах, которые были надежно привязаны к голове Ракшаса. Тот ревел от злости и пыхтел, пытаясь вывернуться. Аделия выла от ярости и отчаяния, наваливавшись всем телом на спину преступника и коленом прижимая к земле его правую руку с кремневым ножом.

– Беги, Ульф! – крикнула Аделия. – К лестнице. Прочь отсюда!

Выпустив нож, Ракшас высвободил руку из-под ее ноги, встал на четвереньки и, волоча на себе женщину, быстро пополз к Веронике и Ульфу. Те, все еще оцепеневшие от страха, замешкались, и Ракшасу удалось сбить их с ног. Теперь на мокром от собачьей крови полу смешались в беспорядочной схватке четыре тела.

В пылу возни никто из четверых не слышал звуков, которые донеслись из шахты-колодца.

Аделия остервенело использовала свое преимущество: дергала и вертела голову Ракшаса, ходящую за ее наручниками. У нее была ясная цель – открутить ему голову, как цыпленку!

Наконец одна из держащих рога веревок порвалась. Шлем слетел с головы Ракшаса. Он тут же вывернулся из-под Аделии и сел. Короткое мгновение они смотрели друг другу в глаза. Обессиленные схваткой, на пределе дыхания. И теперь оба услышали. На поверхности что-то происходило. Аделии этот шум ничего не говорил. Однако Ракшас, очевидно, сразу угадал его природу. Кровожадный огонь в голубых нечеловеческих глазах погас. Ракшас сосредоточился. Как волк над добычей, который вдруг почуял за своей спиной охотника.

Убийца прислушивался. Испуганно.

«О Боже, неужели мне это не чудится и я правда слышу то, что слышу?» – подумала Аделия. Ибо теперь и она разобрала доносившиеся сверху звуки: созывающий собак рожок и сладостная музыка лающих охотничьих псов.

Пришла пора охоты на Ракшаса!

Ее губы растянулись в кровожадном оскале, не менее зверином, чем у преступника.

– Теперь ты сдохнешь! – сказала она.

Из шахты донеслось:

– Э-э-эй!!! Есть там кто? Отзовитесь.

О дивный, сладостный миг! Знакомый голос обожаемого сэра Роули! Еще мгновение – и из дыры в потолке показались его массивные ноги. Он спускался по веревочной лестнице.

Ульф и Вероника кинулись к нему.

Тем временем глаза зверя шарили по мелу в поисках отлетевшего далеко в сторону ножа. Аделия увидела оружие первой, кинулась вперед и попыталась накрыть его своим телом.

Сэр Роули уже стоял на дне пещеры с мечом в руке, но Ульф и Вероника радостно повисли на нем и невольно задерживали.

Ракшас вскочил и бросился наутек. Аделия в последний момент ухватила его за пятку. Та была в крови и слизи – и ее рука соскользнула.

Пико оттолкнул мальчика и монахиню и устремился за Ракшасом, который бежал прочь по большому туннелю.

Но сэр Роули споткнулся о поваленный щит и растянулся во весь рост. Пока он с руганью поднимался, убийцы и след простыл. Пико рванул за ним в темноту.

Аделия на несколько мгновений отключилась. Когда она пришла в себя, села и осмотрелась, то обнаружила, что Ульф и Вероника пропали. Исчез и нож. Она отчетливо помнила, что Ракшас не успел его подхватить.

Видимый конец веревочной лестницы ходил ходуном. В подземелье еще кто-то спускался.

Сэр Роули вернулся, схватил факел и опять скрылся в большом туннеле.

Аделия осталась в темноте. Ракшас унес один факел. Сэр Роули – другой. Но слабый свет шел из малого туннеля. Аделия кинулась к нему и увидела конец монашеской рясы. С факелом в руке Вероника проворно ползла за Ульфом.

«О Боже! Не смей! Не сейчас, когда мы спасены! Отдай мне мальчика!!!»

Полная ужаса, Аделия опустилась на четвереньки, втиснулась в туннель и поползла за монахиней.

Быстро ползти не получалось. Болели ребра, почти не действовала рука, которую Ракшас полоснул ножом. Через несколько ярдов туннель круто изгибался. Вероника скрылась за поворотом, и через пару мгновений Аделия оказалась в непроглядной темноте.

