Текст книги "Письма молодого врача. Загородные приключения"

Загородные приключения

Глава 1. Новые соседи

– Извольте посмотреть, мисс, – послышался из-за приоткрытой двери голос служанки, – в третий номер жильцы заезжают.

Две маленькие старушки, сидевшие по обе стороны стола, с живейшим интересом вскочили на ноги и поспешили к окну гостиной.

– Осторожно, дорогая Моника, – предостерегла одна из них, прячась за кружевную занавеску, – не хотелось бы, чтобы они нас заметили.

– Да-да, Берта, нельзя давать им повода говорить, что у них любопытные соседи. Однако думаю, что если мы встанем вот так, то они уж точно нас не заметят.

Открытое окно выходило на плавно спускавшуюся к дороге аккуратно подстриженную лужайку с несколько неухоженными кустами роз и усаженной гвоздиками клумбой в форме звезды. От широкой современной дороги, покрытой щебенкой, лужайку отделял невысокий деревянный забор. По другую сторону дороги на солидном расстоянии друг от друга стояли три высоких дома с островерхими крышами и небольшими деревянными балконами, каждый из них был окружен палисадниками с цветочными клумбами. Все они были построены сравнительно недавно, но в номерах первом и втором на окнах висели шторы, и оба они имели обжитой вид. А вот в номер третий с его распахнутой настежь дверью и запущенным садом явно только что завезли мебель, приготовив дом к прибытию жильцов. К воротам подкатил большой четырехколесный экипаж, и именно на него обратили свои нетерпеливые взоры старушки, спрятавшиеся, словно птицы, за кружевными занавесками.

Кучер слез с козел, и сидевшие внутри пассажиры принялись подавать ему вещи, чтобы возница отнес их в дом. Краснолицый и хлопавший глазами кучер стоял, расставив руки, а высовывавшаяся из окна мужская рука без устали подавала ему различные предметы, вид которых привел любопытных старушек в замешательство.

– Господи боже! – вскричала Моника, пониже ростом и более сухощавая. – Как это называется, Берта? Похоже на четыре расплывшихся пудинга.

– Это такие штуки, которыми молодые люди боксируют, – ответила Берта с чувством превосходства человека, лучше знающего жизнь.

– А это?

Кучеру вручили два огромных желтых деревянных предмета в форме бутылок.

– Ой, сама не знаю, – призналась Берта.

Жонглерские булавы раньше никогда не фигурировали в их безмятежном и чисто женском мирке.

Однако за этими загадочными предметами последовали другие, о которых они все же имели кое-какое представление: гимнастические гири, лиловая сумка для крикета, набор клюшек для гольфа и теннисная ракетка. Наконец, когда недовольный кучер, доверху навьюченный вещами, пыхтя и шатаясь, пошел по садовой дорожке, из экипажа лениво выбрался высокий и крепко сбитый молодой человек с щенком бульдога под мышкой и розовой спортивной газетой в другой руке. Он сунул газету в карман светло-желтого пыльника[11]11
  Пыльник – холщовое или льняное пальто свободного кроя, которое носили для защиты одежды от пыли.


[Закрыть] и протянул руку, словно собираясь кому-то помочь выйти из экипажа. Однако, к удивлению обеих старушек, протянутая ладонь получила лишь сильный шлепок, и из экипажа без какой-либо посторонней помощи выпрыгнула высокая дама. Величественным взмахом руки она велела молодому человеку ступать к двери, потом уперла другую руку в бок и с беспечным и расслабленным видом встала у ворот, постукивая носком ботика по забору и равнодушно ожидая возвращения кучера.

