Текст книги "Обрести любимого"

12

Стамбул был потрясающе красивым городом. Оттоманские турки в отличие от своих предшественников византийцев почти ничего не сделали для города, однако византийцы строили на века. У улиц не было названий. Просто были кварталы ювелиров, ткачей. Подобно Риму, Стамбул был построен на семи холмах, отчего извилистые улицы города то сбегали вниз, то круто поднимались вверх. Большинство домов были деревянными, хотя состоятельные люди и крупные и средние купцы сносили свои старые деревянные дома и строили новые из кирпича или камня. Мраморное море, гигантский залив Золотой Рог и пролив Босфор были видны из многих точек города.

Вода. Везде была вода, не просто потому, что так было создано природой, но и потому, что вода была важной составляющей мусульманской религии. Фонтаны были повсюду. Они питались водой из подземных труб, проложенных от водоемов и резервуаров, которые заполнялись живительной влагой из акведуков. Общественные бани были великолепны и открыты для всех. Было отведено специальное время для женщин, которые, даже если и имели домашние бани, тем не менее получали удовольствие от посещения общественных бань, где встречались с подругами и сплетничали.

Подглядывая в щелочку из своего занавешенного паланкина, Валентина впитывала в себя все окружающее, пока ее несли по крутым улицам, вьющимся по склонам холма, из еврейского квартала Балаты в город. Она плыла в паланкине вместе с Сараи и простодушной молодой женой Каина Кира, Шоханной. Рядом с паланкином ехали верхом на прекрасных лошадях лорд Бурк и граф, одетые в соответствующие турецкие одежды, чтобы не вызывать презрительные крики «гяур» – неверный. Толпа расступалась перед богатым паланкином и сопровождающими его всадниками, которые двигались по направлению к Большому базару. Большой базар был городом в городе, состоял из шестидесяти семи улиц и был огорожен стенами с восемнадцатью воротами. За стенами под одной гигантской крышей располагались четыре тысячи лавок.

– Нет ничего, что нельзя было бы купить на Большом базаре, – категорично объявила Шоханна.

– Ничего? – эхом повторила Валентина, поддразнивая ее.

– Ничего! – клятвенно подчеркнула Шоханна. – Рабы, драгоценности, ковры, материи, верблюды, варенье из лепестков розы, пряности, горшки, паланкины! Ничто в мире не может сравниться с ним.

– А вы были где-нибудь еще? – спросила Валентина девушку.

Шоханна покачала головой.

– Всю свою жизнь я прожила в Стамбуле.

– Тогда вы не можете быть уверены, что нет другого такого Большого базара, – ответила Валентина. – Лондонские купцы тоже продают все, что только есть под солнцем.

– Но не под одной крышей! – объявила Шоханна.

– Большой базар не похож ни на что, виденное вами, Валентина, – уверенно сказала Сараи.

Жена Симона Кира была права. Въехав на Большой базар, они тут же остановились у маленькой лавки, в которой делали и продавали медные лампы и вазы. Все пошли пешком, потому что так проще было осматривать лавки. Паланкин несли за ними. Патрик и Том оставили лошадей на маленького мальчика, который зарабатывал на жизнь у ворот Большого базара тем, что стерег лошадей богатых людей.

Как и полагалось, Валентина и женщины Кира были закутаны в уличные накидки. У каждой из них была видна только полоска лба. Валентина была поражена не только обилием лавок, но и самим гигантским зданием. Оно имело высокий, куполообразный потолок, выложенный изразцами. Свет проникал через маленькие окна, пробитые высоко в стенах.

Какофония голосов многочисленных покупателей и хриплые крики купцов не поддавалась описанию. Запахи животных, навоза, дубленой кожи, духов, которые разбрызгивались для привлечения покупателей, готовящейся пищи, обрабатываемых мехов и человеческих тел составляли вместе непередаваемое сочетание.

– Я все-таки должна купить те ковры! – объявила Валентина, когда они стояли в ювелирной лавке. Незадолго до этого они были в лавке купца, торгующего коврами, и тогда Валентина не решилась купить ковры. Сейчас она была настроена сделать это.

