Текст книги "Обрести любимого"

Многочисленные скамейки были обтянуты блестящим шелком и узорчатой парчой. На диванах были навалены груды подушек из атласа и бархата. С золотых цепей свисали лампы рубинового стекла. По комнате были расставлены столы из ценных пород дерева, искусно инкрустированные перламутром и блестящими драгоценными камнями. В углу тихо играли на музыкальных инструментах несколько красивых женщин.

Увидев вошедшую Валентину, Латифа Султан окликнула ее:

– Входите, госпожа Накш, и присоединяйтесь к нам.

Когда Валентина подошла к принцессе, та сказала:

– Вы еще не познакомились с другими любимицами моего мужа. – Она подтолкнула вперед женщину, одетую в розовое. – Это госпожа Хатидже.

Хатидже, у которой были надутые губы, бледная кожа цвета слоновой кости и иссиня-черные волосы, едва кивнула Валентине. Ее вид откровенно говорил, что она не считает Валентину заслуживающей ее внимания.

– А это госпожа Эсмахан, моя дорогая, – сказала Латифа Султан.

Хорошенькое создание с темно-русыми волосами и красивыми ярко-голубыми глазами дружелюбно улыбнулось Валентине.

– Возможно, вы будете здесь такой же счастливой, как и все мы, – сказала она певучим голосом.

– Вы, конечно, уже знаете Гюльфем, Сах и Хазаде, – продолжила принцесса. – Разве вы не привели с собой ваших служанок, Накш? Они тоже имеют право быть здесь.

– Эти глупые бабочки раздражают меня, – резко ответила Валентина. – Я дала каждой по динару и разрешила присоединиться к женщинам остальной части гарема.

– Вы очень щедро обращаетесь с деньгами – заметила Хатидже, которая славилась своей скупостью.

– Господин Чика был очень щедр ко мне, – зло усмехнулась Валентина. – Разве он никогда не был щедр к вам?

– Теперь я понимаю, слухи верны, – огрызнулась в ответ Хатидже. – У вас язык, как у змеи!

– Язык, который также хорошо знает, как доставить удовольствие хозяину, – насмешливо ответила Валентина женщине, которая, к ее удовольствию, сделалась пунцово-красной.

– Интересно, что принесут торговки сегодня днем, – быстро вмешалась Эсмахан. Она была миротворцем среди женщин.

Визирю она давно наскучила. Однако она была матерью двух его младших дочерей, и он терпел ее, потому, что Эсмахан была совершенно бесхитростной и добрейшей женщиной. Она никогда не бранила его и не повышала на него голос. Она сохраняла его благосклонность, ласково сияя своей медленно увядающей красотой.

– Что бы они ни принесли, сейчас мы узнаем об этом, – сказала принцесса, когда двойные двери распахнулись и появилась группа закутанных в черное женщин с яркими узлами в руках. Торговки опустили узлы на пол и развязали их, чтобы показать, что они будут продавать. Наложницы, забыв о правилах приличия, бросились вперед выбирать самое лучшее.

Латифа Султан положила руку на локоть Валентины, удерживая ее.

– Ждите, – тихо сказала она. Когда она убедилась, что остальные слишком заняты, чтобы обращать на них внимание, она сказала тихо и торопливо: – Вы узнаете Сабру, жену Льва Кира?

Валентина пристально посмотрела на торговок, потом медленно кивнула.

– Я вижу ее. – Ее сердце подпрыгнуло от волнения.

– Вся эта торговля устроена, чтобы облегчить ваш побег, Накш. Вы должны делать точно то, что я вам говорю, не задавая вопросов. Вы поняли?

– Да, госпожа. – Прекрасное лицо Валентины порозовело от возбуждения.

– Вы немедленно уходите за ширму для умывальника в дальнем конце комнаты. Не привлекайте внимания. Сабра принесет вам яшмак и чадру. Наденьте их и подчиняйтесь ее указаниям, не задавая вопросов. Если Аллах воспротивится и вас поймают, я буду все отрицать. Именно я буду наказывать ваше беззащитное тело, потому что это входит в мои обязанности хозяйки гарема. Если вас поймают, другой возможности бежать не будет. Я не буду снова вам помогать. Сейчас я делаю это только для того, чтобы защитить своего мужа. Само ваше присутствие в его доме представляет опасность для всех нас.