Когда она медленно развернулась, и солнечные лучи осветили ее лицо, глазевшие в окно старушки с изумлением увидели, что эта очень живая и энергичная дама была уже далеко не первой молодости, так что со дня ее совершеннолетия прошло столько же лет, сколько и до этой поворотной вехи в жизни каждого человека. Ее тонкое, с правильными чертами лицо, в твердой линии рта и выступавших скулах которого было что-то индейское, даже издали свидетельствовало о том, что жизнь у нее выдалась не из легких. И все же она была очень красива, спокойствием и изяществом лица напоминая лик античной статуи. Над огромными темными глазами изгибались такие черные, густые и величаво очерченные брови, что глаз невольно отвлекался от несколько резковатых черт лица, чтобы залюбоваться их восхитительной формой. Держалась она очень прямо, а ее стройную, возможно, чуть полноватую фигуру с дивными округлостями еще более подчеркивал несколько странноватый наряд. Волосы ее, черные, но с изрядной долей седины, были аккуратно зачесаны назад с высокого лба и скрыты под похожей на мужскую небольшой фетровой шляпкой с неброским пером у ленты – единственная уступка ее полу. Фигуру дамы плотно облегал двубортный жакет из похожей на ворсистое сукно темной ткани, а прямая синяя юбка без оторочки и подборки была такой короткой, что из-под нее виднелись стройные ноги, обутые в широкие боты на низких каблуках с квадратными носами. Так выглядела дама, стоявшая у ворот третьего номера, на которую были обращены любопытные взоры соседок напротив.

Но если ее поведение и внешность уже в некоторой степени оскорбили их ограниченное и упорядоченное видение мира, то что они должны были подумать о следующем действии разворачивавшейся перед ними живой картины? Покрасневший и тяжело отдувавшийся кучер возвратился после тяжких трудов и протянул руку за вознаграждением. Дама дала ему монетку, последовало недовольное бормотание и жестикуляция, а затем внезапно она обеими руками схватила его за повязанный вокруг шеи шарф и крепко встряхнула, как терьер трясет крысу. Дама протащила его по тротуару, прижала к колесу и трижды стукнула головой о борт экипажа.

– Вам чем-нибудь помочь, тетя? – спросил показавшийся в дверном проеме крепкий молодой человек.

– Ровным счетом ничем, – выдохнула разъяренная дама. – Вот тебе, мерзавец, будешь знать, как грубить женщине!

Кучер беспомощно и непонимающе огляделся по сторонам, словно лишь с ним одним произошло нечто неслыханное и из ряда вон выходящее. Затем, потирая голову, он взобрался на козлы и поехал прочь, подняв руку вверх, будто взывая к высшим силам. Дама же поправила свой наряд, убрала выбившиеся из-под шляпки волосы и величественно прошагала в дом, после чего за ней закрылась дверь. Когда ее короткая юбка исчезла в темноте, обе наблюдавшие за происходившим – мисс Берта и мисс Моника Уильямс – сидели и глядели друг на дружку в немом изумлении. Пятьдесят лет они смотрели в небольшое окно за пределы ухоженного сада, но никогда еще им не доводилось видеть подобное зрелище.

– Жаль, – наконец, проговорила Моника, – что мы не оставили себе поле.

– И верно – жаль. Надо было его оставить, – согласилась с ней сестра.

