Текст книги "Обрести любимого"

Это опасно, подумала Эстер Кира. Я не видела такого интереса в глазах Чикала-заде-паши после Инсили. Он безжалостный человек, и один только Яхве знает, что случилось бы с дочерью Марджаллы, останься она в Стамбуле.

– Мои мысли, господин визирь, – ласково сказала Валентина, подливая масла в огонь, – являются всего лишь следствием моего независимого духа.

Чикала-заде-паша рассмеялся еще раз с искренней веселостью.

– Леди, у вас действительно независимый дух. Скажите мне, не этот ли ваш дух так далеко услал вас от родного дома? Где ваш муж?

– Я путешествую с членами моей семьи, господин визирь. Я вдова, и мои родители посчитали, что я легче перенесу период траура вдалеке от Англии. Мы едем по делам в Каффу, потом вернемся домой.

– Вернетесь ли вы снова в Стамбул, леди? – спросил он ее с улыбкой.

– Я пытаюсь получить аудиенцию у валиды для леди Бэрроуз, – вмешалась Эстер Кира. – Валентина была так любезна, что привезла послание для Сафии от ее брата в Венеции.

– Если я могу в чем-то помочь вам, Эстер Кира, прошу вас, просите, хотя вы обладаете гораздо большим влиянием на правящую оттоманскую семью, чем я, несмотря на то что я женат на женщине из этой семьи, – визирь усмехнулся.

– Вы мне льстите, господин визирь, – сказала старуха.

– Ха, лукавая старая женщина, я говорю правду! Это вы ищете способ польстить мне, – сказал визирь с улыбкой и поднялся. – Теперь я должен удалиться, довольный, что вы живы и, как всегда, коварны.

– Хе! Хе! Хе! – прокудахтала Эстер Кира и погрозила ему пальцем. – Не забудьте передать от меня привет своей жене. Скажите ей, что, если она окажется в Балате, я буду рада принять ее у себя. Я не могу сама передвигаться, с тех пор как сломала бедро.

Чикала-заде-паша повернулся к леди Бэрроуз.

– Валентина, – задумчиво проговорил он. – В переводе с латинского «valentis» означает «сильный». Да, вы и в самом деле сильная. Мы встретимся с вами снова, леди. Это я обещаю вам. – Его белая накидка взметнулась, когда он уходил из комнаты.

– Этот человек опасен, – сказала Эстер Кира.

– Вы сказали, что он великий визирь султана, Эстер Кира, но кто же он в действительности? У него необыкновенно властный вид.

– Его мать была дочерью Ферхад-бея из Мории[43]43
  Мория – часть Пелопоннесского п-ва.


[Закрыть]. Ее звали Фатима. Она была взята в плен христианскими рыцарями, еще будучи девочкой. После принятия христианства она вышла замуж за того, кто взял ее в плен – итальянского графа Джованни Антонио де Чикала, родила ему трех детей: двух сыновей и дочь. Старший из ее сыновей в возрасте восемнадцати лет отправился сражаться с неверными и был пленен турками. Следуя наставлениям своей матери в случае чего-то непредвиденного, он объявил о своем благородном происхождении и о матери-турчанке. Его немедленно обратили в ислам. Это спасло его от работы на рудниках. Его ум был замечен, он был послан в Стамбул в школу принца, где получают образование государственные служащие империи.

Он медленно продвигался вверх по лестнице успеха благодаря своему уму и трудолюбию. Его очень ценит султан Мехмед, потому что спас честь султана в битве много лет назад, превратив поражение оттоманских войск в великую победу. Мехмед не забудет этого. Его жена Латифа Султан является кузиной султана. Она добрая и красивая женщина, подарившая ему трех сыновей и двух дочерей. Они хорошие друзья, и он очень уважает ее, даже изредка спрашивает ее совета. Она, в свою очередь, не жалуется на размеры его гарема, потому что у Чикала-заде-паши гигантский аппетит на женщин. Его гарем славится разнообразием красавиц. Он ценит ум так же, как и красоту.

– Что случилось с его второй женой, той, что умерла? Шотландкой? – спросила Валентина просто из любопытства.

