Текст книги "Правовая психопатология"

1. Несоответствие психического развития достигнутому возрасту как основание для признания невиновным

«Уголовной ответственности подлежит только вменяемое лицо, достигшее возраста, установленного настоящим Кодексом» (ст. 19 УК).

Фактор «малолетства» в истории права неоднократно смещался из сферы житейских представлений о психической зрелости в область судебно-психиатрической компетенции. Так, в Уложении о наказаниях Российской Империи об «отсутствии у малолетних достаточных понятий о своих действиях» говорила ст. 94, расположенная в разделе о невменяемости. В дальнейшем «жертвы небрежного и развращающего воспитания» отошли к компетенции юристов, а врачи должны были высказываться лишь о «лицах с недостаточностью умственных способностей». В первые годы советской власти, когда педология брала на себя смелость определять факторы «умственной и нравственной дефективности», вопрос опять сместился в направлении биологии и медицины. Затем, когда педология была запрещена, педагогические критерии возраста отошли под покровительство общественных наук. И лишь в последнее время законодатель остановился на формулировках, позволяющих судить как о почве (дефицит возможностей развития), так и об обстановке воспитания (педагогическая запущенность) в комплексе.

Если несовершеннолетний достиг возраста, с которого наступает уголовная ответственность, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния не мог в полной мере осознавать фактический характер или общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности (ст. 20 УК). По данному основанию уголовное дело должно быть прекращено.

В этом определении выделим некую разграничительную линию – установим значение формулы «не связанное с психическим расстройством». Речь идет о состояниях, не подпадающих под клинический диагноз «олигофрения». Для олигофренов, которые приспосабливаются (адаптируются) к жизни иначе, чем плохо обученные и небрежно воспитанные дети, применяются мерки традиционной невменяемости.

Иначе говоря, закон имеет в виду исключительно последствия так называемой семейно-педагогической запущенности. Здесь, в отличие от врожденного слабоумия с его довольно ясной клинической картиной, нужно быть предельно внимательным в оценке состояния личности в целом. Ведь дети вообще, а особенно те, которых воспитывают среда и улица, обычно развиваются крайне неравномерно «по фронту взросления». Что-то они знают хорошо или вполне сносно, а где-то, особенно в областях, в которых им не довелось иметь реального дела, остаются полными профанами. Оставаясь «по-детски безнравственными», люди адаптируются к жизни за счет сильных сторон личности однобоко, хотя и вполне эффективно, но – в привычных условиях! И могут легко растеряться при неожиданном повороте событий. Так что само по себе «отставание» очень многообразно. Например, характеристика «отстающий ученик» может означать всего лишь талантливого лентяя. Отстающие по медицинским критериям плохо развиты физически. По-житейски в число аутсайдеров можно попасть, переехав из деревни в город или из города в деревню, и т. п.

В названной статье законодатель предписывает ориентироваться на зрелость сознания и независимость воли. Содержание этих критериев нужно проанализировать подробнее и выяснить, о какой характеристике сознания идет речь и что может свидетельствовать об ущербе воли в связи с отставанием в развитии.

По нормам уголовного права для того, чтобы человек был способен ко вменению, его сознание должно не только наличествовать, как таковое, но и иметь известный уровень развития, т. е. человек должен понимать социальную значимость своих поступков, предвидеть причинные связи своей деятельности с ее результатами, быть способным к критическому анализу своего поведения и соизмерять его с нормами поведения, установленными в обществе. Все это приходит к человеку постепенно (сознание как психологический феномен обнаруживает себя примерно в трехлетнем возрасте) в процессе обучения и воспитания к определенному сроку. В частности, в России гражданин обязан овладеть соответствующими навыками к 14 годам жизни и уметь к этому сроку отличать запрещенное по закону от недозволенного иными правилами: дисциплиной, моралью, традициями, родительской властью и т. п. С 14 лет граждане признаются преступниками по сравнительно простым для понимания, но тяжким правонарушениям.