Глава 2. Первое знакомство

Коттедж, из окна которого выглядывали сестры Уильямс, много лет стоял в живописном пригородном местечке между Норвудом, Энерли и Форест-Хиллом. Задолго до того, как туда дотянулся город, когда до Лондона было еще довольно далеко, в Терновнике – так назывался этот небольшой дом – проживал старый мистер Уильямс, владевший всеми окрестными полями. В начале века по всей округе можно было насчитать шесть или восемь подобных домов, разбросанных среди равнины, перемежавшейся пологими холмами. Когда ветер дул с севера, издалека долетал глухой монотонный шум большого города, похожий на рокот прибоя, а на горизонте виднелась темная завеса дыма, словно поднятая волнами водяная пыль. Однако с течением лет столица начала постепенно протягивать туда свои щупальца. Тут и там они изгибались, вытягивались и переплетались, пока, наконец, не окружили маленькие дома более современными просторными кирпичными постройками. Владения старого мистера Уильямса, поле за полем, продавались шустрому застройщику, получавшему большие доходы от удобных и уютных загородных коттеджей, выстроенных полукругом вдоль обсаженных деревьями улиц. Отец отошел в мир иной раньше, чем его дом со всех сторон окружили кирпичные коттеджи, но его дочери, которым отошло все его имущество, стали свидетельницами того, как исчезли последние следы деревни. Долгие годы они упорно не хотели расставаться с единственным остававшимся у них полем, на которое выходили окна Терновника, и лишь после долгих и мучительных споров они, наконец, согласились, что это поле должно разделить судьбу всех прежних владений. В их тихом местечке проложили широкую дорогу, само местечко переименовали в Заповедник, и по другую сторону дороги началось возведение трех основательных и просторных кирпичных коттеджей. С болью в сердце две робкие старые девы наблюдали, как неумолимо росли стены, и размышляли, каких соседей судьба пошлет в благословенный уголок, который они всегда считали своим.

Наконец, все три коттеджа, украшенные деревянными балкончиками и островерхими крышами, были построены. Как говорилось в рекламном объявлении, имелись три свободные виллы в швейцарском стиле по шестнадцать комнат в каждой, без подвала, с электрическими звонками, горячей и холодной водой и прочими современными удобствами, а также с общей лужайкой для игры в теннис. Они сдавались за сто фунтов стерлингов в год или продавались за полторы тысячи фунтов каждая. Такое привлекательное предложение недолго оставалось без откликов. Через несколько недель исчезло объявление с коттеджа номер один, и стало известно, что там скоро поселятся адмирал Хэй-Денвер, кавалер Креста Виктории[12]12
  Крест Виктории – высшая военная награда Великобритании, вручается за героизм, проявленный в бою.


[Закрыть] и компаньон-кавалер Ордена Бани[13]13
  Орден Бани – одна из наивысших в Великобритании наград, которая дает право на особый герб, почетные звания и на пенсион.


[Закрыть], его жена, миссис Хэй-Денвер и их единственный сын. Эта новость успокоила сестер Уильямс. До той поры они жили с твердым убеждением, что их покою настанет конец, когда рядом поселится какое-то жуткое сборище или кричащая и во все горло поющая семейка. Эти соседи, по крайней мере, оказались безупречными. Заглянув в справочник «Кто есть кто», сестры узнали, что адмирал Хэй-Денвер является выдающимся военным деятелем, начавшим службу в Бомарзунде и закончившим ее в Александрии. При этом он поучаствовал почти во всех кампаниях, выпавших на долю его поколения. Начиная с битвы за форты Дагу и службы на фрегате «Шеннон» и заканчивая набегом на Занзибар, не было ни одного морского сражения, которое бы не фигурировало в его послужном списке. А Крест Виктории и медаль Альберта за спасение жизни свидетельствовали, что и в мирное время он оставался таким же отважным, как и на войне. Очевидно, что он более чем достойный сосед, к тому же, как сестрам по секрету сообщил агент по недвижимости, мистер Гарольд Денвер, сын адмирала – в высшей степени уравновешенный молодой человек, с утра до ночи занятый на бирже.

Не успело семейство Хэй-Денверов обосноваться в новом жилище, как исчезло и объявление о продаже коттеджа номер два, и старые девы вновь выяснили, что у них нет причин беспокоиться по поводу новых соседей. Доктор Бальтазар Уокер был очень известной фигурой в мире медицины. Разве его достижения, членства в различных обществах и перечень научных работ от «О подагрическом диатезе» 1859 года до исчерпывающего исследования «О болезнях вазомоторной системы» 1884 года не занимали добрую половину колонки в справочнике «Врачи Британии»? Успешная медицинская карьера, обещавшая в конце пути должность ректора колледжа и титул баронета, внезапно закончилась с наследованием значительной суммы денег, завещанной благодарным пациентом. Это обеспечило доктора до конца жизни и позволило ему посвятить всего себя научным изысканиям, которые привлекали его гораздо больше, нежели практика и финансовое благополучие. Поэтому он оставил свой дом на Уэймут-стрит и воспользовался возможностью переехать с двумя очаровательными дочерьми (он овдовел несколько лет назад) в более спокойное место под названием Норвуд, а также перевезти туда свой научный инструментарий.