– Ах, Инсили! – Глаза старухи затуманились. – Ах, да! Визирь уехал по делу султана. Инсили нравился небольшой островок на Босфоре, который принадлежал визирю. Она попросила разрешения проводить время на этом острове Тысяча цветов, пока ее повелитель и хозяин отсутствовал. Никто в точности не знает, что случилось с ней, но она умерла, а евнухи, охранявшие ее, попытались замести следы и утверждали, что должна быть казнена ее служанка за небрежность. Главный евнух визиря, Хаммид, казнил евнухов, даже не дождавшись возвращения своего хозяина. Хотя Чикала-заде-паша был безутешен в течение многих месяцев, он простил Хаммида. Этот человек, к сожалению, незаменим, да он, в конце концов, сделал все, что мог. Инсили много раз бывала на острове до своей смерти, и никогда не возникало никаких трудностей. Эта смерть так и осталась загадкой.

– Как вы думаете, что случилось с ней, Эстер Кира? – Валентина была заинтригована. Рассказы старухи напоминали самые чудесные сказки. Обычно говорливая Нельда не произнесла ни слова, с тех пор как они вошли в комнату; ее большие темные глаза просто обшаривали все вокруг, она запоминала все, чтобы потом рассказать своей матери, которая, несомненно, не поверит ни одному ее слову.

– Что произошло? Что произошло? Может быть, Инсили упала с верхушки скал, где стоял маленький дворец визиря, может быть, она утонула в пруду или подавилась костью. Кто знает? Известно наверняка, что охранявшие ее евнухи впали в панику и вели себя недостойно.

– Бедняжка! – сочувственно сказала Валентина. – Она была очень красивой?

Старуха кивнула.

– Да, дитя, очень. Она действительно была очень красива, но, что более важно, она была храброй и доброй.

В дверь гостиной снова постучали, и появились джентльмены.

– Леди Бэрроуз пора уходить, – объявил Симон Кира. – Эстер, они должны вернуться в гавань и отплыть, пока не началась пятница, иначе им придется потерять еще один день.

– Аиии! – воскликнула старая женщина. – Ты прав, Симон. Мы живем в таком месте! В таком месте! Для мусульман священный день – пятница, мы, евреи, отмечаем его по субботам, христиане – по воскресеньям! Всего четыре дня в неделю мы все можем заниматься делами, но, по крайней мере, в Стамбуле мы признаем право на существование всех вероисповеданий.

Валентина встала с замечательно удобных подушек и, наклонившись, поцеловала мягкое сморщенное лицо Эстер Кира. От старой женщины пахнуло весенними цветами, что не сочеталось с ее практичным характером. Это был аромат юной девушки.

– Прощайте, дорогой друг, – ласково сказала Валентина. – Я вернусь через несколько месяцев. Возможно, тогда Сафия будет готова встретиться со мной. Спасибо вам за все, что вы сделали! Не за сегодня, а за многие дни в прошлом.

– Благополучного путешествия, дитя, и да будет Яхве с тобой, – ответила Эстер Кира. – Остерегайся татар – они свирепые, жестокие люди. Не рискуй бездумно.

– Я буду осторожна, Эстер Кира. Я хочу только поговорить с матерью Явид-хана, как женщина с женщиной.

Эстер Кира покачала головой.

– Не знаю, что она скажет тебе, дитя, но поезжай. Твоя душа не успокоится, пока ты не сделаешь этого. Я буду ждать твоего возвращения к концу весны.

Они вышли из дома Кира и спустились по узким, кривым улицам Балаты. Жара к концу дня стояла невыносимая. Когда они приближались к берегу, Валентина и Нельда услышали шум, вызванный активной работой моряков, которые торопились покинуть Золотой Рог до захода солнца и наступления мусульманской пятницы.

Их бумаги были в порядке, и начальник порта поставил на них печать. Швартовы были отданы, и «Архангел» вместе с сопровождающими кораблями заскользил по Золотому Рогу в Босфор.

