Текст книги "Пустая лодка. Беседы по высказываниям Чжуан Цзы"

Глава 5
Три утром

Что это за «три утром»?

Один дрессировщик обезьян,

придя к своим подопечным, объявил им:

«Что касается ваших каштанов,

вы будете получать по три штуки утром

и по четыре в обед».

Услышав это, обезьяны рассердились.

Тогда дрессировщик предложил:

«Хорошо, тогда

пусть будет иначе:

по четыре каштана утром

и по три в обед».

Таким вариантом животные остались довольны.

Оба эти варианта были одинаковы —

количество каштанов не изменилось,

но в одном случае обезьяны были недовольны,

а в другом – счастливы.

Дрессировщик охотно

изменил свое предложение

соответственно конкретным условиям,

ничего от этого не потеряв.

Истинно мудрый человек,

рассматривая обе стороны проблемы

без пристрастия,

видит обе в свете Дао.

Это называется «следовать

в двух направлениях одновременно».

Закон «трех утром». Чжуан-цзы очень любил эту историю. Он часто повторял ее. Она прекрасна, у нее много смысловых слоев. Внешне очень простая, она глубоко отражает деятельность человеческого ума.

Прежде всего нужно понять, что человеческий ум подобен уму обезьяны. Это не Дарвин открыл, что человек произошел от обезьяны. Это древнее наблюдение: человеческий ум ведет себя подобно обезьяньему. Очень редко случается, чтобы вы трансцендировали ваше обезьяноподобие. Когда ум становится неподвижен, когда ум замолкает, когда в действительности ум вообще перестает существовать – тогда вы трансцендировали свое обезьяноподобие.

Что это такое – обезьяноподобие? Во-первых, ум никогда не бывает неподвижен. А пока вы не станете неподвижны, вы не сможете видеть истину. Вы волнуетесь, трепещете так сильно, что ничего не способны разглядеть. Чистое восприятие невозможно. Когда вы медитируете, что вы делаете? Вы приводите обезьяну в состояние неподвижности, покоя – отсюда и все трудности медитации. Чем больше вы пытаетесь успокоить ум, тем больше он бунтует, тем больше в нем суматохи, тем беспокойнее он становится.

Видели вы когда-нибудь обезьяну, сидящую тихо и неподвижно? Это исключено! Обезьяна всегда ест что-нибудь, что-то делает, раскачивается, болтает. То же делаете и вы. Человек изобрел массу занятий. Если нечем заняться, то он будет жевать жвачку; если нечего делать, то он будет курить! Это лишь глупые занятия, обезьяньи занятия. Нужно непрерывно что-то делать, лишь бы только оставаться занятым.

Вы настолько беспокойны, что ваше беспокойство заставляет вас чем-нибудь заниматься. Поэтому, что бы ни делалось для борьбы с курением, эту привычку искоренить невозможно. Только в мире, где занимаются медитацией, курение может быть побеждено, – иначе бороться с ним бесполезно. Даже если существует опасность умереть, или заболеть раком, или туберкулезом, все равно бросить курить не удается, потому что вопрос не просто в курении, вопрос в том, как избавиться от беспокойства.

Те люди, что повторяют мантры, могут бросить курить, поскольку они нашли заменитель. Вы можете продолжать повторять: «Рам, Рам, Рам», – и это становится одним из видов курения. Ваши губы работают, ваш рот движется, ваше беспокойство находит себе выход. Так что джапа* может стать способом курения, лучшим способом, от которого вред здоровью наименьший.

Но в основе своей это то же самое – ваш ум не может пребывать в покое. Вашему уму необходимо что-то делать, и не только когда вы бодрствуете, но даже когда вы спите. Понаблюдайте как-нибудь за вашей женой или вашим мужем во сне, просто посидите тихо часа два или три и понаблюдайте за лицом. Вы увидите обезьяну, а не человека. Даже во сне что-то продолжает происходить. Человек занят. Такой сон не может быть глубоким, он не может по-настоящему расслаблять, потому что вы работаете и работаете. День продолжается, никакого перерыва нет; ум продолжает функционировать, как обычно. Продолжается постоянная внутренняя болтовня, внутренний монолог, и неудивительно, что вы так утомлены. Вы утомлены собой. И все остальные вам тоже осточертели.