В результате незанятым остался лишь один коттедж, и неудивительно, что две старые девы с живым интересом, переросшим в дурные предчувствия, наблюдали за странными событиями, сопровождавшими появление новых жильцов. Они уже узнали от агента по недвижимости, что вновь прибывшая семья состоит всего из двух человек – миссис Уэстмакотт, вдовы, и ее племянника Чарльза Уэстмакотта. Звучит просто и вместе с тем благородно! Кто бы мог предвидеть, что их прибытие станет предвестником страшных происшествий, которые, казалось, поселят вражду и раздор среди обитателей Заповедника? И вновь две старые девы в сердцах единодушно воскликнули, как им жаль, что они продали последнее поле.

– Ну, по крайней мере, Моника, – заметила Берта, когда они днем сидели за чаем, – какими бы странными эти люди ни были, нам стоит быть с ними столь же вежливыми, как и с остальными.

– Вне всякого сомнения, – согласилась ее сестра.

– Поскольку мы нанесли визиты миссис Хэй-Денвер и дочерям мистера Уокера, мы также должны нанести визит этой миссис Уэстмакотт.

– Разумеется, дорогая. Коль скоро они живут на нашей земле, мне кажется, что они своего рода наши гости, и посему наш долг – радушно их встретить.

– Тогда отправимся к ним завтра, – решительно сказала Берта.

– Да, дорогая, так и сделаем. Но как же мне хочется, чтобы это все закончилось!

Назавтра в четыре часа дня старые девы отправились исполнять обязанности гостеприимных хозяек. В своих плотных шуршащих платьях из черного шелка, в расшитых агатовыми блестками жакетах и рядами коротких круглых серых буклей, с обеих сторон свисавших с черных шляпок, они походили на пару старомодных тарелок, попавших не в ту эпоху. Раздираемые любопытством и обуреваемые страхом, они постучали в дверь коттеджа номер три, которую сразу же открыл рыжеволосый мальчик-слуга.

– Да, миссис Уэстмакотт дома.

Он проводил их в приемную, обставленную, как гостиная, где, несмотря на теплый весенний день, в камине горел огонь. Мальчик принял у них визитные карточки, а затем, когда они рядышком уселись на диван, перепугал старушек, с резким визгом бросившись за штору, где пнул что-то ногой. Из своего укрытия выскочил щенок бульдога, которого они видели днем раньше, и c лаем выбежал из комнаты.

– Он хочет броситься на Элизу, – доверительным шепотом произнес мальчишка. – Хозяин говорит, что она задаст ему перцу.

Мальчик добродушно улыбнулся двум застывшим фигурам в черном и ушел на поиски хозяйки.

– Что… Что он сказал? – задыхаясь, спросила Берта.

– Что-то о… Ой, боже праведный! Ой, помогите, помогите, помогите!

Обе сестры забрались на диван, подобрав юбки, и заозирались по сторонам, оглашая весь дом громкими криками. Из стоявшей у камина высокой плетеной корзины показалась приплюснутая голова в форме ромба со зловещими зелеными глазами. Она поднималась все выше, тихонько покачиваясь из стороны в сторону, пока из корзины не высунулась почти полуметровая блестящая чешуйчатая шея. Жуткая голова медленно продолжала расти все выше, и каждое ее покачивание вызывало все новые взвизгивания и крики.

– Да что ж такое-то! – воскликнул чей-то голос, и на пороге показалась хозяйка дома. Сначала она рассеянно отметила, что на ее красном плюшевом диване стоят и кричат две незнакомые дамы. Однако брошенный в сторону камина взгляд указал на причину их ужаса, и она от души расхохоталась.

