Текст книги "Обрести любимого"

Уличное платье, к удивлению Валентины, состояло из тонких шелковых шальвар и такой же шелковой рубашки. Ей принесли туфли без задников, чтобы она не натерла ноги. Она тщательно постаралась скрыть свое возбуждение из-за того, что ей наконец-то разрешили свободно гулять в саду. Сейчас она сможет узнать расположение острова и подумать, как ей сбежать отсюда. На острове должна быть какая-то лодка, иначе как бы еще Шакир мог приехать и уехать?

Ее раздражало, что евнухи Холим и Гамза ходят следом за ней, но она снова скрыла свои чувства. Она очень удивилась, не увидев никакой лодки у причала, и спросила небрежно:

– Как Шакир добирается до дворца хозяина?

– Он подает сигнал, и за ним присылают каик, – ответил Холим.

Ее сердце оборвалось. Значит, на острове нет лодки. Как она может сбежать отсюда, если не будет лодки? Она достаточно хорошо умела плавать, но расстояние до берега было слишком большим. Со своего места, с вершины острова она видела, что пролив был испещрен опасной рябью течений. Как ей добраться до Стамбула, который едва виднелся вдали?

На какое-то мгновение ей стало очень страшно. Выхода нет? Никогда снова она не увидит Патрика? Никогда не вернется домой в Англию? Это были ужасные мысли, и в попытке успокоить себя она стала внимательно присматриваться к окружающему.

Сады были прекрасны. Мраморный дворец стоял точно посреди сада. С четырех сторон он был окружен искусственным прудом. Дорожки, посыпанные мелким белым гравием, разбегались по разным направлениям от прудов. В небольшом фруктовом саду с персиковыми и грушевыми деревьями уже были видны небольшие зеленые плоды на ветках. Вдоль некоторых дорожек росли величавые кипарисы или пахучие сосны. В садах было несколько небольших фонтанов, в которых плавали водяные лилии и золотые рыбки. Фонтаны выбрасывали воду из красивых каменных статуй.

Цветы были прекрасны. Никогда она не видела такого изобилия роз. В полном цвете были огромные кусты дамасских роз, их тяжелый, опьяняющий аромат наполнял воздух. Там были остро пахнущие розы «Золотой Офир» и яркие клумбы с «Бальзамом султана», множество клумб, засаженных красными, розовыми, желтыми и белыми лилиями, которые только начали распускаться, кусты пурпурных и белых цветов, распускающихся ночью. Клумбы с душистым табаком источали пряный запах.

– Наш господин сам планировал сад, – гордо сообщила ей Гюльфем, когда они возвращались назад к дому с его блестящими прудами. – Он прекрасный садовник. Обычно высокородные господа имеют какое-нибудь ремесло, потому что то, что дарует Аллах, он может так же легко и отобрать назад. Сказано в Коране, что ничто не вечно.

Они перешли по решетчатому мостику через пруд, прошли через портик с колоннами и вошли в дом.

Их проводили в бани, и Валентину заставили снова терпеть услуги Гюльфем, Сах и Хазаде, чьи руки последнее время слишком задерживались на ее грудях и бедрах. В тот день они особенно усердствовали, как будто никогда не выполняли эту работу прежде.

Был подан ранний ужин, и Шакир настоял на том, чтобы Валентина доела все со своей тарелки, выпила свой бокал до последней капли. Свежий воздух сделал свое дело, и она погрузилась в легкий сон.

– Накш! Накш! – Она услышала, как кто-то настойчиво шепчет ее имя, и открыла глаза. – Накш! Проснись! Господин сейчас придет! Шакир отправился встречать его!

Господин! Она села, протирая глаза. Это самонадеянное чудовище, который украл ее и запер в этой мерзкой шикарной тюрьме! Наконец-то она увидит его. Валентина соскочила с кровати, в то время как ее соседки распростерлись на полу, выражая тем самым крайнее почтение. В тени дверей долгую минуту неподвижно стоял мужчина. Потом он вошел в комнату с гибким изяществом большой, сытой кошки. Младшие евнухи поспешили принять его длинный белый шерстяной плащ и белый тюрбан. Они стали на колени и стащили с него сапоги, чтобы он не испачкал огромный узорчатый ковер, сняли с него парчовый жилет и кремовую шелковую рубашку. На его узких бедрах низко сидели белые панталоны, резко контрастируя с его сильно загорелым телом. Однако он был белым человеком, потому что сразу над его панталонами тянулась бледная полоска кожи цвета слоновой кости.

