Текст книги "Обрести любимого"

Прикосновение его тела было для нее потрясением. Она чувствовала каждую его частицу: волосы на ногах и груди; биение его сердца, слившееся со стуком ее сердца; мягкость его кожи; мужской запах, присущий только Патрику; жесткие волосы, которые терлись о треугольник ее волос; твердость члена, прижимающегося к ее бедру. Его близость кружила голову.

– Вал! О Вал! – горячо шептал он ей, целуя ее в ухо и дразня его кончиком языка. Он разжал объятия и стал ласкать груди.

Воспоминания внезапно накатились на нее волной ужаса. Она снова увидела себя висящей между двумя деревянными столбами около юрты Тимур-хана, а Боал и Гайк терзали ее груди. Злоба, горькая и горячая, подкатилась к горлу. Она застонала от страха.

Патрик поднял голову. Посмотрев ей в лицо, он все понял.

– Нет, не бойся, голубка. Это я, Патрик, и хочу только любить тебя.

Валентина вздрогнула.

– Не знаю, как я вынесу твое прикосновение к моей груди, – призналась она. – Я не могу забыть, Патрик. Я не могу забыть!

– Воспоминания не сотрутся, если им на смену не придут новые, Вал. – Он стал нежно водить пальцами вокруг ее мягкого соска, пока не почувствовал, как она начинает расслабляться от его прикосновений.

– У тебя изумительные груди, Вал. Я не могу устоять перед ними! – Он быстро наклонил голову и прижался лицом к ее телу. Потом его язык начал дразнить ее, отчего ее сосок набух прямо на глазах. Вскоре его губы сомкнулись, его язык был нежен и настойчив.

Она заставила себя прогнать страх. Это Патрик. Ее Патрик! Патрик, который любил ее и хотел быть ее мужем. При каждом его покусывании воспоминания о татарских насильниках бледнели, и она думала только о наслаждении, которое доставлял любовник. Вчера наслаждения не было. Сегодня оно появилось. Ее руки двигались, лаская его черную голову, пальцы перебирали его волосы. Ее груди стали твердыми и набухли, и сладкая боль пронизывала все ее существо. Она тихо застонала.

Он оторвался от ее груди и крепко поцеловал ее.

– Ты такая сладкая, голубка, – пробормотал он и соскользнул вниз по ее телу, оставляя за собой шлейф теплых поцелуев. Он облизал языком ее пупок, и она снова застонала, когда он потерся лицом об ее атласную кожу. Он спустился ниже, и она внезапно окаменела.

– Нет! – Страшная судорога сотрясла ее. – Там нельзя! Только не после вчерашнего, Патрик! Я умоляю тебя!

Он поймал ее взгляд.

– Можно, Вал, я буду любить тебя и там тоже. Ты не можешь запретить мне, милая! Как я могу выдернуть жало твоей боли, если ты не позволишь мне заменить эту боль удовольствием? – Его пальцы нежно коснулись плоти, и короткое рыдание вырвалось из ее горла. – О, любовь моя, позволь мне сделать это! Позволь мне смыть твой стыд. – Наклонившись, он нашел нежное сокровенное место и стал ласкать его губами.

К ее великому удивлению, прикосновение его языка только возбуждало ее страсть. Страсть, которую она до сих пор тщательно скрывала от Патрика. Сейчас эти чувства вырвались наружу, и она выгнулась дугой, чтобы скорее дотянуться до его губ. Сдержанность ушла. Она обильно истекала сладким нектаром любви, а он жадно пил его.

Она парила, как ласточка, впитывая его страстные уроки, взбираясь с одной вершины на другую, до тех пор пока не осталось больше вершин, на которые можно было карабкаться, но он застал ее врасплох.

– Патрик! Патрик! – шептала она его имя снова и снова, повторяя его, как некую святую молитву.

Он больше не мог ждать. Сейчас было ясно, что ее страхи исчезли. Устроившись между ее шелковистыми бедрами, он глубоко вошел в нее своим горячим, твердым членом. Долгую минуту он лежал на ней, тяжело дыша, чувствуя биение внутри ее тела, которое так замечательно плотно и неистово держало его плоть.

Со стоном он подался вперед еще больше, и затем, сжимая и разжимая ягодицы, начал ритмично двигаться.

