Текст книги "Обрести любимого"

Платок был перевязан парчовой лентой, расшитой жемчугом, которая сама по себе была дорогой. Валентина развязала ленточку, отдав ее в качестве подарка служанке. Потом она развернула платок. В шелк была завернута перламутровая шкатулка с изысканной резьбой и золотым замком, запертым с помощью осыпанной бриллиантами золотой шпильки.

Минуту Валентина с восхищением осматривала шкатулку, потом вытащила шпильку из петли. Подняв крышку, она открыла шкатулку.

– Черт побери! – Она тихо выругалась любимым ругательством Елизаветы Тюдор.

– Ах! – тихо воскликнули остальные женщины, которые, любопытствуя, сгрудились вокруг нее.

– Ох, миледи! Неужели это для вас? – У Нельды округлились глаза.

– Да, девочка, это подарок для твоей хозяйки, и он очень красивый, – сказала Эстер Кира, когда увидела содержимое шкатулки. – Даже я поражена, потому что Сафия в самом деле выказывает тебе свое расположение, дитя.

Валентина была так растеряна, что даже не дотронулась до подарка, который покоился на черном бархате внутри резной шкатулки. Это было, наверное, самое красивое ожерелье из всех, которые она когда-либо видела. Филигранная цепочка тонкой работы из красного золота, с прикрепленными к ней сверкающими бриллиантами, аметистами, золотистыми бериллами, рубинами, бледно-зелеными оливинами и светло-голубыми турмалинами. В центре были три крупных бриллианта. Каждый имел необычную огранку: чисто-белый бриллиант был огранен в форме полумесяца; бриллианту с явно синим оттенком была придана форма звезды; центральный камень был розовым бриллиантом в форме сердца.

– Я никогда в жизни такого не видела, – наконец сказала Валентина. – Оно великолепно, выглядит почти варварски в своей красоте. Оно должно стоить огромных денег! У меня никогда не было ничего подобного, и никогда я не думала, что могу получить такое!

– Вы должны надеть его, когда отправитесь с визитом к валиде, – сказала Сараи многозначительно. – Это доставит ей удовольствие, как ваша благодарность.

– Но что я ей подарю? – сказала Валентина. – У меня же нет равноценного подарка.

– Ты не должна делать равноценного подарка, дитя, – сказала Эстер. – Не делай этого, если хочешь доставить удовольствие Сафие. Твой дар должен быть достаточно дорогим, достойным Сафии, но не таким великолепным, как это ожерелье. Скажи мне, какой груз ты привезла с собой из Крыма?

– Необработанные драгоценные камни, мускус, специи, меха. – Валентина задумалась, вспоминая. – По-моему, у нас есть много соболей.

– Отлично! – воскликнула старуха. – Мы сошьем накидку из соболей с застежкой из драгоценных камней. Это ей очень понравится!

– Но кто сделает эту работу? – запричитала Валентина. – У нас только три дня!

Эстер Кира весело закудахтала.

– Предоставь это мне, дитя, и я обещаю, что все будет в порядке.

Если кто и мог творить чудеса, так это Эстер Кира, и поэтому Валентина доверила дело с подарком валиде ее знающим рукам.

Она спала той ночью лучше, чем многие недели до этого, но утром после завтрака решила разыскать Патрика Бурка и остальных. Она отправила служанку разыскивать их, но прошло довольно много времени, и к Валентине пришла Сараи.

– Я понимаю, что вы хотите увидеть своего жениха, но ни его, ни других англичан здесь нет. Они уехали в Перу через Золотой Рог, чтобы засвидетельствовать свое почтение английскому послу. Я не знаю, когда они вернутся, но думаю, что сегодня вам было бы интересно осмотреть Балату. Тогда завтра вы, наверное, сможете договориться с вашим женихом о посещении некоторых интересных мест Стамбула.

Патрик уехал? Не предупредив ее? Валентина рассердилась, но сейчас злиться было бесполезно, и поэтому она согласилась отправиться с гостеприимной Сараи. Тем не менее в душе она рассердилась.

