Текст книги "Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан"

В свою очередь Н. Фоушин называет концепцию реалистов «благоразумной теорией войны» (Prudential War Theory) или «эгоистичной теорией войны» (Self-interest War Theory). Реалисты также выдвигают ряд принципов для оценки конфликта. Главное отличие проявляется в трактовке принципа правого дела, который у реалистов не содержит случая гуманитарной интервенции, но дополняется допущением войны, которая представляется полезной для национальных интересов. То есть агрессивная война не запрещается, если она кажется выгодной государству. Реалисты отвергают также принцип различения jus in bello. Все прочие принципы, которые предлагает теория справедливой войны, так или иначе применяются и реалистами, которые, однако, гораздо меньшее место отводят анализу интересов и безопасности граждан других государств. Именно поэтому принятие решения о войне даётся реалистам гораздо легче, а методы ведения войны, предлагаемые ими, будут более жестокими.

Некоторую проблему представляет собой, по словам Н. Фоушина, спорадическое применение теории справедливой войны. Об этом же предупреждал и Уолцер, говоря об успехах и сложностях теории справедливой войны. Но сам Фоушин считает, что целостность теории справедливой войны не рушится при выборочном использовании её принципов, выполняя своё предназначение служить делу ограничения войны.

Указанные критические замечания, по мнению Н. Фоушина, не имеют разрушительной силы для всей теории справедливой войны. Несмотря на те слабости, которыми обладает теория, и трудности, с которыми она сталкивается, мы всё же можем применять её. Нравственное ограничение войны не кажется Фоушину иллюзией, и зачастую теорию справедливой войны критикуют не потому, что она ошибочна или слаба, а просто потому, что «она не понимается должным образом»[351]351
  Ibid. P. 126.


[Закрыть].

Теория справедливой войны оказывается, по мнению Фоушина, полезным инструментом, без которого совершенно невозможна работа различных институтов международной политики. В первую очередь к концепции bellum justum обращаются «официальные лица, ответственные за принятие решения о вступлении в войну»[352]352
  Ibid. P. 27.


[Закрыть]. В особенности она важна в демократических государствах, где решение о войне будет приниматься коллегиально, в ходе дебатов между сторонниками этического и силового подхода.

Кроме того, современные правительства вынуждены прибегать к верификации своих действий на предмет их соответствия требованиям критериев теории справедливой войны, поскольку общественное мнение не позволяет политикам руководствоваться одним лишь национальным интересом. Во всяком случае, такова ситуация западных демократий. Средства массовой информации активно освещают военные операции и методы, которыми они проводятся, поэтому информация о нарушениях норм морали и права войны и совершении преступлений быстро становится известной общественности. Получается, что, несмотря на то, принимает или нет правительство и военное руководство страны критерии справедливой войны, они вынуждены использовать их в своей работе и ссылаться на них. Зачастую теория справедливой войны используется для оценки уже начавшегося конфликта или для осмысления войны, закончившейся некоторое время назад. То есть, теория применяется ретроспективно, но она полезна и в такой форме. Высокое практическое значение, которым обладают принципы справедливой войны, даёт Фоушину надежду на то, что и концепция двойной теории справедливой войны со временем будет оценена по достоинству и получит своё применение.

Глава 4

Б. Оренд: этика войны минимально справедливых государств[353]353
  Некоторые фрагменты этой главы были опубликованы ранее в Куманьков А. Д. Принцип правого дела и «новые» войны // Этика войны и мира: история и перспективы исследования / Под общ. ред.: Б.Н. Кашников, А.Д. Куманьков. СПб.: Алетейя, 2016. С. 152–175; Куманьков А.Д. Концепция минимальной справедливости в философии войны Б. Оренда // Культура: управление, экономика, право. 2016. № 2. С. 6–12; Kumankov A. Minimal Justice and Regime Change in Brian Orend’s Political Ethics / NRU Higher School of Economics. Series WP20 «Философия и исследования культуры». 2016.


[Закрыть]

Брайан Оренд, профессор Университета Уотерлу, принадлежит к числу наиболее заметных авторов нового поколения теоретиков справедливой войны. Среди его работ по этике войны следует выделить книги «Война и международная справедливость: взгляд с кантианской точки зрения»[354]354
  Orend B. War and International Justice: a Kantian Perspective. Wilfrid Laurier University Press. 2000.


[Закрыть] и «Мораль войны»[355]355
  Orend B. The Morality of War.


[Закрыть], а также «Майкл Уолцер о войне и справедливости»[356]356
  Orend B. Michael Walzer on War and Justice. Cardiff: University of Wales Press. 2000.


