Текст книги "Игра в свидания"

Глава 21

– Никогда не догадаешься, что она сделала. Ну давай. Попробуй отгадать.

Джек рассеянно потер правое ухо, которое саднило после получаса выслушиваний жалоб единокровной сестры Эми.

– Поцарапала тебя? Дернула за волосы? Выхватила нож?

По салону разнесся вздох Эми.

– Нет. Так сделала бы мама Лизы, а не моя.

Его отец, Джей-Ди-младший, имел семь детей, причем от разных женщин. На трех из них он был женат, на четырех – нет.

Джек с нетерпением ждал появления номера восьмого. Он на сто процентов был уверен, что номер восемь обязательно будет. Его дорогому папочке в прошлом году исполнилось шестьдесят пять, и Джек прикинул, что тот будет палить из своей «пушки» как минимум еще лет десять. А может, и все двадцать.

Черт. Ведь это означает, что могут появиться номера восемь, девять, десять и даже одиннадцать. Зная папочку, нетрудно предположить, что ему захочется дострелять до дюжины.

Именно поэтому родители Джека Данфорта-второго основали фонд, с помощью которого перепрыгнули через поколение. Они умерли десять лет назад, но еще задолго до своей смерти разглядели дорожку, по которой пошел их ребенок, и сделали все, чтобы накопленное ими состояние не было разодрано на куски и роздано в качестве пособия по безработице всем женщинам, попавшим в сети их сыночка.

Джек уже не сердился на своего отца. Джей-Ди был просто… Джей-Ди.

Лживым, гулящим, ленивым, никчемным бездельником, который изредка спал с хорошими женщинами, а потом разбивал им жизнь, бросая их и уходя прочь. Иногда он спал со склочными бабами и тоже разбивал им жизнь, бросая их и уходя прочь.

Мать Джека относилась к первой категории. А мать его единокровного брата к этой категории не относилась. Не относились к ней и матери Дункана, Лизы и Трента.

Матери же Эми и Ким были не так ух плохи. Во всяком случае, так считал Джек, хотя сегодня вечером отношение Эми к родительнице было предвзятым.

Иногда Джеку начинало казаться, что его жизнь скорее похожа на сериалы «Даллас» или «Династия», чем на «Лунный свет». Однако надо отдать должное Дункану и Лейни. Они изо всех сил стараются процитировать хоть одну шутку за день из этого сериала.

– Ладно. Сдаюсь. Что она сделала?

Мать Эми не одобрила сегодняшний наряд дочери, и Эми обиделась на форму, в которой та выразила свое неудовольствие.

– Она попыталась наложить на меня проклятие какой-то старой китаянки. Сказала, что хорошая дочь должна слушаться свою мать.

– Разве твоя мама не вьетнамка? – уточнил Джек.

– И что из этого? Ты же понимаешь, что я имею в виду. Она использует весь этот вздор «страны отцов» каждый раз, когда хочет заставить меня поступить по-своему. А я не буду. Я американка. Я никогда не была во Вьетнаме. Она что, хочет, чтобы я одевалась, как для выхода на рисовое поле? Я видела фильмы. Эта одежда уродлива. Откуда они ее берут? Из мешков шьют?

Джек подавил смех. Только поощрять Эми в ее возмущении нельзя – это было бы ошибкой.

– А ты спрашивала у мамы, что у нее на уме? Вряд ли она рассчитывает, что ты наденешь нечто в этом роде.

Между прочим, Джек не встречал женщин, умевших одеваться красивее, чем Мей. Вероятно, она просто хотела, чтобы ее дочь, похожая на мать как две капли воды, не носила платья, которые давали всем понять, что девушка предпочитает бразильскую, а не традиционную эпиляцию зоны бикини.

– Нет. Я ушла как раз в тот момент, когда она накладывала на меня какое-то заклинание. Наверное, все кончится тем, что у меня в ванне будут плавать лягушки или появится что-нибудь в этом роде.

Джек хмыкнул и повернул зеркало заднего вида так, чтобы заходящее солнце не слепило глаза. До Майами, где у Джека была назначена встреча с подрядчиками, чтобы обсудить переоборудование принадлежавшего ему многоквартирного дома в отель. Он знал, что Эми нравится Майами с его праздными обитателями и вечеринками до утра, поэтому и пригласил ее с собой на выходные.