– Они украсят главные комнаты в Клерфилде. И хочу сказать тебе, милорд, что главная спальня будет целиком обставлена в моем вкусе! Я не получаю удовольствия от холодных полов морозными зимними утрами. Иду назад и покупаю эти ковры.

– Подожди немного, Вал, и я пойду с тобой, – сказал лорд Бурк.

– Это всего через две лавки отсюда, Патрик. Кроме того, я хочу, чтобы ты удивил меня своим подарком. Не могу же я стоять рядом и смотреть, как ты выбираешь его. – Она повернулась к Сараи. – Не опасно ли мне сходить одной, ведь я хорошо закутана?

– Не опасно, – сказала Сараи Кира. – Стамбул самый безопасный город в мире. Оттоманские законы строги к негодяям. Мы присоединимся к вам через несколько минут. Сейчас вы хорошо говорите по-турецки, поэтому помните, что с купцом надо долго торговаться, иначе он обманет вас. Я подойду к вам, как только смогу, но мне надо закончить дела здесь.

– Скажите Патрику, что мне нравятся рубины, – с хихиканьем шепнула Валентина на ухо Сараи.

Убедившись, что ее накидка в порядке, она вышла из лавки ювелира на бурлящую улицу. Но, пройдя лишь несколько шагов, она вдруг поняла, что ее окружила группа из шести или более мужчин, одетых в белые халаты и тюрбаны, лица которых были закрыты так же, как и ее собственное. Они сомкнулись вокруг нее, оттесняя ее, когда она пыталась пробиться к лавке торговца коврами.

Они не давали ей двигаться к цели. Потом она почувствовала, как чужие руки взяли ее за локти и подняли в воздух. Она не успела закричать, потому что ее силой затащили за угол в переулок, где ожидал закрытый паланкин.

На секунду ее поставили на ноги, и Валентина открыла рот, чтобы закричать, но, прежде чем она смогла это сделать, ей на лицо накинули шелковый шарф, который заглушил ее крики. Человек в халате присел, чтобы связать ей лодыжки, потом ее быстро бросили в паланкин, где связали кисти рук над головой. Толстые занавески паланкина были рывком плотно задернуты, через мгновение паланкин оказался в воздухе, и носильщики, выйдя из переулка, растворились в шумных улицах Большого базара.

Голова у Валентины кружилась, сердце стучало от потрясения и ярости. Она заставила себя лежать совершенно спокойно, хотя ей хотелось визжать от ужаса. Огромным усилием воли она сделала несколько глубоких вздохов, успокаивая себя.

Паника была не лучшим выходом, она не могла найти ответы на многие вопросы, которые сейчас возникали в ее мозгу.

Кто были эти люди! Куда они несли ее? Почему они схватили ее? Было ли это ошибкой? А если это так, что они сделают с ней, когда обнаружат ошибку?

Было особенно трудно не поддаться страху. Она так сосредоточилась на этом, что потеряла счет времени, и удивилась, когда заметила, что паланкин стоит на земле. Занавески слегка приоткрылись, внутрь просунулся темнокожий человек и снял кляп. Он отдернул чадру и поднес к ее губам чашку.

– Пей, женщина! – приказал он.

Валентина отвернулась.

– Что это? – спросила она.

Темнокожий сильными пальцами схватил ее за затылок и силой удерживал чашку у ее рта.

– Просто снадобье, чтобы успокоить твои страхи, – ответил он. – Пей!

– Я не боюсь! – солгала Валентина.

Темнокожий внимательно посмотрел на нее и сказал:

– Ты кривишь душой, женщина, но я восхищен твоей храбростью. Теперь пей, иначе мне придется грубо обойтись с тобой.

Она потерпела поражение, но достойно признала это и выпила жидкость, пахнущую фруктами. Последнее, что она видела, был улыбающийся темнокожий, одобряющий ее послушание. Она знала, что в жидкость было подмешано сонное снадобье, тем не менее удивилась, когда поняла, что ей нужно бороться со сном. В этой борьбе она проиграла.