[Закрыть], «Введение в исследования международных отношений»[357]357
  Orend B. Introduction to International Studies. Oxford: Oxford University Press. 2012.


[Закрыть], «Права человека: Понятие и контекст»[358]358
  Orend B. Human Rights: Concept and Context. New York: Broadview Press. 2002.


[Закрыть]. В активе Оренда помимо прочего значится также и небольшой роман «О войне: диалог»[359]359
  Orend B. On War: A Dialogue. Lanham: Rowman Littlefield. 2008.


[Закрыть], герои которого обсуждают ключевые вопросы этики войны и в частности затрагивают глобальную проблему смысла войны.

Во многом Оренд продолжает и развивает концепцию М. Уолцера. «Справедливые и несправедливые войны» ― основной источник, с которым работает канадский философ. В работе «Мораль войны» Оренд структурирует основные положения теории Уолцера, что уже можно признать определённым достижением, поскольку сам Уолцер не уделяет должного внимания систематизации своей концепции. Но наиболее значительный вклад в развитие теории справедливой войны Оренд внёс благодаря работе по концептуализации принципов, которые он (и теперь многие вслед за ним) называет jus post bellum, что в буквальном переводе с латинского означает «право после войны» или «справедливость после войны».

Оригинальной следует признать и попытку Оренда совместить теорию справедливой войны и кантианскую политическую философию и этику. Именно Канта Оренд называет автором идеи jus post bellum. Принципы установления перманентного мирного состояния, изложенные в трактате «К вечному миру»[360]360
  Кант И. К вечному миру.


[Закрыть], Оренд интерпретирует как нормативные установки, соответствующие духу и логике доктрины справедливой войны. А из ряда положений «Метафизики нравов» он также выводит кантианское учение о bellum justum.

Подобный подход интересен не только стремлением показать актуальность Канта ― в этом не было бы ничего принципиально нового; куда более любопытным выглядит само желание поставить теорию справедливой войны (фактически теорию Уолцера) на платформу какой-либо этической доктрины, которая стала бы фундирующим основанием для определения категорий ad bellum, in bello и post bellum. По мнению самого Уолцера, теория справедливой войны не нуждается в этической метатеории, в которой были бы укоренены её принципы. Мы можем говорить об имплицитной связи теории Уолцера с такими этическими доктринами, как утилитаризм или прагматизм, но сам автор только в дискуссии о «чрезвычайных обстоятельствах» (supreme emergency) обращается к специфическому утилитаристскому аргументу, который он называет утилитаризмом чрезвычайных мер. Во всех остальных ситуациях принципы теории справедливой войны кажутся Уолцеру буквально самоочевидными и не нуждающимися в дополнительном этическом обосновании. Это можно было бы назвать интуитивизмом в духе У.Д. Росса, но сам Уолцер нигде не даёт прямой ссылки ни на Росса, ни на других интуитивистов.

Зачастую подобный подход подвергается критике, поскольку рассматривается как свидетельство морального выхолащивания теории ― по существу она не является этической теорией как таковой и превращается всего лишь в набор принципов, которые могут свободно меняться в соответствии с целями того, кто стремится к моральному оправданию применения вооружённого насилия. На этом фоне активное обращение Оренда к Канту кажется действительно оригинальным решением. По мнению канадского философа, именно кантианская политическая философия должна стать метатеоретической средой, которая сделает теорию справедливой войны более обоснованной и глубокой.

Концепция минимальной справедливости

Базовым теоретическим основанием концепции справедливой войны Оренда является учение о «минимально справедливом» политическом сообществе (minimally just political community). В свою очередь идея минимальной справедливости государства находит основание в политической философии Канта, во всяком случае, в том виде кантианской мысли, какой придаёт ей сам Оренд. Именно у Канта Оренд берёт два ключевых положения своей политической философии и этики: «основная функция государства состоит в защите людей от насилия, мошенничества и анархии, присущей естественному состоянию, и обеспечении функционирования гражданского общества, основанного на публичном, позитивном праве, опирающемся на силу»[361]361
  Orend B. War and International Justice: a Kantian Perspective. P. 111.


[Закрыть]. Но у государства есть и ещё одна функция: «основная внутренняя задача государственного механизма, в кантианских терминах, состоит в том, чтобы обеспечивать права человека, во всяком случае, в меру своих возможностей»[362]362
  Ibid.


[Закрыть].

