Текст книги "Правовая психопатология"

Психопатам «не повезло» больше всех. Попав в поле зрения ученых в середине XIX в., когда представления о самосознании носили еще весьма расплывчатый характер, они обратили на себя внимание исключительной безнравственностью поведения. И рождение нового термина протекало под аккомпанемент таких эпитетов, как «моральная тупость», «нравственный идиотизм», «патологические лгуны», «врожденные мошенники» и т. п. Более того, даже в ХХ в. такой авторитет в области психологии личности, как А. Маслоу, не стесняется в выражениях, описывая этот феномен в своей книге «Дальние пределы человеческой психики». Мы приводим его текст без комментариев, полагаясь на мнение читателя.

«Психопат характеризуется как бессовестный и бесстыжий человек, которому незнакомо чувство вины, который не испытывает любви к окружающим, привык ни в чем не ограничивать и не контролировать себя, который в любом случае поступит так, как захочется ему. Среди них много мошенников, аферистов, проституток, многоженцев – словом им сподручнее зарабатывать себе на жизнь хитростью и смекалкой, а не тяжелым трудом. Не ведая, что есть стыд и вина, они, как правило, не могут сочувствовать угрызениям совести, мукам раскаяния, вины и сожаления, не в состоянии понять безответной любви, сострадания, чувства стыда и смущения. Это то, чего они сами никогда не переживали и что не могут воспринять в других людях. Это чужое для них, оно не в состоянии заговорить с ними. А их истинная психопатическая сущность рано или поздно заявит о себе, и вы неизбежно увидите, что перед вами мрачный, омерзительный, пугающий тип, который поначалу ухитрился выказать себя таким очаровательно-беспечным (веселым) и здоровым. В данном случае перед нами еще один пример того, как болезнь, заключающаяся в ухудшении способностей к коммуникации и адаптации, позволяет в отдельных областях добиваться большей проницательности и приспособляемости. Психопат удивительно прозорлив в отношении психопатического в других людях, как бы глубоко оно ни было сокрыто».

По-видимому, единственным оправданием такой неуместной враждебности может служить по-человечески понятная растерянность кабинетных ученых, вынужденных окунаться в психологическую атмосферу социального дна. И хотя еще А. Ф. Кони предупреждал, что когда «перед судом развертывается яркая картина эгоистического бездушия, нравственной грязи и беспощадной корысти, которые привели на скамью подсудимых человека, забывшего страх Божий и утратившего стыд и совесть в стремлении обогатиться во что бы то ни стало, утолить свою ненависть мщением, а похоть – насилием», вовсе не обязательно использовать такие слова, как «нравственное помешательство», «абулия», «психопатия» и т. п.», традиция, как видим, не исчезла.

Заметной вехой на пути развития психопатологической мысли стали работы известного русского психиатра П. Б. Ганнушкина. Предупреждая врачей, что они «не должны скрывать от себя и не огорчаться тем обстоятельством, что клиническое изучение психопатий окажется недолговечным и с течением времени и прогрессом знания в их основе будут найдены иные определяющие моменты», он отобрал «из суммы фактов» признаки, отделяющие реакции аномальной в своей основе почвы от индивидуальных особенностей личности. Схематично эти разграничивающие вехи выглядят следующим образом: а) патологические свойства представляют собой постоянные, врожденные свойства личности, которые хотя и могут в течение жизни развиваться в определенном направлении, однако обычно не подвергаются сколько-нибудь существенным изменениям; б) любое психическое напряжение, будь то радость, горе, страх или отчаяние, вызывает реакцию почвы, присущую данному виду отклонения; в) психопатии дают о себе знать лишь с возраста, когда личность человека обычно приобретает известную устойчивость, и остаются с человеком до конца жизни.

По характеру переживаний, окрашивающих внутренний мир психопата, к концу XX в. было выделено четыре основных варианта психопатии.

Паранояльный вариант характеризуется чувствительностью к неудачам; отказом прощать обиды; отношением к окружающим свысока; подозрительностью и общей тенденцией к искажению фактов путем неверного толкования нейтральных и даже дружественных действий как враждебных; воинственно-щепетильным отношением к вопросам, связанным с правами личности, не соответствующим фактической ситуации; возобновляющимся неоправданным подозрением относительно сексуальной верности супруга или партнера; тенденцией к переживанию своей повышенной значимости с постоянным отнесением происходящего вокруг на свой счет; символическим истолкованием событий в окружающем мире через призму собственных интересов.