Она обнимала его теплыми руками, притягивая его к себе и сминая свои груди. Если раньше она летала вместе с птицами, то теперь она была с богами на небесах. Это был рай! Ее голова двигалась среди подушек. Она зажала рот, чтобы не было слышно ее криков, но тихий стон все равно прорвался.

– Открой глаза, Вал, – пробормотал он тихо. – Я хочу видеть твою душу! – Его мускулистые бедра крепко прижимались к ней.

Она слышала его приказ, но веки были такими тяжелыми. Она все-таки попыталась поднять их, и, к ее великому удивлению, глаза открылись.

Валентина смотрела ему в лицо и первый раз в своей жизни видела истинную страсть. Это напугало ее. Если бы она лежала не с Патриком, она бы по-настоящему испугалась.

– Поцелуй меня, любовь моя, – прошептала она, пряча от него свои мысли, и он выполнил ее просьбу.

Какой-то момент они опять самозабвенно целовались и, казалось, не могли насытиться друг другом. Патрик остановил свои чувственные движения, – для них наступил момент наслаждения. Патрик вздохнул так глубоко, что Валентина вышла из оцепенения и тихо рассмеялась.

– Мне не нужно, – сказала она, – спрашивать, удовлетворен ли ты или нет? – Она протянула руку и отбросила прядь волос с его высокого лба.

Он поймал ее за руку, страстно поцеловал ладонь и скатился с нее.

– Ты само совершенство, Вал, – сказал он восхищенно. – Неужели мне просто почудилось в экстазе или ты действительно обещала стать моей женой, мадам?

– Я собираюсь полностью сменить обстановку в Клерфилд-Мэноре, – ответила она.

– Когда ты выйдешь за меня замуж? – спросил он, очень довольный.

– Не раньше, чем мы вернемся домой, любовь моя, – сказала она. – Мы же не можем лишить наших матерей удовольствия побыть на нашей свадьбе, не так ли? – Она повернулась на бок и приподнялась на локте так, чтобы видеть его лицо. – Ах, Патрик, ты ведь понимаешь, правда? Я люблю нашу семью, и свадьба будет ненастоящей, если они не соберутся все вместе.

Он улыбнулся.

– Думаю, что именно твоя глубокая и преданная любовь к семье, Вал, была тем качеством, которое мне нравится с детства. Как и я, ты не ищешь другой славы, кроме той, которая приносит пользу вашей семье.

– Вместе с тобой, Патрик, – она улыбнулась, заглянув в его глаза, – надеюсь, мы нашими детьми еще больше прославим нашу семью.

Его взгляд стал озабоченным.

– Вал, – сказал он. – Что, если ты… забеременеешь до нашей свадьбы?

– Не беспокойся, – ответила она.

– Вал, – отозвался он серьезно, – мое семя очень сильное. – Потом, покраснев, сказал: – Лучше я расскажу тебе, до того как до тебя дойдут сплетни. В деревне около Клерфилд-Мэнора есть несколько моих детей.

– Сколько детей? – спросила она, весело блеснув глазами.

– Шесть, восемь, я не уверен. Считалось не зазорным для той или иной доброй девушки родить от меня ребенка, – сказал он, раздосадованный ее рассудительным отношением, отчего покраснел еще больше.

– Ты, конечно, потрудился с внебрачными детьми, – заметила Валентина, – и жители твоей деревни очень терпимы. Но теперь, конечно, ублюдков больше не будет. – Она соблазнительно потерлась грудью о его тело. – Ведь тебе больше не понадобятся другие женщины, Патрик?

– Нет, голубка, – согласился он, его глаза начали снова загораться. – Но это по-прежнему не решает нашу проблему.

Валентина засмеялась:

– Твоя мать решила эту проблему много месяцев назад, Патрик. Детей не будет, пока мы не захотим их, и, конечно, их не будет до свадьбы.

– Это проклятое зелье! – взорвался он. – Мадам, я не буду принимать его!

Она снова засмеялась, на этот раз прямо ему в лицо.

– Нет, милорд, тебе не надо будет принимать его, но я принимать его буду! – Она яростно поцеловала его.

Время потеряло для них значение, и лорд Бурк полностью забыл о том, что было причиной его гнева.

