Текст книги "100 великих историков"

Александр Петрович (Пейсахович) Каждан
(1922–1997)

Александр Петрович (Пейсахович) Каждан, советский и американский историк-византинист, один из крупнейших специалистов XX века по Византии и Великой Армении, родился 3 сентября 1922 года в Москве в еврейской купеческой семье. Его отец Пейсах Эфрон (Пётр Израилевич Каждан) в советское время стал одним из ведущих специалистов по технологии изготовления смазочных масел. В 1939 году Каждан поступил на исторический факультет МГУ, но окончил экстерном в эвакуации в Уфе в 1942 году заочное отделение Башкирского педагогического института. Там он работал в Институте авиационных топлив и масел, сотрудником которого был его отец. С 1943 года он обучался в аспирантуре сначала исторического факультета МГУ, а затем Института истории АН СССР.

В 1946 году Каждан защитил кандидатскую диссертацию «Аграрные отношения в Византии в XIII–XIV вв.» (1952). Из-за начавшейся кампании борьбы с «безродными космополитами» путь в Институт истории и московские вузы оказался для него закрыт. Каждан вынужден был преподавать в педагогических институтах в Иванове в 1947–1949 годах, Туле в 1949–1952 годах и в Великих Луках в 1953–1955 годах. Об этом времени историк вспоминал: «Помню, в глухие сталинские времена, когда я преподавал в Тульском педагогическом институте, мой друг, которому я излагал свои взгляды на византийскую централизованную экономику, воскликнул: «Да ведь это же все как у нас!» Он не был историком, и ему можно простить поспешное заключение. Много позднее, когда хрущевская «оттепель» приоткрыла щель к свободомыслию и судьба перенесла меня в Москву, моя начальница настаивала на том, чтобы я выбросил из своей книжки характеристику императора Юстиниана I, данную ему современником, писателем Прокопием Кесарийским, ибо, говорила она, всем ясно, что я пишу не об Юстиниане, а о Сталине. Прокопий, разумеется, писал не о Сталине, но, как для тоталитарной империи, он пользовался известным стереотипом деспотического государя, который – в известных пределах – мог быть приложим к любому деспоту». С 1956 года он работал в секторе византиноведения Института истории АН СССР (с 1968 года – Институт всеобщей истории). В 1961 году Каждан защитил как докторскую диссертацию монографию «Деревня и город в Византии IX–X вв.: Очерки по истории византийского феодализма» (1960).

А.П. Каждан

В 1975 году сын Каждана, известный математик Давид (Дмитрий) Каждан, получил приглашение занять кафедру профессора в Гарвардском университете. После этого жизнь его отца в СССР усложнилась. В частности, возникли трудности с поездками за границу для участия в международных конференциях. В октябре 1978 года он прибыл в Вену с израильской визой. В 1979 году, после пребывания в Париже и Бирмингеме, Каждан поселился в США, где работал старшим научным сотрудником Центра изучения Византии в Думбартон-Оксе и читал курс лекций в Принстонском университете. В СССР книги Каждана были изъяты из библиотек, и его было запрещено цитировать. Каждан умер 29 мая 1997 года в Думбартон-Оксе, Вашингтон.

Каждан считал, что объективность историка не может быть абсолютно независимой как от собственных предубеждений, так и от интересов представляемой им общественной группы. Он подробно исследовал крестьянскую общину и феодальное поместье Византии, взаимоотношения феодалов с крестьянами, категории крестьянства и расслоение внутри его, феодальную ренту, а также народные движения в XIV веке. В 1954 году на основе археологических и нумизматических свидетельств он пришел к выводу, что VII век представлял собой серьезный разрыв в городском обществе Византии, за которым последовал упадок византийских городов. Это соответствовало аналогичному выводу А. Пиррена применительно к городам Западной Европы и, как и в случае с Западом, объяснялось арабским завоеванием Северной Африки, Палестины и Сирии, что перекрыло торговые пути Византии на Восток. Каждан считал, что в византийском обществе царил индивидуализм, но не было свободы. Человек в Византии не был защищен от государства родовыми, феодальными и цеховыми структурами, и его жизнь была менее стабильной, чем в Западной Европе. Византийский идеал вечности и незыблемости, как считал Каждан, лишь прикрывал реальную нестабильность византийского общества. Этим же он объяснял, что в нестабильном византийском мире появились изобразительное искусство и литература, ориентированные на вечные ценности.