Облокотившись на поручни корабля без яшмака и чадры, Валентина смотрела на город, который они покидали. Было трудно поверить, что только сегодня утром они пришли в Стамбул и сейчас уже закрутились колеса по устройству ее аудиенции с матерью султана. Однако, может быть, ей не понадобится эта женщина. Возможно, она узнает в Каффе, что Явид-хан был ее настоящим отцом. Хотела ли она, чтобы татарский принц был ее отцом? Но хотела ли она, чтобы ее отцом был полусумасшедший турецкий султан? Перед ней возникло лицо Конна, и глаза ее наполнились слезами.

– Ох, отец, – прошептала она, – как бы я хотела, чтобы Мег никогда не открывала этот ящик Пандоры! – Потом она вспомнила его слова: «Я твой отец, моя дорогая. Поверь мне… я любил тебя с того момента, как узнал, что ты родилась… Ты мое дитя».

– Ах, как я хотела бы поверить тебе, отец, – плакала она, слезы градом катились из ее глаз.

– В чем дело, голубка? – Это был Патрик. Повернув ее лицом к себе, он сказал: – Душечка, не плачь! Что случилось?

Как она могла объяснить ему, в чем дело, после того, как она заманила их так далеко от Англии? Как могла сказать, что жалеет о том, что пустилась в эти поиски, что она хотела бы, чтобы они остались дома? Она не могла. Теперь они были так близко от Крымского ханства. Какой вред в том, чтобы продолжить поиск немного дольше?

– Сегодня день моего рождения, – сказала она, рыдая, – и никто не вспомнил об этом! Даже я сама! До тех пор пока Эстер Кира не напомнила мне об этом.

– Я помнил, – сказал он тихо. Сунув руку в карман камзола, он вытащил золотую цепочку тонкой работы, с которой свешивался розовый бриллиант в форме сердца, окруженный жемчугами.

– С днем рождения, Вал, – сказал он, надевая украшение на шею. Он поднял ее лицо и поцеловал.

– О, Патрик! – Ее руки обвили его за шею, и она вернула поцелуй.

– О, Валентина! – ответил он, и его губы снова нашли ее рот. Смотря ей в лицо и улыбаясь, он сказал:

– Я ничего не забываю из того, что касается тебя. Помни об этом, когда будешь принимать свое решение, голубка! Помни об этом!

8

Плавание через Черное море в Каффу, столицу Крымского ханства, было таким же приятным, как и предыдущая часть их путешествия. Первоначальными обитателями полуострова были скифы, потомки киммерийцев. В течение следующего тысячелетия следовали греки, римляне, готы, гунны, хазары, византийские греки, монголы и генуэзцы. Татары захватили полуостров сто двадцать пять лет назад с помощью турок, которых они считали владыками этой части света.

Каффа всегда был торговым городом. Когда-то он был конечной точкой сухопутного пути в Китай, город был смешением всех наций и религий. Своего расцвета он достиг при генуэзцах, однако немногочисленный богатый класс купцов Каффы жестоко угнетал неимущее большинство. Поэтому за последние годы было по крайней мере пять серьезных восстаний против генуэзского владычества, которое завершилось 6 июня 1475 года.

Городские купцы выполняли роль посредников торговцев, чьи караваны ежедневно прибывали в город. Они посредничали во всем, начиная со сделок с простыми товарами, такими, как пшеница, воск, рыба, соль, дерево, кожа, мед, масло, и кончая сделками по более экзотическим товарам – мехам из Московии, винам из Греции, слоновой кости из Америки, драгоценным камням из Азии и Индии, красивым материям из Италии, икре и азиатскому мускусу. Каффа была также важным центром работорговли всего Крымского ханства. Десятки тысяч пленных продавали на невольничьих рынках Каффы и отправляли в Турцию или в другие места на Средиземном и Черном морях.

Валентина ожидала увидеть варварское захолустье. Но Каффа оказался шумным, красивым городом с оживленными улицами и замечательной итальянской архитектурой, которая проявлялась в башнях, стенах и городских дворцах.

– Сейчас они не так процветают, как когда-то, – сказал Мурроу своей кузине, – с тех пор как в 1475 году Каффу завоевали татары, от нее осталась только тень былого величия. Ни турки, ни татары торговать не умеют. Они умеют только завоевывать. Непрочное процветание Каффы держится на небольшой еврейской общине, нескольких оставшихся генуэзцах и немногих венецианцах.