Они провели ночь, охваченные страстью, в объятиях друг друга. К утру Валентина не могла понять, почему она так противилась браку с лордом Бурком. Что касается самого лорда, то он даже не мог вспомнить, когда он был так счастлив.

Когда пришло утро, Валентина, несмотря на свои ссадины, была вполне готова к обратному путешествию. Однако Борте Хатун и Явид-хан уговаривали ее задержаться еще на один день.

– Любовь прекрасное лекарство, – сказал Явид-хан, улыбаясь, – но ты еще недостаточно выздоровела, чтобы предпринять такое трудное путешествие.

Они сидели вместе около юрты, греясь под весенним солнцем. Гирейские татары праздновали возвращение Явид-хана, потому что он был всегда самым любимым в их роду. Его воскрешение рассматривалось как невероятное свидетельство любви его матери и как такое же великолепное приключение, как и другие, которые в прошлом переживала их семья. Принц снова получил возможность наслаждаться обществом своих братьев, их детей и внуков.

– Моя мать будет так рада узнать о том, что вы живы и одержали победу над Тимур-ханом, – счастливо сказала Валентина.

– Нет, Валентина, дорогая моя, твоя мать никогда не должна узнать о том, что я пережил резню в Драгоценном дворце. Для нее Явид-хан умер много лет назад тем прохладным весенним утром. Пусть все остается так, как было. Если она узнает, что получилось по-другому, это только разбередит старые раны, воскресит прежние воспоминания, которых лучше не касаться. Когда ты вернешься домой, скажи ей только, что ты была в гостях у Борте Хатун и узнала, что у тебя нет родимого пятна в форме четверти луны, которое доказывало бы отцовство Явид-хана. Было установлено, что ты не его дочь, потому что все женщины, потомки Борте Хатун, имеют эту отметину.

– Может быть, я дочь султана Мюрада? – грустно размышляла Валентина.

– Ты, конечно, должна повидаться с Сафией, – сказал он, – но я знал Мюрада и ничего не вижу от него в чертах твоего лица. Я верю, что ты дочь своего отца, но поезжай в Стамбул, потому что я знаю, ты не успокоишься, пока так не сделаешь. – Он улыбнулся. – Твоя мать тоже никогда не успокаивалась, пока не добивалась своего.

– Как странно, господин Явид, что я никогда не замечала этого в ней. Она всегда с уважением относилась к своему мужу и к своей семье, – сказала ему Валентина.

– Ну, – ответил он, – я подозреваю, что ее муж и ее семья всегда хотели того же, чего хотела Марджалла.

Валентина на мгновение задумалась, потом рассмеялась.

– Думаю, что вы правы, господин Явид, – призналась она.

– Твоя мать всегда была очень умной женщиной, – сказал он, вспоминая. – Благодарю Аллаха за то, что он помог ей освободиться из-под власти султана много лет назад. Любовь твоего отца – очень сильная любовь, которая помогла ему спасти твою мать, несмотря на все трудности.

– Вы уверены, – сказала Валентина, – что не хотите, чтобы она узнала о счастливом завершении этой истории для вас?

Он покачал головой.

– Такое знание никому не принесет радости, а ей это может принести боль. Я слишком люблю твою мать, чтобы причинить ей даже незначительную боль. Я люблю твою мать, – сказал он. – Не любил, а люблю.

Он по-прежнему любит Эйден, подумала удивленная Валентина, неожиданно увидев свою мать в ином свете. Не как жену Конна. Она увидела Эйден как желанную женщину, как женщину, способную вызвать глубочайшие страсти в привлекательном мужчине, – мужчине, непохожем на лорда Блисса. Это было поразительное открытие.

Принц прочитал мысли на лице Валентины так же ясно, как если бы она произнесла их вслух, и снова подумал о женщине, которую он звал Марджалла. Ее мысли можно было легко угадать. Но вслух он ничего не сказал.

– Я думаю, – наконец сказала Валентина, – что моей матери очень везло с мужчинами, которые любили ее.

– Нам также повезло, – ответил он. – Твоему отцу и мне, Валентина. – Потом он потрепал ее по тонкой руке. – Поезжай в Стамбул, моя дорогая, и успокой свою душу раз и навсегда. Потом возвращайся в Англию и выходи замуж за лорда Бурка. Судя по тем звукам, которые мы слышали ночью, он очень пылкий и страстный любовник. И, конечно, от такой любви вскоре должны появиться дети.

