Текст книги "Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан"

Jus in bello

В jus in bello Оренд предлагает выделить внешние (external) и внутренние (internal) правила. Внешние правила должны определить способ обращения с врагом, его правительством, армией и гражданским населением. Внутренние правила предписывают нормы обращения правительства с собственными гражданами во время войны.

К внешним правилам относятся известные нам классические принципы различения и пропорциональности. Военнослужащие на войне обязаны пытаться определить разрешённые и запрещённые цели нападения. Оренд даёт следующее определение законной цели нападения: «разрешённой военной целью можно назвать всё, что может быть использовано для причинения вреда»[398]398
  Orend B. The Morality of War. P. 107.


[Закрыть]. К средствам причинения вреда может быть отнесена не только живая сила противника, но и материальные предметы, которые могут выступать в качестве средств борьбы: техника, постройки, линии коммуникаций и т. д.

Справедливое ведение войны предполагает сохранение прав населения противника незыблемыми. Оренд повторяет здесь Уолцера, но сталкивается с парадоксом, как в такой ситуации объяснить нарушение прав военнослужащих противника, которых на войне придётся убивать. И Оренд предлагает решение этому парадоксу.

Когда военнослужащие берут в руки оружие, то лишаются иммунитета от насилия, которым изначально обладает каждый человек. Вооружённый человек по самому своему смыслу призван причинить вред солдатам противника, он представляет собой столь серьёзную угрозу, что отчуждает себя из сферы гуманности как таковой. Убийство его, поэтому, не может быть названо нарушением права человека на жизнь. Но в тот момент, когда он кладёт оружие и сдаётся, он перестаёт быть «чрезвычайно опасным» и возвращает себе все права человека. Насилие и пытки над пленниками, даже теми, кто обвиняется в совершении жестоких военных преступлений, не только не законны в соответствии с международно-правовыми конвенциями, но и морально неприемлемы и рассматриваются Орендом как один из видов нарушений базовых прав человека.

Гражданское население и объекты общего пользования (особенно инфраструктура снабжения жизненно необходимыми ресурсами) никогда не могут стать легитимной целью. Даже не смотря на заявления некоторых теоретиков, что гражданские лица могут считаться участниками боевых действий, поскольку финансируют армию за счёт налогов.

Принцип пропорциональности не находит у Оренда каких-либо оригинальных трактовок. Применение силы должно быть соразмерно поставленной задаче ― «разрушения, которые необходимо произвести для осуществления задуманного плана, должны соответствовать полученной пользе»[399]399
  Ibid. P.119.


[Закрыть]. Однако само значение соразмерности или пропорциональности остаётся довольно размытым. Степень приемлемого уровня вреда сложно описать посредством математически точных формул. По мнению Оренда, принцип пропорциональности необходимо трактовать как «негативное условие,… накладывающее внешнее ограничение на степень применения силы»[400]400
  Ibid.


[Закрыть].

Важное дополнение, которое Оренду кажется необходимым, состоит в оценке применяемых в ходе конфликта видов оружия. Объявление определённых видов оружия запрещёнными позволит «снизить уровень разрушения и страдания, связанного с войной, а это именно то, ради чего создавались jus in bello»[401]401
  Ibid. P.121.


[Закрыть]. Международное право, запрещающее биологическое или химическое оружие, кажется в данном случае Оренду более продуманной и разработанной системой, нежели теория справедливой войны. Теоретикам, по мнению Оренда, надо также включить в свои концепции запрет на применение оружия массового поражения, поскольку оно не соответствует принципам различения и пропорциональности. Кроме того, его использование ― это абсолютно безнравственный способ ведения войны, зло само по себе.

Внутренние правила in bello связаны с идеей признания и защиты прав граждан государства, ведущего справедливую войну. Такая война не может использоваться в качестве прикрытия для этнических чисток, массовых казней или депортаций. Если правительство притесняет собственное население, то его попытки обосновать своё право на ведение справедливой войны следует назвать нравственно несостоятельными. Права человека неотчуждаемы, и только реализация всего набора прав человека может свидетельствовать об уровне свободы и справедливости данной страны. Права человека должны не только оставаться в неприкосновенности, они должны также быть неизменными в содержательном отношении; нельзя урезать их или изменять их смысл.