Стамбул был потрясающим городом, но ей не нравилось устройство восточного общества. Она узнала, что каждый дом, даже самый бедный, имел женскую половину. Здесь, в семье Кира, дом, как и многие другие, был разделен на три части: с женской половиной в одной его части, мужской половиной в противоположной и общей частью в центре дома. Там Кира занимались своими банковскими делами все дни недели, кроме двух священных дней отдыха – мусульманской пятницы и еврейской субботы.

Мужские и женские помещения находились порознь, хотя и были одинаково обставлены. Половины сходились только в одном месте – в кухне. Кухни обслуживали всю семью. В кухне была дверь, выходящая на женскую половину, но дверей в мужскую часть дома там не было. Вместо нее была устроена скользящая панель, сквозь которую блюда подавались в столовую для мужчин и возвращалась обратно грязная посуда. Для женщин и мужчин существовали отдельные бани. Садом пользовалась вся семья. Мужчина мог приходить на ложе жены, но та никогда не оскверняла его спальни. Сыновья лишались материнского ухода в возрасте семи лет и отправлялись жить на мужскую половину. Хотя женщин и ценили за их роль продолжательниц рода, матерей, воспитательниц и, наконец, за их мудрую старость, они все-таки считались примитивными существами, которым требовалось внимание и защита их мужей. Большинство принимало такое обращение, но были и необычные женщины, такие, как Эстер, которые не удовлетворялись покорным существованием.

– Я бы не смогла жить такой жизнью, – призналась Валентина Сараи, когда они готовились выйти из дома.

– Это наш образ жизни, Валентина, – ответила Сараи. – Мы счастливы и не знаем никакого другого образа жизни. По крайней мере у нас, евреек, больше свободы, чем у мусульманских женщин.

– В чем же? – спросила Валентина.

– Здесь, в Балате, мы можем свободно ходить по улицам, делать покупки и навещать друзей. Необходимо быть только соответствующе одетой. Чадру носить не нужно. Однако, когда мы выходим в город, мы предпочитаем надевать простой черный яшмак, чтобы быть похожими на мусульманок. Здесь есть люди, которые не любят евреев, и они без колебаний будут приставать к нам и прилюдно оскорблять нас. Богатые мусульманки проводят практически всю свою жизнь в каком-нибудь гареме. Иногда женщина, имеющая власть, такая, как Сафия, отваживается покинуть гарем, но большинство зажиточных женщин Стамбула сидят дома. Женщины более скромного достатка, одетые в черный яшмак, из-под которого видны только одни глаза, сами ходят за покупками. Они даже регулярно ходят в общественные бани, особенно если у них дома бани нет. Чистоте в Стамбуле придается большое значение.

Иногда даже женщины из знатных семей посещают огромный крытый рынок, потому что это удивительное место, Валентина, где можно купить все, что только пожелаешь. Мы сходим туда перед вашим отъездом в Англию.

Еврейский квартал Балата был непохож ни на одно место, в котором до этого была Валентина. Находясь внутри паланкина по дороге из гавани и обратно, она не видела Балаты. Однако, если идти пешком, впечатление было совсем иным. Балата была ярким, шумным местом, где дома были тесно прижаты один к другому, на балконах полыхали яркие цветы и пышные виноградные лозы. Дома, как и большинство домов в Стамбуле, были деревянными. Пожар всегда представлял опасность, особенно зимой, когда жаровни с углем, используемые для обогрева, были склонны переворачиваться. Некоторые из домов принадлежали одному хозяину, но большинство были поделены на квартиры, которые занимали отдельные семьи.

Повсюду били фонтаны, потому что в городе воде уделялось много внимания. Она протекала по построенным государством акведукам в центральные резервуары, потом в окрестные фонтаны, где ее поток казался нескончаемым. Для богатых, таких, как Кира, трубы с водой шли прямо в их дома. В Балате было три прекрасные общественные бани: одна для мужчин, другая для женщин и еще ритуальные бани, которые примыкали к храму Балаты.

Там было несколько рынков под открытым небом. На одном из них Валентина увидела поразительное количество свежих фруктов и овощей, разложенных на циновках на земле, с тем чтобы покупатель сам мог убедиться в том, что ничего от него не спрятано. Продавалась свежая рыба из гавани и живая птица, которую резали на глазах у покупателя.

