Текст книги "Обрести любимого"

Часть 5
Начало – конец
Зима 1603 года

15

Итак, они вернулись в Англию. «Архангел», «Королева Бесс» и «Возвращающийся» шли вверх по Темзе к Лондону в слепящей снежной буре в день Рождества 1602 года.

Путешествие проходило относительно спокойно, до тех пор пока в Бискайском заливе не начался сильный ветер, который не прекращался до конца путешествия.

В другом отношении путешествие было трудным. На борту «Архангела» нужно было разместить беременную женщину и десять маленьких детей, потому что людей, переживших такой ужас, разлучать было нельзя.

В каюте лорда Бурка поселили пятерых старших уцелевших мальчиков Кира. Только Дов восьми с половиной лет, старший сын Симона и Сараи, и его семилетний двоюродный брат Якоб, старший сын Эшера и Руфи, отчетливо понимали, что, кроме Сабры и остальных детей, их семья уничтожена и дома у них нет. Пятилетний брат Дова, Аарон, и двухлетние близнецы Каина и Шоханны – Зейдок и Зуриель не понимали ничего. Они требовали, чтобы пришли их матери, тем самым заставляя очень страдать Сабру, которая старалась стать матерью всем своим племянницам и племянникам, помогать им справиться с их страшной потерей.

Нельда с поразительно сильным для бездетной девушки материнским инстинктом взяла грудного Рубена, сына Симона и Сараи, под свое попечительство. Служанка обожала младенца.

Когда они в суматохе уходили из дома Кира, Валентина успела выпросить две козы, чтобы у детей было молоко. Коз привезли на корабль. Нельда заняла каюту графа вместе с тремя маленькими девочками Руфи – пятилетней Метти, трехлетней Ханной и Тимой, которой было всего полтора года, а также с трехлетней Тамарой, дочкой Сараи и Симона, и грудным Рубеном. Лорд Бурк и граф втиснулись в капитанскую каюту вместе с Мурроу. Валентина спала с Саброй в одной кровати.

…Сабру мучили угрызения совести, что она, так боявшаяся смерти, спаслась, тогда как остальные члены семьи погибли. Перед ее глазами стояли обезглавленные тела членов ее семьи, валяющиеся в нелепых смертных позах на мраморном полу холла. Янычары заставили ее смотреть на еще теплые головы людей, которых она любила. На их лицах, казалось, было удивление от внезапной смерти – у всех, за исключением ее мужа, Льва, на лице которого осталось выражение гнева и ярости. Вид его невидящих, застывших глаз, которые всегда смотрели на нее только с любовью, испугал Сабру, ей казалось, что его внушающий ужас обвиняющий взгляд направлен на нее. Она упала в обморок и пришла в себя, только когда они добрались до пристани.

Валентина решила, что так было лучше, потому что Сабра не видела, как они пробирались сквозь ревущую толпу людей, которые считали, что их обманывают, давая уйти одному из Кира. Лучше, потому что Сабра не почувствовала запаха пылающих домов и горелого мяса…

Оказавшись в безопасности на борту «Архангела», Сабра заплакала. Она проплакала три дня, оплакивая всех: Льва, который никогда не увидит их будущего ребенка, Эстер, съежившуюся и распростертую на полу посреди цветастых подушек с камнем, торчащим из ее головы. Сабра оплакивала себя и своего ребенка, оставшегося без отца. Однако именно ребенок спас ее рассудок.

– Это несправедливо, что я выжила, когда другие умерли такой ужасной смертью! – жаловалась она Валентине, жалея саму себя. – Почему Бог так наказал меня, разлучив меня с теми, кого я люблю?

– Симон, Эшер и Каин живут в своих детях, Сабра, – спокойно говорила Валентина. – Грустно, что линия Давида Кира оборвалась со смертью твоей сестры Хагар и ее ребенка. Но осталась ты, Сабра! В тебе живет плод Льва Кира! Роди ребенка, и Лев Кира не умрет! Ни один из вас не будет ни в чем нуждаться, потому что это ты помогла мне сбежать из дворца Чикала-заде-паши!

Сабра недоуменно покачала головой.

– Вы хотите заботиться обо мне и моем ребенке, Валентина? Мы, Кира, должны вам гораздо больше, потому что ваша храбрость спасла наших детей и сохранила род Эстер Кира.

