Текст книги "Правовая психопатология"

Продолжающееся пьянство не только способствует усилению симптомов психоза, но и увеличивает риск агрессии больных. Алкогольный бред ревности, колеблясь в своей интенсивности, может продолжаться годами.

Опиаты. Действующее начало этой группы веществ относится к алкалоидам – химическим соединениям растительного происхождения, которыми особенно богаты маковые, лютиковые и бобовые. Ведущую роль играет морфин, выделенный в чистом виде из сырья в 1806 г. аптекарем из Ганновера Зертюрнером.

В XIX в. опий был популярным средством, привычным для домашней аптечки, вроде современного анальгина. Его использовали без страха расплатиться за излечение (к примеру, от поноса) грозной наркотической абстиненцией. В немедицинских целях применялся опий-сырец, сжигаемый в специальных трубках для вдыхания его испарений. При этой процедуре возникало опьянение, напоминающее алкогольное, так что завсегдатаи опиекурилен мало отличались от пьяниц.

Картина радикально изменилась после того, как в 1874 г. Райт заменил в молекуле морфина некоторые элементы (гидроокислы на ацетилы) и получил мощный заменитель морфина, назвав его героином. Вначале героин пустили в медицинский оборот, но вскоре были вынуждены отказаться от изобретения из-за быстро развивающегося у потребителей наркотического пристрастия (мощная наркотическая предрасположенность).

Между тем официальная наука дала толчок, которым воспользовалась социальная стихия. Черный рынок в полной мере использовал метод «обогащения» опия и наводнил земной шар героином, адаптированным для наркозависимости. Современный героин не разлагается на воздухе, может транспортироваться в форме порошка, легко растворим в воде и может быть введен в кровь внутривенным вливанием.

Несмотря на усилия государственных и общественных институтов, наркобизнес с помощью героина осуществил гигантский эксперимент над человечеством. Число ознакомившихся с действием этого наркотика (как правило, уже в подростковом возрасте) весьма значительно.

Вместе с тем стало также ясно, что зависимость от наркотиков не фатальна… Научные исследования подтвердили, что в мозгу млекопитающих (в том числе человека) имеются специальные нервные клетки (рецепторы), которые в соединении с опиатами начинают функционировать в ином режиме, чем раньше. Таких людей, которые становятся наркоманами чуть ли с первых инъекций героина, чуть больше 1 % населения.

Прием веществ вне абстинентных симптомов ничего специфического не вызывает. Появляются вялость, пассивность, рассеянность внимания. При передозировке – угнетение дыхательного центра с вероятной остановкой дыхания.

Пристрастие к наркотику вызывает перестройку всего организма. Склонный к наркомании организм начинает жадно поглощать все возрастающие дозы вещества. Так, если для нормального человека прием 60 мг морфина смертелен, то у наркомана разовая доза намного больше (до 5 000 мг). Можно предположить, что алкалоиды замещают в обмене веществ какие-то вещества, необходимые для жизни, и переводят организм в иной режим работы, становясь ему жизненно необходимыми.

Через 6–8 часов после приема очередной дозы наркоман начинает ощущать своеобразный «голод». У него появляются чувство тревоги, страстное желание вновь получить препарат (восстановить уровень его содержания в крови), тошнота, повышенная потливость, учащенное сердцебиение, спазмы в животе. Далее возникают жажда, бессонница, судорожные сокращения мышц (спазмы). Человек не может удержаться в спокойном состоянии.

Отчетливые явления абстиненции развиваются на второй-третий день после прекращения приема наркотика, а максимально – в следующие 7-10 суток.

На фоне так называемого «синдрома отмены» разумная воля человека не играет существенной роли, ибо все устремления направлены исключительно на поиск возможности снять тягостное состояние, которое переживается чисто инстинктивно как надвигающаяся гибель. И хотя от абстинентного синдрома умирают сравнительно редко, комплекс испытываемых чувств вполне заслуживает такого сравнения. Недаром тяжелые варианты героиновой абстиненции считаются достаточным основанием для того, чтобы расценивать противоправные поступки как совершенные в состоянии, когда человек не мог в полной мере осознавать фактический характер и социальные последствия своих действий или руководить ими.