Как только они причалили к пристани, на борт торопливо поднялся какой-то господин. По небольшой ермолке на его макушке Валентина поняла, что он еврей.

Широко улыбаясь, Мурроу поклонился гостю.

– Леви Кира, я так и думал, что вы придете поздороваться с нами, – обратился он к нему по-турецки.

Господин, очень высокого роста, худой, с аскетическим лицом, улыбнулся. Это была добрая улыбка, совершенно не вяжущаяся с его серьезной внешностью и осветившая теплым светом его темные глаза.

– Добро пожаловать в Каффу, Мурроу О’Флахерти. Бабушка предупредила меня о вашем приезде. Я должен передать вам, что турецкий наместник Арслан-бей хочет встретиться с вами в своем дворце, как только вы сможете туда прибыть.

– Леви Кира, жива ли еще мать Явид-хана? Можно ли встретиться с ней? – спросил Мурроу.

– Борте Хатун жива. Однако ее нет в городе. Гирейские татары выехали две недели назад в летний поход. Вам придется либо ждать их до осени, пока они не вернутся, либо отправляться за ними, что может оказаться очень опасным. Изменник Тимур-хан совершал налеты весной. Мы думали, что больше не увидим его, когда он исчез несколько лет назад, направляясь на восток. Но он вернулся и преследует нас, как дурной сон. Тимур-хан живуч, как кошка, – закончил Леви Кира.

– Я думала, Тимур-хан умер! – не выдержала Валентина.

– Моя кузина, леди Бэрроуз, – сдержанно сказал Мурроу.

Леви Кира вежливо кивнул Валентине.

– Умер, миледи? Где вы слышали такое? Хорошо бы это было правдой, потому что Тимур-хан дорого обходится каждому купцу нашего города, грабя их караваны. Он разворовывает наши товары, которые потом нагло перепродает нам же по взвинченным ценам. Он и его люди, не задумываясь, насилуют и уничтожают ценных рабов. Он жестокий, злобный человек. Тимур-хан мертв! Да услышит Яхве ваши слова, миледи!

– Я поняла, что он был убит янычарами султана после того, как сам убил своего брата, принца Явид-хана, в его доме около Стамбула. Разве это не так? – спросила Валентина, благодаря Бога и Мурроу, что ей удалось так хорошо сказать это по-турецки.

– Увы, нет, миледи. Я, помнится, слышал об этом событии. Самодовольные янычары решили, что убили Тимур-хана, но они так торопились вернуться в Стамбул с рассказом о своей победе, что не стали обезглавливать свои жертвы. После их ухода Тимур-хан и три его уцелевших воина вернулись в Крым. Он быстро собрал новые силы, потому что всегда есть недовольные, которые рады присоединиться к такому человеку, как Тимур-хан.

– Но почему, если он так жесток? – поинтересовалась Валентина.

– Когда-то, миледи, татары были степными скитальцами. Они не жили в городах, как они это делают сегодня. И это было совсем не так давно. Теперь старики-татары рассказывают зимними вечерами, а молодые татары слушают их небылицы о славном прошлом. Некоторые неугомонные, недовольные не могут смириться с таким положением. Им мало набегов на россов за рабами. Они хотят большего, тянутся к Тимур-хану. Он не присягает на верность ни туркам, ни кому другому. Поступает так, как ему хочется, живет, грабя и убивая, и есть молодые люди, которые восхищаются им и идут за ним. Он делает вид, что следует старому образу жизни татар, но он опасный и злобный человек.

– Я должна встретиться с матерью Явид-хана, – сказала Валентина Мурроу. – Давайте сейчас же пойдем и встретимся с турецким наместником. Тогда мы сможем отправиться немедленно. Сегодня.

Леви Кира посмотрел на Мурроу с недоумением.

– Ваша кузина нетерпеливая дама, – заметил он.