Валентина стала ярко-пунцовой, к великому удовольствию Явид-хана.

– Господин! – запротестовала она. – Я считала, что мы вели себя тихо.

Он хмыкнул.

– Не смущайся, Валентина. Мы, татары, полностью одобряем такую страсть.

Валентина хихикнула. Встав, она поцеловала в лоб Явид-хана.

– Господин, я гордилась бы, если бы была вашей дочерью, и за то короткое время, которое мы знали друг друга, я полюбила вас как второго отца. Я всегда так и буду думать о вас. – Потом повернулась и вошла в юрту.

Он сидел, замерев, сердце его было переполнено глубокими и противоречивыми чувствами. Ее слова тронули его, и он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он раздраженно смахнул их. Если она думает о нем как об отце, он будет думать о ней как о дочери, которой у него никогда не было. Он вспомнил собственных детей и вздохнул. Мертвы, все мертвы. Погибли от руки брата. Осталась только эта молодая женщина, которая даже не была его дочерью, чтобы напоминать ему о том, что могло бы быть.

– Дедушка!

Явид-хан посмотрел на девочку лет четырех, с миндалевидными глазами, стоящую возле его стула.

– Ты кто? – спросил он.

– Я Айса, дочь Маету-хана от его третьей жены, внучка Великого хана Давлета. Ты расскажешь мне сказку, дедушка?

Явид-хан посадил ребенка на колени.

– Какую сказку ты хотела бы услышать, Айса, внученька, – спросил он ее, согретый ее вниманием. Он был очарован маленькой девочкой, носившей имя его давно покойной второй жены.

– Расскажи мне сказку о любви, дедушка! – попросил ребенок.

– Сказку о любви, – повторил он и надолго задумался.

– Дедушка! – Айса нетерпеливо дергала его за халат, ее маленькое, круглое детское лицо горело от нетерпения.

– Сказку о любви, верно? Ну, хорошо, мое сокровище, как мне начать? Давным-давно жила-была в далекой западной стране, за бурными морями, прекрасная принцесса…

– Принцесса? – возбужденно сказала Айса. – Как звали принцессу, дедушка? Как ее звали?

– Ее звали, дитя мое, Марджалла, – ответил Явид-хан, и его светло-голубые глаза наполнились грустью.

– А был там красивый принц, который любил ее? – потребовала девочка, горя от нетерпения.

– Да, мое сокровище, – кивнул он. – Был принц, который любил ее.

– Как его звали, дедушка? – Лицо ребенка горело от любопытства.

– Его звали Явид-хан, маленькая, и он очень любил принцессу Марджаллу, другой такой женщины в его жизни не было. Но ты перебиваешь меня. Я должен начать сначала. Давным-давно, в стране, далеко к западу, за бурными морями, жила-была прекрасная принцесса, и звали ее Марджалла…

Часть 4
Стамбул
Лето – осень 1602 года

10

– Я потерял вас! – закричал граф Кемп, в первый раз увидев Валентину, когда через три недели они вернулись. – Я знал, что мне не нужно было оставаться здесь на время вашей поездки.

Все они – Валентина, Патрик, Мурроу, Том Эшберн и Нельда – с раскрытым от изумления ртом стояли в главной каюте корабля.

Валентина взяла его за руки и посмотрела в его красивое лицо. Его дымчато-серые глаза были затуманены тоской, и она чувствовала себя виноватой, что причиняет ему боль.

– Том, дорогой Том! Я никогда не была вашей, поэтому вы не можете потерять меня, – сказала она. И вздохнула. – Думаю, что я всю свою жизнь любила Патрика. Когда я была ребенком, я обожала его как любимого старшего кузена, но со временем мои чувства изменились. Однако я не могла признаться в этих чувствах. Я так противилась этой истине, что даже была не в состоянии выбрать себе мужа. Как я могла сделать это, когда в душе воевала сама с собой. Я придиралась ко всем своим поклонникам. Возможно, это был способ оставаться незамужней до того момента, когда я смогла бы посмотреть правде в глаза. Но когда Анне и Бевин так отчаянно хотелось выйти замуж за любимых, а мама мешала их счастью своим решением не выдавать их замуж, пока я не сделаю свой выбор, я отбросила сомнения и выбрала себе мужа.