Солдаты, по мнению Оренда, также не лишаются своих прав перед лицом собственного правительства. Они теряют иммунитет от насилия со стороны солдат противника, но сохраняют все базовые права человека внутри своей страны ― правом на безопасность, жизнь, свободу, равенство и признание. Кроме того, поскольку их профессия связана со смертельным риском, они обладают правом «на качественную военную подготовку, на освобождение от жестокого и опасного инаугурационного или «проверочного» ритуала, на рабочее снаряжение и оружие, которое позволит им исполнять свои обязанности»[402]402
  Ibid. P.133.


[Закрыть]. В противном случае государство нарушит их право на безопасность, а солдаты не должны быть пушечным мясом. В идеале, по мнению Оренда, нужно отказаться от призыва и получить добровольную армию, составленную из людей, сделавших осознанный выбор в пользу военной службы. Создание такой армии будет свидетельствовать о достижении обществом развитой правовой культуры и с высокой степени уважения прав личности.

Кроме того, Оренд предлагает собственный вариант обоснования права на применение радикальных мер в чрезвычайных обстоятельствах. Вооружившись кантовским пониманием человеческой природы как диалектического единства животной инстинктивности (феноменальная составляющая) и свободной рациональности (ноуменальная составляющая), Оренд приходит к мнению, что проблема чрезвычайных обстоятельств также должна быть рассмотрена с учётом этих двух перспектив: с точки зрения морали и благоразумия. В таком случае и наше отношение к возможности снятия запрета на применение неограниченных средств уничтожения будет двойственным и противоречивым. С точки зрения морали, чрезвычайные обстоятельства и неограниченную военную силу следует признать ужасной трагедией, в то время как, благоразумие подсказывает приемлемость и даже желательность её использования в качестве необходимого средства борьбы за выживание. Моральный трагизм ситуации чрезвычайных обстоятельств объясняется тем, что тот, кто обдумывает применение радикальных мер борьбы, заслуживает нравственного порицания вне зависимости от того, какое решение он примет. Если санкционируется использование неограниченной военной силы, то «будут нарушены принципы jus in bello и неизбежными окажутся массовые убийства мирного населения»[403]403
  Ibid. P.155.


[Закрыть] противника. Отказ от подобных средств будет означать неминуемые массовые потери среди собственных граждан. Подобное понимание проблемы чрезвычайных обстоятельств кажется Оренду более глубоким и точным, нежели то, что предлагает Уолцер. Теория справедливой войны сталкивается здесь не с парадоксом, о котором говорит Уолцер, когда обе перспективы равнозначны, а с непреодолимой моральной коллизией, поскольку совершение несправедливого или преступного поступка не может быть оправдано ни при каких обстоятельствах. Кантианская этика оказывается в данном случае более требовательной и строгой, нежели утилитаризм чрезвычайных обстоятельств.

Примечательно, что исходя из благоразумных соображений, применение неограниченной военной силы должно всё же регулироваться рядом принципов. Оренд выделяет четыре таких принципа. Оправдание чрезвычайными обстоятельствами приемлемо только как крайнее средство, когда исчерпаны все иные способы борьбы. О намерениях снять с себя ограничения в выборе методов борьбы необходимо заявить публично, дабы предоставить противнику шанс остановиться или снизить степень интенсивности своей агрессии, а также продемонстрировать международному сообществу всю ужасающую серьёзность текущего конфликта. Как это ни парадоксально, чрезвычайные обстоятельства должны соотноситься с принципом добрых намерений, поскольку говорить о наступлении обстоятельств такого рода можно исключительно в ситуации, когда целому народу угрожает смертельная опасность. И наконец, вероятность успеха в случае снятия ограничений на используемую военную силу также должна приниматься в расчёт[404]404
  Ibid. P.156.


[Закрыть]. В современных условиях гуманитарная интервенция может считаться, по мнению Оренда, абсолютно обоснованным случаем применения силы, поскольку она полностью соответствует идее чрезвычайных обстоятельств.