Валентина узнала, что способ забоя имел особенное значение.

– Для нашей еды, – объяснила Сараи, – не должно быть пролито крови, иначе еда будет осквернена. Все должно быть сделано в соответствии с нашими законами о правильном питании. Например, мы не смешиваем мясо с молочными продуктами, а свинина и мясо некоторых морских рыб, питающихся падалью, запрещены для нас, потому что они считаются по нашим религиозным законам нечистыми.

– Почему? – спросила озадаченная Валентина.

– Я не знаю, – ответила Сараи. – Вам следовало бы спросить об этом одного из наших раввинов, но они не разговаривают с женщинами, потому что женщины считаются нечистыми из-за ежемесячного кровотечения. Все, что я могу вам сказать, – таков наш закон. Мне и не нужно знать ничего больше. Таков образ жизни нашего народа в течение веков.

«Мне обязательно захотелось бы узнать, – подумала Валентина. – Как можно так просто принимать правила, не зная их истоков? Я бы не смогла жить здесь, на Востоке. Я бы просто не смогла!»

На другом рынке продавались чудесные материи – шелк, парча и красивые материи из хлопка любой окраски и оттенка, а также толстые, тяжелые шерстяные ковры. Там были прилавки, полные красивых товаров из кожи, венецианского стекла, североафриканской меди и мебели из черного дерева, инкрустированной перламутром. Там был один купец, который торговал только лампами, и сапожник, который работал над парой туфель или башмаков для ожидающего покупателя. На третьем рынке продавались только животные: козы, овцы и лошади. Валентина была очарована изящными арабскими скакунами, которых выращивали турки. Она представила скорость, которую могли развивать эти лошади, и подумала, нельзя ли отвезти нескольких коней в Англию.

– Я хочу купить нескольких лошадей, – сказала она Сараи, которая тупо смотрела на нее.

– Лошадей? – эхом повторила она. – Но почему, Валентина?

– Думаю, по одной причине: мне очень понравится ездить на таких прекрасных лошадях, как эти, – ответила Валентина.

– Вы ездите верхом? – нерешительно засмеялась Сараи. – Вы ведь шутите, Валентина? Неужели я настолько глупа, чтобы хоть на секунду поверить вам! Женщины не ездят верхом.

– В моей стране ездят, – твердо сказала Валентина. – Наша семья занимается выращиванием лошадей, Сараи. Эти лошади – прекрасные, подобных им я никогда не видела. Они необыкновенно красивы. Я верю, что, если в нашем табуне появится такая порода, это может оказаться выгодным делом. – Она улыбнулась женщине. – Я хочу купить шесть кобыл и хорошего жеребца. Однако вам придется поторговаться для меня, потому что я не уверена, что мой турецкий достаточно хорош.

Сараи растерялась.

– Я не могу покупать лошадей, – прошептала она. – Я понятия не имею, как это делается!

– Думаю, что точно так же, как вы покупаете все остальное, – ответила Валентина, не сводя глаз с красивого белого жеребца с черной гривой и хвостом. У продавца было несколько жеребцов, бережно разведенных по разным местам. Белый жеребец казался самым лучшим, если, конечно, у него не было какого-нибудь скрытого изъяна.

– Делайте это так, как будто вы собираетесь купить украшение или ковер, – предложила Валентина ошеломленной подруге. – Спросите, сколько торговец хочет вон за того белого жеребца, – сказала она, указывая на лошадь.

Сараи напряженно сглотнула. Она подошла к торговцу.

– Моя подруга, – сказала она, – иностранка, ее семья выращивает лошадей. Она хочет знать, сколько стоит белый жеребец с черной гривой и хвостом.

– Женщина, – ответил торговец. – У меня нет времени на шутки. Я не продаю лошадей женщинам.

Валентина хорошо поняла ответ.

– Почему? – спросила она. – Разве есть в Стамбуле закон, запрещающий продавать лошадей женщинам?