Сон был глубокий и спокойный. Она проснулась на широкой квадратной кровати, стоявшей на покрытом ковром возвышении в центре большой комнаты. Перед ней была стена с окнами в свинцовых рамах, которые смотрели через сад на темное ночное море, сейчас залитое бледной луной. Она смотрела на окна до тех пор, пока, наконец, ее мозг не заработал. Она осторожно потянулась и тихо застонала.

Сразу же у ее кровати появилась красивая молодая женщина с большими карими глазами и густыми золотистыми волосами.

– Меня зовут Гюльфем, – сказала она приятным, чистым голосом. Две молодые женщины возникли по бокам от нее. У одной были светлые блестящие глаза и светлые волосы, у другой рыжие волосы и черные глаза.

– Это мои подруги, Сах и Хазаде, – продолжила Гюльфем. – Нам сказали, что тебя надо называть Накш, что означает «красивая». Ты и в самом деле очень, очень красивая. Как ты себя чувствуешь? Ты хочешь есть или пить?

– Меня зовут Валентина Сен-Мишель, леди Бэрроуз, и я не буду откликаться ни на какое другое имя, – сердито ответила Валентина.

– Ты не должна расстраиваться, Накш, – ласково сказала Гюльфем. – Новой рабыне всегда трудно поначалу, но через несколько дней ты привыкнешь.

– Я не рабыня! – Валентина была возмущена. Она с трудом села. Голова сначала кружилась, но потом стала ясной. Она неожиданно поняла, что и она, и три другие молодые женщины были совершенно голыми, не считая тонких золотых филигранных цепочек, охватывающих их бедра.

– Где моя одежда? – потребовала она.

Гюльфем улыбнулась.

– Нам не разрешается носить одежду, если мы в Звездном доме. Но когда мы выходим в сад или ездим во дворец нашего господина, мы, конечно, одеты как подобает.

– А кто ваш господин? Кто этот человек, который осмелился похитить меня на улице Стамбула в нарушение закона? – спросила Валентина.

– Нам запрещено открывать тебе имя нашего господина, – кротко сказала Гюльфем. – Ты еще не достойна узнать его имя.

Валентина почувствовала, как в ней закипает неукротимый гнев. Ее первым побуждением было вцепиться в безмятежные, красивые лица, но потом она поняла, что три девушки были просто глупыми рабынями. Их вины в том, что случилось с ней, не было. Она подавила свой гнев.

– Где я? – спросила она. – Мне по крайней мере можно узнать, где я? – «Если я узнаю где, я смогу придумать, как сбежать отсюда».

– Ты на острове Тысячи цветов, Накш, – ответил мужской голос. Валентина повернулась и увидела темнокожего человека, который давал ей снадобье.

– Кто ты? – отрывисто спросила она.

Она сразу же невзлюбила его, заметив, какое наслаждение получает он, чувствуя свою власть над ней.

– Меня зовут Шакир. Мне приказали быть твоим личным евнухом. Здесь, в Звездном доме, я главный. Есть еще три других евнуха, чтобы помогать мне. Их имена тебе знать не нужно.

– Зачем ты украл меня, Шакир? Я богатая и знатная женщина в моей стране и пользуюсь большой благосклонностью моей королевы. Ты знаешь, что я дружна с валидой Сафией. Я также почетный гость семьи Кира, которая, несомненно, известит валиду и султана о моем исчезновении. Тебе должно быть известно, как влиятельны и сильны Кира. Ты совершил ужасное преступление, но, если ты немедленно вернешь меня в дом Кира, я прощу тебя. Я ничего не скажу о твоем глупом поступке. – Валентина попыталась выглядеть так же храбро, как храбро звучали ее слова.

Легкая улыбка тронула губы Шакира. Он был высоким, худощавым мужчиной с длинным, прямым носом и черными миндалевидными глазами. Его большие губы и гладкая черная кожа говорили о его африканском происхождении. Его одежда была очень дорогой: красный с серебром халат из парчового бархата и шитый серебром тюрбан с большой черной жемчужиной в центре.