Паранояльные личности характеризуются упорной подозрительностью, недоверием к людям. В эту категорию входят наименее привлекательные типы, встречающиеся в жизни: фанатики, клеветники, патологические ревнивцы, сутяжные маньяки. Сами они редко стремятся к помощи со стороны и попадают в поле зрения врача или юриста, как правило, по инициативе родственников, «ищущих на них управы». При общении с такого рода людьми обращают на себя внимание их постоянная напряженность, неспособность расслабиться, ожидание подвоха, отсутствие чувства юмора.

В социальном плане они могут выглядеть деловыми и конструктивными, но их рациональность подтачивается вечным ожиданием конфликта. В конечном счете их деятельность нередко сводится к цепи более или менее скрытых эксцессов и инцидентов. Если человек обладает сильной волей, развитым интеллектом и достаточной властью, страдают окружающие, в противном случае следует неизбежный разрыв отношений, сопровождающийся бесконечными жалобами и изнурительными поисками путей мщения обидчикам. Манера людей такого склада реагировать на обиду (чаще воображаемую) вспышками злобного раздражения делает их очень трудными в общении, даже несмотря на повседневный фон льстиво-услужливого поведения.

Шизоидный вариант объединяет эксцентричных, отрешенных от жизни и одиноких людей, испытывающих дискомфорт в сфере межличностных отношений. Их интроверсия заметно акцентирована по сравнению с просто замкнутыми людьми и сопровождается многообразными ритуалами, на соблюдение которых уходят значительные силы личности. Им мало что доставляет удовольствие в жизни, в поведении преобладает холодная отчужденность, при которой теплое сочувствие, как и гнев, кажутся одинаково неуместными. Хвала, как и критика, не вызывает сильной ответной реакции; собственные фантазии и интроспекции занимают их гораздо больше, чем реально происходящие события. Интерес к сексуальным контактам незначительный. В работе предпочтение отдается индивидуальной деятельности. Заметны пренебрежение к превалирующим нормам и условностям, отсутствие стремления к доверительным связям и контактам.

Шизоидные люди мало участвуют в повседневной жизни окружающих, их эмоциональные потребности гораздо больше связаны с собственными представлениями, чем с популярными увлечениями людей. Обычно история их жизни – это стремление к успеху на поприще, не требующем соперничества. В частности, они способны потратить много энергии для изучения областей, находящихся вне сферы интересов общества. Им свойственны причуды в отношении диеты, здоровья, воспитания детей. Мужчины часто откладывают женитьбу на неопределенное будущее, а женщины пассивно подчиняются инициативе партнера. В реальной жизни люди такого склада ориентируются вполне адекватно и отдают себе отчет в преподчтении своих ценностей и смыслов общественным.

В юридической практике лица шизоидного склада встречаются среди социально неустроенных людей, когда сочетание аномалии характера и низкого интеллекта минимизирует адаптивные способности человека. Без посторонней помощи такие люди чаще всего оказываются в числе глубоко опустившихся.

Расстройства личности антисоциального характера не синоним криминальности. Это, скорее, неспособность следовать нормам, господствующим в окружающем мире. Страдающих такими расстройствами людей с полным основанием можно назвать не оправдавшими ожиданий. Их конфликты с обществом лишены целесообразности, противоимпульс же принятым правилам бывает не спровоцирован извне, а чаще зависит от слабости аффилиативного притяжения и отсутствия конформизма. Им свойственны равнодушие к чувствам других, грубая и стойкая безответственность и пренебрежение обязанностями, неспособность поддерживать отношения при отсутствии затруднений в их установлении, крайне низкая толерантность к фрустрации, низкий порог разряда агрессии, неспособность испытывать чувство вины и извлекать пользу из жизненного опыта (особенно связанного с наказанием), склонность обвинять в своих неудачах исключительно окружающих.