По-видимому, дело в том, что к этому сроку в сознании происходят качественные перемены, меняющие детское мироощущение на мировоззрение взрослого человека. Другие показатели роста не имеют столь четкого рубежа. Например, обладание знаниями, по сумме которых современный ребенок много выше своих предков, не делает его взрослее. Физическое развитие также не дает надежных критериев для оценки социальных возможностей человека. Попытки ориентироваться на них в обозримом прошлом для определения сроков ответственности себя не оправдали. Так, УК 1926 г. повысил возраст уголовного совершеннолетия до 16 лет, а постановление ЦИК и СНК РСФСР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью несовершеннолетних» установило уголовную ответственность по наиболее тяжким правонарушениям с 12 лет. Однако в 1941 г. пришлось вернуться к 14-летнему рубежу.

Речь в данном случае идет об ответственности, выраженной в наказании, связанном с давлением на личность. Об этом необходимо напомнить, так как в юридической литературе иногда возникает путаница из-за того, что в некоторых странах к категории «уголовная ответственность» относят и меры воспитательного характера, если они назначаются судом. В частности, иногда встречаются ссылки на то, что в Англии уголовная ответственность наступает с 8 лет, в Египте – с 7, в Израиле – с 9, в США – с 7. На самом же деле речь идет о помещении ребенка в закрытое учебное заведение по типу отечественных специальных школ, где создаются условия воспитания, предусматривающие ограничения исключительно педагогического свойства[19]19
  Курс советского уголовного права. Часть общая. М., 1970.


[Закрыть].

Дело в том, что законодателю при оценке поведения человека приходится считаться не только с обстоятельствами его жизни (поток информации, вовлечение детей в производительный труд, отвлечение родителей революционными процессами и т. п.), но и с закономерностями антропологического характера, суть которых заключается в тесной связи возрастной психологии с половым созреванием, когда физически человек проявляется как носитель потомства, а духовно – как обладатель внутренних смыслов поведения. И происходит это одновременно. Люди с недоразвитым гипофизом[20]20
  Гипофиз – железа внутренней секреции, располагающаяся в структурах мозга, отвечающих за жизнеобеспечение, которая регулирует, в частности, биохимические механизмы репродуктивной деятельности.


[Закрыть] остаются инфантильными и в личностном отношении. Это явление получила специальное название «гипофизарный нанизм». (Подробнее о природе самосознания и его характеристиках, имеющих значение для юридической оценки психической зрелости, будет сказано в гл. 7.)

Между тем возможность и вероятность пробуждения самосознания как инструмента, позволяющего переносить внешние нормы и требования во внутренние смыслы личности, не означает, что оно одинаково по качеству у разных людей. И это понятно. Ведь для того чтобы за время, отведенное подростку для накопления личностно значимого опыта, он стал надежным руководителем своего поведения в целом и правопослушного поведения в частности, ему необходимы знания, умения и навыки, усвоенные в детстве. Естественно, что подросткам, которые были в школе изолированными, в семье запущенными, а в среде неофициального общения неприветствуемыми, становление самосознания дается с большим трудом. Будучи оттеснены от позитивных социальных ролей, они зачастую не умеют общаться не только с окружающими, но и с самими собой, так что когда приходит пора «отдавать себе отчет в своих действиях», они в нравственных оценках остаются сущими детьми даже при демонстративном и вызывающем поведении.

В юридической литературе прежних лет неоднократно ставился вопрос о том, чтобы рассматривать биологический (хронологический, паспортный) возраст подростка лишь как примерный ориентир для суда, позволяющий предположить и допустить вероятность осознанной воли в противоправном поведении, но не как прямое доказательство способности ко вменению[21]21
  Ковалев М. И., Алмазов Б. Н. Оценка психического здоровья человека уголовным законодательством. Свердловск, 1987.


[Закрыть]. Отныне такой подход утвержден в качестве законодательной нормы. Психический возраст доминирует над физическим. Для предания суду подросток должен обладать по меньшей мере самосознанием как таковым, которое кроме того, должно быть развито в такой степени, чтобы обеспечивать следующие способы мышления: абстрактно-правовой, базирующийся на общечеловеческих ценностях; абстрактно-юридический, вбирающий в себя представления о преступной форме общественно опасного поведения; конкретно-юридический, представленный буквой закона с присущей ему диспозиционной нормой[22]22
  Мальцев В. В. Категория «общественно опасное поведение» и ее уголовно-правовое значение // Государство и право. 1995. № 9.