Каждан исследовал специфику византийской общины и роль государства в становлении феодализма в Византии. Он особо отметил ремесленный подъем, начавшийся в Константинополе в IX веке и распространившийся на провинцию в X веке. В XI–XII веках ремесленное производство в провинциальных городах пережило бурный расцвет. Исследователь объяснил все это благоприятным географическим положением Константинополя, где также сохранялись античные традиции. В Византии сложилась централизованная система эксплуатации крестьянства, благодаря которой в столице скопились значительные денежные средства и развивались ремесла. Но, по мнению Каждана, развитие мореплавания и становление итальянских городов-республик в XI в. оттеснили византийских купцов с передовых торговых позиций, что вызвало упадок ремесла в Византии. Историк считал, что византийский император из главы столичной бюрократии постепенно превратился в феодального сюзерена. Но одновременно возрастала политическая власть духовных и светских феодалов и возникли тенденции к политическому разобщению империи.

Каждан рассматривал Византию как тоталитарное государство. Он утверждал: «Когда я думаю об истории Византии, о ее значении для человека XX в., я всегда возвращаюсь к одной и той же идее – Византия оставила нам уникальный опыт европейского тоталитаризма. Для меня Византия не столько колыбель Православия или хранительница сокровищ античной Эллады, сколько тысячелетняя лаборатория тоталитарного опыта, без осмысления которого мы, видимо, не в состоянии представить себе наше собственное место в историческом процессе. Погубил ли этот тоталитаризм Византию, или, наоборот, он дал восточной половине Римской империи силы, чтобы выстоять в столкновении с варварской стихией? Была ли Византия отравлена разъедавшим ее ядом «западничества», феодализма, или, напротив, недостаточное развитие западных элементов подорвало ее сопротивляемость азиатскому давлению? Или, может быть, социальная и политическая структура Византийской империи не оказала влияния на ее судьбы, и империя пала благодаря комбинации случайностей – будь то дурные правители или неослабный вражеский натиск на ее восточных и северных границах?»

Каждан является автором книг: «Религия и атеизм в древнем мире» (1957), «От Христа к Константину» (1965), «Византийская культура (X–XII вв.)» (1968), «Книга и писатель в Византии» (1973), «Социальный состав господствующего класса Византии XI–XII вв.» (1974), «Армяне в составе господствующего класса Византийской империи в XI–XII вв.» (1975), «Люди и власть в Византии: Введение в современные византийские исследования» («People and Power in Byzantium. An Introduction to Modern Byzantine Studies (In collaboration with G. Constable)») (1982), «Исследования по византийской литературе XI и XII веков» («Studies on Byzantine Literature of the XIth and XIIth Centuries (In collaboration with Simon Franklin)») (1984), «Изменения в византийской культуре в XI и XII веках» («Change in Byzantine Culture in the XIth and XIIth Centuries (In collaboration with A.W. Epstein)») (1985), «Авторы и тексты в Византии» («Authors and Texts in Byzantium») (1993), «История византийской литературы. 650–850» («A History of Byzantine Literature. 650–850 (In collaboration with L.F. Sherry and Ch. Angelidi)») (1999), «Два дня из жизни Константинополя» (2002), «Никита Хониат и его время» (2005), «История византийской литературы. 850—1000» («A History of Byzantine Literature. 850—1000») (2006) и др. Под редакцией Каждана был издан «Оксфордский словарь Византии» («Oxford Dictionary of Byzantium») (1991) в 3 томах. Там он написал примерно 20 % всех статей.