– Опасность, которой я не способствовала, госпожа, – резко напомнила Валентина принцессе. – Я была бы дома в Англии и вышла бы замуж за своего нареченного, если бы не ваш муж.

Латифа Султан улыбнулась.

– Я не буду спорить с вами, моя дорогая. Как знают все мудрые женщины, мужчины – создания слабые. Они не могут отказать себе ни в чем, с ними иногда надо обращаться, как с непослушными мальчишками. Подобно мотылькам, мужчинам трудно устоять перед прекрасным пламенем. Наша обязанность состоит в том, чтобы они не очень сильно обожглись. Я желаю вам удачи, леди Бэрроуз. – Принцесса сказала последнее предложение по-английски, а потом с присущей ей грацией пересекла комнату и присоединилась к остальным.

Все женщины были заняты с торговками. Валентина осторожно огляделась по сторонам, ища взглядом постоянно присутствующих евнухов, но их не было. Наверняка об этом позаботилась Латифа Султан.

Валентина торопливо пересекла комнату и проскользнула за ширму. Ей показалось, что прошла вечность. Что будет, если кому-нибудь из женщин надо будет пройти за ширму? Что ей делать? Потом неожиданно через ширму перелетела черная накидка, и она услышала торопливый шепот Сабры:

– Поторопись, госпожа! Времени мало!

Валентина натянула грубый шерстяной яшмак и опустила капюшон. Он закрыл ее голову до бровей. Она закрыла лицо черной чадрой и быстро вышла из-за ширмы.

Сабра взяла ее за руку и быстро-быстро говорила, пока они шли через комнату к женщинам:

– Жена визиря и его любимые женщины уже купили то, что им хотелось, поэтому некоторые из нас пойдут в главную комнату гарема, где нас ждут другие торговки. Однако одна женщина из нашей группы раскроет еще один узел, который принесла с собой. В нем такие красивые украшения, что они не смогут устоять. Наш уход вряд ли будет замечен. – Сабра пошарила в халате и вытащила оранжевый шелковый платок, который отдала Валентине. – Вот! Это ваш пустой узел. Вы продали все свои товары. – Ее глаза озорно сверкнули.

Когда они дошли до толпившихся женщин, Сабра осторожно подергала за халаты трех своих спутниц. Те без слов собрали свои вещи и отошли от группы болтающих, торгующихся женщин.

– Госпожа принцесса, – тихо сказала Сабра, – позвольте нам пройти сейчас в главный гарем, чтобы предложить там свои товары? Роба! Ты уже показала женщинам свои красивые товары?

Пухлая маленькая женщина с улыбающимся лицом развязала фиолетовый шелк и показала несколько очень красивых камней, каких Валентина никогда не видела. Они были так необычны, что она чуть ли не почувствовала искушение остаться! Наложницы визиря заахали.

Камни такого качества обычно предназначались только для женщин султана. Они жадно вертели в руках камни, Гюльфем и Хатидже немедленно начали ругаться из-за нескольких желтых бриллиантов.

– Я разрешаю, идите, – спокойно сказала Латифа Султан, даже не взглянув на нее.

Сабра закрыла лицо чадрой и, все еще держа Валентину за руку, вывела ее из комнаты. Три другие женщины молча повернулись и пошли по коридору в главную комнату гарема, а Сабра и Валентина, оставшись вдвоем, быстро пошли по извилистым коридорам.

– Мы должны остановиться у комнаты главного евнуха, чтобы оставить ему плату, прежде чем мы выйдем из дворца, – прошептала Сабра.

– Вместо Хаммида сегодня сидит мой евнух Шакир, – ахнула Валентина. – Он наверняка узнает меня!

– Это невозможно, госпожа. В наших накидках мы неразличимые, бесформенные существа. Но помните о том, что глаза надо держать опущенными. Ваши глаза едва ли можно забыть.

Сабра постучала в дверь комнаты главного евнуха, и женщины вошли.