На людях Сабра Кира старалась не показывать своего горя, заставив себя сосредоточиться на будущем. Если она и плакала в одиночку, никто об этом не знал. Измученная страшным испытанием, она оставалась в кровати, но в каюте Валентины целый день были дети, которые составляли ей компанию. Валентина начала учить детей английскому. Сабра почувствовала облегчение, увидев, что способна учиться, а дети учились так быстро, что взрослые только поражались.

Еда была поначалу проблемой, потому что нельзя было нарушать строгие законы принятия пищи, которых придерживались евреи. Об этом Сабра сказала Мурроу. Будущая мать очень серьезно отнеслась к своим обязанностям по отношению к семье. Корабельному коку объяснили о необходимых ограничениях, и, будучи семейным и добрым человеком, он делал все, о чем его просили.

Каждую пятницу вечером Сабра собирала детей Кира вокруг себя в каюте, которую она делила с Валентиной, и зажигала свечи для мрачного субботнего обряда. Их семья была жестоко вырезана. Их увозили от дома и от родины, но Сабра Кира не позволит выжившим Кира из Стамбула забыть, что они евреи и что у их народа есть старые традиции и великая история. Когда ребенок в ее чреве начал шевелиться, Сабра поняла, что слова Валентины были правильными. Лев продолжал жить в своем ребенке, а жизнь братьев Льва и Эстер Кира продолжалась в других детях.

В день Рождества 1602 года, когда «Архангел» бросил якорь в лондонском Пуле, Сабра выглянула из заднего иллюминатора каюты и спросила Валентину:

– В Англии всегда так сыро?

Валентина засмеялась:

– Думаю, что после Стамбула она действительно кажется сырой, Сабра. Идет снег. У вас в Стамбуле тоже бывает снег?

– Не такой. – Сабра покачала головой. – Я должна поверить вам на слово, Валентина, что мы бросили якорь на реке, около которой стоит большой город, потому что я не вижу ничего, кроме серо-белой пелены.

– Мурроу говорит, что снегопад прекратится к вечеру. Тогда ты увидишь Лондон, – ответила Валентина. – Мурроу вскоре сойдет на берег, чтобы встретиться с лондонскими Кира, и расскажет им о случившемся.

– Согласятся ли они принять нас? – беспокоилась Сабра. – Английские Кира приехали в Англию более ста лет назад, и они были связаны со стамбульской ветвью Кира только через наши банковские дела.

– Разве они не посылали своих сыновей в Стамбул? Ведь Симон и его братья побывали в Лондоне, Париже и в других городах.

– Иногда кузен Кира заезжал ненадолго, но для стамбульских Кира было более важно знать о делах в других городах, чем для других знать о Стамбуле. – Она вздохнула. – Кто же сейчас будет главой семьи Кира? Дов – старший из уцелевших мужчин стамбульской семьи, но он слишком мал.

Мурроу вернулся часом позже, приведя с собой Даниеля Кира, патриарха английских Кира, и его жену, Терзу, маленькую пухлую женщину, одетую в нарядное шелковое платье с красивым накрахмаленным плоеным воротником, с пухлыми пальцами, унизанными кольцами.

Мурроу и английские Кира вошли в каюту, где ждали Сабра и дети. Маленькие девочки Кира в своих потрепанных, сильно поношенных платьицах застенчиво смотрели на гостей. Большеглазые братья-близнецы играли на полу с маленькими Якобом и Аароном. Юный Дов, такой серьезный, подавленный мыслью о том, что он самый старший из мужчин семьи, вежливо встал, чтобы поздороваться с ними. Глаза Терзы Кира наполнились слезами.

– Это Даниель и Терза Кира, госпожа Сабра, – коротко представил их Мурроу.

Даниель Кира вежливо поклонился, не вполне зная, что делать. Рассказ Мурроу о стамбульской резне не укладывался у него в мозгу, и он возблагодарил Яхве, что живет в цивилизованной стране, такой, как Англия.

Однако Терза Кира знала, что делать. Она следовала зову сердца. Отодвинув мужа в сторону, она обняла Сабру. Глядя в ее материнское лицо, Сабра расплакалась и упала в ее объятия.