После введения очередной дозы наркотика прекращение тягостных ощущений и возникающее чувство наслаждения («кайф») переживаются как сладостное избавление от мук. Наступает состояние тяжелой наркозависимости.

Средства, позволяющие «отодвинуться» от реальности, можно подразделить на две группы. В первую входят производные каннабиса (индийской конопли – Cannabis Indica), известные под названием гашиша и марихуаны, а также иные изомеры тетрагидроканнабиолы. В другую – фармакологические средства с транквилизирующим (успокаивающим, отрешающим, снотворным) эффектом.

Гашиш (марихуана) – вещество, добываемое в виде смолы из цветущих верхушек конопли либо содержащееся в ее листьях, которые сушат и используют как табак. Смолу после предварительной обработки (варят с водой и маслом) принимают внутрь в форме пилюль или добавок в пищу. Химически чистого препарата тетрагидроканнабиолы не получено, и в лабораторных условиях он не синтезирован, так что научные знания о механизме воздействия его на организм ограничиваются наблюдениями за реакцией после приема вещества.

В медицинских целях продукты каннабиса не применяются. Их издревле использовали в повседневной жизни для получения состояния, которое чем-то напоминало опьянение. Правда, это состояние не содержало той эйфории и эмоционального подъема, которые возникают после приема алкоголя.

Любители гашиша – из числа тех, кто тяготится реальностью – либо скучной, либо угнетающей. Они стремятся к ощущению отрешенности, созерцательной нейтральности чувств. Бесцельное времяпрепровождение становится приятным, окрашивается оживленным воображением. Эффект от приема каннабиса возникает сразу и длится несколько часов. В это же время несколько усиливается обмен веществ и, как результат, появляется чувство голода.

Передозировка вызывает дезориентацию в пространстве и времени, иллюзорное восприятие происходящего, расстройство чувства тела, при этом облегчаются такие реакции, как возбуждение и агрессия.

Реакция на отмену заметна, главным образом, в психической сфере. У человека, привыкшего к гашишу, постепенно формируются устойчивое чувство страха перед психическим напряжением и стремление уклониться от реальной жизни. Лишение возможности «отодвинуться» от жизненных проблем вызывает у него чувство тревожной неуверенности в себе, что в зависимости от склада личности в целом может сопровождаться разного рода невротическими переживаниями. Поэтому общество и государство хотя и относились к каннабису более или менее терпимо, никогда не использовали его в своих интересах (как, например, алкоголь), а в XX в., когда от человека потребовалась высокая социальная активность, продукты каннабиса были повсеместно запрещены к употреблению. Сделать это оказалось не так просто, ибо в климате, близком к субтропическому, индийская конопля растет как сорняк. Поэтому возделывать ее нет необходимости, а проследить за собирателями цветов и листьев индийской конопли затруднительно. Так что контроль эффективен лишь на пути транспортировки продукта к потребителю.

Лекарственные вещества, используемые людьми с целью отрешения от огорчений текущей жизни, представлены достаточно широко. Речь идет в основном, о барбитуратах (барбамил, веронал, люминал и др.) и транквилизаторах (диазепам, оксазепам, сонапакс и др.).

Для обозначения их наркопохожего эффекта Всемирная организация здравоохранения долго искала подходящие термины (например, «лекарственная зависимость»), но, в конечном счете, была вынуждена остановиться на обычном понятии «наркотизм», исходя из факта аддиктивного поведения как основополагающего в любом из вариантов немедицинского использования веществ с одурманивающей целью, подразумевая «психическое, а иногда также и физическое состояние…. характеризующееся определенными поведенческими реакциями, которые включают настоятельную потребность в постоянном или периодическом возобновлении приема определенного средства для того, чтобы избежать неприятных симптомов, обусловленных прекращением приема этого вещества… без соматических явлений абстиненции».