«О нет! Только не теперь, когда мы спасены! Не смей!» – билось в ее голове. И она ползла дальше, невзирая на смертельную усталость и боль.

«Нет, мальчика я тебе не отдам! Врешь, мальчика ты не получишь!»

Туннель привел ее в крохотную комнатку, где, прижавшись, словно кролики в норе, сидели Ульф и сестра Вероника. Глаза мальчика были закрыты. Возможно, он потерял сознание. В левой руке монахини был факел, в правой – нож.

Ее красивые глаза были полны панического ужаса. Впрочем, девушка выглядела вполне вменяемой. Только в углах рта стояла пена.

– Мы должны защитить мальчика! – сказала она Аделии. – Зверь вернется и попытается его убить!

– Нет, он не вернется, – процедила салернка. – Он ушел, сестра. Ему не спастись. Его догонят и поймают. А теперь отдай-ка мне нож. А то, не дай Бог, поранишься.

На дне пещеры валялась подстилка. На кольце в стене был закреплен собачий поводок с ошейником. Но все предназначалось ребенку. Это была подземная кладовая Ракшаса, где он хранил живое человеческое мясо. В тесной утробе похищенный лежал, скрючившись как эмбрион, днями, неделями, а может, и месяцами. В ожидании не рождения, а смерти.

Вероника процитировала:

– «А кто обидит одного из малых сих, верующих в Меня, тому было бы лучше, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской».

– Да, сестра, – сказала Аделия. – Будет тому мельничный жернов на шею, будет…

Она отобрала у монахини нож и поползла ногами назад обратно.

За собой врачевательница волочила потерявшего сознание Ульфа.

Выбравшись в пещеру, Аделия увидела Хью. Он ошарашенно озирался, размахивая большим охотничьим ножом и шаря по стенам фонарем. Через несколько мгновений из большого туннеля появился сэр Роули. Он ругался на чем свет стоит.

– Я его потерял! – причитал он. – Там во все стороны разбегаются десятки туннелей. И мой чертов факел погас. Ублюдок, видать, тут и в темноте ориентируется. А я так заблудился, что и не чаял выбраться! – Сборщик податей повернулся к Аделии и, словно она была виновницей всего, запальчиво спросил: – Ну что, единственный выход наружу по лестнице? Или нет? – Потом, смягчив тон, добавил: – Вы как, целы и невредимы? А мальчик? Ладно, давайте все наверх! Быстро!

Сэр Роули погнал женщин к лестнице и, подхватив Ульфа, последовал за ними.

Подъем показался Аделии бесконечным. Голова кружилась. Она боролась с приступами тошноты. Каждая новая перекладина отзывалась болью во всем теле. Пару раз она едва не упала, спасала только подпирающая могучая рука Хью, который поднимался следом. Колотая рана в руке странно дергала, и Аделия опасалась, не был ли отравлен нож Ракшаса. Сейчас бы промыть порез вином. Или хотя бы приложить торфяной мох. «Будет глупо умереть сейчас, когда мы победили!»

Но главное – они выиграли битву! Именно с этой мыслью голова Аделии появилась над поверхностью земли. Вдохнув свежего воздуха, лекарка тихонько произнесла:

– Симон! Услышь меня! Мы по-бе-ди-ли! – Еще не до конца выбравшись из дыры, она крикнула вниз сэру Роули: – Теперь пусть только посмеют сказать, что детей убивали евреи!

– Дуракам правда не интересна, – мрачно отозвался Пико.

Он поднимался с огромным трудом. В одной руке Ульф, а на ногах то и дело повисает рыдающая и причитающая Вероника.

Аделия выпрыгнула из ямы. Ее приветствовала свора Хью. Обычно грозные собаки весело виляли хвостами, словно хвастаясь хорошо выполненной работой. Вылезший вслед за врачевательницей охотник отозвал собак в сторону и одобрительно потрепал по загривкам.

Когда сэр Роули выбрался на поверхность, Аделия упрямо повторила:

– Расскажите всем, что евреи не имели ни малейшего отношения к диким убийствам!

Неподалеку паслись два коня.

Хью спросил:

– Стало быть, наша Мэри тут умерла? В этой яме? И кто душегуб?

Аделия назвала имя.

Охотник ошарашенно уставился на нее. Фонарь освещал его голову снизу, и было видно, как его лицо свело судорогой возмущения и отвращения.