– Это не противоречит любому известному мне закону, – пробормотал он сердито, – но так заведено.

Валентина вытащила туго набитый кошелек из-под своих одежд и многозначительно перебросила его из одной руки в другую, так что золотые монеты зазвенели.

Она спросила:

– Разве мои деньги недостаточно хороши для вас?

Торговец облизал губы. Монеты были явно золотыми, потому что только золото могло так звенеть. В последнее время дела шли плохо, и если он собирается построить своей жене дом, который он обещал ей, чтобы они смогли разъехаться с его родней, он не может себе позволить сказать «нет» этой иностранке.

– Сколько лошадей ты хочешь? – спросил он у нее.

– Это все, что у тебя есть? – спросила она. – Где ты берешь их?

– Я живу за городом, женщина, и сам выращиваю животных. Это мои однолетки, и лучших у меня никогда не было, пусть Яхве поразит меня насмерть, если я лгу.

– Я хочу жеребца и шесть кобыл на развод, – сказала Валентина. – Они все должны быть здоровыми, чтобы выдержать путешествие морем до Англии.

– Если ты действительно знаешь лошадей, – сказал торговец, – тогда, женщина, ты понимаешь, что это прекрасные животные.

– Назови цену за этого белого жеребца, – сказала она ему и услышала его ответ.

Сараи ахнула.

– Разбойник! – напустилась она на него. – Даже мне известно, что лошадь не стоит столько. Пойдемте, Валентина! Этот человек грабитель. Я не могу позволить вам вести дело с ним, чтобы мою семью не обвинили в том, что вас обманули. Кира никого не обманывают.

Лошадник переводил взгляд с одной женщины на другую, потом побледнел.

– Ты из семьи Кира, женщина?

– Я из этой семьи, – высокомерно ответила Сараи.

Продавец соображал быстро. Он мог хорошо заработать и одновременно приобрести расположение одной из самых важных еврейских семей во всем Стамбуле. Итак, иностранка была чудаковатой женщиной. Но разве сама старейшина семьи Кира, женщина, которая жила дольше, чем позволяли приличия, не была чудаковатой?

– Женщина, я приношу свои извинения, – сказал он Сараи. – Я не знаю, что заставило меня назвать такую цену. Если ты согласишься на половину, тогда ты получишь жеребца по настоящей цене.

Сараи оказалась в привычной обстановке. Валентина была права. Это действительно было похоже на покупку на базаре какого-нибудь украшения или ковра. Она начала серьезно торговаться с лошадником, громко уговаривая его до тех пор, пока они наконец не договорились о цене. Потом Валентина осмотрела кобыл в табуне лошадника и выбрала шестерых. Сараи снова начала торговаться. Наконец, они ударили по рукам.

– Приведи лошадей в конюшни семьи Кира, – величественно приказала она торговцу. – Скажи, что они куплены для английских гостей семьи. – Она взяла у Валентины кошелек, тщательно отсчитала монеты и вручила их продавцу. – И не вздумай подменить лошадей, господин, – предупредила она. – Животные будут тщательно выкупаны, как только их приведут.

– Вы слишком подозрительны, Сараи, – ровно сказала Валентина, вытаскивая еще одну монету из кошелька и вкладывая ее в руку торговца. – Это тебе за хлопоты, господин, – сказала она, и две женщины удалились.

– Я сделала это! Я действительно сторговала семь лошадей! – возбужденно сказала Сараи. – Я не могу поверить в это, и никто не поверит. Я действительно сделала это!

Они остановились и купили два фруктовых шербета, чтобы освежиться после завершения дела, а потом пошли наверх по извилистым улицам еврейского квартала к большому дому на высокой точке Балаты. Там, к раздражению Валентины, ей сказали, что Патрик, Том и Мурроу решили остаться в Пере, на другой стороне Золотого Рога еще на день-другой, чтобы поохотиться на холмах за городом.

– Он что, считает себя султаном, а меня какой-нибудь рабыней, которую может бросать одну и обращаться со мной подобным образом? – выложила Валентина Нельде свое возмущение. – Он в самом деле быстро усвоил обычаи этой страны.