Стимуляторы. Вещества с таким эффектом тоже неоднородны по своему составу.

Вначале среди них на первом месте стоял кокаин, но за последнее время черный рынок стал насыщаться разнообразными синтетическими препаратами, главным образом стимулирующими лекарствами, которые применяются в комбинациях, получивших полуофициальное название «экстази».

Кокаин – алкалоид со сложной химической структурой, содержащийся в листьях кустарника кока (Erythroxyion соса), произрастающего в Южной Америке. Синтетических заменителей не имеет. С 1879 г. используется в качестве средства для местной анестезии (обезболивания) при операциях на слизистых оболочках, поскольку, проникая через них, быстро достигает нервных окончаний и лишает их болевой чувствительности на 10–30 минут. Всасываясь в кровь, он влияет на центральную нервную систему, парализуя высшие задерживающие центры и активизируя двигательную сферу. В дозах 0,01–0,03 г вызывает повышение активности, сопровождающееся экзальтацией (восторженно-возбужденным состоянием) и снижением способности к восприятию внешних впечатлений. При приеме 0,05 г возникает картина отравления с обмороками, одышкой, падением сердечной деятельности. Смерть может наступить от остановки дыхания.

Употребляющие очищенный кокаин испытывают подъем духа, течение мысли ускоряется, появляется чувство легкости в теле. Однако через 30–40 минут экзальтация сменяется угнетением, тревожностью, неуверенностью в себе, что переживается как тягостное состояние, побуждающее продолжать прием вещества. При передозировке усиливается картина отравления, когда тревога выражается в суетливости, боязливость перерастает в манию преследования, появляются типичные галлюцинации (например, ощущение насекомых на коже).

Абстиненции в форме физической зависимости не наблюдается, что позволяет сравнительно быстро прерывать кокаиновую интоксикацию.

Постоянное употребление кокаина влечет за собой развитие симптомов разрушения нервно-психической сферы: происходит ослабление памяти и воли, нарушается координация движений, появляются тревожно-боязливое состояние, зябкость. Наблюдается также резкое снижение веса тела (исхудание). В этих случаях необходимо не столько отвыкание от кокаина, сколько восстановление здоровья в целом.

Стимулирующие лекарственные препараты (амфетамин, фенамин, сиднокарб и др.) применяются в медицине для оживления защитных сил организма на короткое время и по весьма ограниченным показаниям. Их популярность связана не столько с болезнями, сколько с желанием людей на некоторое время обеспечить себе повышение работоспособности. И хотя это, вроде бы, не строго медицинское потребление, о наркомании до последнего времени в таких случаях речи не было.

Лишь в последние годы появилась тенденция использовать стимуляторы с аддиктивными намерениями. Так, В. Симопулос в статье, броско озаглавленной «Насилие – отвратительное лицо амфетаминовой наркомании», обобщив клинические наблюдения в США, отметил, что к стимуляторам тянутся люди, у которых выражены такие качества, как эмоциональная неустойчивость, подозрительность, импульсивность, повышенная агрессивность и склонность к обманам восприятия. Действие амфетамина на центральную нервную систему, вызывающее общее возбуждение, облегчает реализацию насильственных действий, к которым такие люди предрасположены.

В нашей стране черный рынок начал осваивать коктейли из стимуляторов, пока не имеющие определенной токсикологической характеристики (скорее всего, из-за того, что при их производстве еще слишком много самодеятельности), но с обобщенным эффектом, который пока обозначается как «экстази».

Токсические вещества (галлюциногены, психодизлептики, психотомиметики). Уже само название подчеркивает их способность расстраивать психическую деятельность, искажать поле сознания и вызывать галлюцинации (обман чувств, ложное восприятие).