[Закрыть]. Как заметил И. С. Ной, «если потребность в самореализации личности запаздывает, подросток остается умным ребенком с наивной мотивацией серьезных по своим последствиям поступков»[23]23
  Ной И. С. Методологические проблемы советской криминологии. Саратов, 1975.


[Закрыть].

Чтобы установить факт недоразвития самосознания, препятствующий подростку в полной мере представлять себе общественную значимость своего противоправного поведения, необходимо знать отдельные фазы задержки психического развития, известные психологии, педагогике и медицине. Приходится расчленять историю развития несовершеннолетнего на элементы, где отдельные компоненты взросления можно разглядеть, измерить и оценить в качестве более или менее достоверного факта.

Для начала приведем несколько примеров, на наш взгляд, достаточно типично отражающих проблемы, с которыми приходится сталкиваться в практике подросткового правосудия.

Н., 14 лет и 5 месяцев, воспитывался в своеобразной изоляции от сверстников. Его мать, работавшая скотницей на ферме, почти постоянно держала сына при себе, отпуская его только на занятия в школу. Естественно, что его успехи в учебе были очень скромными, а с отроческого возраста он и вовсе перестал учиться, обидевшись на постоянные насмешки, которым подвергался за свою нелюдимость и несообразительность. На предложения отдать ребенка в интернат мать неизменно отвечала отказом, так что развитие мальчика почти полностью зависело от стихии деревенских отношений. К 14 годам подросток не имел ни друзей, ни старших товарищей, ни работы.

Однажды, встретив на лугу соседскую 12-летнюю девочку, ожидавшую возвращения коровы из стада, он стал требовать от нее, чтобы та вступила с ним в половые отношения, и попытался раздеть ее силой, однако не довел домогательства до конца, так как вдали показался взрослый человек. Но своего намерения он не оставил и забрал у ребенка заколку для волос, объяснив, что отдаст ее завтра в то же время, если девочка придет на это же место одна.

В последующем, будучи привлечен к уголовной ответственности за попытку изнасилования, подросток пояснил, что заколка для волос важнее полового сношения (о котором, кстати сказать, у него еще не было личного представления), так как за ее потерю накажут родители. Он говорил об этом вполне убежденно даже после многомесячного заключения в следственном изоляторе, а общая примитивность его интеллекта не оставляла сомнений в том, что именно так он и думал.

Недостаточность умственного развития может стать причиной вовлечения в криминальную ситуацию.

Так, 14-летняя О., дочь врачей, понимающих, что их ребенок отстает в умственном развитии, но не желающих жертвовать своей репутацией, обучалась в общеобразовательной, а не вспомогательной школе. Помимо уроков, где она отбывала положенное время благодаря снисходительности учителей, девочка находилась почти все время дома. Родители, не без оснований опасаясь уличной среды, старались устранить из жизни дочери нежелательные контакты, а когда она достигла физической зрелости, изъяли из обихода сексуально значимую информацию, способную подтолкнуть фантазию ребенка в эротическом направлении.

Однажды, попав в компанию молодежи, О. оказалась втянутой в игру, по ходу которой, как ей объяснили, нужно раздеться и лечь с юношей в кровать. Она сделала то, что от нее требовали, но, почувствовав боль в промежности, по ее словам, «обиделась и убежала».

Иногда суду и следователю приходится считаться с преобладанием у подростка инфантилизма.

Например, подэкспертный Ж., 14 лет и 3 месяцев, обвинялся в краже, стиль которой не вызывал особых сомнений в рациональных способностях подростка. Однако впечатлительность, легкомысленность, внушаемость, преобладание игровых интересов обратили на себя внимание следователя.

Выяснилось, что у ребенка долго отсутствовала речь и лишь к 4–5 годам он заговорил завершенными фразами. В дальнейшем умственное развитие позволило ему догнать сверстников, но на уроках он быстро уставал, ему не нравилось учиться, а за постоянную готовность шалить ему отвели роль шута. По стечению обстоятельств ни родители, ни учителя не откликнулись на стремление ребенка получить эмоциональное покровительство у взрослого человека и остались по отношению к нему в рамках требований формальной дисциплины. Постепенно за ним закрепилась репутация дерзкого ослушника, но она явно не соответствовала внутреннему миру мальчика. Уличные друзья были о Ж. совсем другого мнения. В их среде он считался глупым, наивным, несамостоятельным, и этими чертами пользовались многие ребята. Они вовлекали Ж. в разные шалости, подбивали на совершение мелких краж, делали его объектом жестоких забав.