– Так поступает любой мужчина. Моя мама говорит, что как только он уверится в вас, он забывает о вас, – ответила Нельда.

– Обо мне он не забудет, – тихо сказала Валентина. – О, нет, Нельда! Он не сможет забыть обо мне! Я опутала его сердце и взяла в плен его душу, даже если он еще и не понимает этого. – Она рассмеялась. – Мы поедем домой, как только я встречусь с валидой, а, оказавшись в Англии, мой хозяин и повелитель обнаружит, что он не может и минуты без меня прожить. Пусть он поиграется с другими мальчишками, Нельда. Вскоре наступит мое время!

– Ах, миледи! Вы строги, хотя с виду так простодушны. Я хочу прислуживать вам, когда мы вернемся домой. Мне не хочется возвращаться к прежней скучной жизни или выходить замуж. Лучше послужить вам!

– Ну, так ты и послужишь, Нельда, потому что ты мне подходишь. Твоя мать, благослови ее Бог, обращается со мной, как с ребенком, а я уже давно не ребенок.

– Тогда наполните детскую детишками, миледи, и она будет счастлива, – озорно ответила Нельда.

Валентина снова засмеялась.

– Ну, Нельда, – ответила она. – Может быть, именно так я и сделаю.

11

Вся женская половина семейства Кира была вовлечена в подготовку Валентины для встречи с валидой Сафией. Утром Валентину выкупали. Каждая клеточка ее тела, каждый дюйм кожи был намылен и тщательно промыт ароматизированной водой. Ногти на руках и ногах аккуратно подстригли. Тело натерли кремами, надушили.

Наряд выбирала сама Эстер. Она понимала: если Валентина понравится Сафие, это отразится и на благополучии семьи Кира.

– Твою красоту не надо прятать, – сказала Эстер, – мы даже не будем пытаться делать это. Вместо этого подчеркнем ее, и, если Сафия почувствует укол ревности, она по крайней мере утешится тем, что ты ей ни в коей мере не соперница.

– Я бы хотела, чтобы Патрик и остальные увидели меня в моем убранстве.

Старуха хихикнула.

– Ты похожа на меня, – сказала она. – Ты не любишь зависеть от мужчины и, возможно, немного сердишься, потому что твой жених отправился на охоту с друзьями.

– Да, меня это раздражает, – призналась Валентина. – Может быть, потому, что женщины в вашем обществе ведут такую уединенную жизнь, Эстер Кира, а я к этому не привыкла. В Англии меня пригласили бы присоединиться к джентльменам на охоте, а не оставили бы дома.

– Я слышала, что женщины в твоей стране ведут себя свободно, и, хотя это удивляет меня, я целиком одобряю это. Как бы мне хотелось, чтобы такие независимые женщины были бы и среди моих потомков, но увы! Это не наш образ жизни, как обязательно сказала бы Сараи.

Валентина рассмеялась.

– Кажется, это ее любимое выражение, – заметила она, – но вчера я заставила ее сторговать для меня лошадей, и она осталась весьма довольна собой.

– Хе! Хе! Хе! – закудахтала Эстер Кира. – Хотела бы я посмотреть, как Сараи спорит с лошадником!

Одежда, выбранная старухой для Валентины, была изысканной. Она состояла из широких шальвар розовато-лилового шелка с узором в виде небольших серебряных и золотых звезд, вытканных на материи. Нашитые на щиколотках жемчужины образовывали манжеты в три дюйма шириной. Рубашка из тончайшей бледно-розовой кисеи была поддета под безрукавку из розовато-лилового шелка, расшитого золотом, жемчужинами и розовым стеклярусом. Жемчугом она была обшита и по краям. Ее бедра обхватывал широкий кушак из перемежающихся полос золотой и серебряной парчи. На изящных ногах были лайковые туфли, отделанные золотом.

Нельда с любопытством наблюдала, как одна из служанок Кира зачесала назад волосы ее хозяйки и вплела в косу жемчужины, а потом умело уложила косу в прическу. Глаза Валентины тщательно подрисовали краской, а ресницы покрасили в черный цвет, так что ее аметистовые глаза стали казаться еще больше. Через голову ей надели ожерелье валиды. И наконец, к удивлению Валентины, сама старейшина семьи вдела ей в уши большие висячие серьги с бриллиантами.