– Проклятие! Вот и верь людям…

Сэр Роули был в растерянности и не знал, что предпринять дальше.

Преследовать убийцу по подземным туннелям? Но как бросить на произвол судьбы двух женщин, да еще в таком состоянии? А послать вниз Хью выглядело бы трусостью.

– Сделаем вот что, – наконец сказал Пико, перекладывая бесчувственного Ульфа на руки Аделии. – Хью, оставайся тут. Кто-то должен сторожить эту дыру. Дьявол внутри проклятой горы. Рано или поздно ему придется выбраться на поверхность, как кролику из норы. Но, думаю, из подземелья есть еще один лаз наружу. Не таков Ракшас, чтобы не иметь запасного выхода!

Сэр Роули выхватил у Хью фонарь и побежал вниз вдоль склона. В одиночку, в темноте, среди ложбин и кустов и на таком большом пространстве не было никакой надежды найти второй выход. Однако в Пико бурлила кровь, и он не мог усидеть на месте.

Аделия положила Ульфа на траву на краю овражка, сняла и свернула свой плащ, а затем положила его под голову мальчику. Присела рядом и полной грудью вдохнула жизнь. Как может одна ночь длиться так долго? По-прежнему пахло боярышником и можжевельником, как будто не прошло целой вечности с того момента, как она с фонарем выскользнула из лодки и пошла к проклятому холму Вандлбери, над которым горел огонек.

Ароматы травы напомнили, что она сама, наверное, немилосердно воняет: потом, кровью и мочой. Да, со страха она описалась, и стыдиться тут было нечего. В ноздрях возник отвратный запах Ракшаса. «О Боже, понадобятся сто лет и все бани мира, чтобы смыть смрад этого ублюдка со своей кожи и души!»

Ульф внезапно зашевелился и сел на земле, сжимая кулачки и хватая ртом воздух. Диким взглядом мальчик огляделся вокруг. Открывающаяся с горы ширь. Светлеющее небо. Хью. Собаки. Аделия. Он спросил медленным, словно сонным голосом:

– Где я? Что случилось?

– В безопасности, – сказала Аделия. – Мы спасены.

– Его… поймали?

– Обязательно схватят.

Если есть на небе Бог, детоубийца не уйдет от возмездия!

– Он… он… я его нисколько не испугался! – гордо сказал Ульф и затрясся всем телом. – Я боролся с этим рогатым говном… кричал… исцарапал!

– Знаю, – успокаивала его Аделия. – Ты смелый и отважный мальчик. Ты был молодцом. Но эти сволочи коварно усыпили тебя маковым соком. Будь в сознании, ты бы им показал! – Она обняла Ульфа за плечи. Он начал всхлипывать. – Поплачь, милый, – говорила салернка. – Ты уже показал, какой храбрый. Теперь все кончилось и можно поплакать.

Потом они сидели молча. Две несчастные одеревенелые души ждали рассвета.

На востоке, у самого горизонта, робко светлело. Бесконечная ночь обещала закончиться. Из овражка, куда скрылась сестра Вероника, временами доносились ее тихие молитвы.

Хью держал руку на охотничьем ноже за поясом, а ногу – на верхней ступеньке лестницы, чтобы ее вибрация заранее предупредила его, если дьявол захочет удрать из своего логова. При этом Хью успокаивал собак: называл по имени и хвалил за сметку и храбрость.

– Славные ребята! Исправно шли по следу вашего беспородного товарища, – сказал он Аделии. «Ребята», словно угадав, что речь о них, разом задрали головы. – Сэр Роули, обычно такой спокойный, весь извелся. «Куда она пропала? – кричит. – Точно кинулась мальчика в одиночку искать. И пропадет ни за грош!» Правду сказать, честил он вас по матери – не со зла, конечно, а от беспокойства. И так он меня истомил нытьем-скулежем, что я возьми и сообрази: при вас всегда вонючий пес! Мои собаки запросто возьмут его след! Он внизу, верно?

– Да. Страшила погиб.

– Бедняга. Был с хозяйкой до конца. Молодец.

Охотник говорил, но одним ухом прислушивался к тому, что происходит в шахте. Где-то в подземных туннелях затаилось чудовище, убившее его племянницу.