– Да, похоже, что так, – продолжил Мурроу и, обращаясь уже к Валентине, сказал: – Ты не увидишься с турецким наместником. Арслан-бей был бы оскорблен, если бы простая женщина просила для себя его аудиенции. И кроме того, – продолжил он, поднимая руку, чтобы предупредить возражения, – мы не отправимся сегодня. Я не могу с легкостью отправить тебя в опасное путешествие по степям, особенно если Тимур-хан где-то рядом. Я должен учесть это обстоятельство. Если я позволю тебе ехать с нами, это будет сделано только при условии, что мы поедем в сопровождении надежного отряда, Вал.

Валентина понимала, что она не может спорить с Мурроу.

– Тогда идите и повидайте оттоманского наместника, – сказала она. – Я буду ждать вашего возвращения. Но поторопитесь, Мурроу!

Мурроу О’Флахерти знал Арслан-бея, потому что капитан много лет путешествовал по черноморским торговым путям, а Арслан-бей, верный слуга султана, представлял своего хозяина в Каффе в течение уже пятнадцати лет. Он был мягким человеком, любителем спокойной жизни, обладал умом практичным и быстрым. Двое мужчин приветствовали друг друга, как старые друзья, и Мурроу рассказал ему, что у его овдовевшей кузины есть сообщение, которое только она сама может передать матери Великого хана. Они не представляли, что гирейских татар может не оказаться в Каффе, объяснил Мурроу.

– Они продолжают скитаться по степям каждое лето, – озадаченно говорил Арслан-бей. – Этого я не понимаю. Зимой в степи ужасно холодно и очень ветрено. Летом степи не более гостеприимны, потому что там жарко и нет воды. Здесь, в Каффе, климат мягкий и здоровый, но тем не менее между второй и третьей весенней луной гирейские татары уходят из своей родной столицы Каффы, и мы не видим их до первой или второй луны осени.

– Вы знаете, куда они уходят? – спросил Мурроу.

– О да, – ответил наместник султана. – Я всегда поддерживаю с ними связь.

– Тогда, вероятно, вы поможете нам. Мне придется собрать отряд и отправиться в лагерь вместе с моей кузиной.

– Вы позволите женщине ехать с вами? – ужаснулся Арслан-бей. – О нет, нет, нет, мой друг! Слишком опасно для беззащитной женщины ехать в лагерь гирейских татар. В этом году совершает набеги Тимур-хан!

– Я думал переодеть свою кузину в мужское платье, – сказал Мурроу, – и наездница она очень умелая. Разве при таких условиях нельзя добраться до гирейских татар? У нас будет отряд вооруженных людей и не будет никаких товаров, которые можно было бы разграбить.

– Да, при таких условиях это возможно. Если, конечно, Тимур-хан не полезет в бой, в то время когда вы туда отправитесь, – заметил наместник. – Но, выслушав ваше предложение, я вот что придумал.

– Я слушаю вас, Арслан-бей, – сказал Мурроу.

– Каждую неделю я посылаю отряд из шести человек в лагерь гирейских татар, которые летом переезжают с места на место три раза. Я всегда знаю, где они находятся. Пока Великий хан в отъезде, мы с ним решаем дела таким способом, через моих гонцов. Я сообщаю ему все, о чем он должен знать, а он может связываться со мной. Тимур-хан никогда не нападает на моих людей, потому что они не везут с собой ничего ценного для него. Даже те сведения, которые они должны передавать Великому хану, легко можно было бы получить в другом месте, если бы они понадобились Тимур-хану. Мои гонцы отправляются завтра. Что, если вы, ваша кузина или еще кто-нибудь замените трех моих людей и поедете с остальными? Я могу предложить вам только три места. Вы доберетесь до Великого хана быстро и благополучно.

Мурроу минуту подумал, потом сказал:

– Арслан-бей, а если станет известно, что трое ваших людей заменены на трех чужестранцев?

– Нет, никто не узнает, – ответил наместник. – Мои люди должны явиться ко мне перед отъездом. Вас и ваших людей тайно приведут во дворец. Вы замените трех людей, которых втайне будут держать во дворце все время, пока вы будете решать ваше дело с Борте Хатун и пока не вернетесь обратно. Мой личный раб, который нем, позаботится об удобствах для оставшихся здесь людей. Он не может ничего сказать, даже если захочет. Начальнику отряда будет приказано сразу перед отъездом в степь взять двух самых надежных людей. Времени, чтобы слухи просочились в город, не будет. Я дам вам и вашим людям подходящую одежду.