Мулла Насреддин рассказывал своим ученикам различные истории, когда внезапно начался дождь – наверное, день был, как у нас сегодня. И один прохожий, просто прячась от дождя, укрылся под тем же навесом, под которым Насреддин беседовал со своими учениками. Этот прохожий только лишь пережидал дождь, но он не мог не прислушаться.

Насреддин рассказывал длинные истории. Много раз тот человек едва мог удержаться, чтобы не прервать его, потому что Насреддин нес совершеннейшую чушь. Но он сдерживался снова и снова и говорил себе: «Какое мне дело до этого? Я здесь только из-за дождя, сейчас он закончится, и я уйду. Незачем мне лезть не в свое дело». Но в какой-то момент он не выдержал. Он прервал Насреддина со словами: «Нет уж, довольно! Простите меня, это меня не касается, но вы уж хватили через край!»

Но сначала нужно рассказать вам ту историю и то место, где человек не смог сдержаться…

– Однажды, в годы моей юности, – рассказывал Насреддин, – я путешествовал по лесам Африки, по «черному» континенту. И вот как-то раз всего лишь в пяти метрах от меня появился лев. У меня не было никакого оружия, защититься было нечем, я был в лесу один. Лев пристально на меня посмотрел и стал ко мне приближаться.

Ученики разволновались. Насреддин остановился на мгновение и взглянул на их лица. Один из учеников воскликнул:

– Не томи нас в ожидании, что было дальше?

– Лев подходил все ближе и ближе, пока не оказался всего в двух шагах от меня, – сказал Насреддин.

– Хватит нас мучить, – взмолился другой ученик. – Расскажи нам, чем все кончилось.

– Это же так очевидно, – ответил Насреддин. – Попробуйте догадаться сами. Лев прыгнул, убил меня – и съел!

Для прохожего это было уже слишком!

– Ты утверждаешь, что лев убил и съел тебя, – воскликнул тот, – а сам сидишь здесь живой и рассказываешь об этом?

Насреддин взглянул на него в упор и произнес:

– Ха, и это существо ты называешь живым?!

Посмотрите на лица людей, и вы поймете, о чем он говорил. Вы называете эти существа живыми? Те, которые влачат жалкое существование и которым все до смерти надоело?

Как-то раз один человек сказал Насреддину:

– Я очень беден. Так жить совершенно невозможно. Как ты думаешь, не покончить ли мне и моей семье с собой? У меня шестеро детей и жена, овдовевшая сестра и престарелые отец и мать. Выживать становится все труднее и труднее. Можешь ли ты что-нибудь посоветовать?

– Ты можешь заняться двумя вещами, и обе они помогут, – ответил Насреддин. – Первое – начни печь хлеб, потому что людям, чтобы жить, приходится есть, так что дело у тебя будет спориться.

– А другая? – спросил человек.

– Начни шить саваны для мертвецов, потому что, коли люди живут, они умрут. Это тоже недурной бизнес. Оба эти дела хороши: и хлеб, и саваны для мертвых.

Через месяц этот человек вернулся. Он был совсем печален, выглядел даже еще более отчаявшимся.

– Похоже, ничего не выйдет, – сказал он. – Я вложил все, что смог наскрести, в дело, как ты посоветовал, но, кажется, все против меня.

Насреддин удивился:

– Как такое может быть? Людям нужно есть хлеб, пока они живы, а когда они умирают, их родственникам приходится покупать саван.

– Ты не понимаешь, – ответил человек. – В нашей деревне никто не живет и никто не умирает. Они все просто влачат жалкое существование.

Люди просто влачат существование. Никто не живет, и никто не умирает, ведь чтобы умереть, надо жить. Люди просто влачат существование. Вам не надо всматриваться в лица других, просто гляньте в зеркало – и вы увидите, что значит «влачить существование», когда ты ни жив, ни мертв. Жизнь так прекрасна, смерть тоже великолепна – жалкое существование безобразно.