– В отличие от этих легкомысленных бабочек, которые будут твоими подругами, Накш, – он указал на трех женщин, – ты умная женщина. Тебя приметил мой господин, а поскольку его высоко ценит султан, на поступок не захотят обращать внимание, если даже он и будет раскрыт, хотя его не раскроют. Ты была просто одной из многих женщин под чадрой, которые сегодня вышли за покупками на Большой базар. Слуги моего господина сработали так быстро, что у тебя не было времени привлечь к себе внимание. Поэтому ничего необычного не случилось сегодня на Большом базаре, что могло бы заставить кого-то вспомнить о случившемся. Ты исчезла с лица земли. Твои друзья попытаются установить твое местопребывание, Накш, но где они будут тебя искать и к кому они обратятся за помощью?

– Кира обратятся к валиде! – огрызнулась Валентина.

– Что она может сделать? Сказать султану, что на улицах стало небезопасно? Что сделает султан? Он прикажет моему господину послать янычар искать тебя. Как ни странно может показаться, но они тебя не найдут. – Шакир рассмеялся. – Смирись со своей судьбой, Накш. У тебя никогда не будет иной жизни, кроме этой.

– Пошел к черту! – крикнула Валентина. Три красивые девушки были потрясены, если не словами, то ее тоном. Никто никогда не осмеливался говорить так со старшим евнухом.

– Накш, ты не должна обижать Шакира, – ласково предупредила ее Гюльфем. – Его очень любит главный евнух Хаммид. Его надо уважать. Он хочет быть твоим другом. С его помощью ты легко сможешь стать одной из любимых женщин нашего господина. Если он не будет помогать тебе, тебя могут продать на базаре, и ты закончишь жизнь в каком-нибудь ужасном месте.

– Я не хочу становиться одной из любимых женщин вашего господина, – рявкнула Валентина. – Меня зовут Валентина Сен-Мишель, я знатная англичанка. Я обручена с лордом Бурком. Я свободная женщина и не уступлю ни одному мужчине, кроме своего жениха. Ты понимаешь это, Шакир? Никогда я не признаю другого мужчину, кроме своего жениха!

– Ты переутомилась, Накш, – последовал короткий ответ. – Хазаде, приготовь шербет для Накш. Сах, позаботься о ее ужине, потому что она не ела весь день.

Валентина бросилась на евнуха, намереваясь вцепиться ногтями в его лицо, но он поймал ее за руки и с силой швырнул на большую кровать.

– Попробуй сделать так еще раз, Накш, и тебя свяжут, – сказал он очень спокойно. – Ты понимаешь меня? В моих руках находятся твоя жизнь и смерть.

Она сверкнула глазами, меряясь с ним силой воли. Но наконец решила отвернуться. Пусть евнух думает, что победил. Она не позволит ему понять, как сильна она на самом деле.

Рыжеватая Хазаде подала ей чашку. Кивнув ей в знак благодарности, Валентина выпила слишком сладкий грушевый шербет. Сах принесла ей тарелку с ломтиками баранины, свежим хлебом, оливками и абрикосами. Ложек не было, поэтому Валентина ела руками. Когда она кончила, Гюльфем убрала тарелку и подняла ее с кровати.

– Давай сейчас вымоемся, – сказала она сладким голосом. Все четыре женщины прошли в красивую баню, выложенную синими и белыми изразцами, в которой был бассейн с теплой, надушенной водой.

– Хотя мы и принадлежим к гарему нашего господина, – продолжила Гюльфем, – нам приказали прислуживать тебе, Накш. – Она отстегнула изящную золотую цепочку с бедер Валентины.

– Я и сама могу вымыться, – отрывисто бросила Валентина.

– Знатной женщине не положено делать черную работу, даже для самой себя, – проворчала Гюльфем. – Кроме того, – продолжила она, понизив голос, чтобы ее могла слышать только Валентина, – если ты не позволишь нам исполнять наши обязанности, как нам было приказано, Шакир доложит об этом и нас побьют. Наш господин точно приказал, что мы должны сделать, а ему нужно подчиняться во всем. Непослушание иногда означает смерть.