При его психологическом исследовании установлены примитивность ассоциаций, образность мышления, наивность суждений, конкретность представлений, сочетающиеся с эмоциональной неустойчивостью, внушаемостью, склонностью к фантазированию.

Таким образом, специфика воспитания, состояние ума и общая психическая незрелость в приведенных случаях дополняют друг друга в разных пропорциях, но в комплексе не оставляют сомнения относительно задержки развития личности в целом. Все три подростка из приведенных примеров явно дезадаптированы в социальной среде из-за того, что присущие им психические недостатки не обратили на себя внимание хорошего педагога, способного понять детские проблемы и помочь их преодолеть.

Вместе с тем подобные выводы можно сделать лишь после тщательного исследования случая в целом, а на первых этапах, когда необходимость составить впечатление о соответствии психического развития паспортному возрасту только наметилась, сведения бывают разрозненными и лаконичными.

Чаще всего объем полученной информации не устраивает суд, так как ее предоставляют специалисты, решающие частные задачи ведомственного характера. Нередко характеризующие материалы ограничиваются указанием на вероятные причинные факторы (дефекты семейного воспитания, перенесенные болезни) без анализа признаков отставания или диагноз, полученный ребенком при очередном психологическом обследовании, лишен мотивировочной части и рассчитан исключительно на доверие к специалисту. Цепочка причинно-следственных связей редко протягивается по всей длине ассоциаций от посылок к умозаключениям, так что при подготовке судебного решения приходится восстанавливать многие упущения или незамеченные детали. Это делает экспертизу психической зрелости специфичной и своеобразной частью процедуры отправления правосудия. При решении вопроса о соответствии психического развития паспортному возрасту чаще всего приходится опираться на житейский опыт несовершеннолетнего и оценивать его реальную самостоятельность, признанную окружающими (родителями, педагогами, сверстниками, партнерами по совместной деятельности и др.). Достаточно вспомнить образы уличных мальчишек (Гавроша В. Гюго или Гекльберри Финна М. Твена), пронизанные доверием к их способности правильно выбрать линию поведения, чтобы убедиться, что «по жизни» взрослость дается порою много раньше совершеннолетия, однако «по закону» такое доверие чревато весьма серьезными ошибками. Ранний жизненный опыт отличается крайней неравномерностью по фронту созревания. Полученный в довольно специфических условиях, он совмещает в себе проницательность и зрелость суждений с вопиющей безграмотностью и крайней наивностью, так что соединить эти полюса в обобщающем выводе бывает далеко не просто. Поневоле приходится расчленять единую картину на составляющие ее элементы, где отдельные компоненты взросления можно разглядеть, измерить и оценить в качестве более или менее достоверных фактов.

Объективнее других выглядят биологические показатели возраста. До начала полового созревания они представлены главным образом физиологическими данными: вес, рост, объем грудной клетки. Кроме того, в критерии развития входят некоторые функциональные показатели, такие как ловкость, навыки пользования спортивными снарядами, инструментами и предметами вообще. Предполагается, что человек определенного возраста должен иметь развитое тело и уметь им владеть. В возрастной физиологии существуют нормативные комбинации показателей, выведенные на основе научных исследований. Менее заметны иные признаки, вроде смены зубов, их формулы, окостенения хрящей, возрастной перестройки органов и тканей.

С началом полового созревания на первый план выходят вторичные половые признаки: оволосение, изменение пропорций тела, начало деятельности семенных желез. Их появление совпадает по времени с началом подростковых личностных реакций, так что гипогинетализм дает основания предположить и соответствующую слабость побуждений и стремлений, свойственных переходному возрасту.

Интеллектуальный рост, связанный с повышением эрудиции, совершенствованием рассудка и разумной регуляцией поведения, также имеет более или менее ясно очерченные стадии. Они заданы условиями обучения, отражены в школьных программах, входят в нормативы экзаменационных испытаний и психологических исследований. Их содержание известно весьма широко.