Комната была тускло освещена, в ней сильно пахло мускусом и амброй. Благовония курились в серебряных напольных курильницах, расставленных по комнате. Шакир лениво развалился на диване Хаммида, куря кальян. Молодой мальчик-блондин, голый, если не считать золотой цепочки на поясе, свернулся рядом с ним на диване. Шакир помахал рукой, чтобы две женщины, плотно закутанные в накидки, подошли ближе. Мальчик смотрел на них большими, кроткими карими глазами.

– У вас есть деньги для главного евнуха? – спросил Шакир высоким, писклявым голосом.

– Да, господин, – задыхаясь выговорила Сабра. Она непонятным образом сгорбилась, а ее голос стал поразительно похож на старушечий. – И еще немного для вас, мой господин! Xe! Xe! Xe! – закряхтела она, и тут приступ кашля согнул ее пополам.

Шакир близоруко всматривался в них через облако голубого дыма, висевшего в комнате. Он видел двух старух-торговок, потому что Валентина, быстро последовав примеру Сабры, теперь сгорбилась и выглядела калекой. Сабра что-то сунула ей в руку, а когда мальчишка-блондин с кошачьей ловкостью соскочил с дивана и протянул руку, обе женщины шагнули вперед, подобострастно кланяясь, и вложили в нее маленькие кошельки с бакшишем. С поклонами они попятились к двери.

– Вы продали все ваши товары? – устало спросил Шакир, по-хозяйски шаря по телу мальчика, который вернулся на свое место.

– Да, господин евнух! Как женщины визиря любят красивые драгоценности! Роба и я быстро распродали их, – кряхтела Сабра. – Будьте благословенны, добрый господин! Пусть Яхве защитит вас!

– Пошевеливайтесь, старые ведьмы! – махнул рукой Шакир. – Мне не нужны ваши благословения. Я верный сын Аллаха!

Женщины вышли из комнаты главного евнуха, Сабра шла впереди, прошли через главную часть дворца и наконец вышли на частную дорогу визиря.

Сабра позволила себе негромко рассмеяться.

– Вы видели глаза мальчика? – Она хихикнула. – Они накрашены сильнее, чем у наложницы, и его губы тоже покрашены!

Валентина едва могла сдерживать свое возбуждение. Она свободна! Свободна! Ей хотелось кричать от радости. Она молча быстро шла за Саброй, удаляясь от дворца Чикала-заде-паши.

– Надеюсь, что вы не против прогулки пешком, – сказала Сабра, – так мы меньше бросаемся в глаза. Две безликие женщины, идущие по своим делам. Идти недалеко.

– Вы говорите, что дворец недалеко от дома Кира? Я не знала этого, – Голос Валентины дрожал от возбуждения и страха. Она вышла из дворца.

– Не так близко, – Сабра понимающе хмыкнула. – Дворец визиря стоит у моря. В конце этой частной коротенькой дороги лежат многолюдные городские улицы. Через несколько кварталов начнется улица, ведущая в Балату. Близко, но тем не менее далеко, моя госпожа.

– Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока мы не доберемся до вашего дома, – страстно сказала Валентина. Она плотно сжала губы, потому что они проходили через главные ворота дворца визиря, мимо будки со стражниками, которая примыкала к входу. Через несколько минут они вышли на городскую улицу и затерялись в толпе.

– Я свободна! – восторженно прошептала Валентина.

– Вы не будете по-настоящему свободны, пока не покинете Стамбул, госпожа, – мудро заметила Сабра. – Визирь дерзкий человек.

– К моему отъезду все готово, Сабра? – спросила Валентина, задавая себе вопрос, ждет ли ее Патрик.

– Сегодня вечером, моя госпожа. Решили, что опасно отвозить вас на корабль днем. Две женщины, даже так безлико одетые, как мы, привлекут внимание, если будут подниматься по сходням иностранного корабля. Вас отвезут на корабль, когда станет темно. Ваши джентльмены сейчас там и с нетерпением ждут вашего прибытия. Старая Эстер посчитала, что даже ночью им не нужно появляться в доме или сопровождать паланкин до пристани.