Итак, государство должно нести закон и порядок и гарантировать соблюдение прав человека ― это основа парадигмы прав человека Оренда. При этом государство определяется Орендом абсолютно в духе Вебера как «политическая организация людей, созданная для того, чтобы служить авторизующим источником власти над ними. Государство ― как наиболее влиятельная структура принятия политических решений на определённой территории ― поддерживается монополией на легальное применение насилия для контроля исполнения своих решений»[363]363
  Ibid. P. 110.


[Закрыть]. Ключевыми для определения государства будут, таким образом, понятия территории, авторитета, закона и, что важно, права на насилие.

Канадский философ задаётся вопросом о происхождении прав, которыми обладает государство и некоторые из которых оказываются уникальными, то есть в нормальных условиях недоступными отдельному индивиду или социальной группе[364]364
  Таким будет право на применение организованного насилия.


[Закрыть]. Ориентируясь на два приведённых выше принципа, Оренд делает вывод о непосредственной связи прав человека с правами государства при безусловной первичности прав человека. Права, которыми обладает человек, позволяют и государству получить определённые права, если оно отвечает возложенным на него функциям, то есть, защищает человека от ужасов естественного состояния, поддерживает функционирование гражданского общества и обеспечивает права человека. Уместным здесь будет вспомнить рассуждение об обязанности суверена в отношении народа из «Метафизики нравов» Канта:

«мы должны будем вывести это право из долга суверена по отношению к народу (а не наоборот); при этом народ должен считаться отдавшим свой голос в пользу такого решения, в каковом качестве он хотя и пассивен (позволяет распоряжаться собой), но все же самодеятелен и представляет самого суверена»[365]365
  Кант И. Метафизика нравов в двух частях. С. 272.


[Закрыть].

Государство обладает правами только в силу того, что человек обладает правами. По мнению канадского философа, рациональный субъект может признать над собой господство только той политической системы, которая будет способна удовлетворить его жизненные потребности. Стоит отметить, что Кант здесь удачно сочетается с Локком. Но в этом же положении содержится важная трансформация изначальной кантовской мысли. Основой политической морали становится не понятие достоинства или долга, а понятие потребности. Не моральная воля или нравственная самоценность индивида лежат в основании этой политической этики, а человеческие потребности и нужды. Именно потребности очерчивают круг того, что входит в область прав человека. Оренд относит к ним в первую очередь свободу, но добавляет сюда же и свободу рынков. Представляется, что это не вполне соответствует кантианскому определению политической этики. Для Канта любое нарушение прав индивида было злом. Вне зависимости от дополнительных условий, которые могут называться в качестве причин, оправдывающих насилие. Исходя из этой посылки, политическое учение Канта вообще очень плохо вписывается в современную теорию справедливой войны, для которой более близкими этическими учениями являются консеквенциалистские теории (утилитаризм или прагматизм), что Оренд и подтверждает, начиная дискуссию о потребностях.

Одно из важнейших следствий из обращения Оренда к кантианскому учению о правах человека состоит в следующем. Поскольку права человека обладают универсальным значением, государство обязано в определённой мере содействовать осуществлению прав всего человечества, что проявляется в отказе от причинения вреда иностранным гражданам. Агрессивные действия по отношению к другим государствам становятся незаконными, и наоборот ― стремление помочь в защите прав человека санкционирует вмешательство в дела суверенного государства. Защита прав человека становится руководящим принципом межгосударственных отношений.

Именно в этой политической этике находит свои основания теория справедливой войны Оренда и его учение о минимально справедливом политическом сообществе. Оренд заявляет, что каждое политическое сообщество можно подвергнуть оценке на предмет определения его нравственного потенциала. Другими словами, можно установить уровень справедливости, присущий государству. Оренд не говорит, что государства должны быть нравственно безукоризненными и добродетельными, но предполагает, что существует уровень минимальной справедливости, соответствие которому и надо пытаться выяснить.

Оренд предлагает считать минимально справедливым государство, которое: 1) признано собственными гражданами и мировым сообществом; 2) не нарушает права соседних государств; 3) обеспечивает соблюдение прав собственных граждан[366]366
  Orend B. The Morality of War. P. 38.


[Закрыть]. Подобная концепция, очевидно, основывается на проекте Дж. Ролза, изложенном в «Праве народов»[367]367
  Ролз Дж. Право народов // Вопросы философии. 2010. № 9. С. 79–105.


[Закрыть].

Задача минимально справедливого государства ― обеспечение прав человека, во всяком случае, по отношению к собственным гражданам[368]368
  Orend B. The Morality of War. P. 33.