– Они накажут вас из-за меня? – недоверчиво спросила Валентина. Все трое усердно закивали.

Чем больше Валентина узнавала Восток, тем меньше он нравился ей.

– Ты должна понять, Накш, – сказала обычно спокойная Сах. – Мы только рабыни.

– Я не рабыня! – взорвалась Валентина.

– Ты рабыня, как и мы, – терпеливо сказала Гюльфем. – Единственная разница между нами в том, что ты сейчас пользуешься благосклонностью нашего господина.

Валентина почувствовала, как в ней снова закипает гнев, но она подавила его. Гюльфем и ее подруги были бессильны изменить свое положение, и не они похищали ее. Они искренне старались ухаживать за ней, и было бы неблагородно причинять им дополнительные неприятности.

– Очень хорошо, – согласилась она, – вы можете вымыть меня.

Щебеча, они суетились вокруг нее с мылом и губками. Валентина стойко терпела их действия. Даже их нагота казалась ей несколько более терпимой. Ей нужно было хорошо выспаться. День был ужасным. Завтра она обследует остров и попытается придумать, как можно сбежать. Она по-прежнему кипела от злости из-за того, что ее похитили.

– Иди сюда, – поманила ее к себе Хазаде. – Тебя надо натереть розовой мазью, чтобы твоя кожа сияла, как шелк.

– Ваш господин не получит удовольствия от меня, – пробормотала Валентина сквозь зубы, но они не услышали ее. А через секунду она была потрясена тем, что мазью ее собирается натирать евнух Шакир.

Он с насмешкой смотрел на нее, как бы вызывая ее возражения. Его черные глаза читали ее мысли.

– Ложись на живот, – приказал он, и она без слов подчинилась. Она поняла, что не должна тратить силы на бесплодные перебранки.

Прикосновение его рук к плечам и спине было терпимым, но когда Шакир начал сильно растирать ее ягодицы, Валентине пришлось подавить свое беспокойство. Его прикосновения, однако, были равнодушными, и она расслабилась. Три молодые женщины сидели, скрестив ноги, на подушках, тихо играя на музыкальных инструментах и напевая высокими, тонкими голосами о саде любви. Руки евнуха переключились на ее ноги и наконец на ступни. Потом он приказал ей перевернуться на спину, и его руки начали двигаться по ее телу в обратном направлении.

Лежа на спине, трудно было скрыть от Шакира свое отвращение. Она твердо заставила себя принять безразличное выражение и, закрыв глаза, сконцентрировалась на своем дыхании. Когда его большие пальцы стали кружить вокруг бугорка Венеры, она чуть не вскрикнула. Но похоти в прикосновениях евнуха не было. Массаж женского тела был только одной из его каждодневных обязанностей.

– У тебя красивые груди, – заметил он обыденным тоном, когда начал натирать их. – Господин будет очень доволен.

Ей захотелось заплакать, но она храбро сдержала слезы. Со времени ее пребывания в лагере Тимур-хана она не чувствовала такого унижения.

Потом все кончилось, и Шакир приказал им ложиться спать. Четыре молодые женщины должны были спать вместе на одной большой кровати. Гюльфем, Хазаде и Сах положили Валентину в центре, потом улеглись кольцом вокруг нее. Вошли два евнуха и погасили лампы, погрузив комнату в темноту. Хотя прошло всего несколько часов, с тех пор как она очнулась после наркотического дурмана, Валентина почувствовала, что быстро проваливается в сон.

Утром она обнаружила, что ее намерение исследовать остров, чтобы найти способ побега, неосуществимо. Шакир никому из них не позволял гулять в саду. Господин, объявил он напыщенно, еще не готов позволить им это. Они были вынуждены оставаться в доме в этот день и два последующих дня. Они проводили время в банях, на массажном столе, за едой и разговорами. Казалось, что на теле Валентины сосредоточено все внимание ее соседок. Они натирали его мазью, намазывали маслом и гладили до тех пор, пока Валентине не стало казаться, что она сходит с ума.