Сколько бы он ни ворчал на своих единокровных братьев и сестер, он все равно любил их. Ну, кроме Джексона. Джексон сделал так, что полюбить его было трудно. И все же они были семьей. Сумасшедшей, расшатанной, такой, как показано в фильме «Оптом дешевле», но все же семьей.

– Так что за проблемы с твоей новой сотрудницей? – спросила Эми, ворвавшись в его размышления о Джей-Ди и его разношерстном потомстве.

– С Лейни? С ней никаких проблем нет. А почему ты спрашиваешь? – Джек бросил быстрый взгляд на сестру и опять сосредоточил свое внимание на дороге.

Эми была настолько эгоистична, что не замечала никого, кроме себя. Поэтому Джека удивило, что она не забыла о коротком пребывании Лейни в ее мире.

– Она нравится Дункану. Он говорит, что и тебе тоже. Говорит, что чувствует, как между вами происходит химическая реакция.

– Дункану следует быть поосторожнее в своих высказываниях. Его должность не особо-то и значимая.

Эми ткнула его крохотным, но костлявым кулачком.

– Хватит грозить, что уволишь Дункана. Мы все знаем, что ты никогда этого не сделаешь.

Она права. Все это знают.

– Да, мне нравится Лейни, – сказал Джек, меняя тему. – У нее отличное чувство юмора, несмотря на неудачи, которые преследовали ее в последнее время. И она очень ответственная, чего я не могу сказать ни о ком из моих сотрудников.

Эми отреагировала на его замечание равнодушным пожатием плеч.

– Кое у кого из нас нет надобности в ответственности. Кое-кто из нас родился везучим.

– Когда ты упадешь с пьедестала, на который ты себя сама водрузила, будет больно. Падение будет долгим, а приземление, уверяю тебя, паршивым.

– Ой, да что ты об этом знаешь? Ведь именно ты контролируешь всю наличность. Даже если бы тебе дали под зад, ты бы все равно не узнал, что такое жесткое приземление.

Как же. Джек немало знал о том, каково это – падать лицом вниз, когда весь мир, фигурально выражаясь, наблюдает за тобой. Именно поэтому, покопавшись в прошлом Лейни, он перестал смотреть на нее как на привлекательную и полную тайн женщину, у которой хватило наглости стянуть его кредитку в тот вечер в «Ритце».

Между прочим, у него уже не раз возникала мысль, что у них с Лейни Эймс гораздо больше общего, чем ей может показаться.

Еще один пятничный вечер в одиночестве.

Лейни стояла на террасе, освещенной заходящим солнцем, и смотрела на дверь отцовского дома. Затем она перевела взгляд на дом сестры.

Триш и Алан вложили немалые средства в перестройку своего дома, и, как впервые обратила внимание Лейни, они были в этом не единственные. Большинство домов квартала тоже подверглось косметическому ремонту. Кне-которым – как и дому сестры и зятя – пристроили второй этаж. Другие – в том числе и дом отца – оставили в прежней конфигурации, зато им обновили крышу и покрасили свежей краской, а в их садах поработал профес-сионатьный ландшафтный дизайнер.

Окрестности выглядели не такими обшарпанными, какими она запомнила их со школьных времен. Но когда же все так изменилось? Ведь за пятнадцать лет она не раз приезжала сюда. Почему же не замечала эти метаморфозы раньше?

Лейни пожала плечами. Какая разница? Она рада, что теперь отец и сестра живут в более благопристойном окружении, однако это нисколько не умаляет ее одиночества.

Грустно вздохнув, Лейни вставила ключ в замок и отперла дверь. Ее встретил поток освежающе-прохладного воздуха. Пройдя внутрь, она поморщилась.

– Кажется, пахнет бензином, – пробормотала она, закрывая за собой дверь.

Наверное, оставила открытой крышку бензобака газонокосилки, решила она, но, открыв дверь гаража, поняла, что запах идет не оттуда. Тогда она обошла дом, пытаясь определить источник запаха. Она уже подумывала, что все это ей почудилось… пока не открыла дверь в свою комнату.