– Вы! – злобно прошипела Валентина.

Светлые серо-голубые глаза насмешливо смотрели на нее, и под подстриженными и завитыми темными усами сверкнула ослепительная белозубая улыбка. Он оглядывал ее дерзким оценивающим взглядом.

– Превосходно, – тихо сказал Чикала-заде-паша.

Валентина вспыхнула, потому что неожиданно вспомнила о своей наготе, к которой уже привыкла. Ее длинные распущенные черные волосы взметнулись вокруг нее, когда она схватила первый подвернувшийся под руку предмет, который оказался небольшой вазой, и изо всех сил швырнула его в визиря.

Смеясь, он увернулся от летящей вазы и сказал Шакиру:

– Придержи ее. – Потом обратился к другим женщинам: – Вы можете встать, мои маленькие цветики, и поздороваться со мной.

Гюльфем, Хазаде и Сах вскочили с криками радости и обняли своего господина и повелителя, покрывая его лицо поцелуями, обнимая его своими нежными руками, стаскивая с него панталоны и увлекая его на огромную кровать. Валентина удивленно смотрела на них. Потом евнухи схватили ее, и Шакир надел на нее наручники, обшитые бархатом. К каждому из наручников была прикреплена короткая золотая цепь. Ее подвели к стене, слева от двери, ведущей в баню. С одной стороны от двери висела шелковая драпировка, на которой была изображена влюбленная пара, сидящая в саду. С другой стороны находилась мраморная стена шириной четыре фута. В стену были вделаны два железных кольца, выкрашенных золотой краской. Когда Шакир прикрепил к ним цепи, Валентина подумала, что раньше она никогда не замечала эти кольца.

Шакир стал справа от нее, голос его был тихим и зловещим:

– Я знаю тысячи разных способов причинить самую мучительную боль, Накш, и никогда не оставлять следов нигде, кроме сознания, где память о боли остается. Наш господин хочет, чтобы ты увидела его во время любовных утех и узнала, как удовлетворить его. Если ты без разрешения отведешь глаза от кровати, я получил указания наказать тебя, что доставит мне большое удовольствие. Ты поняла?

Она повернула голову и посмотрела на него, но он больно ущипнул ее за сосок.

– Ты будешь смотреть только на господина все это время, Накш, даже когда будешь отвечать мне! – сказал Шакир.

– Гадина! – яростно прошептала она. – Когда я буду свободна, я выцарапаю тебе глаза! – Но глаз от кровати не отвела.

Чикала-заде-паша развалился на огромной кровати, окруженный тремя хорошенькими наложницами. Валентина была вынуждена признать, что он исключительно красивый мужчина. Плечи и грудь его широкие, живот плоский, а ноги длинные. Она слышала, что некоторые мусульмане выбривают волосы на теле, но к визирю это не относилось. Его грудь покрывали волосы, так же как и пах, где спокойно лежал член.

Как раз тогда, когда Валентина взглянула на эту часть его тела, Сах забралась между ног своего хозяина. Взяв его член в рот, она начала энергично ласкать его. Ей это явно нравилось. Гюльфем и Хазаде, лежа с обеих сторон от своего господина, по очереди целовали его чувственный рот, пока он играл с их круглыми, маленькими грудями, держа их в ладонях и возбуждая соски. Потом его пальцы скользнули между их бедер, лаская чувствительную мягкую кожу. Когда член визиря стал огромным, Сах подняла голову и вопросительно посмотрела на своего господина. С ласковой улыбкой он кивнул ей. Девушка приподнялась и насадила себя на этот огромный, с голубыми венами кол, твердый как слоновая кость, постанывая от непритворного удовольствия, пока ее тело принимало в себя всю длину его члена. Чикала-заде-паша пробормотал что-то неразборчивое, и немедленно Гюльфем и Хазаде встали и, тесно прижавшись к нему с каждого бока, сели на корточки так, чтобы он мог засунуть им между ног по нескольку пальцев каждой руки. Вскоре чувственные крики удовольствия всех троих заполнили комнату.

Дерзкий взгляд визиря неожиданно встретился с глазами Валентины, и он улыбнулся ей медленной, понимающей улыбкой, заставив зардеться ее щеки. Она была потрясена увиденным, не веря, что один мужчина может пользовать сразу трех женщин. Он прочитал ее мысли.