– Эдварда Бэрроуза, – безрадостно сказал Том.

– Да, бедный Нед. Я часто думаю, остался бы он жив, если бы его судьба не пересеклась с моей? Это мучит меня, Том, потому что он был хорошим человеком.

– Значит, у меня вообще нет никаких шансов, божественная? – спросил он с надеждой, но уже зная, каким будет ответ.

– Я пообещала выйти замуж за Патрика, как только мы вернемся к нашим семьям в Англию, Том. Для меня это правильный выбор. Я понимаю это своим сердцем! Я люблю его! Понимаете? – она счастливо улыбнулась. – Сейчас я могу сказать это вслух! Я люблю Патрика Бурка! Я всегда любила и всегда буду его любить, – она высвободила руки и ласково прикоснулась к его лицу. – Где-то, дорогой Том, есть хорошая девушка и для вас. Я знаю, что она есть! Вы просто еще не встретили ее, но обязательно встретите.

Он хмуро смотрел на нее.

– Божественная, я знаю, что вы непоправимо разбили мое сердце, но я хочу, чтобы вы были счастливы, и пожелаю вам с Патриком добра. – Он помолчал секунду, потом продолжил: – Никогда раньше у меня не было неудач в любви, божественная. Этот случай у меня единственный, хотя и явно неприятный!

Валентина засмеялась.

– Ваша сердечная рана заживет, Том, – сказала она.

– Но я никогда не найду такую женщину, как вы! – ответил он.

– Естественно, милорд, потому что все женщины разные, так же как разнятся цветы, даже если они одного вида. Каждая женщина чем-то отличается от другой. Где-то, Том, живет ваша английская роза.

Несмотря на ее веселые слова, вид у него был совершенно удрученный.

На следующий день, когда они отплыли в Стамбул, Валентина выбранила Патрика, который, казалось, не мог не распускать руки, несмотря на присутствие других людей.

– Милорд! – сказала она раздраженно. – Я не позволю тебе огорчать бедного Тома, ему и так достаточно. Тебе, кажется, нравится похваляться своей победой, а это не великодушно. Как это не похоже на тебя, Патрик.

– Я не могу ничего поделать с собой, Валентина. Я обожаю тебя! Я продолжаю вспоминать нашу прекрасную ночь в лагере Великого хана, а когда я вспоминаю ее, я снова хочу обладать тобой. – Он потянулся и притянул ее спиной к себе.

Одна его рука крепко обнимала ее за талию, а другая скользнула за лиф ее платья.

– Вал! Вал! – бормотал он, горячо дыша ей в ухо. – Я люблю тебя!

Она почувствовала, как его рука обнимает ее грудь. Большим пальцем он призывно тер ее сосок, заставляя его возбуждаться. На секунду она прислонилась к нему с закрытыми глазами, наслаждаясь его лаской. Ей хотелось большего, хотелось лечь с ним так, как они лежали вместе в юрте Великого хана. Хлопание парусов, которые наполнились под ветром, вернуло ее к действительности.

– Патрик!

Смеясь, он поцеловал ее в ухо.

– Я не могу устоять, ты же понимаешь, – сказал он покорно и убрал руку.

– Ты должен! – Она повернулась к нему лицом и топнула ногой. – Разве я какая-нибудь девка, которую ты можешь таскать тогда, когда тебе этого захочется, Патрик? Я помолвлена с тобой, и со мной надо обращаться подобающим образом, иначе я изменю свое решение!

– Божественная! Божественная! – Она услышала веселый голос Тома, подходившего к тому месту у поручней, где они стояли. – Вы жестокая женщина, если просите мужчину сдерживать свою страсть к вам. Я знаю, что, если бы я оказался на месте Патрика, я бы, конечно, не смог оставаться равнодушным и изображать из себя пуританина.

– Я делаю это для вас, – запротестовала она.

– Для меня? – Он был поражен.

– Да, для вас, вы, белокурый паяц! В течение нескольких месяцев вы оба добивались меня. Сейчас я сделала свой выбор, Патрик счастлив, а вы утверждаете, что у вас разбито сердце. Я не хочу выставлять напоказ перед вами наше счастье, милорд. Если я отвергла ваши притязания, Том, это не значит, что я отвергла вашу дружбу, а друг бережно относится к чувствам своего друга.