Аделия привстала. Вдалеке, между кустами, мелькал сэр Роули. Сборщик податей медленно двигался по склону, поглядывая по сторонам и тыкая в землю мечом в поисках еще одного выхода из подземелья. У Аделии сердце кровью облилось: дьявол мог таиться в темноте за каждым кустом, за любым пригорком.

Хью, испугав Аделию, вдруг резко выхватил из-за пояса нож. Потом сунул его обратно.

– Ложная тревога, – сказал он. – Сова.

И действительно, пару минут покрикивали какие-то пичужки, всполошенные последней предрассветной атакой пернатого хищника.

На востоке занималась необычная, угрожающе-багровая заря.

– Ишь как небо играет! – заметил Хью. – Про такую зарю пастухи говорят: «Дьявол не с той ноги встал».

Аделия вяло подняла взгляд. Рядом с ней, в таком же оцепенении, полусидел-полулежал на земле Ульф.

«Его, бедняжку, прибило хуже моего, – подумала врачевательница. – Мы побывали там, где нормальным людям не следует. Нюхнули ада прежде смерти… И это навеки оставит след в наших душах. Я, может, и справлюсь с этим, потому как много всякого повидала, а он… каково начинать жизнь с таких впечатлений?!»

Аделия разом перестала жалеть себя и снова закипела энергией. Морщась от боли, она встала с земли и подошла к краю овражка, где на коленях стояла Вероника. Безвинно-прелестная монахиня, словно только что молоком умытая, сложила перед собой руки и истово молилась. Такой же она запомнилась лекарке с первой встречи, у раки Святого Петра. Аделию передернуло от омерзения.

– Там есть второй выход? – спросила она.

Монахиня не шелохнулась. Ее губы по-прежнему шептали «Отче наш».

Аделия шагнула к ней и пнула кулаком в бок:

– Я тебя спрашиваю, сука! Есть там второй выход?

Хью возмущенно ахнул.

Взгляд Ульфа перебежал с Аделии на монахиню. Словно проснувшись, он с недетской силой крикнул на весь Вандлбери, показывая ручкой на Веронику:

– Это она! Злая, подлая женщина! Гореть тебе в аду!

Потрясенный охотник запричитал:

– Ну будет, дружок… Что ты говоришь?!

По некрасивому личику Ульфа опять заструились слезы. Но маленький мужественный человечек взял себя в руки и сказал Аделии:

– Это она накинула мне на лицо какую-то дрянь и привезла сюда на заклание!

– Я уже догадалась. Эта тварь столкнула меня в шахту.

Монахиня умоляюще заглянула в глаза Аделии.

– Дьявол был слишком силен, а я слаба, – заканючила Вероника. – Он пытал и мучил меня. Вы сами видели, как он ужасен! Я не по своей воле… он принуждал меня!

Но тут девушка вдруг уставилась на восток, за спину Аделии.

Хью и Ульф уже смотрели в ту же сторону. Обернулась и салернка. В небе пылала-пламенела яростная заря, и против восходящего солнца по полю рысил Ракшас. В чем мать родила. За ним, ярдах в пятидесяти, бежал сэр Роули. Дьявол резко изменил направление. Сэр Роули остановился, схватился за пах и, сгибаясь от боли, завопил:

– Хью! Он удирает! Не дай ему уйти!!!

Охотник наклонился и что-то шепнул собакам. Потом спустил их со сворки. Те рванули в сторону восхода так, словно за ними гнались сто чертей.

Спасая свою шкуру, убийца чесал через поле с истинно сатанинской скоростью. Собаки медленно, но верно сокращали расстояние и все четче вырисовывались на фоне восходящего солнца.

Аделия вспомнила иллюстрацию ада из манускрипта: черные фигурки на багрово-золотистом фоне, собаки в прыжке и мужчина с воздетыми руками, словно хочет вскарабкаться на небо. Но картинка резко изменилась. Собаки набросились со всех сторон на сэра Джоселина Грантчестерского и в мгновение ока разорвали его на куски.

Глава 15

Аделию и Ульфа усадили на одного коня, а монахиню на другого. Прежде ей накинули на голову плащ, чтобы не видеть подлую рожу и избежать соблазна убить негодяйку на месте. Сэр Роули и Хью повели лошадей под уздцы вниз по холму, обходя ямы, чтобы меньше трясти Аделию и Ульфа.

Шли в молчании.