Jus post bellum

В том, что касается jus ad bellum и jus in bello, Оренд по преимуществу следует за Уолцером и классиками политической философии ― Аристотелем, Локком, Кантом. Предложенные им варианты корректировки теории важны и действительно помогают приспособить её к специфике современных войн. Однако они не столь глобальны, чтобы Мартин Кук, редактор «Журнала военной этики», в своём отзыве на книгу «Мораль войны» назвал её «наиболее глубоким и содержательным исследованием всех аспектов теории справедливой войны со времён выхода классической работы Майкла Уолцера «Справедливые и несправедливые войны»». Наиболее существенный вклад в теорию Оренду удалось сделать за счёт развития идеи о третьей фазе справедливой войны, которая начинается уже после подписания мирного договора.

К традиционным вопросам теории справедливой войны ― в каких случаях применение вооружённой силы может считаться допустимым? или существуют ли честные способы ведения войн? ― Оренд добавляет ещё два: каким образом должно вестись послевоенное восстановление региона и кто должен быть ответственным за этот процесс? Значимость этих вопросов связана с увеличением количества асимметричных войн, в которых страдает не только политическая система или армия одного из противников, но в первую очередь и в большей степени гражданское население.

Оренд обращает внимание на тот факт, что современные конфликты зачастую нельзя назвать исчерпанными даже после того, как достигнуто соглашение между противоборствующими сторонами. Долгосрочное сохранение послевоенного мира и недопущение возобновления применения вооружённой силы становится дополнительной стратегической задачей политического сообщества, ведущего справедливую войну. Без решения этой задачи не имеет смысла говорить о достижении им победы. Исходя из всего этого, теория справедливой войны, по мнению Оренда, должна быть дополнена новой, третьей категорией, получившей название jus post bellum (справедливость после войны).

Эта задача оказывается важной ещё по одной причине. История знает множество примеров того, как недостаточно продуманные условия мира, завершившего одну войну, становились причиной для начала другой. Здесь можно вспомнить о двух мировых войнах, балканских войнах девяностых годов или о двух кампаниях в Ираке. Обсуждение условий перемирия и послевоенное устройство становятся, вероятно, наиболее сложной частью всей военной кампании, поскольку отсутствие консенсуса и грамотного политического руководства запустит новый виток развития конфликта.

Оренд предлагает семь принципов jus post bellum, которыми следует руководствоваться при заключении мирного соглашения[405]405
  Ibid. pp. 180–181.


[Закрыть]:

Пропорциональность и публичность (proportionality and publicity). Мирное урегулирование должно вестись публично, при этом необходимо учитывать степень обоснованности и взвешенности предъявляемых к противнику требований.

Восстановление прав (rights vindication). Мир должен завершать войну как акцию по защите прав человека (право на жизнь и свободу) или государства (право на территориальную целостность и суверенитет). Но попытка восстановления попранного права предполагает соблюдения военной пропорциональности. Справедливость не может защищаться чрезмерными средствами. Статус противника как независимого субъекта, обладающего правом на суверенитет и территориальную целостность, не может подвергаться сомнению.

Различение (discrimination). Необходимо выделить различные категории лиц среди граждан проигравшей стороны ― политическое и военное руководство, военнослужащие, гражданское население. Последняя категория не может подвергаться репрессивным мерам, поэтому Оренд не одобряет применение социально-экономических санкций в качестве средства наказания агрессора. Иначе от масштабных санкций пострадают невинные люди, которые не заслуживают подобного наказания; в результате будет нарушен закон справедливости, что скомпрометировало бы всю систему jus post bellum.

Наказание для политического руководства (punishment # 1). Политики, ответственные за принятие решения о развязывании агрессивной войны и виновные в нарушениях прав человека, должны быть наказаны пропорционально тому ущербу, который принесли их решения. Неотвратимость наказания в виде тюремного заключения или значительного штрафа, по мнению Оренда, будет дополнительным средством сдерживания на пути к принятию решения о развязывании агрессивной войны[406]406
  Ibid. P.175.