– Меня, конечно, хватятся до наступления темноты, Сабра. Я не могу вернуться назад. Я не вернусь! – страстно сказала Валентина с истерическими нотками в голосе.

– Солнце уже приближается к закату. Вспомните, сейчас середина осени. Ваш глупый Шакир слишком занят, чтобы мыслить ясно. Женщины в гареме не будут интересоваться вашим местонахождением. Они будут думать, что вы где-нибудь, где их нет. Главный евнух Хаммид после возбужденного сражения со своим добрым другом и соперником Али Зия из-за особенно красивых рабынь, которых сегодня продавал Кара Али, примет приглашение торговца рабами отужинать с ним. Как и визирь, который сейчас находится в Новом дворце, Хаммид не вернется во дворец визиря до поздней ночи. К этому времени уже давно будет темно, и вы будете в безопасности в море. Ваш корабль готов отплыть сразу же после вашего прибытия. Визирь не может публично объявить о вашей пропаже, так как он будет наказан, во-первых, за ваше похищение и за то, что солгал султану. Когда Чикала-заде-паша наконец узнает, что английские корабли ушли в море, он будет наверняка знать, что вас увезли, и будет вынужден смириться с этим.

– Меня тревожит, что я подвергаю опасности вашу семью, Сабра, – сочувственно сказала Валентина. – Визирь не дурак. Он поймет, что кто-то в Стамбуле помог мне. Подозрение падет на Кира, особенно из-за того, что торговки, приходившие в гарем, были еврейками.

– Визирь никому не осмелится пожаловаться, помня о своих преступлениях, – сказала Сабра. – Кроме того, Кира слишком долго пользовались благосклонностью оттоманских султанов, чтобы лишиться ее теперь, особенно из-за такого дела. В самом деле, ваше похищение могло бы вызвать трения между нашим правителем и вашей королевой.

Сабра, жена Льва Кира, говорила с уверенностью молодости. Жизнь не научила ее простой истине: что есть сегодня, не обязательно будет завтра.

В то время как Сабра говорила это, на совете султана принимались решения, которые должны будут навсегда изменить ее жизнь.

– Значит, решено, – сказал султан Мехмед своему совету. – Свалим все на евреев. Но поверят ли в это люди? Заставит ли это их прекратить бунт?

– Если позволите мне, мой господин султан. – Поднялся старый мулла, который бывал еще на советах отца теперешнего султана.

– Говори! – приказал султан.

– Люди поверят в то, что евреи виноваты в снижении стоимости монет, потому что именно такое можно ожидать от евреев. Они жадные, злобные и корыстолюбивые люди, как показывает история их народа. Даже на христианском Западе учение пророка Иисуса, который советует человеку подставить другую щеку и возлюбить ближнего своего, не заставило людей полюбить евреев больше, чем любят их здесь.

– Тем не менее, – быстро заговорил третий визирь, забыв попросить позволения, – евреи очень хорошие граждане. Они исправно платят налоги и вносят большой вклад в экономику империи. Если действие, которое вы замышляете, мой господин, распространится на другие города, нам будет причинено больше вреда, чем пользы.

– Нам надо найти кого-то, кого можно обвинить в уменьшении веса монет, – настаивал султан. – Говорят, что за это несут ответственность моя мать и я, а я не позволю, чтобы распространялись такие слухи!

– Обвините в этом преступлении только евреев Стамбула, мой господин, – предложил старый мулла.

– Евреев Стамбула, которых в их вероломстве возглавляют Кира! – возбужденно предложил второй визирь. – Кира, у кого такая власть и такое богатство, которое вызывает зависть других евреев. Если мы объявим, что Кира виновны в снижении стоимости монет, люди будут требовать, чтобы они ответили за это. Они не будут винить всех евреев, а только семью Кира. Это отвлечет их мысли от собственных проблем, и они прекратят винить вас и вашу благословенную валиду в трудностях с деньгами.

Это также даст вам возможность конфисковать богатство Кира для себя, мой господин! А их богатство сказочно, как вы сами знаете.