В свободной руке сэр Роули нес что-то шарообразное и мокрое, завернутое в его плащ. Собаки принюхивались с таким интересом, что Хью пришлось свистнуть их к себе. Аделия бросила на окровавленный сверток только один взгляд и потом старательно отводила глаза.

Заморосил дождь, собиравшийся с самого рассвета. Встречные крестьяне снимали шапки при виде группы всадников в сопровождении псов с разводами крови на мордах.

У болотца сэр Роули остановился и попросил Хью сойти с тропы и принести пригоршню мха. Когда тот вернулся, Пико осведомился у Аделии:

– Вы это накладываете на раны?

Она кивнула, выжала из мха воду и прижала к ране на своей руке. Хорошее средство против нагноения.

– И к глазу тоже приложите, – сказал сэр Роули. Только теперь она почувствовала боль на лице. Подбитый глаз опухал и мало-помалу закрывался.

Когда двинулись дальше, Аделия произнесла:

– Я еще не сказала вам спасибо…

Ульф из-за ее спины подхватил:

– Мы благодарим вас…

Сборщик податей сперва угрюмо молчал, потом вдруг разразился гневной речью:

– И как вы, сударыня, могли повести себя так глупо? Вы хоть понимаете, что я из-за вас пережил?

– Простите, что так вышло…

– Думаете, одного «простите» достаточно? Вам голову мало оторвать! Безответственная, легкомысленная женщина! Благодарите Бога, что я рано ушел с королевского суда. Хотел проведать вас в доме ростовщика. Знал, что вы переживаете из-за исчезновения Ульфа. Пришел пожалеть и ободрить. А в итоге успокаивать пришлось меня. Я чуть не рехнулся, когда узнал, что и вы пропали!

– Простите, что доставила вам так много хлопот, – промолвила Аделия. Она была слишком вымотана и потрясена, чтобы извиняться более витиевато. На самом деле ей было приятно слушать упреки Пико и знать, как сильно он волновался.

– Матильда Гладкая предположила, что вы пошли в церковь – молиться за Ульфа, – сердитым голосом продолжал сэр Роули. – Но я сразу догадался, что вы двинули на реку и выпытываете, куда она дела мальчика. Но и там вас не было. Я понял, вода вам что-то подсказала и вы кинулись на поиски в одиночку.

Стоя в отчаянии у реки, сэр Роули услышал на другом берегу рожок Хью, которым тот созывал собак. Пико позвал его на помощь. Они обсудили ситуацию, и охотник предложил пустить свору по следу Страшилы.

– Хью сказал, что настоятель Жоффре дал вам исключительно вонючую собаку нарочно, чтоб вас можно было отыскать, попади вы в беду в незнакомом городе. Мы сбегали в дом ростовщика и взяли коврик, на котором спал Страшила. Потом раздобыли лошадей и дали собакам понюхать подстилку. Те сразу взяли след – и мы пустились в путь.

Они скакали за собаками вдоль реки по тропинке для бечевой тяги. И догадывались, что Аделия плыла в лодке, а собака бежала параллельно реке. Временами теряя след, они просто двигались дальше по течению…

– Наши поиски закончились бы ничем, – рассказывал сэр Роули, – не воняй ваша собака как сто чертей. И вместе с вами я бы потерял половину своей жизни! О, легкомысленная, шалопутная гарпия! Вы даже представить себе не можете, как я настрадался из-за вас!

Ульф зевал и хихикал уже в открытую. Но для Аделии филиппики сэра Роули были сладкой музыкой, которую она была готова слушать бесконечно. Грудь спирало от волнения. Какой прекрасный человек! Спасибо небу, что он существует!

Когда спаситель сделал короткую паузу, чтобы перевести дыхание, она тихо сказала:

– Я люблю вас, Роули.

– Это к делу не относится! – огрызнулся он. – В том, что вы учудили, нет ничего забавного!

Однако после этого Пико замолчал.

Остаток пути Аделия дремала в седле.

Когда они оказались у огромных ворот барнуэллского монастыря, салернка проснулась и вспомнила, как сто лет назад они с Симоном и Мансуром впервые въезжали во владения настоятеля Жоффре: на торговой телеге, в блаженном неведении того, какие ужасы ожидают их в Кембридже…

«Зато теперь они будут знать, Симон. Мы выполнили свою миссию и открыли правду».