Но почему все вы выглядите такими подавленными? Постоянная болтовня ума рассеивает всю энергию. Постоянная болтовня ума – это постоянная утечка в вашем существе. Ваша энергия рассеивается. У вас никогда не достанет сил ощутить себя живым, молодым, бодрым, а если вы не цветущи и не молоды, если вы измотаны, если вы вообще не живы, то и смерть ваша тоже будет очень вялой и тоскливой историей.

Тот, кто живет напряженно, интенсивно, ярко – ярко и умирает, а когда смерть ярка, сильна, то она красива, она прекрасна сама по себе. Живущий полной жизнью и умирает так же полно, а где бы ни проявлялась эта полнота, эта глубина, там рождается красота. Смерть безобразна, но не из-за самой смерти, а из-за того, что вы никогда не жили полноценно. Если вы никогда не были живы, так вы не заработали и красивой смерти. Ее надо заработать. Нужно жить так широко, тотально, так целостно, чтобы можно было умереть тотально, полно, а не по частям. Вы живете частично, по кускам, поэтому вы и умираете по кускам. Одна часть умирает, затем другая, потом еще одна, и в итоге вы тратите много лет на то, чтобы умереть. И тогда все вообще становится безобразно. Смерть могла бы быть прекрасна, если бы люди были живы. Эта ваша внутренняя обезьяна не дает вам быть живыми, и эта внутренняя обезьяна точно так же не позволит вам красиво умереть. Эту постоянную болтовню необходимо прекратить!

Но что же это за болтовня, в чем тут дело? А дело в этих самых «трех утром», о которых постоянно думает ум. Что происходит внутри вашего ума? Вы постоянно рассчитываете: сделать то, не делать этого, построить такой дом, этот дом разрушить; сменить один бизнес на другой, потому что там прибыль будет больше; поменять эту жену, этого мужа. Чем вы занимаетесь? Просто перебираете варианты.

Чжуан-цзы говорит о том, что если в конечном счете, после всего, вы взглянете на результат, то обнаружите, что он всегда будет одним и тем же. Семь – вот что получится. Дали тебе три каштана утром и четыре вечером, или наоборот – четыре штуки утром и три вечером – в сумме получается семь. Это один из самых тайных законов: результат всегда получится один и тот же.

Вы можете быть не в состоянии это уразуметь, но когда умирает нищий – или император, – итог у них одинаков. Нищий жил на улицах, император жил во дворцах, но итог тот же самый. Богач и бедняк, удачливый и неудачник – итог один и тот же. Если вы взглянете на итог, подводимый жизнью, то вы поймете, что имел в виду Чжуан-цзы под этими «тремя утром».

Что же происходит? Жизнь не беспристрастна, не пристрастна, жизнь абсолютно безразлична к вашему выбору вариантов – ее не волнуют те расчеты, которые вы делаете. Жизнь – это дар. Вы можете сколько угодно переставлять местами слагаемые, итог от этого не изменится.

Богач питается лучше, но утрачивает голод; он не может испытать настоящее чувство голода. Соотношение всегда одинаково. У него прекрасная постель, но вместе с ней приходит и бессонница. Он создал прекрасные условия для сна. Он должен бы впасть в сушупти – в то, что индусы называют бессознательным самадхи – но этого не происходит. Он не может уснуть. Он всего лишь изменил вариант расстановки слагаемых.

Нищий спит прямо под открытым небом, на улице. Вокруг транспорт, машины – а нищий спит. У него нет постели. Место, где он спит, неровное, жесткое и неудобное, но он спит. Нищий не может раздобыть приличной еды, это невозможно, ему приходится просить подаяние. Но у него отличный аппетит. Конечный итог тот же самый. Конечный итог – семь.