– Султан не зря доверяет вам, Арслан-бей. Вы исключительно умный человек, – заметил Мурроу. – Пусть будет по-вашему. Я искренне благодарю вас за помощь. Научите, как пройти во дворец, и мы будем здесь в назначенный час.

Наместник улыбнулся, польщенный, а потом сказал:

– Дайте мне день на приготовления. Однако вы должны сказать, какого роста ваша кузина, полная она или худая, чтобы я мог подобрать для нее подходящий костюм. – Его тон показывал, что он не слишком высокого мнения о женщине, которая может позволить себе переодеться мужчиной, не говоря уже о том, что она ездит верхом. – Кто еще поедет с вами? Кто он?

– Я выберу одного из своих людей, когда вернусь на корабль, – ответил Мурроу – У меня есть двое, но я еще не знаю, кого из них выбрать. Однако они оба крупные мужчины. Что касается моей кузины, то она высокая для женщины, примерно вашего роста, и, должен вам сказать, изящна.

– Ждите завтра моего слугу. Он принесет все, что вам необходимо, и записку от меня, в которой будет сказано, как вам пройти во дворец.

Мужчины распрощались. Мурроу вернулся на корабль и рассказал о результатах встречи. Валентина была довольна, но ни Патрик, ни граф довольными не выглядели.

– Кто из нас поедет? – потребовал лорд Кемп.

– Вы оба, конечно, хотите ехать, – заметил Мурроу.

– Да! – хором ответили они.

– Я, несомненно, должен ехать, – сказал Мурроу, – и поэтому мне нужно, чтобы один из вас остался здесь командовать «Архангелом». Кому из вас по душе эта работа?

Они сердито уставились на Мурроу. Он засмеялся.

– Понимаю, что никому. Вам придется бросить кости. Выигрывает большее число.

– Почему бы просто не выбрать одного из них? – спросила Валентина.

– Потому что, – ответил Мурроу, – если я выберу Патрика, Том подумает, что я делаю это из-за того, что он мой брат. Если я выберу Тома, Патрик подумает, что я обращаюсь с ним, как с «маленьким братцем», а не как с мужчиной. Если мы предоставим это дело случаю, кому-то из твоих нетерпеливых поклонников придется винить только судьбу.

Валентина улыбнулась. Ее кузен поступал мудро.

– Неси кости! – приказал Патрик Джефу, и паренек мгновенно выполнил приказание.

– Дай их мне, – сказала Валентина. Взяв кубики из слоновой кости, она спрятала их за спину, перекладывая из руки в руку, пока не уверилась, что никто из мужчин не знает, в какой они руке. Держа перед собой плотно сжатые кулаки, она сказала:

– Выбирайте.

– Правая, – сказал граф. Валентина разжала кулаки и показала кости, лежащие в левой руке.

– Ты бросаешь первым, – сказала она чрезвычайно довольному, ухмыляющемуся Патрику.

Он выбросил тройку и яростно сверкнул глазами. Граф и не скрывал свою радость, когда взялся за кости, но его ликование было недолгим. Он выбросил двойку.

Мурроу не дал своему брату порадоваться, как не дал времени графу высказывать свои сожаления.

– Все решено, – резко сказал он. – Том, я знаю, что у вас есть некоторый морской опыт, вы же в молодости плавали с каперами ее величества. У вас, конечно, есть опыт военных походов с Эссексом в Кадис и в Ирландию. Я буду спокоен за «Архангела», зная, что он в ваших руках.

– Не следует ли Валентине остаться здесь, ведь Тимур-хан где-то неподалеку? – с надеждой спросил граф.

– Валентина переоденется в мужское платье, – посмеиваясь, сказал Мурроу. – Арслан-бей уверил меня, что это безопасно.

– Валентина переоденется? Это невозможно, – сказал граф. – Она самая совершенная женщина, которую я знал. Вы можете спрятать ее волосы, одеть ее в штаны, но как, черт побери, вы собираетесь изменить ее внешность… ну… ее… грудь, черт возьми! Ее грудь, несомненно, выдаст ее, Мурроу.