Антисоциальные личности часто имеют вызывающую симпатии внешность и производят благоприятное впечатление на окружающих благодаря ярким сторонам своей индивидуальности. У них не бывает депрессии и тревоги, несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства. Ложь, прогулы, бродяжничество, кражи, драки, употребление наркотиков, преступления выстраиваются в постоянную цепь поступков, нередко идущих параллельно приличной манере поведения и рациональным (по словам) объяснениям самых невероятных похождений. Людям такого склада не свойственны сколько-нибудь постоянные принципы или моральные установки. Неразборчивость в связях, оскорбление супруга, жестокое обращение с детьми, пьяные страсти – типичные явления их жизни.

С диагностикой данного вида аномалий психического склада особенно не нужно торопиться, так как многие черты, присущие подростковому психологическому кризису, могут создать иллюзию психопатии, когда на самом деле человек всего лишь отстает во взрослении.

Истерические расстройства свойственны людям, не способным испытывать глубокие чувства и привязанности, но непременно стремящимся их демонстрировать в обрамлении театральной экстравагантности. Отличаясь лабильной и поверхностной эмоциональностью, они постоянно жаждут возбужденности, озабочены своей привлекательностью, но за сценичностью поведения скрываются неустойчивость к фрустрациям, слабость воли, страх реальности, элементарная трусость и повышенная внушаемость. Желание быть в центре внимания реализуется либо преувеличением значительности своих чувств и мыслей, либо раздражительностью, слезами и обвинениями в ответ на отсутствие похвал и одобрения.

Люди истерического склада обоих полов стараются быть обольстительными, но их реальные стремления, как правило, ограничиваются кокетством и сексуальными фантазиями. Им совершенно не свойственна агрессия в этой сфере отношений; более того, мужчины нередко бывают импотентами, а женщины не испытывают оргазма.

Под влиянием стрессов у подобных людей легко нарушается оценка реальности. Сознание отказывается обращать внимание на любые проблемы, где нужно проявить стойкость, напоминая реакцию подростка, который по неосторожности подверг себя опасности. Тревога, неуверенность в себе, страх реальной жизни постоянно сторожат истерика, готовые выступить на первый план при появлении затруднений и опасности. Недаром у людей такого склада факторы эмоционального характера сильно влияют на физическое самочувствие, позволяя «убежать в болезнь» с помощью мнимых мышечных параличей или расстройства функций организма, которые Э. Кречмер назвал «реакцией мнимой смерти», или конверсионным способом реагирования.

По своим психическим свойствам истерия занимает проме-жуточное место между психопатиями и неврозами, поэтому в терминологии психиатрической диагностики можно встретить как «истерическую психопатию», так и «истерический невроз».

В случае затяжных конфликтов, которые человек не в состоянии конструктивно разрешить своими силами, психическое напряжение может трансформироваться в симптомы физического нездоровья. В этом нет ничего удивительного: психосоматическая медицина занимается множеством болезней, возникающих по причине или в связи со стечением жизненных обстоятельств. Однако мы поведем речь о явлениях исключительно психопатологических, когда само заболевание, способное объяснить причины появления соответствующих ощущений, отсутствует. Его признаки отражают представления человека о болезненном состоянии и нередко противоречат физиологическим и анатомическим закономерностям. Чаще всего приходится сталкиваться с затруднением движений и утратой кожной чувствительности.

Паралич может быть полным или частичным со своеобразными нарушениями координации, когда в отличие от истинно неврологической патологии человек демонстрирует вычурную походку, невозможность стоять без посторонней помощи, совершать элементарные действия, произносить слова и др. Область кожной анестезии, как правило, не соответствует анатомии нервной системы. Могут встречаться утрата зрения и глухота без поражения соответствующих анализаторов.

В некоторых случаях отношение к своему состоянию остается демонстративно равнодушным, но чаще больной настоятельно требует медицинской помощи вопреки отрицательным результатам обследования и уверениям врачей в отсутствии физической основы для симптоматики. При этих расстройствах нередко наблюдается истеричность поведения, направленного на привлечение внимания, особенно в тех случаях, когда от врачебного заключения зависит возможность уклониться от обязанности разрешать конфликтную ситуацию.