– Божественная, как вы добры, – сказал он, – но вы не должны отталкивать Патрика из-за меня. Когда я вижу вас вдвоем, это помогает мне смириться с тем, с чем при иных обстоятельствах я не мог бы смириться.

– Я бы сам чувствовал себя так же, – добродетельно сказал Патрик.

Оскорбленная Валентина посмотрела на них обоих.

– Ох, мужчины! – разъяренно сказала она. – Я никогда больше не хочу иметь дела ни с одним из вас.

Когда Валентина вихрем унеслась с палубы, Патрик сказал:

– На самом деле она не думает так, Том.

– Я знаю, – последовал ответ, и граф Кемп заговорщически ухмыльнулся.

Двое мужчин отлично понимали друг друга. Без слов они заключили мир. Валентина должна стать женой Патрика, а Том – их хорошим другом. Все было очень просто.

Мурроу, стоя на юте, наблюдал за этой троицей, и его голубые глаза светились от удовольствия. Его мать будет очень довольна результатами поездки. Что бы ни произошло в Стамбуле, это не изменит ни большой любви Патрика к Валентине, ни их планов на свадьбу. Брак между родственниками только укрепит семью. Он надеялся, что, если им повезет, они будут дома, прежде чем начнутся осенние шторма, и что свадьба состоится до конца года.

«Архангел» и сопровождающие его корабли легко двигались по темным, высоким волнам Черного моря. Все расходы, связанные с путешествием, несла Валентина, но трюмы кораблей были заполнены прекрасными мехами, мускусом, янтарем и драгоценными камнями из Азии, поэтому Валентина надеялась, что путешествие будет выгодным для нее.

Английский рынок охотно примет ее товары. Как и переход до Каффы, так и плавание в Стамбул были приятными. Они легко вошли в устье Босфора, пользуясь приливом, и спустились по проливу до города, снова причалив в Золотом Роге в конце дня, когда солнце окрасило воду цветом расплавленного золота. Теперь они сами увидели, почему гавань носит такое название.

Прошло два месяца, как они покинули Стамбул, и за это время весна сделала свое дело. Даже из гавани было видно множество городских садов и парков, заполненных тысячами тюльпанов в полном цвету.

Валентина так и не поняла, как семейство Кира узнало о том, что корабли Скай О’Малли возвратились именно в этот день. На пристани мужчин ждали лошади, а для Валентины был приготовлен паланкин.

Красиво одетого слугу Кира провели в главную каюту, где он вежливо поклонился собравшимся пассажирам.

– Меня зовут Якоб, я личный слуга госпожи Эстер. Моя госпожа рада приветствовать вас снова в Стамбуле и приглашает вас остановиться у нее в доме, пока вы будете здесь. Она считает, что вам будет приятно побыть на берегу, вместо того чтобы оставаться на корабле.

– Замечательно! – воскликнула Валентина. – Я могу помыться!

Мужчины засмеялись, и даже чопорный Якоб позволил на секунду улыбнуться уголками рта.

– Мы с восторгом принимаем доброе и любезное приглашение леди Эстер, – ответил Мурроу.

Якоб снова поклонился.

– Для госпожи и ее служанки паланкин подготовлен. Никаких вещей не берите. Вас обеспечат всем необходимым.

Валентина снова очутилась внутри тесного занавешенного паланкина. Носильщики поднимались вверх по холму от гавани к еврейскому кварталу Балата. Однако сейчас город уже не казался незнакомым.

– Как долго мы пробудем здесь, миледи? – спросила Нельда с любопытством. – Джеф говорит, что его отец надеется вернуться домой в Англию к осени.

– Надеюсь, что так и будет, Нельда. Я уверена, что мать султана встретится со мной через несколько дней. А тем временем я собираюсь насладиться нашим пребыванием в этом прекрасном городе.

– Хорошо бы вернуться домой! – мечтательно вздохнула Нельда. – Я люблю осень, миледи! Мне нравятся цвета осенних деревьев, и я люблю немногие праздничные дни вроде Дня Всех Святых, Дня всех усопших, Дня святого Мартина и Михайлова дня. Ах, миледи! Вы думаете, мы вернемся домой к Михайлову дню?

– Боже мой, конечно, вернемся, Нельда! Михайлов день в конце сентября, а сейчас только конец мая. Мы вернемся домой задолго до Михайлова дня. – Валентина улыбнулась юной служанке. – Разве тебе не нравится путешествовать?