– Ну, ну, дитя мое, – успокаивала ее Терза, которая сама имела четверых дочерей и чувствовала себя в своей стихии. – Ты сейчас в безопасности и малыши тоже. Ты жена Льва?

– Да, мадам, – сквозь слезы ответила Сабра.

– Мадам? – В голосе Терзы прозвучала обида. – Я твоя тетя Терза, дитя мое, и ты должна называть меня тетей. Теперь скажи мне, кто эти маленькие, потом поедем домой! Тебе нужно вымыться и надеть приличное платье. Я вижу, что ты беременна. Когда должен родиться сын Льва Кира?

– В конце следующего месяца, возможно, через месяц с небольшим, т…тетя, – ответила Сабра.

– Моя дочь, Анна, ожидает третьего ребенка! – весело воскликнула Терза Кира. – Мы поможем тебе, дорогая девочка! Тебе не надо ничего бояться! У тебя здесь, в Англии, есть семья, и, хотя сейчас рано говорить об этом, в нашей общине есть много красивых неженатых мужчин, которые будут рады такой хорошенькой жене.

– Я – Кира, – гордо сказала Сабра, – и по браку, и по матери. Я и подумать не могу о том, чтобы выйти замуж за кого-нибудь, кроме Кира.

– Разве я предлагаю тебе такое? – спросила пожилая женщина. У них с Даниелем был неженатый сын восемнадцати лет, который в самый раз подошел бы красивой вдове.

Что касается десяти малышей, то старший женатый сын Терзы возьмет детей Симона Кира, ее второй женатый сын возьмет сына Эшера Кира и трех дочерей, а ее старшая дочь, бывшая замужем за кузеном Кира, вырастит этих очаровательных близнецов.

Слава богу, что уцелело несколько Кира из Стамбула, думала Терза Кира. Слава богу, что их в целости привезли в Англию. Вскоре будут разосланы сообщения другим ветвям семьи, чтобы все узнали о том, что семья Кира не обезглавлена. Сейчас главной станет английская ветвь семьи Кира.

– Посмотри, Сабра, – сказала Валентина, входя в каюту. До этого она была на палубе с Патриком. – Снег прекратился.

Сабра посмотрела в большое заднее окно каюты.

– Там же город! – сказала она.

– Прекрасный город! – с энтузиазмом отозвалась Терза Кира. – Замечательный город в замечательной стране, которой правит старая королева! Ты не будешь здесь несчастна, дорогое дитя.

– Значит, королева еще жива, госпожа Кира? – спросила Валентина.

– Каким-то образом. Но каким, знает один только Бог, – последовал сдержанный ответ.

Кира привезли теплые плащи для Сабры и детей. Они отбыли в большой суматохе, их бережно спустили в дожидавшиеся их внизу лодки. Нельда неохотно рассталась с маленьким Рубеном, пролив из своих добрых карих глаз несколько слезинок.

– Он любит спать с этой игрушкой, мадам, – сказала она Терзе Кира, вручая ей маленькую мягкую куколку, сшитую из ее чулка.

Госпожа Кира взяла игрушку и внимательно посмотрела на усталую, но бодрую девушку.

– У него не отберут ее, дитя, – сказала она, ласково коснувшись розовой щеки Нельды. Спрятав куклу под плащ, она засунула руки под капюшон, повозилась там секунду и потом вытянула нитку жемчуга, которую надела на шею девушки.

– Небольшой пустячок, дитя, за ласковую заботу об этом малыше. – Потом она перебралась через борт корабля, и ее спустили вниз в веревочной люльке в ожидающую лодку.

Нельда ахнула, робко ощупывая жемчужины.

– Теперь ты состоятельная женщина, Нельда, – сказала с улыбкой Валентина.

– У меня никогда раньше не было ничего подобного, миледи. Моя мама станет так завидовать! – сказала Нельда.

– Она не будет завидовать, – сказал лорд Бурк, – пока ты не попадешь домой, Нельда. А мы не попадем домой, пока не сделаем первый шаг в его сторону, а это значит, что нам надо расстаться с кораблем.

– Мы же, конечно, не поедем домой прямо сейчас? – спросила Валентина.