– Говорят, Великий Могол Индии способен развлекаться сразу с шестью женщинами и полностью удовлетворять их, моя красавица. Девушка скакала на нем, как сейчас Сах скачет на мне. Две удовлетворяются так, как сейчас получают удовольствие Гюльфем и Хазаде. Еще две забавлялись большими пальцами на каждой ноге Могола. Последняя получала удовольствие от его умелого рта.

– Вы отвратительны, – сумела выдохнуть она. – Как вы могли сотворить такое со мной? Мой жених найдет вас, а когда он сделает это, он убьет вас, господин визирь! Если он не сделает так, султан воздаст вам должное! Я сама возьму в руки меч, который снесет с плеч вашу надменную голову!

Визирь расхохотался, по-настоящему веселясь. В отличие от трех маленьких конфеток, которые сейчас трудились, чтобы доставить ему удовольствие, Валентина была как уксус и пряности. Подобно всем женщинам, она в конце концов поддастся страсти, а когда это произойдет, именно он будет наслаждаться ее покорностью.

Три молодые женщины довели себя до неистовства и со стонами удовлетворения отвалились в сторону от Чикала-заде-паши. Визирь улыбнулся, сверкнув зубами, сам полностью удовлетворенный.

– Твой жених перевернул вверх дном весь Стамбул, моя красавица, и даже сейчас изливает свое раздражение во внешнем дворе Нового дворца, – издевательски сообщил ей визирь. – Валида резко пожаловалась султану на это происшествие, но, увы, прекрасная леди Бэрроуз исчезла без следа, и не осталось ни одного свидетеля ее насильственного похищения. Это делает положение очень затруднительным. Ходят слухи, что тебя унес джинн, который, узрев твою красоту, сильно возжелал тебя. – Он хихикнул.

Валентина была потрясена, но храбро ответила:

– Они найдут меня! Обязательно! И тогда, я надеюсь, султан позволит мне отделить голову от вашего тела!

Чикала-заде-паша снова рассмеялся с большим удовольствием. Три его наложницы торопливо обмывали его большие мужские части и руки ароматной водой. Они бросали потрясенные и неодобрительные взгляды на Валентину. Когда они кончили мыть его, визирь слез с большой кровати и встал прямо напротив своей пленницы. Он ленивым движением потискал округлость ее грудей, и в их взглядах скрестилась в яростной схватке их воля.

– Ты даже красивее, чем я предполагал, – сказал он спокойно, как будто они были одни. – Ты разожгла в моем сердце огонь страстного желания, которого я не испытывал годами. Кровь кипит в моих венах, и я жажду обладать тобой, Накш. – Его губы легко прикоснулись к ее щеке.

– Никогда! – с презрением бросила она, не в состоянии освободиться от его хватких рук и сопротивляясь ему, несмотря на цепи.

Он улыбнулся, и она могла поклясться, что улыбка его была сочувственной.

– Не говори глупостей, ведь ты неглупая женщина, – нежно упрекнул он ее. – Я увидел и захотел тебя. Я человек, который привык получать все, что хочет. Знаю, что ты понимаешь это, потому что ты не такая безмозглая или скучная, как эти три милые девицы, которые услуживают мне. – Его большие пальцы настойчиво терли ее соски. – Я могу быть терпеливым, Накш. Я хочу, чтобы ты захотела меня, до того как я возьму тебя. Наше обоюдное удовольствие будет от этого еще больше. – Он поцеловал ее в губы.

– Желать вас? Я никогда не захочу вас! – прошипела она, откидывая голову назад. – Вы сумасшедший, если рассчитываете на такое! – Она не знала, сколько еще может выносить его руки на своем теле, потому что ее приводили в смущение ее противоречивые чувства. Она ненавидела его, тем не менее его руки возбуждали.

– Ты уже хочешь меня. Ты еще недостаточно опытна, чтобы понять это, – насмешливо сказал он, убрав руку с ее груди и просунув ее между бедер, накрывая ладонью ее бугорок Венеры. Его палец легко проник внутрь, и она стала отчаянно извиваться, чтобы избавиться от этого издевательства.

– Ты уже истекаешь любовными соками, – пробормотал он, наклоняясь вперед, чтобы прошептать эти слова ей в лицо. – К тебе подкрадываются желания, которые ты сама не понимаешь. Как только твои мысли придут в согласие с твоим изумительным телом, в этот самый миг ты будешь готова принять меня.

Он отступил от нее на шаг и положил палец, которым дразнил ее, себе в рот, выразительно посасывая его и не отрывая глаз от своей пленницы.