В юридической практике с психическими расстройствами такого рода приходится сталкиваться в связи с жалобами граждан на отказ в медицинской помощи, который они рассматривают как ущемление своего права на лечение. При разрешении подобных споров юристу нужно иметь в виду, что даже при очевидной личной заинтересованности больного его поведение далеко не всегда следует считать исключительно установочным или симулятивным. Сознание пациента очень своеобразно диссоциирует, отказываясь логически связать симптомы и вызвавшие их ситуационные причины. В зоне конфликта и в остальной жизни существуют как бы относительно самостоятельные типы мышления, с каждым из которых приходится вести автономный диалог: со здоровым при помощи разъяснения, убеждения, обсуждения, опираясь на жизненный опыт человека; с болезненно измененным – при посредстве психотерапевтических приемов внушения (суггестии), отреагирования (катарсиса), смещения комплексного переживания из аффективного в когнитивное пространство (психодрама).

Не пережив на собственном опыте диссоциации личности, даже врачи непсихиатрической ориентации склонны не доверять такому пациенту. Им кажется, что достаточно твердо и недвусмысленно указать на бесперспективность притворства, чтобы здоровое начало взяло верх над капризами и демонстративностью. Однако преодолеть конфликт с помощью одного рассудка удается далеко не всегда. Конечно, в экстремальных обстоятельствах желание выжить может быстро снять диссоциацию (например, увидев перед собой убийцу, «паралитик», отбросив костыли, пускается в бегство). Подобные факты описаны классиками психиатрии и не вызывают ни малейшего сомнения.

Тем не менее в обычной жизни психогенные расстройства физического самочувствия, обозначаемые терминами «истерический невроз» или «ипохондрический невроз», с помощью только воспитательных приемов, как правило, не проходят. Они требуют специфического психотерапевтического вмешательства до того, как медицина может твердо заявить перед лицом правосудия, что сделано все, что можно, для человека, жалующегося на ущемление его права на лечение.

Таковы в общих чертах признаки этого феномена (психопатии), в описании которого медицина совершенствовалась полтора века и до сих пор употребляет для его обозначения термин «болезнь» (см. цитату из книги А. Маслоу), однако дальше диагностики дело не пошло. За диагнозом не следует никаких специальных врачебных действий, а если что и применяется, то это исключительно воспитательно-педагогические методы. В частности, уже упоминавшееся «Указание по оценке солдат с нервно-психическими отклонениями (психопатов)» немецкой армии» 1944 г. предписывало «направлять этих больных до выздоровления в специальные полевые батальоны». Так что по принадлежности вопрос нужно бы передать педагогической психологии. К тому же психология личностного развития и теория психической средовой адаптации сегодня позволяют сепарировать в мотивах отклоняющегося поведения тенденции, связанные с проблемами реализации естественных потребностей и питающих их эмоций (дизонтогенез), от порожденного внутренней логикой самого болезненного процесса (патогенез).

По-видимому, настало предсказанное П. Б. Ганнушкиным время, когда прогресс науки позволяет врачам сложить с себя часть несвойственных медицине функций, а психологам – принять их.

Паранояльность очень напоминает подростковую эгоцентричность, когда самосознание еще не научилось распознавать контуры своего Я, и человек как бы растворен в окружающем мире. Ему кажется, что все имеет к нему отношение и все обращают на него внимание. Это вызывает напряжение, но вместе с тем из-за иллюзии, что мир доступен его влиянию (воображение рождает ощущение всемогущества), преобладает чувство уверенности в своих возможностях. На этой почве естественное равнодушие людей друг к другу переживается как предвзятое к себе отношение. Отсюда и обидчивость по пустякам с подозрительным отношением к намерениям окружающих, пока опыт столкновений с реальностью не сформирует «Я-образ».

Шизоидность с присущим для нее уходом в мир воображения от любого соприкосновения с действительностью, где требуются усилие и риск, напоминает период взросления, когда силы души уходят на внутреннее строительство и поиск внутренних смыслов поведения. Подросток активно избегает реальных обязанностей и повседневных забот, отталкивая рациональные советы, чтобы не отвлекаться от самопознания. Его небрежное отношение к нужным и полезным вещам с демонстративным выбором абстрактных увлечений и отвлеченных занятий, где не требуется ощутимый результат, Э. Блейлер (именем которого названа болезнь шизофрения) обозначил как «подростковый аутизм». Свойственное последнему «символическое мышление» с пренебрежением к критериям практики объяснимо и понятно в его целесообразности на данном этапе онтогенеза личности. Оно позволяет уберечь силы от грубого вторжения во внутренний мир. И лишь через некоторое время, когда человек будет готов отстаивать свою независимость, рациональное начало снова возьмет верх. Естественно, при условии, что самосознание способно проделать такую работу.