Ее протесты против их чрезмерного внимания все трое просто не замечали. Господин, терпеливо объясняли ей, как будто имели дело с непонятливым ребенком, не должен быть разочарован в ней после всех тех волнений, которые он пережил, чтобы получить ее. Валентина поняла, что разговаривать с ними было все равно, что убеждать трех котят. Ее раздражали соседки, которые, хотя и были добрыми по натуре, казалось, не имели в жизни никаких других интересов, кроме своего господина, его желаний и удовольствий.

Валентина возненавидела все это – наготу, бесконечную возню с ее телом, как будто она была птицей, которую ощипывали, перед тем как зажарить, и розовый аромат бальзама, которым они красили ей губы. Из-за грима и украшений она чувствовала, что больше не является Валентиной Сен-Мишель, леди Бэрроуз. Она не была настоящей.

Прошла неделя. Две недели. Шакир видел, что Валентина близка к безумию из-за своего строгого режима. Измученная бесконечными тоскливыми разговорами с Гюльфемой, Сах и Хазаде, она проводила большую часть времени, вышагивая в целях моциона по дому. Это возмущало остальных женщин, которые предпочитали малоподвижный образ жизни.

– Я еду сегодня в город, – объявил Шакир однажды утром. – Попытаюсь получить разрешение для тебя гулять в саду, Накш. Ты похожа на тигрицу в клетке и должна, как я понимаю, получить свободу и свежий воздух. Не пытайся запугать моих евнухов в мое отсутствие. Они доложат мне о твоем поведении, и я накажу тебя, если ты не послушаешься. Ты достаточно умна, чтобы понять, что я сделаю так, как говорю. – С этими словами он ушел.

Остров Тысячи цветов был просто высокой скалой на Босфоре. Он высоко тянулся вверх над темными водами пролива и был обитаем только в своей верхней части, где посреди сада стоял Звездный дом. Шакир торопливо спустился по ступеням, выбитым в скале острова, к каменному причалу у его подножия. Там его ждал каик, который прислали за ним по сигналу, поданному им утром. Евнух вошел в лодку и, усевшись, дал сигнал гребцам.

Непросто нести бремя власти, размышлял он, пока они плыли через покрытое утренним туманом море. С Накш было очень трудно иметь дело, и он должен сказать об этом главному евнуху. Тем не менее до сих пор у него все получалось хорошо. Дух женщины не был сломлен, потому что ему настойчиво внушили, что хозяин этого и не хотел. Она, однако, начала подчиняться его воле, хотя сама еще не подозревала об этом. Улыбаясь, он размышлял о своем возможном возвышении до положения главного евнуха, когда теперешний носитель этого титула удалится на покой. Он считал, что является достойным претендентом на это место.

Каик стукнулся о пристань дворца, и Шакир очнулся от мечтаний. Он выпрыгнул из лодки и торопливо пошел по ступеням. Ему, так же как и женщинам, хотелось уехать с острова, потому что дни там были длинными и скучными. Тем не менее стоило позаботиться, чтобы получить награду за хорошую службу.

– Садись, Шакир, садись, – сказал главный евнух Хаммид своим высоким, певучим голосом. Он приветливо сделал знак рукой молодому человеку, приглашая его на диван напротив. Главный евнух был черным, как уголь, мужчиной, маленький рост которого делал его еще более толстым. Он был одет в свободный халат из изумрудно-зеленого шелка, отделанный темным соболем. В центре его парчового тюрбана сверкал большой бриллиант.

– Благодарю тебя, господин Хаммид, – сказал Шакир и сел. Красивые, не достигшие половой зрелости рабыни подали вкусные булочки, липкую халву, маленькие плошки с засахаренным миндалем и, наконец, тонкие чашки с густым, очень горячим турецким кофе. Шакир бросил в кофе несколько кусочков льда, потом с жадностью проглотил горячий напиток, прежде чем он обжег ему горло.

Главный евнух наблюдал за ним из-под опущенных век. Ему доставляло удовольствие следить за своим подчиненным, который явно очень хотел что-то рассказать, но не осмеливался сделать это без разрешения. Терпение, считал Хаммид, было качеством, достойным уважения, но требовалось время, чтобы его воспитать. Он попивал свой кофе, затягивая молчание. Потом неожиданно его взгляд сосредоточился на молодом человеке, и он резко бросил:

– Рассказывай, Шакир!