– Ты свежа, как море, – объявил он ей. А потом резко отвернулся и вернулся к трем девушкам, которые ждали его на большой кровати.

Валентину трясло. Она неожиданно и необъяснимо испугалась. Суть его слов обожгла ее как огонь, выжигающий сухое поле. Она отвергала его всей своей душой, но, как оказалось, ее тело не подчинялось ей. Это тело начало откликаться на этого страшного мужчину, на его похотливые желания. Как могло быть такое? Она понимала, когда ее тело отзывается на действия любимого мужчины, но как могло оно откликаться так откровенно на действия человека, которого она ненавидела?

Чикала-заде-паша подмял под себя красивую Гюльфем. Глядя на Валентину, он взгромоздился на девушку.

Медленными, глубокими толчками своего могучего члена он приводил в изнеможение наложницу. Две другие девушки, сидящие на корточках с каждой стороны кровати, алчно наблюдали за своим господином и его избранницей. Блестящие глаза визиря ни на минуту не отрывались от Валентины, пока он удовлетворял свою похоть, и, к своему ужасу, Валентина угадала его мысли. Ему хотелось, чтобы сейчас под ним была она, и он представлял себе, что так оно и есть!

– Под нашим господином и хозяином могла быть ты, Накш, – прошептал Шакир, усиливая ее смятенное состояние. – Отдайся ему, и он сделает тебя счастливейшей из смертных.

– Оставь меня, – простонала Валентина.

Великий боже! Вид Чикала-заде-паши, совокупляющегося с Гюльфем, был отвратительно возбуждающим!

– Он подобен быку, наш хозяин! Неистощимый и искусный в обращении со своим огромным копьем, – шептал со знанием дела Шакир. – Ты, у которой был муж и жених, понимаешь в мужчинах. Мужской член нашего господина гораздо больше, чем у простых смертных, Накш. Ты же видишь это! Ты понимаешь! Представь, как он погружает свое копье в твои сладкие, ноющие глубины!

– Не-е-ет! – всхлипнула Валентина, изо всех сил пытаясь разорвать свои оковы.

– Даря тебе то, чего ты никогда не чувствовала, – продолжал евнух, горячо дыша ей в ухо. – Доставляя тебе сладкое удовлетворение, какого ты никогда раньше не знала! Ты его раба, Накш! Отдайся ему, и ты попадешь в рай!

Светлые серо-голубые глаза Чикала-заде-паши сверлили глаза Валентины, пока Шакир нашептывал ей свою молитву похоти. Она видела, как сильно хочет ее визирь, даже тогда, когда берет другую женщину. Сила его голодного желания перехватила ее дыхание. Беспомощно всхлипнув, Валентина потеряла сознание. Ее голова упала ей на грудь.

– Она упала в обморок, господин, – сказал евнух, точно определив ее состояние. – Что вы хотите, чтобы я сделал с ней?

– Освободи ее от оков и положи на кровать, – приказал визирь слуге.

С помощью одного из младших евнухов, ожидающих в полумраке, Шакир отвязал Валентину и положил ее на большую кровать. Потом он отошел к стене вместе с младшим евнухом. Там они сели на корточки, готовые прийти на помощь по первому зову.

– Бедная Накш, – сказала добрая Гюльфем. – Только вы, господин, можете утешить ее. Зачем она противится своей судьбе? Принадлежать вам, господин, – значит познать рай на земле. Неужели она не понимает?

Хазаде и Сах закивали в знак согласия.

Чикала-заде-паша улыбнулся своим трем нежным и покорным наложницам.

– Ей очень нужно утешение, цветы мои, но еще не сейчас. Накш упряма и чересчур горда. Она должна понять, как это поняли вы, что ее обязанность в жизни – доставлять мне удовольствие. Ничего больше. Разве не ради меня вы живете? – грозно спросил он.

– О да, господин! – сказала Гюльфем, говоря за всех них. Она упала на пол и покрыла поцелуями его ноги.

– Тогда вы поможете мне научить Накш тому, что, кажется, является для нее очень трудным уроком, – сказал визирь. Он переключил свое внимание на красавицу, лежащую на середине кровати. Ни одна женщина после Инсили не приводила его в такой восторг. Она нисколько не походила на Инсили, у которой были золотисто-рыжие волосы и зеленые, как листья, глаза. Так что же было в этой женщине, что его так тянуло к ней? Нет, не тянуло, а околдовывало вопреки здравому смыслу!