– Мы едем в Гринвуд, Вал. Вы тоже приглашены, Том, – сказал лорд Бурк. – Завтра Мурроу уезжает в Девон к своей Джоан, а мы направимся в Ворчестершир и домой! Наша барка уже ждет нас, мадам, и время дорого, потому что кончится прилив, и грести станет трудно.

Валентина запахнула на себе плащ.

– Тогда поехали, милорд! – сказала она. – Как бы я ни была благодарна «Архангелу» за то, что он благополучно доставил нас домой, я все же хочу скорей снова оказаться на твердой земле! Думаю, что больше я никогда не отправлюсь в плавание.

– По крайней мере ты не страдаешь морской болезнью, как мой дядя, – смеясь, сказал Патрик.

– Мой отец урожденный О’Малли, – гордо сказала Валентина, – а О’Малли – мореходы!

– Но не дядя Конн. – Лорд Бурк хмыкнул, усаживая свою невесту в люльку и опуская ее вдоль борта. Из всех О’Малли из Иннисфаны бедный Конн единственный, кто, к отвращению своих братьев, страдал от mal de mer[45]45
  Морская боезнь (фр.).


[Закрыть]. Несчастье бедняги лорда Блисса стало семейной шуткой.

Получив за несколько часов извещение об их прибытии, прислуга в Гринвуде успела снять чехлы с мебели, застелить кровати свежими простынями и украсить холл к Рождеству. Гринвуд принадлежал Скай, леди де Мариско, хотя когда-нибудь он должен будет отойти к ее младшей дочери. Он использовался в качестве семейной резиденции в Лондоне. Большая часть прислуги, работавшая там с незапамятных времен, была отпущена по старости. Дворецкий, экономка, повар и главный конюший были единственными постоянными слугами, потому что горничных и младших грумов с легкостью набирали в близлежащей деревушке.

Немногочисленные слуги привыкли к неожиданным уведомлениям, поэтому в доме было тепло и уютно, в каждом камине горели большие поленья, с кухни доносились соблазнительные запахи. В первую очередь им всем хотелось одного – принять горячую ванну, и молодые слуги-мужчины два часа сновали, таская горячую воду в спальни. Было почти семь вечера, когда леди Бэрроуз, лорд Бурк, Эшберн и капитан Мурроу О’Флахерти встретились в маленькой семейной столовой за рождественским обедом. Мурроу как старший сидел во главе стола, напротив своей красавицы кузины, которая сидела на другом конце. Валентина надела праздничное платье из синего, как сапфир, бархата. Граф и лорд Бурк сидели друг против друга по бокам длинного, замечательно отполированного стола.

Кухарка, потная от кухонного жара и победно сияющая оттого, что сумела приготовить праздничный обед за короткое время, возглавила шествие слуг с кухни в столовую, сама неся большое серебряное блюдо, на котором покоился огромный кусок мяса. Следом слуги несли деревянные тарелки, блюда и чаши, наполненные превосходными кушаньями. Были поданы жареные каплуны и утки с вишневым соусом, пироги с голубятиной и крольчатиной и тонкие ломтики лосося, сваренные в вине, небольшой окорок и блюдо с бараньими отбивными. В чашах были сваренные вкрутую яйца, зеленые бобы, морковь и тушеный салат-латук. Хлеб, недавно вынутый из печи, сладкое масло, цветочный мед, сыры были самим совершенством.

– Если бы меня уведомили немного пораньше, миледи, – извинялась кухарка, – блюда были бы более разнообразными, но сегодня Рождество, и рынки закрыты. – Она поклонилась.

– Все выглядит восхитительно вкусно, миссис Эванс, – сказала ей Валентина, видя, что мужчины уже наполняют свои тарелки кушаньями, которых не пробовали месяцами. – Благодарю вас.

Они ели до тех пор, пока им не показалось, что больше они не смогут съесть ни кусочка, насытившись мясом, хлебом и сыром.

Потом миссис Эванс принесла рождественский пудинг, и они нашли все-таки место для этого традиционного сладкого блюда. Они не пили вина, отдавая предпочтение коричневому октябрьскому элю, которого всем им так не хватало. Покончив с едой, они откинулись на спинки стульев сытые и счастливые, оттого что находятся дома.