Говоривший помнил об огромной сумме, которую он был должен Кира, но упоминать об этом вслух было нельзя. В последнее время они начали требовать уплаты долга, который оказался просроченным на два года. Если султан примет его предложение, ему никогда не придется выплачивать свой огромный долг! Султан, может быть, даже наградит его за совет, поэтому он выиграет вдвойне от своего предложения.

– Обвинить всех евреев – это одно, – сказал третий визирь, – но обвинить только семью Кира недостойно, мой господин. В течение почти столетия они верно и безоговорочно служили оттоманским султанам и были всегда самыми преданными подданными империи.

– Они служили моей семье, извлекая из этого выгоду, – раздраженно бросил Мехмед. Ему очень понравилось предложение второго визиря, особенно та его часть, которая касалась конфискации богатств Кира в пользу султана. – Они утверждают, что навсегда освобождены от уплаты налогов благодаря какой-то услуге, которую они оказали моей прапрабабке валиде Кира Хафиз, да будет благословенна ее память. Кто, однако, может подтвердить это? В течение многих лет они дурачили наших сборщиков налогов этой отговоркой.

– Их утверждение верно, мой господин, – заговорил великий визирь Чикала-заде-паша. – Великая валида Кира Хафиз проследила за тем, чтобы это было своевременно записано в бумагах. Я сам видел их.

– Может, и так, – сказал султан, – но я по-прежнему считаю, что семья Кира слишком во многом полагается на свои отношения с моей семьей. А нам нужно найти виноватого, чтобы успокоить народ.

Он повернулся ко второму визирю.

– Проследи, чтобы стали распространяться нужные слухи, Хассан-бей. Потом, когда начнутся волнения, что, вероятно, будет уже сегодня к вечеру, я пошлю тебя, Чика, с несколькими отрядами моих доблестных янычар остановить резню. Таким образом, выступления против евреев не выйдут за пределы Балаты, люди удовлетворят свою жажду крови, а богатство Кира станет моим, как наказание за их преступление. Это покажет народу, что я справедливый правитель, который наказывает даже тех, кто пользуется моей милостью. Монеты соберут и доведут до нормального веса… и если в оборот будет пущено другое количество монет, кто узнает об этом? Люди, поверив в то, что я прислушался к их жалобам, будут счастливы. Разве не так должен поступать хороший правитель? Заставить людей думать, что они счастливы. – Он со вкусом посмеялся, а потом сказал: – А сейчас уходите все, кроме великого визиря Чикала-заде-паши.

Министры и советники султана медленно гуськом потянулись из комнаты, споря о достоинствах решения их повелителя. Третий визирь, чьи дни были явно сочтены, молчал.

Слуга торопливо наполнил кубки султана и Чикала-заде-паши и удалился.

Почти час султан обсуждал с Чикала-заде-пашой уничтожение еврейского квартала и участь семьи Кира. Султан дважды осушил кубок, который наполнял визирь. Он наполнил его и в третий раз.

Мехмед пил много, но визирь едва обмакнул губы в крепком вине. Со стуком поставив кубок на низкий столик, султан спросил:

– Ты уже взял ее?

– Несколько дней назад, когда понял, что ласковые уговоры не способ для получения удовольствия от красивого тела Накш, – ответил его друг.

– И она достойна твоих хлопот, Чика? – спросил султан.

Визирь медленно улыбнулся.

– Она оказалась самой спелой и самой сладкой дыней, которую я медленно рассек своим копьем. Она истекала медом, господин. Ее крики были музыкой, а моя спина в шрамах от ее острых ногтей.

– О Аллах! Если бы она только не была моей сестрой! Я бы сам взял ее, Чика! Я завидую твоей восхитительной победе!

– Я еще не завоевал ее, мой господин, – сказал Чикала-заде-паша. – Мне все пришлось брать силой. В ней нет нежности, только пренебрежение. Мне кажется, что это возбуждает сильнее, чем все, с чем я когда-либо сталкивался. Однако есть одна вещь. Я хотел бы дать ей понять, что ее жизнь и смерть находятся в моих руках. Здесь, возможно, мой господин, я попрошу вашей помощи.

– Я помогу тебе во всем, что ты попросишь, Чика. Разве ты не мой лучший друг?