– Это мой подарок тебе, дорогое дитя, в память твоего приезда в Стамбул, – тихо сказала Эстер Кира.

Глаза Валентины быстро наполнились слезами.

– Спасибо, – сказала она просто, а служанка вытерла ей глаза, чтобы не испортить грим.

Другие женщины семейства Кира тоже сделали ей подарки. Они вручили ей прелестный набор браслетов из золота и серебра. Некоторые из них были гладкими, а другие усыпаны горошинами жемчуга или полудрагоценными камнями.

Принесли ферадже – красивую уличную накидку, которые носили богатые женщины, она была из шелка цвета лаванды, а изнутри подбита розовым шелком и имела застежку из пурпурного жадеита.

Валентина накинула ферадже и обнаружила, что его капюшон нависает над ее глазами, как яшмак. К капюшону была пришита вуаль из розовато-лилового шелка, которая оставила открытыми только ее замечательные глаза. Эстер предупредила Валентину, чтобы она держала свои глаза потупленными, как надлежало делать уважаемой женщине, и не смотрела ни на одного мужчину, полноценного или евнуха, чтобы ее не сочли дерзкой или продажной.

Во дворе Валентине помогли сесть в паланкин Кира, где ее ждала Сараи, которая должна была ехать вместе с ней.

– Помни о том, что я сказала тебе, – предупредила Эстер гостью, – следи за своими словами, потому что какой бы очаровательной ни казалась Сафия, она опасна, как скорпион. Да поможет тебе Яхве, дитя.

– Спасибо вам за все, Эстер, – искренне ответила Валентина.

Старуха кивнула, потом задернула занавески паланкина. Валентина почувствовала, как его подняли, потом понесли из ворот вниз по холму, покрывая путь от еврейского квартала до Нового дворца, где жили оттоманские султаны.

– Хоть султан и ваш повелитель, – сказала Валентина Сараи, – но из его дворца не может открываться вид более красивый, чем из дома вашей семьи. Нельда говорит, что если бы она не уехала в Англию, то не возражала бы просыпаться каждое утро и смотреть на Золотой Рог, Перу и Галату. Вам повезло, что у вас такой дом и участок земли.

– Дом не очень старый по стамбульским меркам, – сказала Сараи, улыбаясь. – Галата, конечно, очень древняя часть города, но еще пятьдесят лет назад семья Кира жила в кирпичном доме на маленькой улочке. Только то, что дом был построен из кирпича, свидетельствовало о благосостоянии Кира, а дом принадлежал им много лет. Сын Эстер, Соломон, получил земельный участок, на котором стоит наш теперешний дом, как часть приданого его жены. Он годами мечтал построить там дом для семьи, но, до тех пор пока не умерли его отец и дядя, он ничего не мог предпринимать. Однако как только он стал главой семьи, он приступил к постройке дома. Эстер не одобряла этого, говоря, что дом в таком заметном месте только привлечет к нам внимание. Но Соломон сделал по-своему, и дом был построен. Мой муж, Симон, родился в нем, так же, как и все его братья и сестры, и все новое поколение.

– В Англии тоже моя семья уже несколько поколений владеет домом, – сказала Валентина. – Он называется Перрок-Ройял, что на старом английском языке означает «Королевский парк». Когда-то это был олений заповедник, где могли охотиться только король и его гости. Первоначально это был охотничий домик, хотя сегодня в это трудно поверить. Ведь с годами он расширялся и достраивался. Особенно постарались мои родители. Там просто не было достаточно места для всех детей, а у нас большая семья, которая не задумываясь собирается вместе, как только позовут. Старшая сестра моего отца и ее семья живут в соседнем поместье. Без конца бывают дни рождения, праздники, помолвки, свадьбы, рождение детей, и вся семья со всей Англии отмечает их.