Шакир чуть было не уронил свою чашку из тонкого, как яичная скорлупа, фарфора, но быстро оправился и начал говорить:

– Женщина, которую надо называть Накш, очень упрямое создание, господин Хаммид! Хотя она добра к своим трем соседкам, потому что зла к ним не питает, у нее свирепый нрав, который она выказывает перед другими слугами. Я держал ее взаперти в течение двух недель, потому что боялся выпускать ее в сад. Это могло вызвать у нее мысли о бегстве. И все же могу сказать, что она об этом думает. Она из тех женщин, которые могут пойти на самоубийство не из отчаяния, а просто, чтобы избежать того, что она считает невыносимым. Она не слабое создание, склонное к унынию и грусти.

– Ты готовишь ей еду точно, как я приказывал? – спросил евнух. – Нужно, чтобы ты делал это аккуратно.

– Да, господин Хаммид, я был очень внимателен. Я добавлял в каждое ее кушанье точное количество трав, специй и возбуждающего, как вы приказывали. И ее кушанья тщательно продумывались. Ей давали пищу, которая способна усиливать страсть. Но она очень сильная женщина, способная сопротивляться нам, даже сама о том не подозревая.

– Да, – задумался Хаммид, – эти англичанки сильные женщины. Я имел дело с ними и раньше, и с ними не просто. Их волю можно сгибать, но сокрушить их невозможно. Это не простая задача. Не простая, – размышлял он вслух задумчиво. – И все же раньше я делал это и сейчас могу сделать это снова. Я должен сделать это снова! Два года господин не проявлял особого интереса к гарему. Нет, конечно, он развлекал себя женщинами, но после смерти Инсили он не изменился. Он, о чьем гареме рассказывают легенды, позволил ему почти погибнуть. Я делал все, что мог, чтобы изгнать тех, кто слишком ожирел или обленился. Я заменил их такими изысканными созданиями, как Гюльфем, Хазаде и Сах, но чего я добился? Он использует их просто для удовлетворения своих телесных желаний. Он не проявляет к ним настоящего интереса. Я боюсь, что Инсили убила его интерес к другим женщинам. Эта женщина первая, которая заинтересовала его после Инсили. Он дрожит от желания обладать ею, и на этот раз он желает не только ее тело. Он желает ее любви, саму ее душу.

Шакир пожал плечами.

– Женщина его собственность. Он может овладеть ею в любое время.

– Нет, нет, глупец! – выбранил его Хаммид. – Если бы он желал только тела этой женщины, он, конечно, мог взять ее. Ему нужна ее душа и сердце, разве ты не понимаешь этой тонкости, Шакир? Сначала ее надо заставить желать его. После того как он поймает ее в паутину своей страсти, она даст ему все, что он хочет от нее. Bce!

– Разве тогда она не наскучит ему? – спросил Шакир.

– Возможно, да, – ответил главный евнух, – а возможно, и нет. Нет, если она так же умна, как и красива. Однако это не имеет значения. Важно только то, что он снова проявляет серьезный интерес к своему гарему. Помни, что наша власть в этом доме держится на гареме. Если у господина не будет интереса к гарему, тогда и мы, мой друг, тоже не будем ему нужны. Подумай об этом, мой дорогой Шакир.

– Это ужасающая мысль, господин Хаммид, – сказал Шакир, незаметно вздрогнув. – Скажи мне, что я должен сделать, чтобы Накш стала более сговорчивой, потому что мне невыносима мысль о том, что мы можем потерпеть неудачу.

– Возвращайся на остров Тысячи цветов, – сказал Хаммид. – Позволь женщинам свободно гулять в саду сегодня днем. Свежий воздух и движение пойдут им на пользу. Подай им ужин до захода солнца и проследи, чтобы Накш получила двойную дозу моего особого эликсира во фруктовом шербете. Пусть женщины вымоются и уделят Накш особое внимание. Господин приедет на остров сегодня вечером за два часа до того, как взойдет луна. Он будет развлекаться с тремя женщинами, но не с Накш. Она должна будет смотреть. Насильно, Шакир, потому что женщины в таких делах сначала могут оказаться не в меру стыдливы.