Эрнст Нольте
(1923–2016)

Эрнст Нольте, германский историк и философ, родился 11 января 1923 года в Виттене, Северный Рейн – Вестфалия, в семье католика, директора народной школы. В 1941 году он был признан негодным к военной службе из-за дефекта руки и смог начать изучение языков (прежде всего немецкого и древнегреческого) в Вестфальском университете имени Вильгельма в Мюнстере и в университете Фридриха Вильгельма в Берлине, а затем изучал философию в университете Фрайбурга. Во Фрайбурге Нольте был учеником Мартина Хайдеггера, который, по его признанию, оказал на него большое влияние.

После завершения университетского образования и получения степени бакалавра в 1945 году Нольте преподавал немецкий и греческий языки в гимназии. В 1952 году он защитил во Фрайбурге докторскую диссертацию по философии об отношении самоотчуждения и диалектики в немецком идеализме и у Маркса. В конце 1959 года он задумал монографию «Фашизм в его эпохе. «Аксьон Франсез» – Итальянский фашизм – Национал-социализм» («Der Faschismus in seiner Epoche. Action française – italienischer Faschismus – Nationalsozialismus) (1963), которую он защитил в 1964 году в Кельнском университете в качестве хабилитированной докторской диссертации и которая принесла ему мировую известность. В 1965 году Нольте стал профессором новой истории Марбургского университета. В 1973 году он перешёл в Свободный университет Берлина, где работал вплоть до выхода на пенсию в 1991 году в Институте Фридриха Майнеке, одновременно являясь профессором новой истории. Он был удостоен премии Ханна Мартина Шлейера (1985), Конрада Аденауэра (2000) и Герхарда Лёвенталя (2011). Нольте умер в Берлине 18 августа 2016 года.

Эрнст Нольте

Нольте занимался прежде всего историей фашизма в Европе, а также в целом историей «эпохи фашизма» (1919–1945). Ученый считал, что фашизм возник как форма сопротивления современности и реакция на нее. Он делал упор на идеологическую эволюцию фашизма. Используя методы феноменологии, Нольте сравнил германский нацизм, итальянский фашизм и французское движение. Он сделал вывод о том, что фашизм был великим антидвижением: он был антилиберальным, антикоммунистическим, антикапиталистическим и антибуржуазным. В духе гегелевской диалектики Нольте утверждал, что «Action Française» было тезисом, итальянский фашизм – антитезисом, а германский национал-социализм – синтезом двух этих ранних фашистских движений. Он считал, что фашизм функционировал в мире политики как форма оппозиции марксизму, на социологическом уровне в оппозиции к буржуазным ценностям и в «метаполитическом» мире как «сопротивление трансцендентности». Нольте определял фашизм как «антимарксизм, который стремится уничтожить врага путем развития радикально противоположной, но родственной идеологии и использования почти идентичных, но обычно модифицированных методов, всегда, однако, в жестких рамках национального самоутверждения и автономии». Нольте писал, что Гитлер был «логически последователен» в стремлении к геноциду евреев, потому что Гитлер ненавидел современность и отождествлял евреев с современностью, т. е. с тем, что он больше всего ненавидел.