Детей, с песнями славящих Христа, которые подошли к дверям Гринвуда, пригласили войти и дали им пирожных, эля и каждому – серебряный пенни. Дети пели рождественские песни и ушли домой счастливые, прославляя щедрость обитателей Гринвуда.

– Ну, я ложусь спать, – сказал Мурроу. – Завтра Джеф и я отправляемся домой. Я соскучился по Джоан, и будет здорово снова увидеться с детьми.

– И с вашим новым внуком, – сказал лорд Бурк.

– Да, – сказал Мурроу с явным удовольствием. Он отодвинул свой стул от стола, встал, потом поцеловал Валентину в щеку.

– Ну, кузина, путешествие наше было удачным, и к тому же выгодным. Я думаю, когда прибыли будут подсчитаны и поделены, ты узнаешь, что оно ничего не стоило тебе. Капитан «Возвращающегося» сказал мне, что твои лошади хорошо перенесли путешествие.

– Все, Мурроу, имеет свою цену, – сказала спокойно Валентина, – хотя я рада за лошадей.

– Всему есть цена, – согласился Мурроу, – но сейчас все позади. Мы целы и мы дома, Вал! – С этим он ушел.

Слова Мурроу звучали у нее в голове, когда на следующий день они выехали в Перрок-Ройял. Они были целы, и они были дома, и за это она всегда будет благодарна, но воспоминания тоже сохранятся навсегда.

Им понадобилось несколько дней, чтобы добраться до Оксфорда, потому что, хотя первый день их поездки был ясным и они проехали большое расстояние, на второй день их разбудил холодный, проливной дождь, который продолжался с перерывами в течение трех дней, пока они добирались до дому.

Валентина гадала, ехали ли Мурроу и его сын Джеф под таким же проливным дождем, как и они. В Оксфорде они остановились в «Славной Елизавете» и последний раз поужинали с графом, который должен был покинуть их утром и ехать на север в Свэн-Корт в Варвикшире.

Название гостиницы вызывало у каждого мысли о королеве. После обеда в Гринвуде в рождественскую ночь Том и Патрик вместе поехали в Уайтхолл, где королева отмечала Рождество. Оба они вернулись в совершенном унынии от увиденного там. Они видели королеву, но не известили ее о своем присутствии, боясь, что им прикажут присоединиться ко двору.

– Она совсем плоха, – грустно сказал граф Валентине. – Я никогда не видел ее такой изможденной. Что еще хуже, приятель сказал мне, что она начинает забывать, но кто осмелится сказать: «Разве вы забыли, ваше величество?» Таких храбрецов нет, и я тоже не принадлежу к их числу.

– Ее суставы опухли, – вставил лорд Бурк, – и потребовалось распилить коронационное кольцо на ее пальце, потому что палец врос в него. Сорок четыре года она не снимала кольцо с пальца! Мне это кажется дурным предзнаменованием.

– Вам надо было позволить мне встретиться с ней. – Валентина была очень расстроена. – Если она больна, ей надо видеть вокруг себя людей, которые любят ее, а не тех проклятых стервятников, которые живут за счет королевской щедрости и ждут, пока бедная женщина умрет!

– Мы оставались при дворе ровно столько, сколько потребовалось узнать о здоровье ее величества, – ответил ей Патрик.

– И осушить несколько кружек пива с друзьями, – усмехнулась Валентина. – Я слышала, как вы оба с шумом ввалились после двух часов ночи. – Она снова стала серьезной. – После того как я увижусь со своими и буду уверена, что с ними все в порядке, я вернусь ко двору.

– А когда будет ваша свадьба? – спросил граф.

– Весной, – сказала она.

– До Крещения! – твердо сказал лорд Бурк – Если ты думаешь, Вал, что я позволю тебе уехать ко двору до того, как мы поженимся, даже несмотря на плохое здоровье королевы, то ты глубоко ошибаешься.

– Весна такое прелестное время для свадьбы, – озорно сказал граф.

– Любое время хорошо для свадьбы, если ты женишься на любимой женщине, – прорычал лорд Бурк. – Я предупреждаю тебя, Том, ты ходишь по тонкому льду!

– Смотри-ка, ему не терпится? – Граф ухмыльнулся. – Но, божественная, я тоже бы торопился, если бы вы согласились выйти замуж за меня. Вы ведь уверены в своем решении? – Он склонил голову набок и улыбнулся очаровательной улыбкой.