– Если вы помните, мой господин, в тот день, когда вы позволяли мне похитить Накш, я обещал вам, что вы сможете сами посмотреть, как я обучаю мою рабыню.

– Да, – тихо ответил султан, глаза его заблестели. – Помню.

– Вы не согласитесь воспользоваться радостями ее тела, потому что она ваша сестра и вы не хотите совершать кровосмешение, мой господин. Тем не менее есть способ получить удовольствие от нее, фактически не совершая кровосмешения. Разделив благосклонность Накш с вами, мой господин, я покажу ей, какую громадную и ужасную власть я имею над ней. Мою власть, не ее! Она умна и быстро поймет, что я могу сделать с ней все, что захочу, даже разделить ее с другим мужчиной.

Ее вторая девственность непорочна, мой господин. Хаммид вскоре начнет учить ее, как нужно удовлетворять мужчину таким образом. Разве вам не доставит удовольствия овладеть этой девственностью Накш, мой господин? Разве вам не понравится самому погрузиться в ее тайное отверстие, стать самым первым мужчиной, который сделает это? Разве вам не доставят удовольствие страдальческие крики, когда ее силой заставят отдать ее зад для грабежа, господин, а я буду наполнять ее своим горящим орудием? – Голос визиря был атласно мягок.

Султан закатил глаза, и визирь увидел, что ему трудно дышать. Однако спустя мгновение его черные глаза снова остановились на Чикала-заде-паше, и Мехмед сказал голосом, в котором сквозила надежда и недоверие:

– Ты подаришь мне вторую девственность своей любимой наложницы, Чика? Мы возьмем ее вместе?

– Если бы не вы, господин, я бы вовсе не получил ее, – последовал льстивый ответ.

– Должен ли я понять, что ночью мы разделим милости этой женщины?

– До той границы, которая не допустит кровосмешения, мой господин, – подобострастно ответил визирь. – Если вы не будете полностью удовлетворены, я отберу девственниц, чтобы вы смогли развлекаться этой ночью.

Радостная ухмылка расплылась на лице султана Мехмеда.

– Отлично! Отлично! – одобрил он. – Никогда у меня не было друга лучше, мой дорогой Чика! Я рад видеть, что ты обрел прежнюю силу. Это Накш сотворила такое с тобой. Я прослежу, чтобы ее хорошо наградили, но после того как отведаю ее милостей. Ты помнишь то время, когда мы состязались, кто больше испортит девственниц за один день?

Визирь кивнул.

– Я помню, что вы победили, мой господин, – сказал он, ухмыляясь.

Султан встал.

– Пойдем. Поужинай вместе со мной, и мы предадимся воспоминаниям. Расскажи мне еще о Накш. Груди у нее красивые, Чика?

– Они похожи на фрукты из мрамора, и слаще я ничего не пробовал, даже у своей обожаемой Инсили. Ее кожа такая нежная, что малейшее прикосновение оставляет на ней отметины. У меня все дрожит, когда я вижу следы моих пальцев как свидетельство, что я хозяин ее тела.

– К концу этой ночи ты будешь страстно желать ее, но сначала ты должен выполнить свои обязанности, Чика, – сказал султан добродушно.

– Я всегда исполняю свои обязанности, мой господин, и когда я на вашей службе, и когда свободен, – последовала ответная колкость, и султан рассмеялся.

Они проходили через сад, из которого открывался вид на город, и неожиданно султан показал рукой в сторону города.

– Посмотри-ка, Чика! Неужели в городе пожар?

Визирь всмотрелся в темноту и увидел красноватое свечение.

– Хассан-бей сделал свое дело быстро, – сказал он. – Это горит в Балате. Наверное, я должен идти.

– Подожди, – сказал султан. – Я прикажу двум отрядам янычар быть готовыми отправляться в течение часа, но пожар в Балате маленький. Беспорядки только начались, мой друг. Пусть еврейский квартал разгорится как следует до твоего ухода. Сейчас время что-нибудь съесть, Чика.

Мехмед улыбнулся.