Из препаратов этой группы наиболее известны такие алкалоиды, как лизергиновая кислота, содержащаяся в спорынье, мескалин, встречающийся в кактусе корофора, произрастающем в долине р. Рио-Гранде (США), атропин, создающий специфический эффект приема белены, мухомора и других растений нашей географической широты. Издревле эти вещества для приведения себя в необычное состояние использовали люди, выполняющие специфические задачи (колдуны в Америке, шаманы в Сибири и на Чукотке при исполнении религиозных обрядов, викинги перед атакой на незнакомые берега и т. п.). Обычно людям и не приходило в голову таким образом реагировать на проблемы повседневной жизни. Цивилизация внесла здесь свои коррективы.

У человека (как и у других млекопитающих) после приема и естественных (высушенные растения, настойки, вытяжки), и синтетически изготовленных психодизлептиков наступают следующие изменения: восприятие окружающего становится нечетким, расстраивается ощущение тела, возникают яркие зрительные видения или видимое кажется измененным, ярко окрашенным, звуки и цвета как бы переливаются друг в друга, появляется насильственный смех или плач, повышается возбудимость, в сфере эмоций преобладает страх или эйфория.

Медицинское использование перечисленных препаратов довольно узкое, в основном для купирования неотложных состояний в арсенале скорой помощи. Систематический прием обусловлен очень немногочисленными показаниями. Например, при бронхиальной астме помогает курение высушенных трав, содержащих атропин. Препарат «астматол» многие годы хорошо помогал людям с незначительными симптомами затруднения дыхания, пока его не пришлось снять с производства из-за наркоманов, приспособивших лекарство для заварки галлюциногенного чая.

В немедицинских целях используют главным образом диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД) в форме порошка, не имеющего вкуса и запаха, легко растворяющегося в воде. Добровольно его принимают в малых дозах (50–100 мг на кг веса), чтобы стимулировать воображение и отключиться от повседневности. Однако свойства ЛСД довольно соблазнительны для преступников (его можно растворить в воде так, что доза, которая содержится в каплях на стенках только что вымытого стакана, будет достаточна для расстройства психики). А сам характер переживаний имеет одну особенность – отсутствие страха высоты, сочетающееся с ощущением полета; при таких условиях инсценировать самоубийство не слишком трудно.

Чистый ЛСД на отечественном черном рынке не очень популярен, но может встречаться в качестве добавки к различного рода «экстази». Пока приходится уделять больше внимания неспецифическим вариантам отравлений, вызывающих ощущение «прогулки в мир иной». В примитивных слоях населения, особенно среди детей и подростков, бытует привычка «отключаться» с помощью веществ из арсенала бытовой химии. Пары моторного топлива, некоторых видов клея, иных предметов повседневного спроса используются для галлюцинаторного эффекта, который получил название «смотреть мультики».

С точки зрения токсикологии стремление к психодизлептикам предстает как элементарное отравление, нередко имеющее смертельный исход. Задохнувшиеся в ядовитых испарениях дети – не редкость в судебно-медицинской практике. Да и более цивилизованный ЛСД часто обнаруживают в крови людей, умерших при странных обстоятельствах.

Зачем люди стали стремиться на грань потустороннего, сказать трудно. Можно только констатировать, что такое стремление присуще маргинальным слоям населения, но это уже предмет социально-психологического осмысления.

Кроме психических расстройств, вызванных поступление в организм одурманивающих средств, приходится считаться и с изменениями, наступающими в личности.

Привыкание с последующей физической зависимостью и «растворением личности» свойственно тем, кто употребляет опьяняющие вещества. Им свойственны утрата воли, интереса к жизни, «потухший взгляд», расслабленная координация движений, гигиеническая запущенность, пренебрежительное отношение к общечеловеческим ценностям, крайний эгоцентризм. В какой мере для этого достаточно только дурной привычки, а в какой нужно еще и известное сродство организма и одурманивающего средства, пока дебатируется научной общественностью. Пока же считается, что дело не столько в биологии, сколько в особенностях характера. Созерцательная амбициозность, пребывающая в кандалах зависимости от социального окружения, порождает стремление гармонизировать Я – реальное и Я-идеальное, но поскольку личностных ресурсов недостает, конфликт с собственным Я решается аддиктивным способом.