Овладевая грамотой, ученик постепенно, шаг за шагом, переходит от впечатлений, получаемых им при соприкосновении с внешней средой, к образам, созданным культурой. Под влиянием учителей он овладевает навыком ассоциировать их в соответствии с законами, открытыми наукой. По мере повышения образования способность применить полученные знания на практике делает человека воистину разумным, оправдывая то название, которое он дал сам себе в классификации видов. «Скажи, что это такое, для чего используется, как работает, по каким законам действует», – так (или примерно так) зондируем мы обычно умственное развитие человека.

В психологии каждому возрасту определены достаточно четкие границы умственного развития, свидетельствующие о способности человека к отвлечению и преобразованию. Особенно тщательно разработаны показатели для первых десяти лет жизни, однако и в дальнейшем можно составить достаточно ясное представление об уровне умственного развития индивида. Так, в отроческом возрасте ребенок должен улавливать скрытый смысл иносказаний, соотносить свои поступки с общими правилами, уметь объяснить свои манипуляции с предметами при помощи простых законов математики и физики, а явлениям, которые он наблюдает в природе, дать соответствующее толкование. Логика построения мысли опирается на способность пользоваться широким диапазоном ассоциаций.

В этом возрасте общие закономерности отрыва абстракта от образа уже освоены и у человека появляется возможность отдавать предпочтение тем интересам, которые стоят ближе к его индивидуальным способностям. Дети выбирают сферы применения интеллекта (познавательную, предметную, эстетическую, социальную), как им нравится. Сквозь общие требования учебных программ проступает индивидуальная одаренность. Ученики начинают развиваться однобоко в соответствии со своими склонностями. Они вступают в зону риска оказаться в числе плохо успевающих и неприветствуемых просто в силу концентрации внимания на предметах, не охваченных школьной программой. Из них могут формироваться так называемые умные двоечники и их антиподы – глупые отличники.

Полагаться на школьные характеристики в процессе отправления правосудия становится все более рискованно, и суду приходится делать акцент не столько на получаемых оценках, сколько на способности несовершеннолетнего применять с пользой и адекватно обстоятельствам даже скудные знания, а не просто хранить их обширный запас.

В подростковом возрасте, когда потребность самоутверждения личности и ее социальной атрибуции ставит перед мышлением новые задачи, на первый план выдвигается способность соотносить свои взгляды и побуждения не только с конкретными нормами и правилами, но и лежащими в основе этих норм принципами и понятиями. Иначе говоря, понимать, например, не саму наказуемость поступка (это было известно несовершеннолетнему много раньше), но и роль правоприменения, функции правоохранительных органов, неприкосновенность личности другого человека, противоправность ущемления его интересов и т. п. Другими словами, целерациональные ориентиры мышления должны замениться ценностно-рациональными.

В повседневной житейской практике независимость и зрелость подросткового мышления определяется по его способности учитывать интересы окружающих и реально взвешивать собственные возможности и силы. По мере удаления от детства такие качества, получившие название критики самого себя, крепнут и становятся надежнее; к совершеннолетию на них можно положиться полностью. Вернее сказать, дулжно полагаться полностью, так как редко кому удается освободиться от самообольщения и эгоизма не только к восемнадцати годам, но и много позже.

Современная психология располагает способами диагностики уровня развития мышления соответственно возрастным стандартам европейской цивилизации. Типичным примером такого рода исследований является широко и повсеместно распространенный тест Векслера. Он содержит восемнадцать видов заданий, по каждому из которых, решая разное число конкретных задач, человек использует определенный тип мыслительных операций. Суммируя полученные данные, можно сделать вывод о том, с каким возрастом соотносится умственное совершенство исследуемого.

Казалось бы, дальнейшее использование полученных данных в интересах, например, правосудия или профессиональной ориентации, не должно вызывать никаких проблем. Однако сомнительная привлекательность простых решений редко оправдывает себя на деле. Так и в использовании тестов для определения интеллектуального развития прямой путь оказался ошибочным. Человечество быстро отказалось от соблазна сортировать людей по данным, полученным с помощью тестов, ибо в современных условиях глупого взрослого человека равнять с младенцем (как в XIX в.) все-таки нельзя.