– Нас разделяют разные культуры и религии, – медленно сказала Сараи, – и все же мы очень похожи, Валентина. Верно, что англичанки более независимы, чем мы, но, кажется, наши помыслы вращаются вокруг наших семей, а они так замечательно схожи, разве не так? Я думаю, что, если бы люди знали больше друг о друге, было бы меньше войн и недопонимания среди различных наций и культур. Возможно, поэтому Яхве создал нас разными, чтобы мы могли научиться лучше понимать друг друга. – Она замолчала. Это была невероятно глубокая мысль для женщины, живущей в таком уединении и вынужденной подчиняться традициям. – Вы заставили меня думать о вещах так, как я никогда до этого не делала, – удивленно сказала Сараи и замолчала.

«Мой отец». Валентина сообразила, что в своей предыдущей речи она назвала Конна своим отцом. Явид-хан не был ее отцом. Был ли Конн в самом деле ее настоящим родителем? Или им был покойный злобный султан Мюрад? Она почти забыла о причине своего визита к матери султана, но сейчас остро вспомнила о ней. И тоже печально замолчала.

Носильщики паланкина с уверенностью шли по городу, затвердевшие подошвы их ног шлепали по выжженным солнцем улицам, которые в некоторых местах по-прежнему были вымощены древними булыжниками, относящимися к Римской или Византийской империям. В иных местах булыжники были давно увезены для других нужд и улицы представляли собой плотно утрамбованную землю, пыльную в засушливые периоды и превращающуюся в болото во время дождей. Город был неправдоподобно громкоголосен. Многие решали свои дела на улицах, другие собирались, чтобы обменяться новостями. Слуги Кира умело прокладывали дорогу сквозь толпу. Когда они стали приближаться ко дворцу, толпы начали редеть и совершенно неожиданно снова стало слышно пение птиц.

Паланкин остановился. Неожиданно одна из занавесок отдернулась, и внутрь просунулась голова янычара.

– По какому делу?

– Эту женщину ждет валида, – сказала Сараи Кира. Голова исчезла, и их паланкин пропустили через первые из нескольких ворот.

– Мы сейчас находимся в первом дворе дворца, – сказала Сараи.

– Сколько всего дворов? – спросила Валентина.

– Четыре, – последовал ответ.

Их паланкин был еще раз остановлен, и внутрь снова всунулась голова.

– Нас ожидает валида, – сказала Сараи, не дожидаясь вопроса. Занавески снова задернулись.

– Сейчас мы проходим через средние ворота во второй двор, – продолжала объяснять она. Спустя мгновение она отдернула одну из колышущихся занавесок и сказала Валентине: – Выгляните и вы увидите часть сада.

Огромный двор представлял собой великолепный сад. Там были тщательно ухоженные клумбы с поздними тюльпанами, цветущие миндальные, персиковые и абрикосовые деревья, изящные оливковые деревья с серебряной листвой и несколько фонтанов. Кругом расходились аккуратные, ровные дорожки, посыпанные мелкой белой мраморной крошкой. Труд множества садовников был вложен в создание этого места.

– Садовники также являются палачами султана и очень опытны в искусстве владения тетивой для удушения, – сообщила Сараи своей спутнице.

Валентина поежилась.

– Как жутко, – сказала она, – что люди, которые могут так просто убивать, создают такую красоту. – Она снова замолчала, потому что поняла, что те же самые виды, которые открываются перед ней, когда-то открывались и перед ее матерью.

– Мы подходим к воротам носильщиков, одному из пяти входов в гарем. Как только пройдем ворота, мы выйдем из паланкина и дальше пойдем пешком. Мы должны будем пройти мимо черных евнухов и их начальника, прежде чем попадем к валиде. Может быть, увидим самого начальника. Его зовут Али Зия, и он самый зловещий человек на свете. Он странным образом ненавидит нашу семью, но даже сейчас влияние Эстер слишком велико, чтобы он мог преодолеть его.

– Почему он ненавидит Кира? – с любопытством спросила Валентина.