Валентина открыла свои фиалковые глаза. Первое мгновение она смотрела удивленно. Потом на ее лице появилось выражение гневного разочарования и пренебрежения.

Я понимаю, думал визирь возбужденно, дело не только в ее красоте, хотя, как и Инсили, красива она была необыкновенно. Именно это выражение открытого бунтарства возбуждало его. В этом плане она походила на Инсили. Он не встречал других таких женщин, потому что женщины должны быть нежными, а не дикими. Но необузданность Инсили и Накш необыкновенно возбуждала его чувственность.

Он ласково провел рукой по ее телу и глазами отдал указание другим девушкам. Две из них схватили Валентину за руки.

– Отпустите меня! – прорычала она на них. Голос ее был так свиреп, что они струсили. Но преданность своему господину была сильнее страха, и они крепко вцепились в ее руки.

– Не сопротивляйся, дорогая Накш, – умоляла ее Гюльфем. – Как ты можешь противиться прикосновению нашего господина Чикала-заде? Он самый искусный и замечательный любовник.

– Что ты можешь знать о любовниках, Гюльфем? – презрительно бросила Валентина девушке. – Сколько любовников было у тебя за твою короткую жизнь?

Гюльфем была смертельно обижена.

– Я была невинной девственницей, когда поступила к своему господину, – сказала она робко. – Ни один мужчина, кроме моего возлюбленного господина, не знал меня.

– Значит, ты ничего не знаешь о любовниках, если тебе не с кем его сравнивать! Ты говоришь глупости, – презрительно бросила ей Валентина, безуспешно пытаясь увернуться от хищных рук визиря. – У меня был муж, и мой жених – это мой любовник! У меня есть кое-какой опыт. Никто, даже ваш хозяин, не умеет заниматься любовью так, как это делает со мной Патрик! Никто!

Три наложницы ахнули от возмущения. Эта женщина явно сошла с ума.

Чикала-заде-паша нагнулся, опасно приблизив губы к губам Валентины, и тихо сказал:

– У тебя злой язык, Накш. Ты не должна смущать трех моих невинных цветков. Тебе вскоре предстоит принять их суждение о любви, несмотря на твой обширный опыт. Никто, моя красавица, не сможет заниматься с тобой любовью так, как буду делать это я!

Его рот прикоснулся к ее губам, но, к ее удивлению – она ожидала грубости, – его поцелуй был нежным. Его рот легко скользил по ее губам, следуя их очертаниям, ощущая их упругость и сладость. Это глубоко потрясло ее.

– Я презираю вас! – выдавила она, когда он поднял голову. Она злилась на саму себя, потому что поцелуй доставил ей почти удовольствие.

– Сейчас, может быть, – согласился он. – Но придет время, и ты полюбишь меня, Накш. – Он снова склонился к ней. На этот раз его губы коснулись ее соска. В течение нескольких мучительнейших мгновений он глубоко втягивал нежную плоть, вызывая у нее нежелательные ощущения. Потом его язык начал выписывать нежные узоры на ее теле, спускаясь все ниже, отчего ее сердце забилось от ужаса, потому что она поняла, куда он неизбежно движется.

– Нет! – взмолилась она. – Нет! Прошу, не надо!

Если он и слышал ее, то не подал вида, три ее соседки продолжали удерживать ее, а Гюльфем тихо бормотала:

– Не сопротивляйся, дорогая Накш. Пусть сила страсти приведет тебя в мир удовольствия. Ты хорошо знаешь этот мир. Почему ты сопротивляешься?

Валентина почувствовала, как его большие пальцы умело открывают дорогу его опытному языку. Протестовать было бесполезно, он не обращает на это внимания. Она не доставит ему удовольствия узнать, как он мучает ее.

Почему, удивлялась она, почему она так остро чувствовала его прикосновения, более остро, чем прикосновения других мужчин, которых она знала? Ей казалось, что она не может не отвечать на ищущие движения его языка. Сначала он погрузился прямо в ее глубину, а когда она отчаянно заскулила, он начал дразнить ее маленькое сокровище. Валентина исступленно пыталась обуздать реакцию своего тела, но даже ее сильная воля не могла противостоять умелому любовному искусству Чикала-заде-паши. На него невозможно было не откликаться и, раздавленная его решимостью и опытом, Валентина потеряла над собой контроль.