[Закрыть]. Оренд следует в данном случае за Локком, указывая на защиту прав человека как единственную причину, по которой люди объединяются в государство и сохраняют лояльность своему правительству. Напомним, что во втором «Трактате о правлении» Локк замечет, что народ «освобождается от повиновения, когда производятся незаконные покушения на его свободу или собственность, и может оказывать сопротивление незаконному насилию со стороны тех, кто были его должностными лицами, когда они покушаются на его собственность»[369]369
  Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 394.


[Закрыть]. То есть, Оренд в буквальном виде воспроизводит классическую формулу Локка, когда замечает, что в случае потери государством возможности исполнять возложенные на него задачи, «у людей нет оснований повиноваться ему и подчиняться общественному договору»[370]370
  Orend B. The Morality of War. P. 33.


[Закрыть]. Если же люди сохраняют лояльность правительству, которое не способно удовлетворить их потребности, то делают это только из страха. Государство может действовать либо морально, тогда оно будет считаться минимально справедливым, либо с позиции силы и устрашения, то есть быть несправедливым.

Можно выделить пять фундаментальных прав человека, которые обязано защищать государство: безопасность существования, обеспечение жизни, личная свобода, элементарное равенство, общественное признание права собственности. Оренд продолжает здесь традицию, которая восходит к Локку и находит своих сторонников в лице многих современных мыслителей. В частности Дж. Ролз видел в этих правах основу нравственной и политической легитимации правительства: «хорошо организованное нелиберальное общество будет принимать то же самое право народов, что и хорошо организованное либеральное общество. Здесь я понимаю хорошо организованное общество как мирное и не стремящееся к экспансии; его система законодательства удовлетворяет определенным необходимым условиям легитимации в глазах его собственных граждан; и, как следствие этого, общество уважает основные права человека»[371]371
  Ролз Дж. Право народов С. 79.


[Закрыть].

Наличие у государства определённых прав, в том числе и права на применение силы и ведение войны, связывается Орендом со способностью государства реализовать права человека. Как правило, государства, соблюдающие права человека, не ведут войны друг против друга. Оренд ссылается на Канта и Майкла Дойла[372]372
  Doyle M. Kant, Liberal Legacies, and Foreign Affairs // Philosophy and Public Affairs. Vol. 12, No. 3. 1983. pp. 205–235; Doyle M. Ways of War and Peace. New York: W.W. Norton, 1997.


[Закрыть], чтобы подтвердить это положение, известное под названием «теория демократического мира». Эта концепция содержит в себе одно важное основание, которое кажется Оренду справедливым: «если правительство не заботится о правах собственных граждан, что заставит его беспокоиться о правах иностранных государств и их граждан?»[373]373
  Orend B. The Morality of War. p. 53.


[Закрыть]. Такие государства несправедливы, агрессивны, поэтому, по мнению Оренда, нельзя сказать, что они могут рассматриваться как полноправные участники политических отношений. В результате, только минимально справедливые государства обладают в полной мере правами государства (state rights): политическим суверенитетом, территориальной целостностью, правом пользования ресурсами, равенством, признанием, правом на самооборону и возможность применения силы и др[374]374
  Orend B. War and International Justice: a Kantian Perspective. Pp. 112–117.


[Закрыть].

Концепция минимальной справедливости и справедливая война

Право ведения оборонительной войны оказывается одной из наиболее важных способностей справедливого государства, с точки зрения Оренда. Развивая свою теорию войны, Оренд реабилитирует не только моральную и политическую философию Канта, но и философию войны Карла фон Клаузевица. Оренд не только свободно обращается к теоретическому наследию Клаузевица, но в каких-то моментах делает его мысль даже более радикальной. Так, известная формула частного определения войны, предложенная Клаузевицем, получает у Оренда неожиданную интерпретацию: «война ― это не только продолжение политики другими средствами; скорее, война ― это то, что создаёт политику (иными словами, господство как таковое)»[375]375
  Orend B. The Morality of War. P. 3.


[Закрыть]. При этом саму войну Оренд определяет как «действительный, преднамеренный и широкомасштабный вооружённый конфликт между политическими сообществами»[376]376
  Orend B. War and International Justice. P. 7


[Закрыть].

Оренд указывает на предельную политизированность войны. «Все войны, в конечном счете, связаны с вопросом об управлении»[377]377
  Orend B. The Morality of War. P. 3.


[Закрыть], борьба ведётся за возможность принимать решения на данной территории, поэтому её участниками могут стать только политические сообщества, т. е. государства или общности, пытающиеся стать государствами. Поскольку война сопряжена с ужасами и разрушениями, Оренд заявляет о необходимости нравственного ограничения войны. Военная сила должна применяться без нарушений требований морали и права. Оренд полагает, что только минимально справедливое государство может вести справедливую войну, то есть, обладать как законными, так и моральными основаниями для применения военной силы. Обсуждать этическую приемлемость применения вооружённой силы можно лишь в отношении правительства, легитимного не только с точки зрения права, но и с точки зрения морали[378]378
  Ibid. Pp. 35–37.