– Том! – предупредил лорд Бурк.

– Совершенно уверена, – мягко сказала Валентина, глядя на Патрика.

– И я приглашен на свадьбу, божественная?

– Нет! – крикнул Патрик.

– Да, – сказала Валентина, – если вы действительно хотите приехать, Том.

– Я должен собственными глазами увидеть, как вы сотворите эту невероятную глупость, чтобы поверить в нее, божественная, – ответил он. – Пошлите гонца в Свэн-Корт, когда будет назначен день, и я приеду.

– Я не понимаю, почему ты хочешь, чтобы он был на нашей свадьбе, – бурчал Патрик на следующее утро, когда они помахали на прощание графу.

– Потому что он хороший и преданный друг. Потому что он разделил с нами наши приключения. И потому что его жизнь будет переплетена с нашей, – сказала ему Валентина, когда они вместе с Нельдой садились в карету. – Хочешь сесть со мной или предпочитаешь ехать верхом?

– Я поеду верхом, – сказал сварливо лорд Бурк, захлопывая дверцу кареты.

– Как хочешь, – сказала она ему через опущенное окно, потом спокойно закрыла его.

Патрик ухмыльнулся про себя. Характер у нее был ирландский, несмотря на англичанку-мать и английское воспитание. У нее были нрав, энергия и решимость О’Малли. Он начал понимать, что ценили в его матери все ее мужья, включая и его отца. Валентина была поразительно похожа на тетю Скай.

Солнце решило показаться в то самое время, когда они, наконец, подъехали к Перрок-Ройялу. Лошади, почувствовав, что приближаются к дому, к теплым сухим конюшням и дополнительным мерам овса, бежали по дороге, освещенной поздним солнцем.

Дверь в большой дом распахнулась, когда карета остановилась, и Валентина выскочила прямо в распахнутые руки лорда Блисса.

– Ах, папа! Папа! Как хорошо быть дома!

Конн крепко прижал к себе старшую дочь и тихо спросил:

– Ты нашла ответ на свой вопрос, Валентина?

Она заглянула ему в лицо, сияя аметистовыми глазами.

– Нет никаких сомнений, что ты мой отец. Я расскажу тебе о всех наших приключениях, если ты впустишь меня в дом! Здесь холодно!

Обняв дочь, лорд Блисс прошел с ней в дом, где мать, братья и сестры Валентины нетерпеливо ждали ее. Колин, Пейтон и Джемми одновременно повисли на ней, целуя ее и радостно смеясь. Эйден бросилась обнимать дочь с мокрыми от слез глазами.

– Ты жива и здорова! – сказала она. – Слава богу! Ты не представляешь себе, как я волновалась, Валентина.

– Ах, мама, я знала, что ты беспокоишься, но сейчас я снова дома, совершенно здорова… и собираюсь выйти замуж за моего кузена Патрика.

– Замуж за Патрика? – Эйден переводила взгляд с племянника на дочь. – Господи! – ахала она. – Господи!

– Ну, мама, – мягко поддразнила ее Валентина, – разве ты не хотела, чтобы я снова вышла замуж? А кто лучше Патрика, который, оказывается, любил меня с тех пор, когда я была еще ребенком, но чувствовал, что я должна выйти за более знатного человека, чем он сам. Ты слышала когда-нибудь что-нибудь более нелепое?

– Черт возьми! – выругался Конн Сен-Мишель. – У Неда Бэрроуза не было ни громкого имени, ни состояния.

– Именно так! – согласилась Валентина. – Этот человек, который говорит, что любил меня, позволил мне уйти к другому. Если бы не Божья милость, мы бы прожили до конца дней во лжи! Сейчас, однако, – добавила она с плутовской ухмылкой, – я собираюсь провести остаток своих дней, заставляя его платить за свою глупость!

– Сказано, как подобает О’Малли, – засмеялся Конн, подмигнув племяннику. – Я надеюсь, что у тебя есть другие таланты и прелести, свойственные женщинам О’Малли. – Видя, как Патрик краснеет, Конн разразился хохотом. – Значит, они у нее есть, а, милорд!

– Мы не О’Малли, – сказал красивый тихий голос. – Мы – Сен-Мишель.