Лейни зажала нос. Фу. От этой вони можно лишиться нескольких сотен тысяч клеток головного мозга.

Она поспешно открыла оба окна, чтобы проветрить комнату, а затем подняла крышку плетеной корзины. Ей в нос ударила волна бензиновой вони, и она быстро захлопнула крышку.

Черт. Наверное, вчера вечером она пролила на себя бензин, когда переливала его из косилки в машину.

– Отправляйся-ка ты в стирку, – сказала Лейни, поднимая корзину.

В подсобке она переложила содержимое корзины – белое, темное и цветное – в машину. Придется прокрутить все раза два, чтобы запах ушел. Тогда сначала нужно поставить быстрый цикл.

Покончив с этим, Лейни вернулась в свою комнату, чтобы переодеться, но, переступив порог, заметила, что теперь в воздухе появился другой запах, который прежде перебивался запахом бензина.

Брезгливо морщась, она принялась вынюхивать все углы. На этот раз вонь привела ее к гардеробной. Она остановилась перед жалюзийными дверцами, взялась за ручки из потемневшей бронзы и еще раз потянула носом.

Да. Запах идет оттуда.

Распахнув дверцы, Лейни заглянула внутрь. Ее одежда висит слева, как и висела, туфли расставлены на полу под штангой. Если не допустить, что ее вещи сгнили в жарком и влажном климате Флориды, то непонятно, откуда воняет. Ведь она моется каждый день. Несет свои вещи в химчистку сразу, как только появляется намек на несвежесть. Сыплет тальк в туфли, чтобы он впитывал влагу.

Лейни подалась вперед и еще раз принюхалась.

Нет, пахнет не ее одежда.

Она наклонилась вниз и принюхалась.

Нет, и обувь не пахнет.

Стараясь не смотреть на чехол, содержимое которого вызвало столько неприятных воспоминаний, она прошла в правую часть гардеробной. Здесь больше ничего, кроме чехла, не висело, и она в поисках вони присела на корточки.

На полу стояло несколько старых обувных коробок. Лейни подняла крышку с ближайшей и нахмурилась. Что это такое?

Она подтащила коробку поближе к свету.

Там лежали бумаги и пожелтевшие фотографии. Взяв верхний листок, она прочитала выцветшую надпись.

Ее табель успеваемости за первый класс.

Лейни прищурилась. Где они тогда жили? В каком-то городке для военных моряков в Калифорнии, если она правильно помнит.

Она посмотрела на дату. Девятое декабря. Конец первой четверти первого класса.

Лейни не знала, как сейчас оценивают успеваемость, но в ее школе – во всяком случае, в те годы – вся деятельность ученика оценивалась как «удовлетворительная» или «неудовлетворительная». Не было оценок, выпускных вечеров для шестилеток, вызубривших алфавит и научившихся завязывать шнурки ради того, чтобы их перевели во второй класс.

Читая табель, Лейни не смогла сдержать улыбки. Замечания учительницы выглядели такими важными.

«У Элейн имеются сложности с концентрацией внимания».

«У Элейн временами возникают проблемы с умением владеть собой».

Она получила «удовлетворительно» по всем дисциплинам, в том числе и по чистописанию. Лейни рассмеялась: ведь она была левшой и писала коряво, пока не сообразила по-другому держать руку; после этого она перестала размазывать все, что только что написала.

Лейни перевернула табель, и улыбка тут же исчезла с ее лица. К обратной стороне табеля была прикреплена записка, написанная тем же почерком. И адресована она была отцу.

«Уважаемый мистер Эймс, – говорилось в записке, – я боролась против характеристики, данной успеваемости Элейн, потому что девочка, пришедшая в мой класс в сентябре, к настоящему моменту стала совсем другой. В начале учебного года Элейн была сообразительным, жизнерадостным ребенком, который был добр к своим одноклассникам и всегда стремился прийти на помощь, но в котором изредка проявлялась властность, когда не получалось добиться своего. Однако в последнее время она стала угрюмой и замкнутой, почти перестала участвовать в работе класса и отвечать, когда ее вызывают к доске. Очевидно, неожиданная и трагическая смерть вашей супруги, случившаяся в октябре…»

Лейни перестала читать и отшвырнула табель, как будто он неожиданно превратился в шипящую и кусающуюся кошку.