Преуспевающий человек не только преуспевает – вместе с успехом к нему приходят все виды неприятностей. Неудача – это вовсе не неудача, с ней приходит множество благословений. Итог всегда одинаков, но для осознания этого необходимо проникнуть в самую суть и осмотреться, нужно ясное виденье. Нужны глаза, способные взглянуть на результат, потому что ум может смотреть только на фрагменты, на слагаемые. Если ум смотрит утром, он не в силах разглядеть, что будет вечером; если он смотрит вечером, то утро уже забыто. Ум не может окинуть взором весь день в целом, ум фрагментарен.

Только медитативное сознание может охватить все, целиком, от рождения до смерти, и тогда результат всегда – семь. Вот почему мудрец никогда не пытается переставить слагаемые. Вот почему на Востоке никогда не случаются революции, потому что революция – это всего лишь перестановка слагаемых.

Взгляните на то, что случилось в Советской России. В тысяча девятьсот семнадцатом году произошла величайшая революция на Земле. Расклад изменился. Я не думаю, чтобы Ленин, Сталин или Троцкий когда-то слышали историю о «трех утром». Они могли бы многому поучиться у Чжуан-цзы. Но тогда революции бы не было. Так что же в итоге изменилось? Капиталисты исчезли, не стало богатых, не стало бедных. Прежних классов больше не существовало. Но изменились только названия. Появились новые классы. До этого были богатые и бедные, капиталисты и пролетариат – теперь стали начальство и подчиненные. Но расстояние, различие, пропасть между ними остались теми же. Ничто не изменилось. Только теперь капиталиста вы зовете начальником!

Те, кто изучал революцию в России, говорят, что это не социалистическая революция, это революция управления. Между двумя классами остается та же пропасть, та же дистанция, а бесклассового общества так и не появилось.

Чжуан-цзы очень смеялся бы. Он бы рассказал эту историю. Что вы совершили? Управляющий, начальник получил власть; подчиненные – остались власти лишены.

Индусы говорят, что кто-то всегда будет власть имущим, а кто-то всегда будет подчиненным. Существуют шудры и кшатрии; это не просто названия, это типы людей. Индусы разделили общество на четыре класса и утверждают, что общество никогда не сможет быть бесклассовым. Это не вопрос общественного договора, соглашения – существуют четыре типа людей. Пока вы не измените сам этот тип, никакая революция не поможет.

Они утверждают, что есть тип трудящихся, работников – шудры, которые всегда будут находиться под управлением. Если никто ими не управляет, они будут в растерянности, они будут несчастны. Они нуждаются в ком-то, кто распоряжается, приказывает, они нуждаются в ком-то, кому они могли бы подчиняться, они нуждаются в ком-то, кто может взять на себя всю ответственность. Они не готовы нести ответственность за себя. Таков этот тип. Если начальник, управляющий неподалеку, то только тогда люди этого типа будут работать. Если начальства нет, они будут просто сидеть сложа руки.

«Управляющий» может быть очень тонким, очень специфическим явлением, даже невидимым. Например, в капиталистическом обществе управляет мотив выгоды. Шудра работает не потому, что он любит работу, не потому, что работа – его хобби, не потому, что он творческий и изобретательный, а потому, что ему нужно кормить себя и свою семью. Если он не будет работать, кто его накормит? Мотив выгоды, материальной заинтересованности, голод, тело, желудок – вот что подталкивает его, вот что им управляет.

В коммунистическом обществе этот мотив, этот стимул не работает. Там приходится ставить видимых, осязаемых управляющих. Говорят, что в сталинской России на каждого гражданина было по милиционеру; иначе было бы трудно управлять, потому что мотива выгоды, стимула материальной заинтересованности уже не было. Шудру необходимо заставить, ему необходим приказ, к шудре нужно постоянно придираться, только тогда он станет работать.

Всегда существует тип бизнесмена, торговца, который наслаждается деньгами, богатством, самим процессом накопления. Он будет это делать – и не имеет значения, каким образом. Если доступны деньги, он будет собирать деньги; если деньги недоступны, тогда он будет собирать марки. Но он будет это делать, он будет собирать, копить. Если марки недоступны, он будет собирать последователей – но собирать он будет! Ему нужно оперировать числами. Он будет иметь десять тысяч, двадцать тысяч последователей, миллион последователей. Иметь их – то же самое, что иметь миллион рупий!

