Текст книги "Лето Гелликонии"

Пока шел торг из-за кайдавов, СарториИрвраш сидел на сундуке, усиленно утирал лоб и кашлял. Надышавшись пеплом горы Растиджойник, он заработал лихорадку и боль в горле, от которых вот уже несколько дней не мог избавиться. Утирая рукой рот, он смотрел на надменные морды кайдавов – легендарных скакунов воинственных фагоров времен Великой Зимы, несших в те холодные годы разрушение и погибель на головы обитателей Олдорандо и других городов Кампаннлата.

Во время Великого Лета животные запасали воду в единственном горбу, венчавшем их спину, что помогало им выдерживать длительные переходы через пустыню. Сейчас грозные корабли пустыни выглядели весьма покорными, но память об их славном прошлом приводила бывшего советника в восторг.

– Хочу купить меч, – сообщил он РобайдайАнганолу. – В молодости я был неплохим фехтовальщиком.

Прежде чем ответить, Роба похлопал по колесу стоящей рядом повозки.

– Расставшись с Орлом, вы сбросили с плеч изрядное количество лет. Хотите иметь возможность защититься в случае опасности – ваше право. По-моему, это хорошо. В здешних холмах обитает злобный Унндрейд – наши пастухи спят с его бесчисленными дочерями каждую ночь. Убийство здесь не в диковинку, как и скорпионы.

– Местные жители показались мне дружелюбными.

Присев на корточки перед СарториИрврашем, Роба хитро ему улыбнулся.

– А вы не задавались вопросом, почему? Почему все без исключения туземцы кажутся дружелюбными? Почему Унндрейд до зубов вооружен сиборнальскими бах-бах? И почему столь значительный человек, как Ио Пашаратид, покинул дворец в такой спешке?

Поднявшись и взяв СарториИрвраша за руку, принц отвел его за повозку, чтобы укрыться от любопытных взглядов там, где свидетелями их разговора могли быть только равнодушные глаза кайдавов.

– Никто не в силах купить любовь или дружбу, даже мой отец. Однако сиборнальцам это удалось. По-своему. Щедро одарив вождей всех встречных племен ружьями, они обеспечили себе свободный проход от побережья в Борлиен и не скрывают этого. В делах политических сиборнальцам нет равных – таково мое мнение. Даже возлюбленный Акханабой король ЯндолАнганол, сын ВарпалАнганола, отец сожителя мади, – хотя и не столь безумный, как его сын, – даже хозяин Матрассила не может противопоставить ружьям ничего из своего арсенала. В битве при Косгатте ружья доказали свое превосходство над луками, мечами и арбалетами. Вы видели рану на его бедре?

– Я лично ухаживал за твоим отцом. Я видел рану и знаю, как тяжело она заживала.

– Но теперь он двигается весьма бодро и совсем не хромает. Ему всегда везло, он и тут вышел сухим из воды. Я называю эту его рану «сиборнальский привет».

Понизив голос, СарториИрвраш проговорил:

– Ты знаешь, Роба, на твоем месте я бы особенно не доверял сибам. Когда при дворе по приказу короля устроили показательные стрельбы из ружей, я настаивал на том, чтобы ни один сиб не присутствовал на этом представлении. Но к моим словам в который не прислушались. Не прошло и дня после этих стрельб, как Ио Пашаратид исчез из столицы.

Подняв указательный палец, Роба наставительно поводил им из стороны в сторону.

– Он исчез потому, что его аферы раскрылись, – его жена, наша благородная спутница, и все служители их посольского корпуса узнали о его блуде и проделках. В махинации посла была вовлечена одна матрассильская девица, так сказать, посредница… чьими услугами неоднократно пользовался и я… от нее-то я и узнал подробности авантюр северянина Ио.

Принц рассмеялся.

– Фитильные ружья, оказавшиеся в распоряжении Тайнца Индредда и с таким высокомерием продемонстрированные моему орлоподобному отцу, – ружья, которые мой орлоподобный отец столь малодушно принял от него в дар, ибо он готов принять даже царапину ногтем от чумного попрошайки, если тот станет умолять его об этом – так вот эти ружья продал Тайнцу по дешевке Пашаратид. Почему по дешевке? Потому что ружья принадлежали не ему и он не смел извлечь из них большую прибыль. Ружья являлись собственностью правительства Сиборнала, вознамерившегося с их помощью купить дружбу тех дикарей, на которых мы за эту неделю достаточно насмотрелись, и, конечно, таких грозных гордецов, как Дарвлиш Череп, оправдавших свою дружбу тысячу и тысячу раз.

– Не ожидал подобного даже от сиба – для них это нетипично. В особенности для того, кто занимает высокий пост.

– Пост-то высокий, нрав низменный. Во всем, как всегда, виновата женщина, молодая. Вы никогда не обращали внимания на то, как он смотрел на мою мать – вернее сказать, на ту, которую я называл своей матерью, пока она не уехала, забыв обо мне и не попрощавшись?

– Пашаратид жестоко рисковал – твой отец покарал бы его смертью, если бы его преступление раскрылось. Теперь-то, насколько я понимаю, он уже счастливо живет-поживает в Сиборнале.

РобайдайАнганол красноречиво пожал плечами.