Закрыв обувную коробку, она задвинула ее на место и настороженно оглядела остальные. С одной стороны, ей было интересно узнать, что в них. С другой – ей больше не хотелось неприятных сюрпризов.

Она приняла решение в пользу первого варианта – ведь надо же, в конце концов, найти источник этой вони. Если он в одной из коробок, ей придется выбросить ее. В противном случае спать в комнате будет невозможно. Лейни слегка выдвинула следующую коробку и с любопытством приподняла крышку. Здесь было полно лент – зеленых, красных, синих. Они выглядели безвредными, поэтому она пододвинула коробку к себе. – Четвертое место в беге парами среди пятых классов, – хмыкнув, пробормотала она, копаясь в дурацких лентах.

Это был худший кошмар старательного ученика. Она уже и забыла, как в те годы школы пытались повысить самооценку своих учеников и раздавали им ленты за все, от девятого места в ходьбе на руках и ногах в сидячей позе до участия в конкурсе на знание орфографии среди третьих классов.

Убедившись, что в коробке нет ничего плохого, Лейни и закрыла ее и задвинула на место.

Затем она заглянула в последнюю коробку и опять нахмурилась. Здесь лежали фотографии – более поздние, чем в первой коробке, поэтому они еще не успели сильно потускнеть. Она уже начала подтаскивать короб-ку к себе, как краем глаза заметила тарелку на тумбочке в самом углу.

О черт! Лейни стукнула себя ладонью по лбу. Это же грибы, которые она так и не дожарила в тот вечер, когда Триш пригласила ее на импровизированную вечеринку. Брр, как же они мерзко пахнут!

Скривившись, она двумя пальцами взяла тарелку.

Вот он, источник вони.

Стараясь не вдыхать запах, Лейни отнесла тарелку на кухню и подставила ее под струю воды, но грибы, казалось, приклеились к керамической поверхности. Тогда она набрала воды в кружку и поставила ее в микроволновку на две минуты, а потом вылила горячую воду в тарелку. Решив подождать, когда грибы размокнут, Лейни поставила кружку рядом с тарелкой, включила стиральную машину на второй круг и вернулась в свою комнату.

Она вытащила коробку из гардеробной и перенесла на кровать. Скинув туфли и устроившись на покрывале, она принялась выяснять, какие воспоминания там хранятся.

Фотографии напоминали прокручиваемую в обратной последовательности историю друзей, которых она когда-то знала, и мест, где она когда-то жила. Лейни не могла сказать наверняка, она собирала эту коробку, или кто-то другой нашел снимки после ее отъезда и сложил в коробку. Кстати, а почему она не взяла их с собой в Сиэтл?

Наверное, потому, что после многочисленных переездов уяснила, что на новом месте начинается новая жизнь с новыми друзьями. Кого-то это, возможно, привлекало, но Лейни нет.

Кто-то, возможно, любит кочевую жизнь, но не она.

Она уже и забыла, как больно было расставаться с друзьями.

Сморгнув слезы, Лейни посмотрела на фотографию, где она была снята четырнадцатилетней. Почему-то она стала полнеть между тринадцатью и четырнадцатью, и продолжалось это до тех пор, пока ей не исполнилось девятнадцать. Но и тогда никто не назвал бы ее стройной или изящной, хотя она и избавилась от тех самых излишков, которые стала набирать, будучи подростком. А может… это не было такой уж неожиданностью? Лейни еще раз взглянула на снимок. Эта девочка, на-i юловину Лейни, наполовину совершенно незнакомый человек, выглядела грустной. Четырнадцать.

Значит, в тот год она пошла в девятый. Может, они снова переехали? Лейни без всяких подсчетов могла ответить утвердительно. Ведь они постоянно куда-то переезжали.

Она напрягла память. Четырнадцатый день рождения. Шестое августа.

Да. В то лето они переехали, и все дети в округе рассказывали ей, как ужасна, по слухам, та школа в рабочем районе. Она плохо помнила тот переезд – уже тогда она поняла всю прелесть умения забывать. Чем быстрее ты забудешь своих друзей из последнего города, тем менее болезненным будет расставание.