Посмотрите на ваших садху – чем больше у них последователей, тем более они велики. Таким образом, последователи – это не что иное, как счета в банке. Если никто не следует за вами, то вы никто, вы бедный гуру. Если за вами следуют толпы – тогда вы богатый гуру. Что бы ни произошло, бизнесмен будет собирать. Он будет считать. Такая материальность, вещественность – сверхматериальна, она дана свыше.

Есть тип воина, который будет воевать – по любому поводу. Он будет сражаться, сражение у него в крови. Из-за наличия людей такого типа мир не может жить в мире. Это невозможно. Раз в каждые десять лет должна быть большая война. И если вы хотите избежать больших войн, тогда пусть у вас будут небольшие, локальные войны – но итог останется тем же. Из-за атомных и водородных бомб большая война стала почти невозможна. Вот почему по всему миру столько горячих точек: во Вьетнаме, Кашмире, Бангладеш, Израиле. Множество мелких войн, но итог будет тем же. За пять тысяч лет человек участвовал в пятнадцати тысячах войн, на один год приходятся три войны!

Существует тип, которому нужно воевать. Вы можете изменить этот тип, но изменения будут поверхностны. Если этому воину не позволят сражаться на войне, он будет сражаться как-нибудь по-другому. Он будет сражаться на выборах, или может стать спортсменом – он может сражаться в крикете или футболе. Но он будет сражаться, он будет соперничать, ему нужен кто-то, кому бросить вызов. Здесь или там, но сражение должно произойти, чтобы удовлетворить его. Вот почему по мере развития цивилизации людям обязательно должно предлагаться все больше и больше игр. Если тип воина не занять играми, то чем он займется?

Пойдите и понаблюдайте, как люди безумствуют во время матча по крикету, футболу или хоккею, как будто происходит что-то очень серьезное, как будто идет война! Игроки серьезны – а болельщики вокруг них сходят с ума. Вспыхивают драки, происходят беспорядки. На стадионах всегда опасно, потому приходящие туда люди относятся к типу воинов. В любой момент все может выйти из-под контроля.

Есть тип брамина, который всегда живет словами, писаниями. На Западе, конечно же, нет браминов, но название не важно – брамины существуют повсюду. Ваши ученые, ваши профессора – все университеты заполнены ими. Они продолжают работать со словами, символами, создают и развивают теории, отстаивают, спорят. Иногда они делают это под именем науки, иногда под именем религии, иногда под именем литературы. Названия меняются, но брамин продолжает свое дело.

Существуют четыре типа людей. Невозможно создать бесклассовое общество. Эти четыре типа будут продолжать существовать, но положение дел останется неизменным. Фрагменты могут меняться, слагаемые можно переставлять. Утром вы можете делать одно, вечером что-то другое, но итог всего дня останется прежним.

Я слышал о молодом ученом, отец которого не поддерживал его научных изысканий. Отец считал, что это бесполезно. «Не трать понапрасну время, – говорил он сыну. – Лучше выучись на врача, это будет более практично и для людей полезнее. Голые теории, абстрактные физические концепции – что от них толку?» В конце концов, он убедил сына, и тот стал врачом.

Первый пациент, пришедший к нему, был болен тяжелой формой пневмонии. Доктор начал проверять свои книги – ведь он был абстрактным мыслителем, брамином. Он все проверял да проверял. Пациент стал терять терпение, он поинтересовался: «Долго мне еще ждать?»

Ученый, который стал теперь врачом, ответил: «Думаю, что надежды никакой нет. Вы умрете. При такой болезни неизбежен летальный исход». Этот пациент был портным. Он пошел домой.

А две недели спустя врач проходил мимо и увидел портного за работой, здорового и полного сил. «Как, вы все еще живы? – поразился он. – Вы же должны были давно умереть. Я сверялся с книгами, это невозможно. Как вы остались в живых?»