– К утру я стану гораздо богаче, а Кира обеднеют. Убей их всех, Чика! Я не хочу, чтобы они преследовали меня в моих снах, как мои братья преследуют меня все эти годы. Я все еще вижу их доверчивые личики, хотя самый старший из них, Мамуд, смотрел на меня понимающими глазами. Он знал! Я по-прежнему вижу эти глаза в моих снах! Убей их всех! Уничтожь их!

– Это конец, – сказала Эстер Кира. Даже в комнатах чувствовался сильный запах дыма. – Тем не менее мы должны каким-то образом доставить леди Бэрроуз на причал. Это дело чести.

– Бабушка! Мы не можем спасти леди Бэрроуз, – возбужденно сказал Илия Кира. – Она умрет здесь вместе с нами!

– Почему вы решили, что вы должны умереть? – спросила Валентина, приходя в ярость от такой обреченности. – Вы семья Кира, которая пользуется большой благосклонностью правящей семьи. Толпа не решится нападать на ваш дом!

Эстер Кира подняла руку, призывая к молчанию, и в комнате стало тихо.

– Послушайте меня, дитя мое, – терпеливо сказала старуха. – Месяцами султан и его мать держали взаперти в казначействе рабов, которые выкусывали кусочки металла от каждой выпускаемой в оборот монеты. Деньги обесценились до такой степени, что бедняк не мог больше позволить себе купить булку хлеба или чашку требухи для своей семьи. Такое было неслыханно в Стамбуле. Но что еще хуже, никто не в состоянии остановить это. Сейчас люди взбунтовались, поэтому надо дать им жертвенного козла отпущения. Султан, очевидно, решил, что евреи подходят для этой роли.

– Но вы друзья султана, – возразила Валентина.

– Да, – сухо сказала Эстер Кира, – но мы также самые богатые евреи в Балате, доказательством чему служит наш большой дом, расположенный в самой верхней точке Балаты. Мы бы пережили этот погром так же, как мы переживали другое в нашей истории, будь мы более скромными. Все было бы ничего, если бы мой сын Соломон не построил дом на самой вершине холма. Наши соседи и друзья ниже припрячут свои богатства, а возможно, и сами спрячутся в погребах, чтобы пересидеть нашествие черни. Возможно, кто-то из них сумеет убежать, потому что всегда находятся такие люди. Подумать только, я спаслась из Адрианополя больше ста лет назад, чтобы кончить жизнь таким образом! – Она грустно покачала головой и через минуту продолжила: – Чернь будет искать самую большую и самую легкую поживу, а мы торчим, как сверкающая корона на голове дурака! Они разберут по камушку этот дом в поисках нашего легендарного богатства. – Она едко рассмеялась. – Однако они найдут только то, что находится перед вашими глазами, потому что основное наше богатство разбросано по разным странам Запада, по многим нашим банкирским домам. Мы, евреи, никогда и нигде не чувствовали себя в безопасности и поняли, что нужно умно распоряжаться нашим богатством, распределяя его так, чтобы наши враги не могли никогда отобрать у нас все или полностью уничтожить нас.

Не успела она закончить, как в дверь громко постучали, и другие женщины в доме стали кричать.

– Молчать! – неожиданно сильным голосом крикнула Эстер Кира, перекрывая их пронзительные визги. – Откройте дверь, дураки! Чернь не умеет стучать вежливо.

Удивленно взглянув на свою прабабушку, Симон Кира поспешил отворить дверь, и в гостиную Эстер Кира вошел широкими шагами Патрик Бурк в сопровождении Мурроу О’Флахерти и графа Кемпа.

– Патрик! – Валентина пробежала через комнату и бросилась в его объятия, которые оказались очень крепкими. Их губы встретились в страстном поцелуе, потом они оторвались друг от друга, ясно осознав, что момент для страстного единения был неподходящим.

Лорд Бурк внимательно рассматривал Валентину. Она, казалось, была невредимой.

– Твой костюм, Вал, очень откровенный, – пробормотал он.

– В гареме Чикала-заде-паши, – ответила Валентина, сверкнув аметистовыми глазами, – мой костюм считался скромным, милорд.

– В каком мире мы оказались! – сказал Том Эшберн, глядя на нее восхищенными глазами. – Божественная, вы еще раз потрясли меня. Увы! Я убедил себя, что должен смириться с вашим решением.