[Закрыть]. Фактически он предлагает ввести прелиминарный принцип jus ad bellum, требующий до начала дискуссии о том, насколько справедливы военные приготовления того или иного государства, удостовериться в нравственной благонадёжности этого государства. Создаётся отчасти парадоксальная ситуация, поскольку любое действие государства, которое не прошло тест на признание минимально справедливым, попросту не может быть признано справедливым, а взаимодействие с несправедливым государством объявляется неприемлемым.

Итак, только минимально справедливые политические сообщества получают моральную санкцию на применение вооружённой силы, хотя с точки зрения международного законодательства у каждого государства есть равное право на применение военной силы. Война минимально справедливых государств получает моральное обоснование в связи с тем, что целью такой войны становится защита прав человека. Для минимально справедливых государств война не является целью, скорее ситуация войны ― нежелательный, временный момент их политической жизни. Участие в вооружённых конфликтах следует признать обязанностью минимально справедливых государств. Стивен Ли ― ещё один сторонник парадигмы прав человека ― замечает в этой связи, что теория справедливой войны зачастую говорит о дозволении в определённых случаях вступать в войну, но парадигма прав человека всегда указывает именно на обязанность браться за оружие во имя защиты высшей ценности, которой и объявляются права человека[379]379
  Lee S. Ethics and War: An Introduction. Cambridge: Cambridge University Press. 2012. P. 148.


[Закрыть]. Минимально справедливых обязаны в определённых ситуациях вступать в войны, поскольку взяли на себя ответственность обеспечивать права человека. В то же время постоянное стремление государства к агрессивным действиям свидетельствует в пользу его недостаточной справедливости.

Естественно, минимально справедливые государства будут вести войны, согласуясь с теорией справедливой войны и ориентируясь на исполнение норм jus ad bellum и jus in bello. В отличие от Уолцера и многих других теоретиков, Оренд считает, что jus ad bellum и jus in bello, а также jus post bellum тесно взаимосвязаны[380]380
  Orend B. The Morality of War. P. 32.


[Закрыть], и нарушение даже одного из принципов означает невозможность признания войны в качестве справедливой. Война ― это сложный феномен, но вопрос о справедливости может ставиться только в отношении всей войны, а не отдельных её частей. Единство трёх категорий теории справедливой войны Оренд иллюстрирует на примере хирургической операции, в которой можно выделить подготовительную фазу, саму операцию и период реабилитации. Несмотря на то, что каждая из этих фаз должна быть проведена в строго определённое время, все они подчинены решению общей задачи, а об успешности операции нельзя говорить, если на каком-то из этапов были допущены ошибки.

Война, в которой нарушается какой-либо из принципов ad bellum, in bello или post bellum, признаётся агрессивной. Но Оренд указывает на неопределённость понятия агрессии в международном праве. В связи с этим появляется важная задача, за решение которой, по мнению Оренда, должна взяться теория справедливой войны. Она состоит в обеспечении метанормативного содержания конвенций, резолюций и иных документов, составляющих корпус международного права, которое хотя и запрещает агрессивную войну и утверждает право народов на мир, не даёт разъяснений тому, почему агрессия должна считаться преступной. Теория справедливой войны выполняет объяснительную функцию и дополняет нормы международного права этическими аргументами, она должна раскрывать содержание ценностей невмешательства и ненасилия, декларируемых в законах.

Оренд предлагает понимать агрессию как принуждение людей к выполнению чужой воли посредством применения психологического давления или физического насилия[381]381
  Ibid. P. 34.


[Закрыть]. В ходе агрессивной войны нарушаются не только права, которым обладает государство, но и права человека, в первую очередь право на безопасность и свободу. Существенным для понятия агрессии оказывается международный уровень осуществления такого принуждения и стремление к политическому доминированию, которое, по мнению Оренда, служит основной причиной всех несправедливых войн. С другой стороны, в праве на отражение такой агрессии и состоит ключевое свойство государства, призванного обеспечить безопасность собственных граждан. Право на ведение оборонительной войны закрепляется как право, непосредственно следующее из права на самоопределение, политического суверенитета и принципа территориальной целостности. Это базовое положение международного права в теории справедливой войны подвергается уточнению: легитимным следует признать режим, который действует в соответствии с требованиями морали, а не тот, что оказался самым сильным в данном регионе и при этом игнорирует права и свободы человека.