[Закрыть]. Необходимо также, чтобы наказание стало реальностью не только для непосредственного лидера государства, но и для всех чиновников или военачальников, которые принимали участие в обсуждении плана будущей несправедливой войны. Мера вины каждого из них определяется принципом «чем сильнее влияние человека на действия его страны во время войны, тем выше степень его ответственности за совершение этих действий»[407]407
  Ibid.


[Закрыть].

Наказание для военнослужащих (punishment # 2). Необходимо расследовать все случаи преступлений, совершённых военнослужащими обеих армий, участвовавших в конфликте и осудить виновных. Обычно преступления, совершённые военнослужащими объясняются строгой подчинённостью солдат приказам своих командиров. Однако по мысли Оренда, необходимость нравственной оценки полученного приказа и отказ от выполнения имморальных распоряжений, таких как расстрел представителей гражданского населения, остаётся обязанностью солдата, также как и любого человека в принципе. Единственным оправданием подчинения преступному приказу признаётся только угроза смертной казни за его невыполнение, но и это может быть лишь поводом для частичного «оправдания или смягчения наказания, и никогда основанием для признания невиновности»[408]408
  Ibid. P.179.


[Закрыть].

Компенсации (compensation). Агрессор обязан возместить убытки потерпевшей стороне. Нельзя оставить развязывание войны безнаказанным. Во-первых, наказание подразумевает меру, нацеленную на предотвращение возможных будущих конфликтов. Во-вторых, оно может послужить делу умиротворения агрессора. В-третьих, отказ от компенсаций негативно скажется на моральном духе победителя, поскольку будет воспринят как свидетельство недостаточного уважения статуса победителя и жертвы, которую ему пришлось принести для достижения победы. Однако финансовое бремя, возложенное на государство-агрессора, не должно быть чрезмерным, иначе оно серьёзным образом затронет права граждан проигравшего государства-агрессора, то есть будет нарушен принцип различения. Кроме того, слишком большой объём наложенных репараций может стать причиной новых войн в будущем и будет способствовать развитию реваншистских настроений.

Реконструкция (rehabilitation). Политическая и военная системы государства-агрессора нуждаются в реконструкции, нацеленной на превращение этого государства в минимально справедливое. В качестве мер приведения государственного аппарата противника в соответствие с описанным Орендом стандартом минимальной справедливости могут использоваться разоружение армии, демилитаризация, просвещение в области прав человека или более серьёзные структурные трансформации. Кроме того, и это относится к наказанию как военного, так и политического руководства, должны быть принесены официальные извинения за содеянное, поскольку «агрессор в качестве одного из шагов на пути к восстановлению своего доброго имени обязан продемонстрировать признание тех моральных принципов, которые были им нарушены»[409]409
  Ibid. P. 170.


[Закрыть]. Этого требует также и честь жертв военных преступлений. Сами извинения и признание вины должны стать при этом частью мирного договора.

Стратегия выхода из войны должна быть нацелена не только на урегулирование текущего конфликта, но и на исключение возможности его эскалации в будущем, поэтому важным элементом доктрины jus post bellum становится идея смены режима как одной из целей справедливой войны против агрессивного государства. Сохранение власти тирана, готового применить насилие в отношении собственного населения или своих соседей, кажется Оренду недопустимым итогом войны.

Оренд называет Канта классическим сторонником идеи смены режима, вспоминая учение кёнигсбергского философа о федерализме свободных государств и необходимости установления республиканской формы правления в каждом государстве как условиях всеобщего мира. Развивая кантианскую идею о невозможности заключения мира, который содержал бы основания для будущей войны[410]410
  Кант И. К вечному миру. С. 259.


[Закрыть], Оренд предполагает, что основным направлением послевоенного политического строительства в случае победы минимально справедливого государства должно стать создание в границах побеждённого государства минимально справедливого режима. Изменение структуры и формы власти в побеждённом государстве может быть только следствием, но не целью войны, но в любом случае мы видим, как номинально пассивная оборонительная позиция здесь сменяется проактивной. Уже недостаточно в ходе войны просто отбить нападение нарушителя мира или укротить агрессора, необходимо произвести политическую трансформацию, которая будет содействовать укреплению всеобщей безопасности.