Все глаза повернулись к тоненькой медноволосой девушке с поразительно зелеными глазами, стоящей рядом с Эйден.

– Твой отец О’Малли, дитя, и если бы он не согласился взять мое имя, чтобы фамилия Сен-Мишель не умерла, тебя бы называли О’Малли, – объяснила Эйден своей младшей дочери.

– Мегги? – Валентина была поражена. Как изменили ее эти месяцы! Они расставались с долговязой девчонкой, скоро ей исполнится пятнадцать и она превратилась в изысканную красавицу.

– Мегги, как ты красива! – ласково сказала Валентина.

– А ты думала, что я останусь ребенком, Вал? Я уже почти женщина, уверяю тебя. – Мегги гордо тряхнула головой.

– Ты еще не доросла до женщины, девочка! – проворчал Конн. – Теперь пошли. Давайте сядем, и Валентина расскажет нам о своих приключениях и о том, как она решила выбрать нашего племянника себе в мужья.

Семья собралась в большом зале, где они расселись вокруг большого камина, поставив поближе к огню кресла, стулья и скамейки. Передавались кубки с вином и тарелки с печеньем, и, наконец, когда все уселись, все взгляды обратились к Валентине.

Она величественно сидела в центре на стуле с высокой спинкой, обтянутом гобеленом, Патрик стоял рядом. Валентина начала медленно, тщательно подбирая слова и заставляя их видеть именно то, что видела сама. Очаровательная маленькая столица Сан-Лоренцо с домами, окрашенными в цвета радуги; изысканный храм на маленьком греческом острове; экзотическая красота Стамбула; свирепое великолепие крымских степей. Она поведала им о герцоге де Сан-Лоренцо, который хотел жениться на ней, рассказав эту историю беззаботно, чтобы не волновать мать и не шокировать младшую сестру. Заставила их хохотать, рассказывая, как герцог устроил представление цыганских танцовщиц, чтобы заманить Мурроу, Патрика и Тома Эшберна, и как три этих джентльмена с радостью попались в ловушку. Рассказала им, как ее похитил Тимур-хан, но только то, что коротко и ясно говорило об опасности, с которой она столкнулась. Правды она не рассказывала.

Эйден была ошеломлена, когда Валентина упомянула о Тимур-хане.

– Но мне говорили, что его убили, – сказала она. – Какую еще ложь сказали мне?

Валентина потянулась и успокаивающе погладила руку матери.

– Солдаты султана были небрежны, потому что боялись Тимур-хана. Но поверь мне, мама, он мертв, потому что я видела его голову на пике.

– Хорошо! – сказала Эйден твердым голосом. Ее голос снова стал ласковым: – Продолжай рассказывать свою историю, Валентина.

Валентина не говорила больше, чем следовало.

Лорду Бурку было любопытно, как Валентина собирается рассказывать им о визире. К его удивлению, Валентина вообще ничего не сказала о Чикала-заде-паше. Она объяснила, что они задержались с возвращением, потому что ждали аудиенции с валидой Сафией. Потом она стала рассказывать им о погромах в Стамбуле, начавшихся из-за денег, о том, как были убиты Эстер Кира и ее семья.

– Нам удалось спасти десять праправнуков Эстер, мама. Шесть мальчиков, младшему из которых исполнилось четыре с половиной месяца, и четырех маленьких девочек. Молодую жену Льва Кира, Сабру, которой разрешили уйти с нами. Она ожидает рождения своего первенца этой зимой. Лев был самым младшим из правнуков Эстер.

– «Нам»? – Лорд Бурк с гордостью посмотрел на Валентину. – Это Вал спасла Кира, дядя. Когда она была в гареме, во время встречи с матерью султана, султан положил свой похотливый глаз на Вал.

Эйден издала какой-то жалобный звук, но лорд Бурк быстро успокоил тетку, чьи воспоминания никогда не тускнели.

– Валида только что кончила объяснять, почему ее покойный муж не мог быть отцом Вал, уверив ее, что ее настоящим отцом является дядя Конн. Но когда она поняла настроение своего сына, она представила Валентину как его сестру. Вал тоже прибегла к этой лжи, чтобы спасти детей Кира, рассказав великому визирю, который привел янычар к толпе погромщиков, что она сестра султана и что она не позволит убить Сабру и детей. Она была настолько тверда, что визирь приказал начальнику янычар и его солдатам проводить нас под охраной до пристани. Вот так были спасены дети Кира.