– Чарли! – крикнула хозяйка. – Элиза снова распоясалась!

– Я ее угомоню, – отозвался мужской голос, и в комнату вбежал молодой человек. В руке он держал коричневую попону, которую набросил на корзину и перевязал бечевкой, чтобы надежно заточить шалунью. Его тетка бросилась успокаивать посетительниц.

– Это всего лишь скальная змея, – объяснила она.

– Ой, Берта! Ой, Моника! – заахали бедные перепуганные дамы.

– Она высиживает яйца, потому-то мы топим камин. Элизе всегда хорошо, когда ей тепло. Она милое и спокойное создание, однако ей, несомненно, показалось, что вы покушаетесь на ее яйца. Полагаю, вы к ним не прикасались?

– Ой, Берта, давай уйдем отсюда! – с отвращением вскрикнула Моника, всплеснув тонкими, затянутыми в черные перчатки руками.

– Не из дома, а лишь в соседнюю комнату, – проговорила миссис Уэстмакотт тоном человека, привыкшего, что его слово – закон. – Прошу вас сюда! Здесь прохладнее. – Она провела их в со вкусом обставленную библиотеку, где вдоль трех стен стояли огромные шкафы с книгами, а у четвертой располагался длинный желтый стол, заваленный бумагами и научными приборами. – Присаживайтесь, вы тут, а вы там, – продолжала хозяйка. – Вот так. Теперь скажите, кто из вас мисс Уильямс, а кто мисс Берта Уильямс?

– Я мисс Уильямс, – ответила Моника, по-прежнему боязливо оглядываясь по сторонам в ожидании снова увидеть нечто ужасное.

– И вы, как я понимаю, живете через дорогу в милом небольшом коттедже. Очень любезно с вашей стороны, что вы почти сразу к нам зашли. Не думаю, что мы подружимся, но намерения у вас самые благие.

Миссис Уэстмакотт скрестила ноги и прислонилась к каминной полке.

– Мы думали, что, вероятно, сможем оказать вам какую-то помощь, – застенчиво сказала Берта. – Если мы как-то поспособствуем тому, чтобы вы чувствовали себя здесь, как дома…

– О, благодарю вас, я так долго и много путешествовала, что везде чувствую себя, как дома. Я только что вернулась с Маркизских островов, где провела несколько месяцев. Это была приятная поездка. Там я и обзавелась Элизой. Во многих отношениях Маркизские острова опережают весь остальной мир.

– Господи боже! – вырвалось у мисс Уильямс. – И в каком же отношении?

– Касательно взаимоотношения полов. Там по-своему разрешили эту огромную проблему, и их изолированное географическое положение помогло тамошним жителям найти свое, никем не навязанное решение. Там женщины, как и должно быть, пользуются абсолютным равенством с мужчинами. Заходи, Чарльз, и присаживайся. Элиза успокоилась?

– Все в порядке, тетя.

– Это наши соседки, сестры Уильямс. Возможно, они захотят выпить портера. Принеси-ка нам пару бутылок, Чарльз.

– Нет-нет, спасибо! Мы не хотим! – истово воскликнули гостьи.

– Не хотите? Очень жаль, что не могу предложить вам чаю. Я рассматриваю подчиненное положение женщины в большой степени как результат ее отказа от высокопитательных напитков и укрепляющих физическое развитие упражнений в пользу мужчин. Я не отказываюсь ни от того, ни от другого.

Она взяла стоявшие у камина шестикилограммовые гири и с легкостью завертела ими над головой.

– Видите, какую силу придает портер, – заключила хозяйка.

– Однако не кажется ли вам, миссис Уэстмакотт, что у женщины есть свойственное лишь ей предназначение? – робко заметила мисс Уильямс-старшая.

Хозяйка дома с грохотом бросила гири на пол.