– Существуют способы, Том, – хмыкнул Мурроу, – скрыть даже такие щедрые прелести, какими обладает моя кузина. Подождите и увидите.

Хотя лорд Бурк ничего не говорил, вид у него был таким же скептическим, как и у графа. Его беспокоило, что Валентина могла подвергнуться опасности, возможно даже смертельной.

– Как долго вас не будет, божественная? – спросил ее Том Эшберн тем же вечером, когда они прогуливались по палубе. – Я считаю, что судьба – коварная дрянь, если подарила Патрику такой удачный бросок кости! – Он обнял ее за талию.

– Может быть, дней десять или больше, – сказала Валентина. – Мурроу говорил мне, что от Каффы до места лагеря татар несколько дней пути. – Она убрала его руку, потому что ей не хотелось отвлекаться на любовные забавы.

– Черт возьми, Вал, я не увижу вас добрых две недели! Неужели вы не позволите понастойчивей поухаживать за вами сегодня вечером?

Она холодно посмотрела на него, и он сказал:

– Вы хоть поцелуете меня на прощание?

Валентина тихо засмеялась.

– Ваша целеустремленность делает вам честь, милорд. Очень хорошо. Один поцелуй, но не больше. Я не хочу, чтобы страсть дурманила меня, сейчас мне нельзя терять голову.

– Вы так разумны, божественная, и тем не менее я знал вас иной, – уколол он ее.

– Разумность – это то, что я впитала с молоком матери, и, если у меня есть сомнение в том, кто мой отец, сомнений в том, кто моя мать, у меня нет, – парировала она в ответ. Потом с легкой улыбкой подставила ему свое лицо, и он поцеловал ее.

Это был нежный поцелуй, потому что его уже предостерегли и ему не хотелось оказаться в немилости.

– Вы становитесь безжалостной женщиной, – пожаловался он, неохотно отрываясь от нее.

– Только разумной, милорд. Я должна быть такой, и вы должны быть таким же. Я не приглашала ни вас, ни Патрика в это путешествие, Том. Каждый из вас пригласил себя сам. Я не буду удовлетворена, до тех пор пока не разгадаю эту загадку.

– Я не представляю, как вы можете разгадать ее, Валентина, – ответил он. – Если вы не являетесь точной копией либо принца, либо покойного султана, я не знаю, как вы сможете с уверенностью знать, кто из них ваш отец. Я считаю, что ваша семья поступила безрассудно, разрешив вам отправиться в это путешествие!

– Милорд, совершенно ясно, что вы вообще не понимаете меня, – сказала Валентина, – поэтому я желаю вам спокойной ночи.

Она ушла, а он остался у поручней, глядя в небо, усыпанное яркими звездами. Он любил ее. Он не понимал, почему лорд и леди Блисс не могли просто согласиться и принять его или лорда Бурка в качестве зятя и заставить Валентину идти к алтарю, когда срок ее траура истек. Сейчас она могла бы быть замужем и готовиться стать матерью, а не путешествовать по свету, безнадежно пытаясь отыскать ответ на вопрос, на который, вероятно, не сможет ответить никогда. Он любил, обожал ее, и правда, связанная с личностью ее отца, ничего не значила для него. Он хотел, чтобы она стала его женой, и тем не менее совершенно не понимал ее.

Поздно ночью, пока граф Кемп беспокойно метался в постели, четыре закутанные в плащи фигуры покинули корабль и растворились в темноте города. В полном молчании они двигались по пустынным улицам, пока, наконец, человек, ведущий их, не подвел их к стене с маленькой запертой дверцей, которую он отпер и снова запер за ними. Они спустились вниз по ступенькам в ярко освещенный туннель.

– Мой друг! – приветствовал наместник Мурроу, когда они вышли из туннеля в небольшую комнату без окон.

Двое мужчин пожали друг другу руки, потом Мурроу сказал:

– Господин наместник, позвольте представить вам моего младшего брата, лорда Патрика Бурка, и мою кузину, леди Валентину Бэрроуз. Вы можете обратиться прямо к моей кузине, господин наместник, потому что она понимает ваш язык.