Вторая половина ХХ в. привнесла в возрастную психологию еще один квалифицирующий признак, обозначенный как фактор мотивообразующих социальных потребностей. Его появление в науке об онтогенезе личности связано с именем А. Маслоу, который выделил так называемые потребности развития. Из представления о них сформировалось учение об этапах социализации личности.

Младенчество окрашено эмпатийными чувствами; в дошкольном периоде преобладают аффилиативные стремления; переживания младшего школьника окрашены страхом когнитивного диссонанса; подростковый возраст наполнен психологическими реакциями, связанными с потребностью атрибуции личности[24]24
  Значение указанных терминов мы объясняем в вольной трактовке исходя из задач нашего изложения.
  Эмпатия – потребность в защите в незнакомых обстоятельствах, связанная с ощущением присутствия защитника.
  Аффилиация – желание избежать эмоциональной изоляции в конкретном окружении.
  Страх когнитивного диссонанса – боязнь неудачи при необходимости подтверждать индивидуальную социальную позицию.
  Атрибуция личности – потребность в социальном опыте для усвоения личностных смыслов поведения.


[Закрыть].

Гармоничное воспитание требует удовлетворения естественных побуждающих сил, их разумного направления на досягаемые цели, в движении к которым ребенок приобщается к культуре, развивает интеллект и накапливает жизненный опыт.

Воспитатель младенца, опираясь на его эмпатийное стремление к психологической защите со стороны взрослого, обеспечивает эмоциональное подкрепление – игровую практику, обучая обращению с игрушками, предметами быта и общению с окружающими. Аффилиативный мотив, удовлетворение которого требует участия в коллективной жизни, позволяет успешно овладевать навыками самообслуживания, элементарного труда, а также усвоить нравственные начала межличностного взаимодействия – умение учитывать интересы окружающих. Потребность осознать свою роль в обществе, открываемая когнитивными возможностями психики, обусловливает потрясающее прилежание младшеклассников, занимающихся скучнейшим, по сути, делом на своих уроках. Стремление самоутвердиться в коллективе будит у отроков героические мечтания и самоотверженность в работе над собой, которые, будучи правильно ориентированы, способны решать серьезнейшие задачи самовоспитания. И, наконец, подростковый взгляд на собственное Я как на объективную реальность открывает воистину безграничные перспективы личностного роста.

Если учебно-воспитательная тактика соответствует естественным темпам взросления, дети учатся с интересом и приобщение к культуре происходит как бы само собой. Каждый возрастной период заканчивается в отведенные природой сроки, а появление новых, еще незнакомых мотивообразующих потребностей не вызывает у несовершеннолетнего ни страха, ни растерянности.

Однако если темпы индивидуального развития ребенка не совпадают с общепринятыми в силу склада личности или дефектов воспитания, он попадает в очень своеобразную ситуацию. Он не успевает, образно говоря, «изжить» потребности предыдущего возраста, овладеть навыками их удовлетворения и бывает вынужден жить и учиться среди сверстников, которые начали воспринимать мир уже иначе, чем он. Это делает ребенка чужим в своей среде, вызывает постоянное психическое напряжение и желание уклониться от обязанностей, смысл которых еще не дошел до его сознания. Чувствуя себя посторонним и брошенным, несовершеннолетний нередко старается спрятаться от натиска педагогов и воспитателей в мире своих фантазий или в кругу таких же аутсайдеров адаптации.

Ко времени, когда биологический возраст достигает отметки, с которой начинается ответственность, подросток может еще не выйти из плена детских мотивообразующих потребностей не оттого, что не способен осознать предъявляемые к нему требования, а потому, что не хочет этого делать. Он остается инфантильным по содержанию своих чувств и стремлений.

Таким образом, при оценке уровня психического развития нужно сопоставлять по меньшей мере три группы признаков: а) физическое созревание, свидетельствующее о гармоничности внутренней жизни и соблюдении биологических ритмов взросления; б) интеллектуальное развитие, позволяющее судить о наличии знаний, необходимых для того, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях (сознании); в) мотивационное взросление, указывающее на способность соотносить свои побуждения с истинным смыслом социальных отношений (свободу воли).