Позаботься о том, чтобы она смотрела, Шакир. Для моего плана наиболее важно, чтобы мой господин и другие женщины раздразнили ее. Если ты точно следовал моим советам в течение последних двух недель, тогда Накш изнежилась и расслабилась душой и телом. Я никогда не знал женщины, которая сопротивлялась бы так долго, как она, но думаю, что это можно объяснить тем, что Накш недавно оторвали от ее родных. Мы должны разрушить ее связь с прошлым, потому что господин желает ее все больше день ото дня. Она превратилась в его навязчивую идею. Мне остается только надеяться на то, что реальность будет такой же приятной, как и ее предвкушение.

Сегодня мы начинаем нашу военную кампанию, Шакир, потому что любовь – это всегда сражение. Эта женщина не девственница, поэтому она знает восторг страсти. Сегодня вечером она будет смотреть на своего господина и не сможет не вспомнить чувства, которые испытывала. Вскоре она начнет тосковать по страсти, которой когда-то наслаждалась.

В конце концов ее воля будет подчинена нашей цели, и у нее не останется выбора, кроме как отдаться нашему господину и хозяину, – заключил Хаммид.

Шакир припал к ногам евнуха.

– Ты так мудр, господин Хаммид, – сказал он с неподдельным чувством.

Довольная улыбка расплылась на лице Хаммида.

– А ты так болезненно честолюбив, Шакир, – сказал он снисходительно, – что когда-нибудь наберешься опыта и займешь мое место. Однако сначала ты должен учиться, а когда имеешь дело с женщинами, всегда можно найти что-то новое для себя. Несмотря на их слабость, они бесконечно изобретательны. Теперь поднимайся и возвращайся на остров!

Шакир вскочил. Без конца кланяясь, он спиной вышел из комнаты главного евнуха. Его сердце возбужденно колотилось, потому что, кажется, господин Хаммид остался доволен им.

Хаммид с улыбкой наблюдал, как он уходил. Шакир – замечательный ученик и однажды станет прекрасным главным евнухом. Не таким, как этот надутый и тупой Осман, который позволил Инсили убежать с острова Тысячи цветов несколько лет назад. Как удачно получилось, что Османа тогда убили. Хаммид сам мог бы задушить его голыми руками. Их господин поверил, что Инсили умерла, иначе они все лишились бы голов. На этот раз ошибки быть не должно. Их господин хочет эту женщину, и, воля Аллаха, он получит ее! Пусть он владеет ею, пока это доставляет ему удовольствие, хотя Хаммид не думал, что господин будет пленен ею, так же как был пленен Инсили. Она была редкостным созданием. Хаммид не верил, что Накш сможет долго пленять его господина.

Теперь он должен пойти и доложить своему господину о посещении Шакира и рассказать ему подробно свои задумки о предстоящем поединке. Он встал с дивана с поразительной легкостью для человека такого веса и прошел к окну, откуда был виден каик Шакира, плывущий через Босфор к острову. Сегодня вечером взойдет новая луна. Главный евнух Хаммид считал это отличным предзнаменованием. Шакир выполнит порученное и, конечно, хорошо выполнит. Удача, несомненно, улыбнется им.

Возбуждение переполняло Шакира вместе с осознанием собственной значимости, когда он быстро преодолел несколько последних ступенек и вошел в сад. Хаммид был доволен им! Его звезда восходила! Конечно, Хаммид протянет еще много лет, но он, Шакир, молод. Он может позволить себе ждать благоприятного случая, пока он наслаждается расположением главного евнуха. Он торопливо шел по белой гравийной дорожке к дому и, войдя внутрь, сказал невозмутимо:

– Я вернулся из дворца своего хозяина. Главный евнух Хаммид позволил гулять сегодня в саду. Твою уличную одежду принесут немедленно.