Антисоциальные тенденции, минующие нормы в реализации стремлений, напоминают период, когда для человека бывает естественным нарушать предписания (не важно какие, лишь бы нарушать). В возрастной психологии это явление носит название «реакция оппозиции». Такая слепая, но упорная оппозиционность оправдана потребностью в материале для строительства личности (самопознания), который не получишь, действуя по инструкции. Будучи ассоциирована с «реакцией группирования», когда верность «своим» ценится выше общепринятой нормы, она вполне закономерно подталкивает к деликту, хорошо если только нравственно-этического свойства. По мере того как внешние нормы отбираются во внутренние смыслы поведения, человек утрачивает вкус к конфликту и бывает доволен теми нравственными нормами, удерживая которые (приходящиеся по плечу), можно сохранять чувство собственного достоинства в неприкосновенности. Однако у некоторых людей, остающихся, по образному выражению С. Довлатова, «по-детски безнравственными», эксперименты с нормами не завершаются никогда. Им бывает трудно осознать и прочувствовать, что тот или иной поступок или взятая на себя роль значат для них лично.

Истероидность вообще типична для подростков. Жизнь «понарошку» – необходимое условие психологической защищенности, позволяющее менять роли, взятые «на пробу», пока человек не определится, каким ему надо быть. Для этого ему нужны зрители и арбитры, с помощью которых можно убедиться в том, какая роль больше отвечает внутреннему содержанию. Когда же взрослый человек без конца разыгрывает роли, у нас есть все основания предполагать, что его самосознание не оставляет ему четкого впечатления для того, чтобы принять одну роль и отвергнуть другую. Ему остается лишь избегать реальных обязанностей, вытекающих из взятых на себя позиций, демонстрируя свою несостоятельность.

К тому же для возрастной психологии отдельные варианты психопатического склада вообще не имеют значения. И это понятно, так как когда в основе отклонений лежит недостаточность или недоразвитость способности наблюдать, планировать и направлять жизнь личности, что и называют самосознанием, акцент на тех или иных чертах характера не очень важен. Кстати, врачи тоже редко диагностируют так называемые «чистые варианты» психопатий. Последние существуют больше на бумаге как ориентиры для диагностического мышления. На практике же речь чаще всего идет о психопатических расстройствах вообще.

Недоразвитие самосознания многое объясняет в специфике отклоняющегося поведения лиц психопатического склада: а) как и подросток, психопат бывает нечувствителен к страданиям, которые он приносит другим, не из-за атрофии нравственного чувства, а в связи с тем, что его эмоциональные порывы реализуются на подсознательном уровне, интуитивно, не достигая уровня внутренних смыслов личности. Поэтому, сталкиваясь с последствиями своего неблаговидного поведения, он относится к содеянному как к чему-то чуждому, которое не имеет к нему прямого отношения; б) он плохо учится на ошибках и не способен к искреннему раскаянию, потому что, образно говоря, не узнает себя в прошлом; в) ему не удается планировать свое развитие как личности, ибо он не может представить себе переживания ожидающего его Я (не узнает себя в будущем).

Такая своеобразная инвалидность личности и обусловливает примат сиюминутных чувств над отвлеченными, что производит на окружающих впечатление безнравственного отношения к своим обязанностям.

Тем не менее психопаты не лишены способности к развитию. Сильный интеллект, активная воля, хорошая память позволяют накапливать надежные знания о том, как нужно себя вести в определенных обстоятельствах и с какими чувствами окружающих надлежит считаться. Постепенно вокруг слабого места формируется более или менее надежная капсула социальных навыков. Более того, при хорошем воспитании привычка постоянно работать над собой помогает достичь ощутимых успехов в жизни. Во всяком случае, до того момента (который может и не наступить) когда внутренний контроль, принуждающий соответствовать требованиям принятой на себя роли, по тем или иным причинам ослабеет. Но так или иначе, твердые правила, ясные предписания, надежно установленный порядок и неотвратимость наказания за отступления от него – самые надежные гарантии компенсации психопата.