Нольте спровоцировал «спор историков» в 1986–1987 годах, когда задал вопрос: «Не осуществили ли национал-социалисты, не осуществил ли Гитлер своё «азиатское» деяние лишь потому, что они и им подобные считали себя потенциальными или подлинными жертвами некоего «азиатского» деяния? Не предшествовал ли Освенциму Архипелаг ГУЛАГ?» Этот тезис он развил в книге «Европейская гражданская война 1917–1945. Национал-социализм и большевизм» («Der europäische Bürgerkrieg 1917–1945. Nationalsozialismus und Bolschewismus») (1987), где изложил доктрину тоталитаризма. Коммунизм и фашизм, по мнению Нольте, равны между собой. Историк видел в коммунистической идее предпосылку фашизма, который защищался от более раннего и более агрессивного большевизма. По мнению Нольте, нацистская Германия была «зеркальным отражением» Советского Союза, и, за исключением «технических деталей» массового отравления газом, все, что нацисты делали в Германии, уже было сделано коммунистами в России. Согласно теории Нольте, Холокост, как убийство на расовой почве, хотя и заслуживает безоговорочного осуждения, имел предтечей коммунистическое убийство на классовой почве и принципиально не отличался, например, от геноцида красных кмеров. Он полагал, что «Освенцим содержался в принципах нацистской расистской теории, как семя в плоде». Как считал ученый, весь ХХ век был эпохой геноцида, тоталитаризма и тирании, а Холокост был лишь одной главой в эпоху насилия, террора и перемещение населения. Тезисы историка вызвали резкие возражения большинства немецких и иностранных историков и публицистов как попытка ревизии национального самосознания немцев и «деморализации прошлого».

Нольте утверждал: «Каждый автор в сфере науки и публицистики желает, чтобы его труд заслужил внимание, а вокруг большой книги развернулась дискуссия; в этом смысле он очень хотел бы стать «спорным автором». Однако в Германии есть другое значение этого понятия: «спорный автор» – это тот, кто выразил взгляды, которые классифицируются признанными стражами «политкорректности» как рискованные или даже опасные. То есть это понятие является своего рода сигналом тревоги: люди предпочитают не иметь с этим автором ничего общего и вообще не читать его книг». Свою методологию Нольте назвал «феноменологической историей», а свою позицию определяет как роль «размышляющего над историей». Германский историк Хорст Мёллер назвал Нольте «единственным философствующим историком среди немецких историков и единственным историком среди немецких философов истории».

Ученый является автором книг: «Кризис либеральной системы и фашистское движение» («Die Krise des liberalen Systems und die faschistischen Bewegungen») (1968), «Германия и холодная война» («Deutschland und der Kalte Krieg») (1974), «Марксизм и промышленная революция» («Marxismus und Industrielle Revolution») (1983), «Ницше и ницшеанство» («Nietzsche und der Nietzscheanismus») (1990), «Историческое мышление в XX веке. От Макса Вебера до Ханса Йонаса» («Geschichtsdenken im 20. Jahrhundert. Von Max Weber bis Hans Jonas») (1991), «Мартин Хайдеггер. Политика и история в жизни и мышлении» («Martin Heidegger. Politik und Geschichte im Leben und Denken») (1992), «Спорные вопросы. Сегодняшние и будущие споры о национал-социализме» («Streitpunkte. Heutige und künftige Kontroversen um den Nationalsozialismus») (1993), «Немцы и их прошлое. Память и забывание от основания империи Бисмарка до сегодняшних дней» («Die Deutschen und ihre Vergangenheiten. Erinnerung und Vergessen von der Reichsgründung Bismarcks bis heute») (1994), «Франсуа Фюре – Эрнст Нольте: «Враждебное соседство». Коммунизм и фашизм в XX веке. Переписка» («François Furet – Ernst Nolte: «Feindliche Nähe». Kommunismus und Faschismus im 20. Jahrhundert. Ein Briefwechsel») (1998), «Историческая экзистенция. Между началом и концом истории?» («Historische Existenz. Zwischen Anfang und Ende der Geschichte?») (1998), «Каузальный нексус. О ревизиях и ревизионизме в исторической науке. Исследования, статьи и доклады 1990–2000» («Der kausale Nexus. Über Revisionen und Revisionismen in der Geschichtswissenschaft. Studien, Artikel und Vorträge 1990–2000») (2002), «Веймарская республика. Демократия между Лениным и Гитлером» («Die Weimarer Republik. Demokratie zwischen Lenin und Hitler») (2006) и др.