– Тебя могли убить, – занервничала Эйден.

– Но меня не убили, мама. Я прибыла в целости и сохранности домой. Вот и конец моего рассказа. – Валентина засмеялась.

– А теперь мы должны договориться о свадьбе, – сказала Эйден, светлея лицом. – Траур по лорду Бэрроузу давно кончился, поэтому нам не надо ждать Великого поста.

– Мы поженимся до Крещения, тетя, – твердо заявил лорд Бурк. – У Вал давно кончился срок траура, и я не хочу жить зиму в холоде и одиночестве. Кроме того, эта девушка ближе к двадцати трем годам, чем к двадцати двум, и из нее уже песок сыплется. – Он наклонился и поцеловал ее в ухо.

– Песок сыплется, милорд? – Она нацелилась, чтобы стукнуть его по голове, но он ловко увернулся.

– У моей матери к двадцати трем годам было уже четверо детей, – поддел он ее. – Ты настоящая карга, а своего первого ребенка еще не родила.

– Карга? – Валентина вскочила и начала барабанить по его груди. – Моей матери было двадцать шесть, когда я родилась, а после меня она родила шестерых детей!

Смеясь, Патрик Бурк заломил ей руки за спину и громко поцеловал ее.

– Моя карга, – поправился он и поцеловал ее снова.

– Ты животное, – задыхаясь, сказала Валентина с сияющими от любви глазами.

Лорд Блисс увидел, как его жена тихо смеется. Их взгляды встретились. Почему, подумала она, они не замечали, что Патрик любит Валентину? Почему они не понимали, что нежелание Валентины выбрать себе мужа происходило не из-за чрезмерной привередливости, а скорее из-за неумения разобраться в собственных чувствах?

– Если тебе нужна свадьба на Крещение, – сказала леди Блисс, – тогда это будет скромная свадьба.

– Семейная, – хором сказали Патрик и Валентина.

– После свадьбы я должна немедленно вернуться ко двору, – спокойно сказала Валентина. – Я обещала королеве сделать это, когда вернусь. Я не могу нарушить обещание, особенно сейчас, когда ей так плохо.

– Как плохо? – спросил Конн.

– Том и я были при дворе в ночь на Рождество, – объяснил Патрик – Мы видели ее издалека, и она показалась нам немощной. Врачи уверяют, что она проживет еще несколько лет, но те, кто близок к ней, опасаются, что она не увидит весны. Боюсь, я должен согласиться с ними. Королеве пошел семидесятый год, и ее здоровье сильно ухудшилось.

– Бедная Бесс, – тихо сказал Конн. – В этой жизни я уже не увижу ее. Благослови ее Бог.

– Ты можешь поехать ко двору вместе с нами, папа, – сказала Валентина.

– Нет, моя дорогая, – сказал лорд Блисс. – Бесс не понравится, если я увижу ее не в лучшем состоянии. Помни, я служил ей, когда она находилась в расцвете сил, а таких людей осталось совсем мало. Только Роли и я. Не хочу причинять ей боль своим приездом. Я буду помнить ее во всей ее славе, и это ей бы понравилось.

– Ты не перестал понимать женщин, Конн, – тихо сказала его жена.

– И никогда не перестану, Эйден, – ответил он. – Ну, на какое число мы назначим свадьбу?

– Думаю, что в этом вопросе выбор невелик, папа, – сказала Валентина. – Сегодня предпоследний день декабря.

– Поэтому мы поженимся первого января, – сказал лорд Бурк. – Я не могу придумать лучшего способа начать новый год, чем взять тебя в жены, Вал. – Он обнял ее, и его аквамариновые глаза сияли любовью.

– Патрик! Это невозможно! – объявила его тетка. – Я не могу организовать свадьбу за два дня.

– Почему бы нет, мама? – сказала Валентина. Ее глаза не отрывались от Патрика. – В любом случае погода не позволит нам разослать приглашения многим родственникам. Времени, чтобы испечь свадебный торт, хватит. Почему бы нам не пожениться через два дня? Я проведу немного времени с мужем, прежде чем поеду ко двору.