Зато она хорошо помнила, что соседские дети оказались правы. Школа была ужасной.

Десятиклассники терроризировали младших детей, отлавливали их в коридоре, ведшем к буфету, и прижимали к стене. Они осыпали их оскорблениями, инстинк-тивно чувствуя, какая колкость причинит больше боли. Прийти в женский туалет можно было только в противогазе – так там было накурено. Дорога домой на автобусе вообще была пыткой. Одна самая крутая десятиклассница избрала новенькую – Лейни Эймс объектом своих издевательств. Никто не хотел сидеть рядом с ней из страха попасть Рите под горячую руку. А это означало, что Лейни приходилось в одиночестве терпеть Ритины тычки острым карандашом и обидные замечания насчет ее полноты, одежды, волос и всего прочего.

Смысла обсуждать эту тему с отцом не было. Однажды она попыталась – он тогда услышал, как она плачет, и спросил, в чем дело.

«Ну, ты ешь слишком много для девочки», – заявил он, когда она пожаловалась, что Рита обозвала ее жирной. Естественно, она ела много. Она была одиноким ребенком, которому не к кому обратиться за утешением. Поэтому ее лучшими друзьями стали тосты с корицей и толстым слоем масла.

Лейни вернула снимок в коробку и начала перебирать остальные фотографии, пока не нашла ту, которая заставила ее улыбнуться. Она была сделана в Нейплзе через несколько месяцев после переезда. Этот переезд оказался не таким тяжелым, как предыдущие, возможно, потому, что рядом была Триш, которая помогла ей в переходный период. Конечно, первый день в новой школе был очень тяжелым, но Лейни чувствовала себя спокойнее оттого, что знала хоть кого-то в городе.

У Лейни заурчало в животе, и она поняла, что голодна. С чего бы это? Разве можно проголодаться после такого обеда, что был сегодня?

Очевидно, ее желудку чужда логика. Он требует еды. Лейни взяла стопку верхних фотографий и пошла на кухню. Прежде чем приступить к готовке, она переки нула вещи из стиральной машины в сушилку.

Открыв холодильник, Лейни прикинула, что можно съесть. Она не была очень уж голодна. Ей просто хотелось перекусить, пожевать что-нибудь вкусненькое, пока она будет рассматривать оставшиеся фотографии.

– Ой, кажется, это крем-брюле! – Ее желудок заурчал в предвкушении.

Она очень любила этот нежный крем с яичным привкусом и теплой хрустящей карамельной корочкой. Наверное, отец вчера купил его в ресторане.

Лейни вытащила одну формочку и поднесла к носу. Вероятно, действие волшебных таблеток Блейна было недолгим, потому что она явственно ощутила аромат крем-брюле, хотя это был просто крем, без брюле.

Это легко исправить. Кажется, в ящике, рядом с вафельницей, она видела специальную горелку.

Лейни посыпала крем сахаром и поставила формочку рядом с тостером, а потом принялась искать горелку. У нее была такая же в Сиэтле. Заправляешь ее газом, нажимаешь на запал и – вуаля! – через минуту сахар поджарен.

Посмеиваясь, Лейни достала горелку из ящика. Свою она продала за пятнадцать баксов (исходная цена $39.95) на той самой адской гаражной распродаже. Тогда она решила, что кулинарная горелка ей не нужна. Можно достичь точно такого же эффекта, если поджаривать присыпанный сахаром десерт в духовке. Однако при этом нагревается сам крем, а сахар не пла-иится. К тому же с горелкой проще, можно контролировать процесс. А в духовке поймать момент сложно – то сахар еще не начал плавиться, то он уже сгорел. Бе-е.

Нет ничего противнее резкого привкуса пережаренного сахара на нежнейшем креме.

Лейни повернула форсунку горелки, чтобы открыть доступ газа, и несколько раз нажала на запал.

Гм. Огонь не загорался.

Она достала из ящика коробок спичек, зажгла одну и поднесла ее к дырочке в горелке, откуда по идее должен идти газ.

Не добившись результатов, Лейни задула спичку и бросила ее в мусор, а потом закрутила форсунку. К счастью, в ящике рядом со спичками она видела маленькую белую канистру с красной надписью.