Наместник и лорд Бурк пожали друг другу руки, а потом Арслан-бей приветствовал Валентину.

– Если вы так красивы в мужском платье, госпожа, мне остается только представить, какой же прекрасной женщиной вы должны быть. Я не знаю, разрешать ли вам отправиться в путешествие, которое вы собираетесь совершить. Так ли уж необходимо вам говорить с Борте Хатун сейчас? Не можете ли вы подождать осени, когда она вернется в Каффу?

Валентина улыбнулась наместнику, и тот внезапно понял, что она и в самом деле красавица.

– Вы очень добры, господин, беспокоясь о моей безопасности, но я должна как можно скорее найти Борте Хатун. К концу мая я должна быть в Стамбуле, чтобы встретиться с матерью султана. Мне сказали, что эту даму обижать нельзя. Я уверена, что доберусь благополучно с моими кузенами и вашими людьми.

Арслан-бей грустно покачал головой.

– Бесполезно спорить с решительной женщиной, и мне надо было бы помнить об этом. У меня три жены и семь дочерей, и каждая из них упряма. Поезжайте, если вам нужно, и да будет Аллах с вами, потому что вам действительно понадобится его защита, если вы попадетесь на глаза Тимур-хану. – Наместник снова повернулся к Мурроу. – Она и вправду высока для женщины. Но, может быть, ее рост поможет ей. Если бы я не знал, кто она, я бы наверняка принял ее за красивого молодого человека. Однако, если позволите, еще одна деталь. – Он сделал знак слуге, который вышел вперед с небольшим подносом.

– Думаю, что если бы вы надели это, госпожа, ваш маскарад был бы более совершенным. Этот старик поможет вам приклеить их, покажет, как это делать, и даст вам горшочек с клеем, который вы будете носить с собой и ежедневно приклеивать ваши усы.

Немой раб подвел Валентину к зеркалу, потом осторожно показал ей, как приклеить усы над верхней губой. Усы были небольшими, темными, с торчащими концами. Превращение было чудесным. Красивый молодой человек исчез, а Валентина превратилась в очень красивого мужчину. Даже она была поражена, глядя широко раскрытыми глазами на свое отражение в зеркале.

– Я не похожа ни на одного из своих братьев, – ответила она.

– Ни у кого из твоих братьев нет усов, – заметил Патрик и увернулся от дружеского удара, который она целила в него.

Наместник улыбнулся им. Он приободрился, когда увидел, что отношения леди Бэрроуз с ее спутниками непринужденные. Она вела себя не так, как любая знакомая ему женщина или женщина, которую должен был бы знать Тимур-хан. В ней не было кротости или беспомощности, которые могли бы вызвать подозрения Тимур-хана.

– Я не думаю, – отважился спросить он, – что вы знакомы с каким-либо оружием, госпожа?

Это был, конечно, нелепый вопрос, но наместник задал его из любопытства.

– Я владею и шпагой и кинжалом, – ответила она. – Мой отец считал, что женщина не должна быть беззащитной.

– Поразительно! – слово вырвалось у Арслан-бея раньше, чем он понял это.

Валентина засмеялась.

– Разница в наших культурах, в самом деле, поразительна, господин, как для меня, так и для вас, – сказала она. – Но, несмотря на наши различия, земля продолжает вращаться в небесах, как это было с начала мироздания. Я думаю, что Всевышний, которому мы все поклоняемся и которого вы называете Аллахом, евреи – Яхве, а мы, христиане, – Богом, должно быть, обладает богатым чувством юмора.

Наместник сначала хихикнул, а потом громко захохотал. Наконец он сказал:

– Мудрость в столь молодом возрасте, госпожа, – это большой дар. Я могу только позавидовать мужчине, за которого вы когда-нибудь выйдете замуж.

Был вызван Али-паша, офицер наместника, и тот представил его своим английским гостям.

– Это мой старый друг, капитан О’Флахерти, его брат, лорд Бурк, и их кузина, несравненная леди Бэрроуз. Они поедут с тобой, как я уже говорил, в лагерь гирейских татар, а потом вернутся с тобой же в Каффу.