После этого Аделия перестала бороться со сном. Сэр Роули громко объяснял вышедшему приору, что случилось. Тот ахал и охал. Затем стал отдавать распоряжения о том, где и как следует разместить гостей. Настоятель забыл важную вещь, и когда Аделию снимали с лошади, она сонно пробормотала:

– Я должна сперва искупаться!

– …отдыхайте и, ради Бога, отсюда ни ногой! – заключил сэр Роули и ушел, громко хлопнув дверью.

Аделия и Ульф лежали на большой кровати в комнате для монастырских гостей. Глядя вверх, салернка узнавала могучие балки и обрешетины потолка. Горели… свечи? Разве сейчас не день? А, понятно. Ставни были плотно закрыты. По ним лупил дождь.

Ульф тоже смотрел в потолок. Аделия прижала его к себе неповрежденной рукой. Они были товарищами по несчастью, вместе пережили такое, после чего иначе смотришь на мир…

– Расскажи, что случилось, – попросила она Ульфа.

– Я сидел на берегу с удочками. Она подплыла и сказала медовым таким голоском: «Ой, Ульф, у меня лодка течет, не посмотришь?» Я к ней прыгнул, нагнулся под лавку поглядеть, где пробоина… А она мне к лицу какую-то тряпку прижала. Очнулся я уже в яме. – Мальчик коротко всхлипнул. Потом мрачно спросил: – Как такое могло случиться?

– Не знаю…

Ульф повернулся и в отчаянии заглянул Аделии в глаза:

– Она была как цветочек. Такая милая, добрая. А он – доблестный рыцарь…

– Но в душе оба были уродами, – добавила салернка. – Внешне обаятельные и вежливые, а внутри изверги. Потому и сдружились. Только помни, Ульф: хороших людей гораздо больше, чем дурных. Поэтому не стоит разочаровываться в жизни.

Аделия сама пыталась обрести пошатнувшуюся веру в род человеческий.

– Спасибо, что пришли меня выручить. – Тут он слабо улыбнулся и прибавил: – Вы молодец! Держались до конца. А как ругались!.. Я всякого наслушался от солдат, но вы любого из них за пояс заткнете!

– Пусть это останется нашим маленьким секретом. Никому не болтай.

– Могила.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела заплаканная Гилта. Радость мешалась с яростью.

– Ах ты, маленький негодяй! – причитала она, обнимая внука. – Разве я не предупреждала? Погоди, всю задницу отобью, негодник! Из-за тебя я почти померла от страха!

Появился сэр Роули и увел экономку. Аделии следовало принять ванну и отдохнуть. Напоследок Гилта схватила руку хозяйки и горячо поцеловала ее.

– Благословен день, когда вы приехали в Кембридж! – сказала она. – Храни вас Господь!

Подхватив внука на руки, Гилта ушла.

Монахи внесли большую оловянную ванну и стали наполнять ее горячей водой. Аделия радовалась, что сможет наконец смыть с себя всю жуть последних часов.

Сэр Роули погнал сестер прочь. Шокированные, они сначала не хотели уходить и оставлять Аделию наедине с мужчиной, но Пико вытеснил монашек из комнаты. Врачевательница наблюдала за его маневрами с улыбкой. Он похудел, из раздобревшего сборщика податей снова превратился в могучего и мускулистого рыцаря.

Когда они остались вдвоем, сэр Роули поставил Аделию на ноги и начал осторожно и деловито раздевать.

Она молча покорилась. Неужели он задумал соблазнить ее? Не остановится ли, дойдя до рубашки?

Нет, хотя раздевал он с чисто материнской заботой. Когда Аделия оказалась совершенно голой, Пико подхватил ее на руки и опустил в ванну. При этом выражение лица у него было столь же бесстрастное, как у Гординуса, когда тот склонялся над трупом.

«Я должна сгореть со стыда», – думала Аделия. Но для этого нужна была хоть искра смущения, а она нисколько не робела. Ей было приятно, что сэр Роули видит ее обнаженное тело сквозь прозрачную воду. Аделии трудно было поднимать руки, поэтому он сам вымыл и прополоскал ей волосы.

И до ног было сложно достать… Пико и эту задачу взял на себя, нежно массируя ее пальцы, икры, бедра…

Аделия наблюдала. Было очевидно, что бесстрастие дается ему с трудом.