– У нас нет времени для болтовни, – угрюмо сказал Мурроу О’Флахерти, поцеловав в знак приветствия Валентину. – Толпа преследует нас по пятам, и они настроены убивать. Почему вы не забаррикадировали двери и окна, Илия Кира? Вы хотите встретить страшную смерть?

– У нас нет выхода, капитан О’Флахерти, – тихо сказал Илия Кира. – Мы можем только ждать своей участи.

– Человек сам творит свою участь, Илия Кира, – последовал резкий ответ. – Если вы будете сидеть, просто дожидаясь смерти, тогда смерть, конечно, найдет вас. Но если вы будете драться, приятель, тогда есть возможность перехитрить смерть.

– Капитан О’Флахерти, вы не понимаете, – спокойно сказал Илия Кира. – Мы можем драться, но нас очень мало. Если одному или двум из нас удастся выжить, вы считаете, мы сможем жить с воспоминаниями об остальных, которых убили? Мои сыновья, их жены и дети – все в этом доме. Если их убьют, что останется? Нам лучше умереть всем вместе.

– Мы попались в ловушку в этом памятнике нашей гордыни, – сказала Эстер Кира грустно. – Мы можем спастись бегством, но существует только один выход – пройти через толпу.

– Разве вы не можете уйти через сад? – спросил ее Мурроу.

– Сад кончается крутым обрывом, – сказала Валентина своему кузену. – Эстер права. В доме только один выход.

– У вас и леди Бэрроуз есть возможность избежать нашей участи, – сказала Эстер Кира, – если бы только у нас были ее английские одежды. Если бы мы могли сдержать чернь до появления янычар, а они появятся, в этом я не сомневаюсь, тогда, возможно, мы сможем убедить их, что трое мужчин и леди Бэрроуз были в этом доме по делу и случайно оказались среди этого хаоса. Надо попытаться.

– Мы принесли с собой одежду Валентины, – сказал Мурроу. – Нельда собрала то, что, по ее мнению, могло понадобиться ее хозяйке.

– Черт побери, Мурроу! – Валентина выхватила сверток из рук кузена. – Давайте его скорей. Я не буду чувствовать себя нормально, пока снова не надену свое платье.

– Жаль, – заметил граф.

– Если вы будете хорошо вести себя, я надену этот наряд для вас, когда мы вернемся в Англию, Том, – пообещала Валентина.

– Ты сразу же сожжешь его, мадам! – мрачно приказал лорд Бурк.

– Спрячьте драгоценности на себе, дитя, – приказала Эстер Кира.

– Нет! Я не хочу ничего, что напоминало бы мне о визире, – ответила леди Бэрроуз.

– Ты заслужила свою награду, – мудро отозвалась Эстер Кира. – Не оставляй их толпе. Когда вернетесь в Англию, раздай драгоценности бедным, но сейчас возьми их с собой.

Валентина убежала переодеваться. Она сразу же почувствовала себя лучше, увидев себя в знакомом шелковом платье с кружевными манжетами и накрахмаленным жестким круглым воротником. Она распустила волосы, избавившись от экзотических украшений, разделила их посередине пробором и собрала в большой французский узел на затылке. В шелковых чулках ногам стало удобно, но элегантные туфли на высоких каблуках немного жали. Отмытое от краски на глазах и губной помады, ее лицо засветилось мягким цветом.

– Мне нужно что-то, где можно спрятать эти драгоценности, – сказала она Сабре, когда ее подруга подошла спросить, нужна ли ей помощь.

– Давайте мне драгоценности, – сказала Сабра. – Я найду для них кошелек. – Неожиданно она заплакала. – Я не хочу умирать, Валентина! – жалобно рыдала она. – Что будет с ребенком, которого я ношу? Он тоже погибнет! Это несправедливо! Это несправедливо!

Валентина могла только крепко обнять девушку. Она никогда не чувствовала себя более беспомощной. Очень вероятно, все они погибнут. Сабра по крайней мере узнала, что значит носить ребенка в своем чреве. Валентина не знала этого. Она поняла, что больше, чем когда бы то ни было, ей хочется иметь ребенка от Патрика.