Мысленно благодаря отца за запасливость, Лейни вытащила из горелки емкость для газа и просто из любопытства понюхала ее, проверяя, пустая она или нет.

Она так и не поняла, зачем это сделала и что заставило ее поднять голову. Наверное, это было ощущение, что за ней наблюдают. Или, вероятно, у нее затекла шея, и ей захотелось потянуться. Что бы это ни было, Лейни подняла голову именно в тот момент… и выронила канистру с газом, упершись взглядом в лицо Триш, которая подглядывала за ней в окно.

Глава 22

– Чумовые выходные, – пробормотала Лейни, повернув на Саншайн-Паркуэй и поспешив к офису.

Вечером в пятницу она наконец-то рассказала Триш о своей новой работе, отчего та пришла в восторг. Однако каждый раз, когда Лейни поворачивалась, ей казалось, что кто-то из членов семьи следит за ней. Как будто они боятся, что она утащит семейное серебро или что-нибудь в этом роде.

– Не понимаю, что они нервничают. У нас же нет фамильных ценностей, чтобы их можно было бы своровать.

– Простите?

Лейни подняла взгляд и обнаружила, что едва не налетела на мужчину.

– Ой, извините, – сказала она.

– Все в порядке, – ответил ей мужчина и спросил:

– Вы здесь работаете?

– Где? В «Бесстрашных сыщиках»?

Она оглядела незнакомца. Потенциальный клиент? Не исключено. Он был одет в синие брюки и белую рубашку с вышитым на правой стороне груди именем «Дейв».

– Да, – подтвердил мужчина.

– Да, работаю.

О-о! Круто! Ее первый собственный клиент! Плохо, что у нее нет ключа от офиса, чтобы впустить его. Вот было бы здорово составить досье на ее первого клиента с помощью новой программы, которую…

– Отлично. Тогда оставлю это вам, – сказал мужчина.

Он открыл задние дверцы небольшого грузовичка, стоявшего у тротуара, и вытащил оттуда потрясающий букет. Там были и белые розы, и розовые герберы, и еще какие-то алые цветы, названия которых Лейни не знала. Все это разноцветье изящно перемежалось зеленым.

– Какая красота! – воскликнула она и подумала, что в выходные Джек, вероятно, произвел неизгладимое впечатление на свою милашку и, стремясь добить се, решил послать ей цветы.

Все верно. Она провела выходные под бдительным оком своих родственников, а Джек развлекался со своей красоткой в Майами. Это лишний раз доказывает, как далеки друг от друга их миры.

– Ты заказала для меня цветы? Как мило. Извини, но у меня для тебя ничего нет. У нас годовщина? Я всегда забываю подобные вещи, – съехидничал Джек, поставив машину на то же место, с которого только что уехая грузовичок, привезший цветы.

Лейни закатила глаза.

– С какой стати мне дарить тебе цветы? Ты же даже ни разу не угостил меня ужином.

– Это не совсем так, – с ухмылкой заявил Джек, выбравшись из машины и нажав на кнопку центрального замка.

У Лейни хватило такта покраснеть, однако ее лицо было скрыто букетом, поэтому Джек этого не заметил.

– В общем, эти цветы не от меня.

Джек отпер дверь офиса, открыл ее и пропустил вперед Лейни. Лейни поставила тяжелую корзину на стол и повернулась, чтобы идти к своему столу, но обнаружила, что путь ей преграждает Джек.

Сегодня утром он выглядел счастливым. Умиротворенным. Не было ни покрасневших глаз, ни суровых складок вокруг рта. А с чего этому быть? Ведь последние два дня он бродил по пляжу и занимался сексом с фантастической красоты представительницей женского пола, с которой уехал в пятницу вечером, потом ел в роскошных ресторанах и опять занимался сексом…

– Похоже, ты отлично провел выходные. Каково это – иметь в близких знакомых «Мисс Хиппи-2005»? – Эти слова вырвались у Лейни непроизвольно. Эй, ревность-злодейка!

Джек прижал руку к сердцу и устремил на Лейни страдальческий взгляд.

– Ой как больно!

– Как же.