По мере закрепления привычки чувствовать себя лучше в тумане иллюзий, меняется и манера поведения. Человек начинает употреблять его в неподходящее время в ненадлежащем месте без соответствующего повода. Стремление выпить все и склонность засыпать рядом со столом явно контрастируют с полученным воспитанием. И.наконец, все поведение, связанное с приемом алкоголя, начинает противоречить сложившимся привычкам. Формируется как бы новая индивидуальность, в которой близкие видят совершенно незнакомые им черты. Человек перестает улавливать отрицательное отношение окружающих и не слышит критики. Легко находя самооправдание.

Распад личности завершается, когда опьянение перестает приносить облегчение, а становится тяжкой необходимостью. Наркотические приоритеты вытесняют иные ценности и смыслы.

Чаще всего, родным и близким удается остановить деградацию на стадии, когда возникшие дефекты можно в той или иной мере компенсировать. Порою бывает достаточно придать жизни дополнительный смысл, ограничить волю жесткими предписаниями, вернуть утраченную веру в свои возможности, чтобы остановить деструктивные процессы. Иначе говоря, пока сохраняется ядро личности, надежду терять не следует.

Надлом личности под воздействием героина начинается с рискованного эксперимента над собой (по глупости, легкомыслию, импульсивности, внушаемости и т. д.) и быстро переходит на уровень психопатологии. Должно быть, биологические механизмы формирования наркозависимости (отмеченные сразу после изобретения героина) обладают столь мощным влиянием на инстинкты, что личность человека, позволившего себе испробовать, не относится ли он к числу предрасположенных, быстро перестает играть какую-то конструктивную роль. Ошеломляющая переносимость гигантских доз и ужасная картина абстиненции очень убедительно свидетельствуют об этом. Для сравнения достаточно представить, что может побудить человека разрезать себе кожу, обнажить вену и вколоть в нее иглу (случай ординарный для наркоманов)? Разве что укус ядовитой змеи, когда страх неминуемой смерти заставит нас твердой рукой располосовать место укуса, чтобы удалить яд вместе с вытекающей кровью.

Этапы перехода от ознакомления к привыканию и далее к зависимости с ощущением наркотической реальности как своего естественного состояния очень быстро сменяют друг друга. Образно говоря, героин сам формирует новую личность, узнать в которой прежнего человека с присущими ему чувствами, привязанностями, мыслями, стремлениями становится все труднее. Привычные социальные связи быстро рвутся. Теряются любые формы солидарности. Вопиющая гигиеническая запущенность не заставляет себя долго ждать. Редкий героиновый наркоман, почувствовавший абстиненцию в подростковом возрасте, доживает до 30–35 лет, если общество не найдет способа прервать его контакт с наркотиком.

Сегодня период массового знакомства молодежи с героином, когда сам наркотик воспринимается как экзотический (а значит, и интересный) продукт зарубежного производства, сменяется более осмысленным отношением к наркомании в целом. Современные юноши и девушки (взрослые и раньше начинали принимать героин крайне редко) не так легко поддаются на провокации черного рынка. Наркотик стал частью нормальной культуры, а не слепой моды. Подросток обладает достаточной информацией, чтобы взвесить вероятные последствия (хотя бы по наблюдениям за судьбой несчастных, которых социальная среда затаптывает на его глазах).

Вот почему методы приобщения несовершеннолетних к героину все больше криминализируются. Потребителями наркотиков стремятся сделать детей, подсовывая им его под видом сладостей или развлечений, а то и в форме прямого принуждения из расчета на то, что биологические механизмы пристрастия начнут работать раньше того, как разум будет в состоянии оценить фактические и социальные последствия таких экспериментов.