Портной ответил: «Вы сказали, что к концу недели я умру, вот я и подумал: „Почему бы тогда не пожить в свое удовольствие? Осталась всего неделя…“ А моя слабость – это картофельные блины, так что, выйдя от вас, я пошел прямо в харчевню и съел тридцать два картофельных блина – и в ту же минуту я ощутил огромный прилив сил. И теперь со мной все в порядке!»

Доктор сразу же записал в своем блокноте, что тридцать два картофельных блина – верное средство от тяжелых случаев пневмонии.

По случайности, следующий пациент тоже был болен пневмонией. Это был сапожник. «Не беспокойтесь. Теперь есть средство от этой болезни! – сказал ему доктор. – Немедленно пойдите и съешьте тридцать два картофельных блина – ни в коем случае не меньше тридцати двух – и вы будете в порядке; иначе вы умрете в течение недели».

Через неделю доктор постучался в дверь дома сапожника. Она была заперта. «Он умер, – сказал его сосед. – Ваши картофельные блины убили его». Доктор записал в блокноте: «Тридцать два картофельных блина помогают портным, но убивают сапожников».

Это – абстрактный ум. Брамин не может быть практичным.

Вы можете изменить наружность, вы можете разукрасить лицо, но внутренний тип остается неизменным. Поэтому Восток не беспокоил себя революциями. Восток ждет; и мудрые на Востоке, наблюдая за тем, что происходит на Западе, знают, что вы просто забавляетесь с игрушками. Все ваши революции – это игрушки. Рано или поздно, вы осознаете закон о «трех утром».

Так что же это за «три утром»? Должно быть, какой-то ученик задал этот вопрос Чжуан-цзы, потому что, когда кто-нибудь упоминал о революции или перевороте, Чжуан-цзы хохотал и говорил: «Закон трех утром». Поэтому, наверное, ученик, спросил: «Что это за „три утром“, о которых ты всегда говоришь?»

И Чжуан-цзы ответил:

Один дрессировщик обезьян,

придя к своим подопечным, объявил им:

«Что касается ваших каштанов,

вы будете получать по три штуки утром

и по четыре в обед».

Услышав это, обезьяны рассердились…

Потому что раньше они получали по четыре каштана утром и три вечером. Ясное дело, они рассвирепели! «Ты что это выдумал?! Мы всегда получали четыре каштана утром, а теперь ты заявляешь: „Три“. Мы такого не потерпим!»

Тогда дрессировщик предложил:

«Хорошо, тогда

пусть будет иначе:

по четыре каштана утром

и по три в обед».

Таким вариантом животные остались довольны.

В итоге все осталось по-прежнему… но обезьяны не могут разглядеть результат. Это было утром, и поэтому они могли видеть только утро. Заведенный порядок был таков: каждое утро они получали по четыре каштана, и они ожидали четырех каштанов, а тут этот человек говорит: «По три каштана утром!» Он урезает порцию на целый каштан! Ну как такое стерпеть! Они начали сердиться, они взбунтовались.

Но этот обезьяний дрессировщик, надо полагать, был мудрым человеком. Если вы не мудры, то трудно быть дрессировщиком обезьян. Я знаю это из своего собственного опыта. Я – дрессировщик обезьян.

Дрессировщик обезьян сказал: «Ладно, тогда не беспокойтесь. Все останется по-прежнему. Вы будете получать по четыре каштана утром и по три вечером». Обезьяны были счастливы. Бедные обезьяны! – они могут быть счастливы или несчастны без всякой на то причины. Но этот человек был дальнозорким. Он мог видеть, он умел складывать четыре плюс три. Результат был все тем же – обезьянам выдавалось по семь каштанов в день. Как они получат их и в какой последовательности, значения не имеет. Оба варианта были одинаковы, число каштанов оставалось прежним, но в одном случае обезьяны были недовольны, а в другом – счастливы.