Арон Яковлевич Гуревич
(1924–2006)

Арон Яковлевич Гуревич, советский и российский историк-медиевист, один из наиболее известных историков своего времени за пределами СССР, родился 12 июня 1924 года в Москве в еврейской семье служащих. Будучи признанным негодным к строевой военной службе, он был мобилизован на военный завод, где работал до 1944 года. Одновременно Гуревич учился на заочном отделении исторического факультета МГУ, а на 3‐м курсе в 1944 году перевелся на очное отделение. Он выпускник кафедры истории Средних веков (1946), в 1950 году он окончил аспирантуру Института истории АН СССР. В том же году Гуревич защитил кандидатскую диссертацию «Крестьянство Юго-Западной Англии в донормандский период». В 1950–1966 годах он преподавал на истфаке в Калининском педагогическом институте, пройдя путь от ассистента до профессора (1963). В 1962 году Гуревич защитил докторскую диссертацию «Очерки социальной истории Норвегии в IX–XII вв.». В 1966–1969 годах он был старшим научным сотрудник сектора истории культуры Института философии АН СССР и был уволен оттуда после публикации ряда работ, в которых начальство усмотрело критику марксизма. С 1969 года Гуревич работал в Институте всеобщей истории АН СССР старшим, а позднее ведущим научным сотрудником. В 1987 году он возглавил центр исторической и культурной антропологии ИВИ РАН, а с 1989 года являлся главным редактором издаваемого центром ежегодника «Одиссей. Человек в истории». С 1989 года Гуревич также был профессором кафедры истории и теории мировой культуры философского факультета МГУ. В 1992 году он стал главным научным сотрудником Института высших гуманитарных исследований имени Е.М. Мелетинского РГГУ и одновременно – заведующим отделом культуры и науки средневековой и современной Европы Института мировой культуры МГУ. Последние тринадцать лет жизни Гуревич был слеп, но продолжал работать. Коллеги и ученики читали ему, а он думал и диктовал. Историк читал лекции в университетах Италии, США, Германии, Дании (1989–1991), Норвегии, Швеции, Англии, Франции (1991–1992). Он был почётным доктором Лундского и Познанского университетов, действительным членом Академии гуманитарных исследований (1995), членом-корреспондентом Американской академии медиевистики (1989), иностранным членом Renaissance Academy of America, Société Jean Bodin (Бельгия), Королевского Норвежского общества ученых, Королевского общества историков Великобритании, Королевской академии наук Нидерландов (1998). Гуревич был удостоен Государственной премии РФ (1993), Международной премии Нонино (1988) и премии имени Н.И. Кареева РАН (1997). Ученый умер 5 августа 2006 года в Москве.

А.Я. Гуревич

Методологически Гуревич опирался в значительной мере на достижения французской исторической школы «Анналов», родство с которой не скрывал и с многими представителями которых смог познакомиться в эпоху перестройки. Он подчеркивал, что «изучение общества коренным образом отличается от изучения природы в том отношении, что первое состоит из мыслящих, чувствующих существ, которые не подчинены пассивно неким «законам истории», но активно ее переживают и творят ее. Последний термин нуждается в пояснении. Я имею в виду не банальную и лишенную содержания фразу «народ – творец истории», а тот очевидный факт, что люди заняты деятельностью, которая и есть история, и неотъемлемым условием и компонентом этой деятельности являются мысли и чувства людей, и все, что историк хочет выведать об их жизни, в этом смысле есть продукт их духовной деятельности. А отсюда следует, что история общества не может быть историей «объектов» или историей абстрактных категорий – она должна быть историей живых людей – не в смысле красочности и живости изложения (это другая сторона дела), а в понимании и интерпретации материала. Для реализации этой задачи необходима выработка особой методики, нового угла зрения, под которым рассматривается жизнь человеческая. Все срезы истории – политику, экономику, право, быт, искусство, философию, поэзию и т. д. – нужно научиться понимать таким образом, чтобы они были способами проникновения в жизнедеятельность людей изучаемой эпохи. Имеется в виду не дешевая «психологизация» истории (ее беллетризация), а раскрытие во всех отраслях человеческой деятельности существенных черт структуры личности, способов ее мировосприятия, мироощущения, самосознания и поведения». В феодализме Гуревич, по собственному признанию, был «склонен усматривать преимущественно, если не исключительно, западноевропейский феномен. На мой взгляд, он сложился в результате уникальной констелляции тенденций развития. Феодальный строй, как бы его ни истолковывать, представляет собой не какую-то фазу всемирно-исторического процесса – он возник в силу сочетания специфических условий, порожденных столкновением варварского мира с миром позднеантичного Средиземноморья. Этот конфликт, давший импульс синтезу германского и романского начал, в конечном итоге породил условия для выхода западноевропейской цивилизации на исходе Средневековья за пределы традиционного общественного уклада, за те пределы, в которых оставались все другие цивилизации». Он пришел к выводу, что необходимо учитывать присутствующую в сознании людей картину мира, которая детерминирует их социальное поведение. Он старался анализировать «образ чувств и мыслей».