Политика сдерживания и применения средств, отличных от войны ― меры, которые предлагает Уолцер ― не кажутся Оренду достойной альтернативой смене власти, поскольку сам преступный характер данного режима заставляет вести с ним борьбу до победного конца. В системе Оренда нет места идее «перевоспитания» режима. Власть, которая повела себя агрессивно, объявляется преступной, и от этого ярлыка уже невозможно освободиться.

Принципиальное значение в процессе смены режима приобретает обращение к идеалу политического устройства, в котором такие социальные и политические ценности, как свобода, равенства, высокий уровень жизни, признание на мировом уровне, высокий уровень стабильности, на деле понимаются в качестве основных ориентиров. Нравственный статус и сила этих ценностей обосновывает смену режима как меру послевоенного политического строительства[411]411
  Orend B. The Morality of War. P. 197.


[Закрыть]. Государство, которое не может быть названо минимально справедливым, теряет своё право на существование, поскольку оно будет угрожать миру во всём мире. Наиболее взвешенное решение в отношении этого государства-агрессора будет состоять в сохранении его целостности при условии принятия народом этого государства менее воинственной конституции. В таком случае «силовая смена режима ― это здравое решение, сглаживающее две крайности ― с одной стороны, завоевание, с другой ― дозволение опасным политическим режимам существовать и процветать»[412]412
  Ibid. P.203.


[Закрыть]. Данное положение не противоречит, по мнению Оренда, идее национального суверенитета и свободы в выборе собственного политического пути, поскольку нация не может создавать агрессивное государство или режим, который нарушает права человека.

Оренд формулирует несколько условий, при соблюдении которых смена власти может считаться приемлемой мерой:

1) война, которая привела к изменению политического руководства, должна быть справедливой;

2) политический строй, который подвергается изменениям, был нелегитимным и, следовательно, лишился своих прав;

3) цель реконструкции ― создание минимально справедливого режима;

4) силы, проводящие реконструкцию, подчиняются требованиям принципов jus in bello и признают главенство прав человека.

Процесс перестройки агрессивного режима весьма предполагает среди прочего применение следующих мер: люстрацию, расследование преступлений старого режима и наказание за них, демилитаризацию общества, создание эффективной системы безопасности (полицейской и военной), поддержку развития гражданского общества, замену конституции на более демократическую и т. д.[413]413
  Ibid. pp. 204–207.


[Закрыть] Проводить все эти мероприятия по реконструкции политической системы должен победитель, но проект невозможно реализовать без участия и всесторонней помощи представителей местного населения. Кроме того, за процессом должно пристально наблюдать мировое сообщество, обязанное оказать любую посильную помощь.

Принимая во внимание сложность работы по переустройству власти в побеждённом государстве, Оренд формулирует также условия, позволяющие судить об успешности трансформации режима:

1) создаётся устойчивый режим;

2) власть полностью находится в руках местного населения;

3) обновлённое государство становится минимально справедливым.

Со ссылкой на отчёт Доббинса Оренд предсказывает, что процесс построения нового сообщества, основанного на идеях гуманизма и справедливости, потребует от семи до десяти лет. Вновь созданная система управления должна подтвердить свою легитимность, народное одобрение и поддержку, желательно посредством проведения местных выборов. Это представляется наиболее сложным моментом во всей теории смены режима ― как может власть, только что пришедшая на смену другой, возможно, весьма популярной власти, моментально завоевать сердца и умы людей? Опыт подобных политических трансформаций в Афганистане, Ираке, Ливии показывает, что созданные на месте тираний искусственные демократические режимы не получают настоящей власти и подвержены кризисам. Не об этом ли предупреждал Дж. Ст. Милль, когда писал, что народ, получивший свободу в дар, народ, который не прошёл долгого пути к свободе, не осознал её смысла, не сможет воспользоваться ей и установить по-настоящему устойчивый свободный режим?