Так работает ваш ум: вы продолжаете просто переставлять слагаемые. При одном варианте расстановки их вы чувствуете себя удовлетворенными, при другом вы несчастны – но в итоге все оказывается одним и тем же. Но вы никогда не смотрите на целое. Ум не может видеть целое. Целое можно увидеть только через медитацию. Ум смотрит на слагаемые, на фрагменты, он близорук, очень близорук. Вот почему, когда вы испытываете наслаждение, вы немедленно бросаетесь в него сломя голову, вы никогда не задумываетесь, не смотрите, а что же будет вечером. Там, где есть наслаждение, всегда есть скрытая боль. Вы знаете это по собственному опыту, но вы не сознаете этого. Страдание придет вечером, а удовольствие – вот оно, здесь, утром, сейчас.

Вы никогда не вглядываетесь в то, что скрыто, в то, что невидимо, в то, что спрятано. Вы смотрите только на поверхность – и сходите с ума. Вы занимаетесь этим всю свою жизнь. Вы попадаетесь в ловушку частностей. Многие люди приходят ко мне и говорят: «В самом начале, когда я женился на этой женщине, все было прекрасно. Но постепенно все разрушилось. Теперь все стало безобразно, теперь это сплошной кошмар».

Как-то случилась автомобильная авария. Машина перевернулась и оказалась в кювете. На земле лежал совершенно изувеченный человек, он был почти без сознания. Подошел полицейский и стал что-то заполнять в своем блокноте. «Вы женаты?» – спросил он этого человека.

Тот сказал: «Я разведен. Это была самая большая неприятность за всю мою жизнь!»

Говорят, что те, кто знают, никогда не женятся. Но как вы можете узнать, что произойдет в браке, пока не вступите в него? Вы смотрите на человека, на какую-то его часть, но иногда – если посмотреть на нее в конце – она может оказаться очень нелепой.

Цвет глаз – что за глупость! Разве жизнь может зависеть от цвета ваших или чьих-то еще глаз? Разве жизнь может быть прекрасной только из-за цвета глаз? – небольшое количество пигмента, стоимостью в три-четыре цента… Но вы поддаетесь романтике: «О, глаза, цвет этих глаз!» А потом вы сходите с ума и решаете: «Если я не женюсь на этой женщине, жизнь моя будет потеряна, я покончу с собой».

Но вы не знаете, что творите. Невозможно всю жизнь быть вдохновленным лишь цветом глаз. За два дня вы привыкнете к этим глазам и забудете о них. И тогда перед вами предстанет жизнь во всей своей полноте. И начнется кошмар. Еще до того, как закончится медовый месяц, начнутся страдания. Вы не принимали в расчет всего человека, ум не способен видеть целое. Он смотрит только на поверхность: на фигуру, лицо, волосы, цвет глаз, на походку, на то, как эта женщина говорит, на звук ее голоса. Это части, но где весь человек?

Ум не может видеть результат. Ум смотрит на фрагменты, и он ловится на эти фрагменты. И как только он на крючке, входит целое – оно совсем не далеко. Глаза существуют не сами по себе, они – часть всего человека. Пусть вас поймали глаза, но дело иметь вам придется со всем человеком целиком, а не только с его глазами. А когда проявляется целое, все превращается в кошмар.

Так кто же в этом виноват? Вам нужно было принять в расчет всего человека. Но утром ум видит только утро и полностью забывает о вечере. Хорошо запомните – после каждого утра наступает вечер. Утро всегда переходит в вечер, и ничего с этим не поделаешь, вы не можете это остановить.

Чжуан-цзы говорит:

Оба эти варианта были одинаковы —

количество каштанов не изменилось,

но в одном случае обезьяны были недовольны,

а в другом – счастливы.

Обезьяны – это ваши умы; они не могут охватить целое. Из-за этого наступает кошмар. Вы всегда попадаете впросак, вы все упускаете из-за фрагментарности. Если бы вы были способны сначала взглянуть на целое, а затем действовать, то ваша жизнь никогда не стала бы адом. И тогда вы бы не беспокоились о поверхностных вещах, об утре и о вечере, потому что тогда вы умели бы считать – и знали бы, что в сумме всегда получается семь. Получите вы четыре или три каштана утром – не имеет значения – в день их всего семь.