– Старые причитания! – воскликнула она. – Древний предрассудок! Какая такая судьба предназначена женщине? Покорность, жалкое существование, убивающее душу, презрительное отношение и нищенская плата за труд, на которые не польстится никто иной? Это и есть предназначение женщины. А кто ее на это обрек? Кто втиснул ее в узкие рамки? Провидение? Природа? Нет, ее главнейший враг – мужчина.

– Ах, право же, тетушка! – протянул ее племянник.

– Мужчина, Чарльз. Ты и тебе подобные. Говорю тебе, что женщина – колоссальный памятник эгоизму мужчин. Что все это хваленое рыцарство – высокие слова и расплывчатые фразы? Где оно, когда хотим испытать его на прочность? На словах мужчина готов сделать все на свете, чтобы помочь женщине. Разумеется. Но что выходит на деле, когда его бьют по карману? Куда девается все его рыцарство? Помогут ли врачи женщине получить диплом? Помогут ли ей адвокаты вступить в свои ряды? Потерпят ли священники ее на амвоне? О, вот тогда вы смыкаете ряды и направляете женщину к ее предназначению! К ее миссии! Быть благодарной за медяки и не вмешиваться в дела мужчин, загребающих золото и толкающихся, словно свиньи у корыта, – вот как мужчины понимают предназначение женщины! Можешь сидеть и ухмыляться, Чарльз, пока разглядываешь свою жертву, однако ты же знаешь, что это правда, от первого до последнего слова.

Как ни ужаснулись дамы внезапно обрушившейся на них тираде, они не могли не улыбнуться при виде пламенной и властной жертвы и огромного, пытающегося оправдаться представителя сильного пола, который покорно сидел и сносил обвинения во всех грехах мужской половины человечества. Хозяйка чиркнула спичкой, вынула из стоявшей на каминной полке коробочки сигарету и принялась наполнять легкие дымом.

– Я нахожу, что курение очень успокаивает, когда вконец расходятся нервы, – объяснила она. – Вы ведь не курите? Ах, вы лишаете себя чистейшего удовольствия, одного из немногих, что не вызывают ответной реакции.

Мисс Уильямс разгладила собравшиеся на коленях складки шелкового платья.

– Этим удовольствием, – ответила она с некоторой долей самоуверенности, – мы с Бертой не наслаждаемся, поскольку чересчур старомодны для него.

– Вне всякого сомнения. Вы наверняка заболеете, если попытаетесь закурить. Кстати, я надеюсь, что вы придете на какие-нибудь собрания нашего общества. Я прослежу, чтобы вам прислали билеты.

– Вашего общества?

– Оно еще не сформировано, но я как можно скорее организую комитет. У меня вошло в привычку учреждать филиал общества за эмансипацию везде, где бы я ни находилась. В Энерли живет миссис Сандерсон, которая уже влилась в ряды эмансипированных, так что ядро ячейки уже есть. Только организованным сопротивлением, мисс Уильямс, мы надеемся противостоять эгоизму сильного пола. Вам уже пора?

– Да, нам нужно нанести еще пару визитов, – ответила старшая сестра. – Уверена, что вы нас извините. Надеюсь, в Норвуде вам очень понравится.

– Для меня все места – лишь поле битвы, – заявила хозяйка, по очереди пожимая сестрам руки, да так крепко, что у тех хрустнули тонкие пальчики. – Дни для работы и оздоровительных упражнений, вечера – для чтения возвышенной поэзии и бесед о высоких материях. Верно, Чарльз? До свидания!

Миссис Уэстмакотт проводила их до двери, и когда они оглянулись, то увидели, что она все так же стоит на пороге с желтоватым щенком бульдога под мышкой, а изо рта у нее поднимается тонкая синеватая струйка табачного дыма.

– О, какая ужасная, просто кошмарная женщина! – прошептала Берта, когда они торопливо зашагали по улице. – Слава богу, что все закончилось.

– Однако она нанесет нам ответный визит, – ответила Моника. – По-моему, лучше будет сказать Мэри, что нас нет дома.