– Этот негодяй вас… повредил? – спросил сэр Роули.

Она не сразу поняла вопрос. А, он спрашивает, была ли она изнасилована. Девственность – святой Грааль для мужчин.

– А если бы да?

– Главное, что вы живы. На остальное наплевать.

– Нет, в этом смысле он меня не тронул.

– Что ж, замечательно! – Сэр Роули выпрямился и отряхнул мокрые руки. – Мне пора. Пусть монахини вас домывают, а мне некогда – пойду готовить свадьбу.

– И на ком вы собрались жениться? – лукаво спросила Аделия.

– Я поговорю с настоятелем, а он потолкует с твоим ревнивым Мансуром. Чтобы не было никаких сомнений в честности моих намерений. Что до короля… надеюсь, он не станет препятствовать браку. Словом, за день-два я все улажу.

– Но с какой стати вы заговорили о женитьбе?

– Сударыня, разве вам не понятно, – удивленно произнес Пико, – что я обязан обручиться с вами после того, как видел голой и прикасался к вам?

Сэр Роули и впрямь собрался уходить.

Аделия, морщась от боли, быстро выбралась из ванны и завернулась в простыню. Как он не понимает, что у их любви нет будущего?! И поэтому забота об условностях – нелепое, лишнее дело.

– Останьтесь, Роули! – попросила Аделия, устремляясь к нему. – Не бросайте меня. Мне жутко в одиночестве.

Она обвила руками его шею. Однако мужчина ласково высвободился.

– Нет, так нельзя! – возразил он. – У меня честные намерения по отношению к вам. Мы сперва должны быть связаны узами святого брака…

«Нашел момент рассуждать! – сердито подумала Аделия. – Дались ему эти «честные намерения»!»

– Роули, жизнь груба и страшна, – сказала она. – Никто не ведает, что случится завтра. Надо ловить мгновение, а не уповать на будущее.

– Нет, я хочу нам долгого и прекрасного завтра. И оно будет. Поэтому нам некуда спешить.

Сэр Роули неровно задышал. Аделия стояла голыми ногами на его сапогах. Простыня упала, и женщина прижалась к любимому всем телом.

– Еще немного – и я за себя не отвечаю! – предупредил Пико. – Вы ставите меня в неловкое положение…

– Да, более ловкое положение – на кровати.

Он сдался с притворным вздохом.

– И потом, любить в постели женщину со сломанными ребрами – задача непростая, – сказал Пико.

– А вы все же попробуйте, – отозвалась салернка.

– Ах ты Господи!.. – Сэр Роули подхватил ее и понес на кровать. И действительно, сломанные ребра не оказались препятствием. Пико искусно опирался на руки, чтобы не наваливаться на пострадавшую женщину. Все получилось замечательно. Он старался быть нежным и нашептывал ласковые слова на арабском, словно английского и французского не хватало, чтобы выразить, как она прекрасна даже с подбитым глазом.

Аделия ощущала себя любимой и желанной и хотела Пико каждой частичкой своего тела. Соитие было чудесно, как совместное путешествие к звездам и обратно.

– Вы можете повторить? – простодушно спросила лекарка.

– Нет, надо немного погодить. Была трудная ночь. И я не совсем в форме.

Однако спустя малое время он попробовал снова – и опять все получилось преотлично.

Потом они лежали в полутьме, слушали дробь дождя по ставням. Аделия, прижимаясь к возлюбленному и вдыхая его запах, сказала срывающимся голосом:

– Я вас так люблю…

– Вы плачете? – удивился он и привстал.

– Нет, нисколечко.

– Плачете. Ничего, после совокупления это случается с некоторыми женщинами.

– Какой вы знаток!

Сэр Роули вытер ладонью ее слезы.

– Дорогая, все страшное позади, – сказал он. – Он мертв, а с ней… разберутся… Я буду, конечно, по заслугам вознагражден. И вас довольный король щедро одарит. Впрочем, моего богатства хватит на двоих. Генрих сделает меня бароном, даст приличный феод, а вы нарожаете мне дюжину симпатичных пухленьких наследников…

Он встал с кровати и начал одеваться.

Аделия вспомнила про его плащ с головой Ракшаса. Он его не принес с собой, а где-то оставил.

– Не уходите, – попросила она. – Я хочу еще.