– О да, миледи, нравится, но я и домой с удовольствием вернусь. Кроме того, нам ведь надо будет подготовиться к свадьбе. Правда?

– Ты не думаешь, что лорду Бурку и мне стоит подождать до следующей весны, Нельда? – лукаво спросила Валентина.

– Миледи! – возмущенно сказала Нельда. – В июле будет уже два года, как вы вдова, и этого достаточно! Бедный лорд Бурк ждал вас целую вечность.

Валентина рассмеялась.

– Ты говоришь в точности, как твоя мать. Не бойся, Нельда. Едва мама и тетя Скай узнают о нашей неминуемой свадьбе, не успеем мы и слова сказать, как в Перрок-Ройяле устроят свадьбу немедленно, как только соберется семья. Мама не даст Патрику ускользнуть, и я подозреваю, что тут ей будет помогать тетя Скай, которая долго ждала, чтобы милорд Бурк женился.

Они так увлеклись беседой, что удивились, узнав о том, что прибыли в дом Кира.

Их встретила Сараи, жена Симона Кира. Если бы была жива мать Симона, эту почетную обязанность выполняла бы она.

– Добро пожаловать, госпожа Валентина. Эстер хочет встретиться с вами немедленно. Я надеюсь, что вы не слишком устали после вашего длительного путешествия.

Сараи Кира была красивой женщиной с большими черными глазами и темными волосами, скромно прикрытыми накидкой. У нее было спокойное безукоризненное овальное лицо и гладкая, оливкового цвета кожа.

– Конечно, я хочу встретиться с леди Эстер прямо сейчас, – ответила Валентина.

– Спасибо вам за то, что снисходительны к ней, – мягко сказала Сараи. – С ней не всегда просто, и она с нетерпением ждет вашего возвращения уже в течение нескольких дней. Я оставлю вас с ней и провожу вашу служанку в ваши комнаты.

– Как вы любезны, что принимаете нас, – сказала Валентина.

– Вы не против того, чтобы пожить в еврейском квартале? – спросила Сараи.

– Я об этом не задумывалась, – сказала Валентина, – но сейчас, когда вы спросили, я могу сказать, что ничего не имею против. А почему вы спрашиваете?

– Мы евреи, – последовал ответ.

– А я христианка, – заметила Валентина. Сараи улыбнулась такому ответу.

– Вы либо очень наивны, госпожа Валентина, либо у вас очень передовые взгляды, – сказала она.

– Меня учили ценить людей по их истинным заслугам, госпожа Сараи, и ни по каким другим мотивам, – ответила Валентина. – Моя тетя любит напоминать тем, чьи сердца ожесточены, что Господь Иисус был евреем. Тогда ведь не было ни христианства, ни ислама. Не правда ли?

– Хотела бы я, чтобы все люди были похожи на вашу тетку и на вас, госпожа Валентина. Тогда, вероятно, нам, евреям, не пришлось бы жить в квартале, окруженном стенами, где ворота запираются каждый вечер и отпираются на рассвете, – спокойно ответила Сараи Кира. – Ну вот мы и дошли до комнат Эстер. Прошу вас, входите, госпожа Валентина.

– Наконец-то! Ты вернулась! – так приветствовала Валентину Эстер Кира, уютно устроившаяся среди подушек дивана, с ногами, завернутыми в голубую шаль из тонкой шерсти.

– Я действительно вернулась, Эстер Кира, – ответила Валентина, подходя к старой даме и целуя ее в щеку. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Так хорошо, как может себя чувствовать древняя старуха, дорогое дитя, но не томи меня! Рассказывай, что было в Каффе. Я дрожу от нетерпения.

– Принц Явид не мой отец, – начала Валентина, потом она рассказала об их поездке в лагерь гирейских татар, о своей встрече с Борте Хатун, о похищении ее Тимур-ханом и о том, как жил все эти годы искалеченный Явид-хан.

– Поразительно! Поразительно! – сжав руки, возбужденно восклицала Эстер Кира. – Спасение принца Явид-хана так же чудесно, как и спасение твоей матери! Судьбой им было уготовано выжить, но не вместе. Ты уверена, что Тимур-хан мертв? Он столько раз избегал смерти.