– Между прочим, она «Мисс Хиппи-2006». Я знаю, я не такой, каким выгляжу, но я не считаю для себя возможным опускаться до прошлогодней модели!

Лейни покачала головой, гадая, чем такие молоденькие привлекают Джека. Однако она тут же осадила себя и отругала за наивность. Его привлекают бедра без цел-люлита. Плоские животы. Возможно, еще языки с пирсингом. Да, пусть ей за тридцать, но она знает, для чего хорош пирсинг языка. Вероятно, такому парню, как Джек, простой минет наскучил. Как допустимый. Как пройденный этап. Наверное, он настолько сладострастен, что ничего, кроме гомосексуального секса, одежды из латекса и использования кнута, возбудить его не может.

Если бы не ревность, она бы, возможно, пожалела его. Вздохнув, Лейни обошла своего начальника. «Хватит думать о том, чего не можешь иметь», – сурово приказала она самой себе.

– Я шучу. Эми моя сестра. Ну, единокровная, – понравился Джек. – Но даже если бы она не была моей сестрой, я бы никогда не стал близко знакомиться с женщиной такого типа. Она слишком дикая. А мне нужна более приземленная. Такая, которая выдержала удары судьбы и встала после них на ноги, которая понимает, что жизнь не всегда легка.

Лейни затаила дыхание, вслушиваясь в слова Джека. Она спиной чувствовала его взгляд, ощущала, как между ними тянется соединяющая нить.

Ну зачем он говорит ей такое? Или может быть, чтобы он…

– Доброе утро, ребята, – приветствовал всех Дункан, входя в офис и не замечая царившей в нем напряженной атмосферы.

– Тебе когда-нибудь говорили, что опаздывать нехорошо? – осведомился Джек.

– Нет. Взгляни на себя.

Лейни поежилась. Она все еще была под действием слов Джека. Повернувшись, она обнаружила, что он смотрит на нее, и в его глазах отражается нечто, чему трудно было дать определение.

Она облизнула нижнюю губу. Почему у нее вдруг пересохло во рту?

Джек проследил за ее языком, и его глаза потемнели. Он шагнул к ней и сильной рукой стал нежно гладить ее по предплечью.

– Лейни, – начал он.

– Эй, красивые цветы. От кого они? – спросил Дункан, обходя стол Джека, чтобы добраться до своего.

– Ты согласна…

Лейни подалась вперед. «Да», – хотелось закричать ей, хотя вопрос она так и не услышала.

– Лейни, а ведь это тебе, – перебил Джека Дункан.

«Задай вопрос», – молча молила она, игнорируя своего недогадливого коллегу. Ей было плевать на цветы. Что хотел сказать Джек?

– Ой, а ты, кажется, произвела на парня неизгладимое впечатление. Он не только прислал цветы, он еще обещает позвонить тебе сегодня. Через два часа. Прикинь: хочет пригласить тебя на свидание.

Джек стиснул зубы и, прищурившись, посмотрел на Лейни.

«Прошу тебя, задай вопрос», – продолжала мысленно молить Лейни.

– От кого цветы? – не поворачивая головы, спросил Джек.

– От Блейна Харпера, – ответил Дункан. – Кажется, у меня появился соперник, который тоже борется за внимание нашей маленькой Лейни. Доктор Диета запал на нее. Мило, правда?

Джек опустил руку и отступил.

– Ага. Это… мило, – согласился он.

Лейни прикрыла глаза. В ее душе царил сумбур. Разве это не то, о чем она мечтала? Блейн Харпер – известный, красивый и теперь богатый – заинтересовался ею. Именно ею. Элейн Эймс. Изгоем. Бывшей неуклюжей толстухой. Женщиной, чья жизнь – сплошная череда неприятностей.

По идее ей надо бы радоваться. Правило Лиллиан Брайсон сработало. Благодаря ее совету Лейни удалось завладеть вниманием Блейна. Нет гарантии, что он предложит сопровождать ее на встречу выпускников и тем самым даст ей шанс исполнить заветное желание – поразить своих одноклассников. Однако сейчас, во всяком случае, вероятность подобного развития событий не исключается.

Тогда почему ее вдруг охватило разочарование?