Невольно приходит на память практика военной службы дореволюционной, точнее, крепостной России, когда община направляла на четверть века муштры и казармы «пьянь негодящую», и та выполняла возложенные на нее функции вполне успешно.

Свободный выбор социальной роли, напротив, бывает причиной многочисленных и многообразных эксцессов. Лишенные доброжелательной социальной поддержки окружающих, снисходительно позволяющих им затрачивать на взросление непомерно большие сроки, психопаты, как правило, оказываются на обочине жизни. Среда неформального общения, которая строит свои отношения с людьми безжалостно и целесообразно, не прощает впечатлительности, ребячливости мышления, конфликтности неуверенных в себе. Вот почему, досаждая цивилизованному обществу и семье своей неуправляемостью, психопаты, когда им некому довериться, быстро попадают в зависимое положение и бывают вынуждены либо терпеть бесцеремонное с собой обращение, либо вступать в острые и бесперспективные конфликты, либо идти на беспросветную социальную изоляцию. Особо плачевной бывает судьба тех, кто слабым интеллектом не может компенсировать незрелость самосознания в условиях небрежного и развращающего воспитания.

Для юриста аномалии характера интересны прежде всего с точки зрения криминальной и пенитенциарной психологии: хотя наличие психопатии не исключает вменяемости и даже, как правило, не влечет за собой ограниченной вменяемости, справедливость требует, чтобы индивидуальные особенности личности были учтены при вынесении и исполнении судебного решения. Большинство так называемых сенсационных процессов, когда мотивы преступления не вытекают из обстоятельств жизни, поражая воображение обывателя своей жестокостью, заставляют предполагать, что жертва неспровоцированной агрессии оказалась в событии преступления в той или иной мере случайно, на нее выплеснулись проблемы самоутверждения личности, имеющей основания быть причисленной к психопатам. Да и в обыденной уголовной практике бесцельные, бездумные, и бесполезные преступления встречаются не так уж редко. При отправлении такого человека в места лишения свободы необходимо выяснить, в какой мере порочная и злая воля, заслуживающая безусловного искоренения, соседствует в мотивах поведения с признаками незрелости личности.

* * *

Как мы могли убедиться, перечень заболеваний, возникающих на биологически измененной почве, достаточно обширен и охватывает большой объем конкретных признаков. Мы выбрали из них главнейшие (на наш взгляд), чтобы составить впечатление о содержании наиболее употребительных терминов. Их роль в юридической деятельности различна. Душевное заболевание меняет внутренний мир человека в такой степени, что без специальной подготовки рассчитывать на более или менее объективное суждение при его оценке не только затруднительно, но порою просто невозможно. Здесь приходится ориентироваться на врачебное заключение, хотя при известных обстоятельствах (вынесении определения о недобровольной госпитализации) юрист обязан включаться в конфликт между пациентом и врачами по существу. Аномальные конституции встречаются в уголовном процессе у многих подсудимых, что требует вникать в суть феномена при установлении степени вины и выборе адекватной меры наказания. Суду в такой ситуации нужен не только психиатр, но и психолог. Радикалы – обыденное явление для большинства людей, чья жизнь, как правило, «стеснена в своих проявлениях» тем или иным заболеванием. Здесь приходится судить о деле не по факту, а по степени его выраженности.

И во всех трех вариантах нужно считаться с тем, что пресловутые «объективные данные», т. е. данные лабораторного исследования, на которые может рассчитывать суд, в отличие от судебной медицины, где им принадлежит ведущая роль, в судебной психиатрии имеют очень относительное и далеко не главное значение. Как заметил Ф. Энгельс, «есть вещи, которые нельзя наблюдать микроскопом, а только мышлением». Вот и суду в качестве доказательства (с точки зрения его достоверности, достаточности) приходится оценивать не отдельный факт, а адекватность резюмирующей мысли, которая систематизирует сведения, полученные от следствия, самого человека, окружающих его лиц, и сопоставляет их с результатами собственного наблюдения за пациентом. В предвидении наступления эры состязательной экспертизы указанная задача из разряда отвлеченных установок переходит в ранг конкретных вопросов, решать которые, по справедливому замечанию А. И. Герцена, гораздо труднее, чем проблемы общего порядка.