– Он мертв. Ему отрубили голову и насадили ее на кол для всеобщего обозрения. Он мертв без сомнения, и Явид-хан получил возможность снова соединиться со своей семьей и со своим народом. Хотя Давлет-хан умеет хорошо воевать, правит именно Явид-хан.

Валентина закончила рассказ, изложив все, что знала.

– Это правда, – сказала Эстер Кира, – он всегда был умным человеком. – Потом она спросила: – Ты расскажешь своей матери о том, что он выжил?

Валентина покачала головой.

– Он не хочет, чтобы мама знала, потому что, как он говорит, ничего хорошего не получится, если разворошишь старые воспоминания. Я уважаю его мнение и сделаю так, как он просит.

– Он поступает умно, как всегда, – заметила Эстер Кира. – Твоя мать любила его и очень горевала, когда узнала, что он умер. Султан Мюрад обращался с ней по-варварски, и из-за всего, что случилось с ней, она сорвалась. Явид-хан прав. Правда только повредит ей.

– Скажите, Эстер Кира, согласна ли мать султана встретиться со мной?

– Да! Она настоятельно просила, чтобы я сразу известила ее о твоем возвращении в Стамбул, и гонец уже послан во дворец.

– Как она отнеслась к вашему рассказу о том, что моя мать избежала смерти? – полюбопытствовала Валентина.

– Она сказала, что твоя мать была ее единственным верным другом, и рада, что Аллах спас ей жизнь, что, наверное, твоей матери судьбой было уготовано вернуться домой к своему английскому мужу.

– Вы объяснили ей, почему я хочу встретиться с ней?

– Нет, дитя. Это должна сделать ты, – сказала Эстер Кира.

Валентина согласно кивнула:

– Я понимаю это.

– Ты выглядишь счастливее, дитя, чем прошлый раз, – заметила Эстер Кира. – Мои старые глаза не настолько ослабли, чтобы не увидеть влюбленной женщины.

– Я влюблена! – счастливо сказала Валентина. – Я выйду замуж за моего кузена, лорда Бурка, когда мы вернемся в Англию. Вот почему мне так не терпится покончить со своим делом.

– А дело, которое привело тебя сюда, по-прежнему важно для тебя?

– Да, Эстер Кира, важно. Явид-хан не мой отец, в этом нет сомнения. Но пока я не узнаю, отец ли мне султан Мюрад, не смогу успокоиться, – сказала Валентина.

– Да будет так, дитя, – ответила Эстер Кира. – Если тебе предназначено узнать, значит, ты узнаешь.

После первой встречи со старейшим членом семьи Кира Валентину проводили в ее комнаты на женской половине. Она застала Нельду чуть ли не танцующей от возбуждения.

– О, миледи! Разве вы видели когда-нибудь такую красоту? – закричала она, хватая Валентину за руку и подводя ее к высоким окнам, которые тянулись вдоль почти всей стены комнаты.

Валентина ахнула. Дом Кира стоял в самой верхней точке Балаты, на вершине одного из холмов Стамбула. За окнами лежал небольшой сад с цветущими миндальными деревьями и хорошо ухоженными клумбами тюльпанов. В центре сада выложенный плиткой фонтан выбрасывал струи кристально чистой воды. В дальнем конце сада начинался крутой обрыв. Внизу лежала гавань Золотой Рог, а за ней – два города: Пера и Галата, где жили в основном христиане.

– Нельда, вид изумительный! – восхитилась Валентина.

– Если бы я жила не в Англии, – сказала Нельда, – я не возражала бы просыпаться каждое утро и смотреть на этот вид. Но идемте, миледи, посмотрите остальные комнаты. Они роскошны.

Валентина осмотрела маленькую гостиную. Стены были отделаны теплого цвета панелями из древесины фруктовых пород, отполированных до мягкого блеска. Лепные украшения в виде растительного орнамента из листового золота с незначительным добавлением красного, синего и желтого цветов начинались у обшитых панелями потолков и тянулись почти до пола. Полы были сделаны из темных досок. Две противоположные стены были завешены шелковыми гобеленами с узорами из фруктов и цветов, свисающих с лепных украшений потолка. В углу комнаты был выложенный изразцами камин с конической медной вытяжкой, а в центре комнаты бил небольшой мраморный фонтан с душистой водой.