Усиление психической средовой дезадаптации под влиянием психодизлептиков. Стимуляторы, галлюциногены, токсические вещества особых изменений личности не вызывают. Человек остается таким, каким был. Но дело в том, что склонны их употреблять люди, не приспособленные к жизни. Их недостатки усиливаются и закрепляются, что безусловно вредно и совершенно нежелательно.

Сама же токсикомания как феномен общественной жизни имеет очень короткую историю в отличие от «классических наркотиков». Стремление «прогуляться в мир иной» появилось только во второй половине ХХ века и совпало по времени с рождением подростково-молодежной субкультуры. Причем в странах Запада, победивших во Второй мировой войне, когда условия жизни и социальные перспективы были вполне приемлемы. Молодежь перестала подчиняться взрослым и отказалась следовать их примеру. Картина, повторяющаяся в странах, меняющих авторитарные традиции на демократические. Поначалу взрослые, привыкшие делить людей на классы, сословия, расы, конфессии, обладавшие своими традициями, не могли смириться с появлением нового социального слоя. От молодежи, которая раньше их вступила в эпоху глобализации, требовали обозначить свои политические, социальные, экономические претензии, но в ответ получали только слепой и упорный отказ следовать идеологиям и стремление руководствоваться лишь идеалами (достаточно расплывчатыми на том уровне общественного сознания). Кризис межпоколенных отношений (по сути своей педагогический) продлился несколько десятков лет и постепенно перерос (теряя агрессивность) из социального в экзистенциальный. В новых обстоятельствах единого информационного, культурного и экономического пространства, когда вместо того, чтобы знать ограниченное число людей, зато со всех сторон и долго, мы стали общаться со многими, но лишь кратковременно и функционально, начало периода отчуждения в онтогенезе личности переживается болезненно. Обнаружив, что социальные идеологии с их навыками и привычками, вольно или невольно прививаемые в школе, больше не защищают, все подростки в той или иной мере испытывают дискомфорт. Современное общество предъявляет иные ожидания. Чтобы быть эффективным нужно быть уверенным в себе, а для этого уметь не только действовать по инструкции, но и быть способным на самостоятельный нравственный выбор. Так что приходится заглядывать на уровень ролей-принципов, что небезопасно для самооценки.

Образная метафора Харуки Мураками, который проблеме освоения навыков отчуждения посвятил много своих книг, выглядит очень убедительно. Герой его романа «Страна чудес», поставлен перед выбором, либо жить «без тени», то есть по шаблонам общества в непреодолимых стенах этой страны, либо рискнуть бежать на волю, то есть обрести себя, но для этого есть один путь – нырнуть в водоворот реки, уходящей под стену. Вынырнешь ли неизвестно.

Вполне естественно, что подросткам не хочется торопить время решений. Их и не торопят, так как материально общество обеспечено и может позволить подрастающему поколению определенное время жить химерами и не заботиться о хлебе насущном. Постепенно молодежь разделяется на несколько групп. Те, кто нормально воспитан и не обременен комплексами защитного характера после нескольких более или менее рискованных экспериментов (в том числе, возможно, и с «прогулкой» в необычное состояние) и поняв, что не стоит слишком глубоко заглядывать себе в душу, принимают себя и общество такими, какие есть. На Западе взрослые, поначалу испугавшиеся движения хиппи, быстро убедились, что, освободившись от ненужного снобизма, их дети становятся вполне респектабельными людьми, довольными своим статусом. Для тех, чья спонтанность сильнее обычного, этот период может затягиваться, а недовольство собой подталкивать к более решительной оппозиции миру взрослых. В таких случаях «trip» включается в общую картину того, что принято называть «андерграунд». Предоставленная самой себе молодежь всегда склонна бунтовать и с этим приходится считаться. Но до серьезных проблем с психической средовой адаптацией дело доходит редко. Во всяком случае, о психопатологии здесь приходится говорить лишь в очень крайних вариантах. По настоящему вызывают тревогу те, кто входит в подростково-молодежную субкультуру из обстановки семейно-педагогической и социальной запущенности.