– Не бойтесь, я вернусь.

Но его мысли были уже в другом месте.

– О, ненасытная женщина! Лучше поспите. А меня зовут дела. Я не могу весь день нежиться в постели.

С тем он и ушел.

Глядя ему вслед, Аделия думала в смятении: «Почему бы мне и впрямь не стать баронессой и не нарожать дюжину пухленьких наследников?.. Зачем «играть в доктора»? Разве это сравнимо с тем счастьем, которое я могу испытать в браке с любимым мужчиной? Нет, конечно. Стало быть, мертвецы отнимают у меня жизнь и счастье?»

Вскоре Аделия погрузилась в сладкий сон. Ее последней связной мыслью было: «Ах, какая дивная штука – клитор! Сколько неожиданных приятных ощущений таит этот маленький бугорок… Когда в следующий раз буду анатомировать женщину, получше пригляжусь к нему…»

Всегда и везде Аделия оставалась прежде всего доктором.

Из сладкого сна лекарку вырвал голос окликавшей ее Гилты.

– Который час?

– Уже ночь. Вы целый день проспали. А теперь надо вставать, душа моя. Надеюсь, вы отоспались. Я принесла свежую одежду из вашего дорожного сундука.

Вставать не хотелось. Болели ребра и рука. Глаз окончательно заплыл.

– Как себя чувствует Ульф? – спросила Аделия.

– Спит сном праведника. Гилта с неожиданной нежностью коснулась щеки иноземки: – Страдалица моя… Ну да ладно. Вам обоим надо вставать. Зовут на допрос к важным людям.

– Что ж, деваться некуда, – устало сказала Аделия.

Она надеялась, что разбор дела не затянется. Все так очевидно. Конечно, вспоминать подробности жуткой ночи не хотелось, но придется.

Гилта принесла ужин и хотела кормить с ложки, но Аделия села на кровати и запротестовала.

– И не думайте! Вы такая слабая, – решительно сказала Гилта. Благодарность за спасение внука ей было проще выразить заботой о хозяйке, чем какими-то непривычно пышными словами. Осознав это, Аделия перестала упираться.

Между ложками каши она спросила:

– А куда они дели непотребную монахиню?

Аделия не испытывала к Веронике ничего, кроме ненависти. Но ей была неприятна мысль, что девушку запрут и станут люто пытать. Наказать – да, но мучить при полной ясности вины не имеет никакого смысла.

– Вероника в соседней комнате! И монахини обслуживают ее как баронессу! – Гилту всю перекосило. – Никто не поверил.

– Как?! – удивленно спросила Аделия.

– Все отказываются признавать, что она была пособницей дьявола.

– Глупости! Ульф может подтвердить. И я, разумеется. Гилта, Вероника столкнула меня в шахту!

– Будто я вам не верю! Но они спросят: «А вы видели того, кто вас спихнул?» Ну а Ульфа и слушать не станут. Дескать, он из низкого сословия, его словам веры нет.

У Аделии даже аппетит пропал. Одно дело – не пытать Веронику… но оставить ее на свободе – сущее безумие. Она ненормальная. Рано или поздно опять начнет убивать!

– Это она похитила Петра, Мэри, Гарольда и Ульрика. Мы гадали, кому дети могли безоговорочно доверять. И вот ответ – кроткой, милой монахине. По наущению дьявола Вероника предлагала малышам конфету, а потом прижимала к лицу смоченную в опиуме салфетку. Дети теряли сознание, и она везла их на заклание…

Гилта вздохнула:

– Они видят, что у Вероники ран не меньше, чем у вас. Она твердит, что побежала за вами через поле, чтобы уберечь от беды. И сама попала в лапы зверя.

– О, видела бы ты, Гилта, как она визжала от удовольствия, когда Ракшас нас мучил! Ее нужно на всю жизнь запереть. Вероника поставляла дьяволу детей. Это она убила Симона.

Теперь Аделия могла сказать даже, когда именно сэр Джоселин отдал приказ убить ее друга. На пиру, во время пляски с монахиней, он шепнул ей, что заморский еврей вот-вот их разоблачит и его надо немедленно убить. Без сомнения, так оно и было. Вероника покинула праздник задолго до его конца. Теперь и это всплыло в памяти Аделии. До финальных аккордов осталась только мать-настоятельница.