Он почувствовал это еще до того, как услышал ее стон, в котором было и удовольствие, и горечь. Он поднял голову и посмотрел ей в лицо, на котором сейчас появилось выражение блудливого удовольствия. Улыбаясь, он снова опустил голову и стал подводить ее к той грани, за которой должно было последовать удовлетворение, но не дав ей достичь завершения, он остановился, оставив ее на полдороге между раем и адом. Ее прекрасное тело сотрясалось от боли.

– Твое поведение совершенно неприемлемо для женщины, которую я выбрал своей возлюбленной, – сказал он шелковым голосом. – Когда ты научишься быть более послушной, Накш, тогда и только тогда я позволю тебе насладиться страстным завершением любовного акта. До этого ты будешь служить мне только игрушкой, низшим существом, с помощью которого я буду возбуждать свою тягу к более мягкому, более податливому телу. – Оттолкнув ее от себя, он привлек к себе Хазаде и нетерпеливо забрался на наложницу, которая с радостью оплела руками его шею.

Валентина свернулась в комок, вздрагивая от боли. Молчаливые слезы катились по ее лицу. Она никогда не думала, что мужчина может быть так жесток. Против ее воли он вынудил ее отдать ему ту часть себя, которую она не хотела отдавать никому, кроме Патрика. Потом, добившись своего, он отказался от нее. Она ненавидела его!

Вместе с приступом гнева физические мучения стали утихать. Ей хотелось доказать ему, что он не сломил ее, но она мудро скрыла свою небольшую победу. Этой ночью она поняла, какой наивной она была, несмотря на ее брак с Эдвардом и свою любовную связь с Патриком. Чикала-заде-паша открыл ей опасный и чувственный мир, о существовании которого она не подозревала.

Визирь был ненасытен. Его аппетит на женщин был так же велик, как и аппетит султана, и так же справедливо утолялся. Остаток ночи он развлекался, мучая Валентину, а потом удовлетворяя свое желание на трех покорных телах наложниц. Всякий раз, когда он терзал ее, Валентина ухитрялась ослабить те ощущения, которые вызывали у нее его издевательства, но она умно скрывала это.

Она почувствовала огромное облегчение, когда за час до рассвета Чикала-заде-паша и три его постельные подруги наконец заснули. Евнухов тоже сморило, и они повалились прямо на пол. Отодвинувшись подальше от них, Валентина, наконец, позволила себе отдохнуть.

Последовавшие дни слились в один из-за их однообразия: прогулки в садах, ванны и массажи, из-за которых ее кожа стала такой чувствительной, что малейшее прикосновение причиняло боль. Ее кормили вкусными и изысканными блюдами и несколько ночей в неделю Чикала-заде-паша проводил в Звездном доме, развлекаясь и пытаясь сломить ее волю.

Хотя Валентина умом могла сопротивляться ему, ее тело все более и более охотно откликалось на его необыкновенно страстные прикосновения. Война между ними никогда не прекращалась, и казалось, что никому из них не суждено победить.

Она постоянно думала о Патрике. Был ли он по-прежнему в Стамбуле? Пытался ли он еще найти ее? Удалось ли ему добиться чего-нибудь за те три месяца, с тех пор как ее похитили?

После своего первого посещения визирь ничего не говорил о лорде Бурке, а Валентина не задавала вопросов, чтобы не доставлять ему удовольствия видеть ее отчаяние, потому что Чикала-заде-паша, похоже, мог использовать все в своих собственных интересах.

Побег с острова Тысячи цветов казался невозможным. Расстояние до берега было слишком большим, течение слишком опасным. Никакая лодка не подходила к острову, кроме той, которую вызывали заранее условленным сигналом. Один сигнал существовал для дневных часов, другой – для ночных. К своему разочарованию, Валентина не могла установить, как подавать эти сигналы. Узнай она об этом, она рискнула бы бежать. Конечно, ночь была предпочтительнее. Она не боялась евнухов. С ними можно было легко разделаться, потому что она узнала, где Шакир держит свой запас трав и лекарств. Она не думала, что Гюльфем, Хазаде и Сах могут помешать ей, однако она могла скрыться, пока наложницы спали.

Казалось, что ее единственным выходом была надежда на то, что Чикала-заде-паше все это надоест.

Он еще не овладел ею целиком. Ему было необходимо, чтобы она полностью подчинилась ему до того, как он сможет насладиться ею. Поэтому она молилась о том, чтобы он понял, что не в состоянии подчинить ее себе, и отпустил ее на волю. Это, конечно, будет скоро. Наступала осень, и она отчаянно хотела вернуться домой.