Гуревич явился одним из создателей историко-антропологического направления в российской науке. Его работы, посвященные генезису феодализма, ставили под сомнение некоторые положения теорий Маркса и Энгельса. В частности, историк опровергал марксистский тезис о том, что феодализм складывался в результате закабаления свободных крестьян магнатами, которые еще до закабаления присваивали себе крестьянскую землю. По мнению Гуревича, в условиях слабости верховной власти свободные земледельцы в поисках защиты вместе со своей землей добровольно принимали патронат магнатов, меняли свободу на безопасность. Ф. Энгельс полагал, что в варварскую эпоху существовал «первобытный коммунизм», выражавшийся в коллективной собственности на землю. Гуревич же доказывал, что древние германцы были крестьянами, веками жившими на одном месте, без какой-либо коллективной собственности на землю, ведя семейное хуторское хозяйство. Историк утверждал: «Разумеется, история относится к наукам нравственным, и элиминировать полностью собственную оценку предмета своих изысканий историкам не дано. Но они способны в какой-то мере контролировать свою научную позицию. Альтернативой субъективистской операции «вживания» в другую человеческую культуру, «приобщения» к мысли людей, живших в прошлом, является позиция «вненаходимости» исследователя, понимание им того, что он изучает эту другую культуру, находясь вне ее. Он отделен от предмета своих наблюдений как временем, так и по существу, он принадлежит к другому ментальному универсуму, с иным историческим опытом, с собственной перспективой. Позиция «вненаходимости» имеет предпосылкой понимание того, что исследователь вступает в интеллектуальное общение с людьми, мысли, чувства и картина мира которых – загадка для него; задача историка – по возможности эту загадку разгадывать. Не произвольное чтение чужих взглядов, но трудоемкая дешифровка дошедших до нас посланий, требующее огромных усилий прочтение иероглифов другой, во многом уже чуждой нам культуры – подобная установка в известной мере могла бы предотвратить поспешные обобщения, тенденциозность и одностороннюю предвзятость суждений».

Гуревич является автором книг: «Походы викингов» (1966), «Свободное крестьянство феодальной Норвегии» (1967), «Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе» (1970), «История и сага. О произведении Снорри Стурлусона «Хеймскрингла» (1972), «Категории средневековой культуры» (1972, 1984), «Норвежское общество в раннее Средневековье: Проблемы социального строя и культуры» (1977), «Эдда» и сага» (1979), «Проблемы средневековой народной культуры» (1981), «Культура и общество средневековой Европы глазами современников. Exempla, XIII в.» (1989), «Средневековый мир: Культура безмолвствующего большинства» (1990), «Исторический синтез и Школа «Анналов» (1993), «История Средних веков. Учебник для средней школы» (совместно с Д.Э. Харитоновичем) (1994), «История историка» (2004), «Индивид и социум на средневековом Западе» (2005), «История – нескончаемый спор: Медиевистика и скандинавистика: статьи разных лет» (2005) и др.