– Я думаю, из-за того, что Эстер является живой связью с тем временем, когда оттоманские султаны были сильными и правили, не поддаваясь влиянию их любимых жен и евнухов. Пока Эстер живет, она служит напоминанием для Али Зия, что эти времена снова могут вернуться, что отнюдь не устраивает ни его самого, ни ему подобных. После Селима I не было ни одного сильного султана. Его сын, великий и могущественный Сулейман, был прекрасным человеком, и его царствование было долгим и славным для Турции, но он находился под сильным влиянием матери и своей любимой женщины Хурремы. Его наследники становились все более зависимыми от советов других, – закончила Сараи еле слышно как раз в тот момент, когда паланкин остановили в третий раз.

– Сейчас мы находимся у ворот носильщиков, – тихо сказала она.

Занавески в паланкине раздвинули в сторону два юных пажа, которые помогли женщинам выбраться наружу. Рядом стоял молодой евнух.

– Ты женщина из семьи Кира, а ты англичанка? – спросил он высоким голосом.

Сараи кивнула, не поднимая глаз.

– Идите за мной, – приказал евнух, проводя их через ворота, которые открывались в небольшую сводчатую комнату, по обе стороны уставленную шкафами.

– Говорят, что у этих шкафов есть волшебная сила, – шепнула Сараи Валентине. – Дважды люди входили в них и не возвращались. Однажды это был евнух, бежавший от гнева султана, а в другой раз – девушка-рабыня, принимавшая участие в игре в прятки.

Неожиданно, так неожиданно, что Валентина вздрогнула, высокий, пестро одетый мужчина, появился из тени. Их провожатый, молодой евнух, упал на колени, прикоснувшись головой к полу. Сараи поклонилась ему в пояс.

– Господин начальник, – вежливо пробормотала она.

– Госпожа Сараи, – пробормотал мужчина, а потом ждал, пока Сараи представит свою спутницу.

– Это леди Бэрроуз, которая приехала с визитом к валиде, – коротко объяснила Сараи. Она не сказала ничего больше, потому что знала, что это раздражает его.

Али Зия протянул руку, откинул чадру Валентины и открыл ее лицо. Она не поднимала глаз, как ее и научили, пока он изучал ее лицо с видом знатока.

– Подними глаза, женщина, – резко приказал он. – Я хочу увидеть, какого они цвета.

Валентина подняла на него глаза и заставила себя собрать все свое мужество, чтобы не отпрянуть назад, подальше от пальцев с длинными ногтями, которые ухватили ее за подбородок. Она слышала, что евнухи страдают ожирением, но Али Зия тучным не был. Он был большим человеком, но жира на его теле не было. Его узкое загорелое лицо имело высокие скулы, острый подбородок, орлиный нос, узкие губы и нависшие над узкими, темными глазами веки, что придавало им змеиное выражение.

– Красавица, – сказал он высоким, шелестящим голосом, который был очень похож на шипение змеи. – Ты красивейшая женщина и украсила бы гарем моего господина. Жаль, что ты не рабыня, потому что я бы сделал твоего хозяина богатым человеком, купив тебя для султана.

– Леди Бэрроуз богатая и влиятельная женщина в Англии. Она даже служила королеве, – быстро сказала Сараи, вынужденная сказать больше, чем собиралась.

– Это правда? – потребовал Али Зия. – Ты пользуешься благосклонностью королевы-девственницы, которая состоит в переписке с валидой?

– Это так, – ответила Валентина. – Я имею честь отвечать за фрейлин ее величества, которые являются дочерями-девственницами знатных семей и служат моей королеве.

– Жаль. – Начальник вздохнул. – Очень жаль, что я не могу подарить своему господину такую женщину, как ты. – Спохватившись, он добавил: – Валида чрезвычайно довольна твоим подарком, женщина, и просила меня лично проводить тебя к ней. Следуй за мной, пожалуйста. – Он вывел двух женщин из сводчатой комнаты во двор, мимо двора черных евнухов, и через главную дверь провел их на женскую половину. Опуская чадру, Валентина бросила взгляд на Сараи и увидела смеющиеся глаза молодой женщины. Она подавила смешок и поспешила за длинноногим, напыщенным Али Зия, чей богатый, отороченный мехом бархатный халат развевался на его высокой фигуре.