В прежние времена дети, вынужденные терпеть гнет ненадлежащего воспитания и (или) отстающие от сверстников по причинам, от воспитателей не зависящим, видели реальную жизненную перспективу по достижении трудоспособного возраста в приобщении к миру взрослых, где все просто. В отличие от школы, где все сложно. И хотя они понимали, что освободиться от педагогической дискриминации и получить достойное место в обществе – вещи разные, незатейливая, но досягаемая адаптация вполне устраивала их. А то, что при этом придется окунуться в среду, где люди соприкасаются ролями-принципами, никого особенно не пугала. Они давно привыкли к тому, что роли-функции и роли-статусы их не защищают. Нынче же подростково-молодежная субкультура отодвинула время, когда можно начать считать себя взрослым. И хотя никому не запрещают начать трудовую и семейную жизнь рано (многие из аутсайдеров находят в этом выход из повседневных проблем и сегодня), но на старте социального отчуждения и начала самостоятельной жизни людям свойственно ориентироваться не на ценности, а на внешнюю сторону того, что они видят вокруг себя. А сверстники и люди немного постарше не задумываются об ответственности, их манера общения полна условностей и скрытых смыслов. Заглянуть же в более отдаленную перспективу малоразвитому человеку вообще трудно, тем более, когда он не вышел из переходного возраста.

Психологические наблюдения говорят, что уровень зрелости человека, вступающего в жизнь, можно определить по тому, сколько времени он намерен учиться. Для нормально развивающихся юношей и девушек учеба после школы и охватывает время, когда они решают свои экзистенциальные проблемы в обстановке ни к чему не обязывающей субкультуры. А тем, кто учиться не хочет и не может, остается быть чужаком среди сверстников, что гораздо хуже, чем быть лишним в системе. Такова общая расстановка значений в обществе, которая задает всем определенный стиль отношений.

Запущенные в социальном отношении дети начинают реагировать даже раньше. Когда наступает отрочество, они видят, что взрослым будет не до них еще многие годы, и чувство тягостной безнадежности делает вероятность «прогулки в мир иной» достаточно высокой. В этом мы убедились в первые годы перестройки, когда взрослым стало не до детских забот. По-видимому, после советской установки на общественное воспитание подрастающего поколения такая смена психологического климата произвела сильное впечатление на поколение, не подготовленное к равнодушию системы (лозунг «школа воспитывать не обязана» был в те годы очень популярен). Отроческая токсикомания приобрела характер эпидемии на всей территории России. По мере того, как ситуация была если не стабилизирована, то хотя бы осмыслена родителями и учителями, растерянность прошла, дети успокоились, а токсикомании отступила на свои привычные позиции – в места обитания «уличного племени».

Кстати сказать, те, кто вдыхал токсические пары, будучи отроком, далеко не всегда становятся токсикоманом в подростковом возрасте. Чаще других они, как аутсайдеры среди маргиналов, попадают под влияние уголовной субкультуры, где простота и примитивность нравов не располагает никуда «прогуливаться». В местах лишения свободы никто не вдыхает пары бензина, хотя на алкоголь и наркотики есть большой спрос. Галлюциногены, стимуляторы, токсические вещества начинают употреблять те, кто находится в андерграунде самой подростково-молодежной субкультуры. Кто, образно говоря, из «ледяной воды дискриминации» попал в «огонь губительной свободы». Утрированно девиантные внешне («панкующие»), юноши и девушки, чья личность перегружена защитными реакциями и отягощена комплексами, начинают подражать тому, что недоступно им по внутренним смыслам поведения. Им бы гораздо больше соответствовало банальное пьянство, но поскольку «алкоголь для стариков», приходится приноравливаться. Так что, разбирая причины эксцессов на этой почве, не следует забывать, что токсикоманический инцидент, как правило, не более, чем эпизод на фоне гораздо более глубоких социопатических расстройств.