Мне рассказывали, как маленький мальчик пришел домой из школы очень озадаченным. «Что такое? О чем ты задумался?» – спросила его мать.

«Я запутался, – объяснил ребенок. – Мне кажется, наша учительница сошла с ума. Вчера она сказала, что четыре плюс один – будет пять, а сегодня она сказала, что три плюс два – будет пять. Должно быть, она сошла с ума, потому что если четыре плюс один – уже пять, то как может три плюс два тоже быть пять?»

Ребенок не может понять, что пять может получаться разными способами, что не существует единственного набора слагаемых, дающих в сумме пять. Могут быть миллионы наборов слагаемых, результатом сложения которых будет пять.

Как бы вы ни устраивали свою жизнь, религиозный человек всегда смотрит на итог, а мирской человек всегда ориентируется на фрагмент. В этом и заключается различие. Мирской будет видеть то, что рядом; но далекое тоже скрыто здесь. Далекое на самом деле не так далеко – оно вот-вот подойдет, оно приблизится. Вечер наступает быстро.

Способны ли вы взглянуть на жизнь так, чтобы она была видна вся, от начала и до конца? Говорят, – и я думаю, это правда, – когда человек тонет, внезапно вся его жизнь, целиком, проходит перед его взором. Вы умираете, тонете в реке, времени не осталось, и внезапно в поле зрения вашего ума развертывается целая жизнь от начала и до конца. Как будто фильм прокручивается на экране ума. Но какой смысл в этом, если вы умираете?

Религиозный человек смотрит на целое каждое мгновение. Перед ним всегда вся его жизнь, и он действует из видения целого. Он никогда не будет сожалеть, как это всегда делаете вы. Это неизбежно: как бы вы ни поступили, вы будете сожалеть.

Однажды король решил посетить сумасшедший дом. Заведующий сумасшедшего дома подводил его к каждой палате. Король очень интересовался явлением сумасшествия, он изучал его. Каждому следовало бы этим интересоваться, потому что это всеобщая проблема. И не нужно отправляться в сумасшедший дом: пойдите куда угодно и изучайте лица людей – и это будет изучением сумасшествия!

Один сумасшедший плакал и вопил, стучась головой о решетку. Его мучения были столь глубоки, столь проникновенны, что король попросил рассказать ему, что с ним случилось. «Он любил одну женщину, – ответил заведующий, – но не смог ее добиться и сошел с ума».

Затем они подошли к другой палате. Находящийся в ней человек плевал в женский портрет. «А что случилось с ним? – спросил король. – Похоже, здесь тоже замешана женщина».

«Да, та же самая женщина, – сказал заведующий. – Этот человек тоже в нее влюбился, но добился ее. И поэтому сошел с ума».

Если вы получаете то, чего хотите, вы сходите с ума; если вы не получаете того, что хотите, вы сходите с ума. В итоге – одно и то же. Что бы вы ни делали, вы будете об этом сожалеть. Фрагмент никогда не может быть полным. Целое столь велико, а фрагмент настолько мал, что вы не можете вывести целое из части. И если вы опираетесь на фрагменты и согласно с этим принимаете жизненные решения, вы все время будете упускать. Вся ваша жизнь будет потрачена зря.

Так что же делать? Что Чжуан-цзы хочет, чтобы мы сделали? Он хочет, чтобы мы не были фрагментарными, – он хочет, чтобы мы были целостными. Но помните: вы можете увидеть целое, только если вы сами цельны, потому что только подобное может познать подобное. Если вы фрагментарны, вы не можете познать целое. Как вы можете познать целое, если вы фрагментарны? Если вы раздроблены на части, целое не может отразиться в вас. Когда я говорю о медитации, я имею в виду ум, который больше не разделен, в котором все фрагменты слились воедино. Ум, который неразделим, целостен, един.