– Ничего, ему недолго осталось жить спокойно – мы идем по его следу. Госпожа Денью жаждет его крови. Она желает понять его тягу к другим женщинам, понять, что же подвигло его предать их скрепленный Богом союз. Например, вы стали бы сожительствовать с ружьем?.. В очень скором времени вам выпадет случай развлечься – услышите, какую историю состряпает Пашаратид, чтобы оправдать свой разврат. По прибытии на родину Денью намерена учинить расправу над муженьком. Ах, Рашвен, что за семейная драма, что за страсти! Старого Ио засадят в Великое Колесо Харнабхара, помяните мое слово. Раньше это было место культового поклонения, но сейчас там тюрьма. Хотя, что и говорить, монахи – те же заключенные… Но какая драма вас ожидает! Знаете старую поговорку: «В рукавах сиборнальца всегда скрываются не только руки». Как бы мне хотелось отправиться в плавание вместе с вами, просто чтобы посмотреть, чем все кончится.

– Как же так, голубчик, – ты не плывешь со мной?

– Нет, в чужестранных землях за морем мне жизни нет. Я ведь Анганол, как-никак. Здесь мы с вами распрощаемся – прошу, не нужно уговоров. Пожалуйста, продолжайте свое путешествие на север с госпожой. А я доставлю вашу повозку обратно. Мне еще надо присмотреть за моими… бывшими родителями…

Лицо СарториИрвраша отразило волнение.

– Нет, Роба, не бросай меня среди этих злодеев. Возможно, мой смертный час не так уж далек, но все-таки не настолько.

С улыбкой замахав руками так, словно уже собирался убегать, принц ответил:

– Умирая, человек перестает быть человеком, и только. Например, я решил стать мади, что, если судить по ранее сказанному, равносильно смерти. Просто еще один способ бегства от самого себя, очередной побег из тесного круга обстоятельств. Для себя я выбрал Ахд.

Стремительно подавшись вперед, принц чмокнул старого СарториИрвраша в лысину.

– Удачи вам в новой карьере, милый добрый Рашвен. Все равно рано или поздно и из меня, и из вас вырастет трава!

Вскочив на козлы повозки бывшего советника, принц стегнул вожжами хоксни и через мгновение уже мчался прочь. Дикари-пустынники бежали следом за нежданным всадником, посылая ему в спину проклятия именем всех священных рек. Вскоре повозка скрылась в клубах пыли.

Пустыня Мадура: отсюда Матрассил казался далеким призрачным вымыслом. В ночном небе звезды опустились к земле, а серпик кометы Ярап-Ромбри горел, словно далекий маяк на пути странников.

В час, когда все костры потухли, а его спутники уже спали, бывший советник борлиенского двора СарториИрвраш стоял на краю лагеря без сна и дрожал, отчасти от холода, отчасти от лихорадки, которая никак не отпускала его. Его мысли в который раз уже устремлялись к таинственному пришельцу БиллишОвпину. Здесь, на лоне дикой природы, среди невиданных во дворце просторов и свободы, история о пришествии из другого мира казалась куда более правдоподобной, чем в столичных хоромах.

Решив пройтись к стреноженным кайдавам, он неожиданно столкнулся с Указателем Тропы. Тот молчаливо стоял в темноте и курил. Между мужчинами завязался тихий разговор. Время от времени кайдавы сдавленно фыркали, возмущенные тем, что и ночью им не дают спокойно спать.

– Сейчас эти животные кажутся очень спокойными, – говорил СарториИрвраш, – но в древних летописях о них отзываются как о совершенно неукротимых. Только фагоры умели укрощать кайдавов, и только фагоры ездили на них. Но за всю свою жизнь я никогда не видел ни одного фагора верхом на кайдаве, как не видел около фагоров ни одной птицы-коровы. Возможно, летописи здесь что-то приукрашают. Я полжизни потратил на то, чтобы разобрать, где в древних манускриптах правда, а где обычный вымысел.

– Возможно, правда и вымысел идут рука об руку, – мудро заметил Указатель. – Лично я не прочитал за свою жизнь ни строчки, но все же смог составить какое-то мнение. Когда кайдавы приносят потомство, их приходится успокаивать – мы пускаем им вероник в ноздри, совсем немного, две-три затяжки, и этого хватает. Вероник их успокаивает.

Знаете что, уж если вы не можете, как и я, сомкнуть глаз, давайте-ка я расскажу вам одну интересную легенду.

Указатель глубоко вздохнул, готовясь к долгому повествованию.

– Много лет назад мне пришлось вместе с моим учителем побывать по одному делу на востоке, в землях Унндрейда, в самых дебрях Никтрихка. Тамошний край очень сильно отличается от того, что мы сейчас видим вокруг, там мало воздуха и нечем дышать, но люди живут и там.

– На высокогорье меньше болезней, – авторитетно вставил СарториИрвраш.

– Люди в Никтрихке говорят иначе. Они говорят, что Смерть – баба ленивая и редко дает себе труд забираться на гору. Вот что я вам скажу. Рыба там уж очень вкусна. В горах рыбу можно выловить из реки и провезти сотню и больше миль, и она не протухнет. Здесь же выловишь рыбу на рассвете, а к закату Фреира она уже воняет. А в горах рыбу можно сохранять целый год. Запросто. Я говорю про малый год.

Указатель прислонился к боку одного из терпеливых кайдавов и улыбнулся.

– Когда я привык к жизни там, наверху, мне расхотелось спускаться. Конечно, там холодно, особенно по ночам. Зато не бывает дождей. А кроме того, там, на дальнем высокогорье, есть укромные долины и ущелья, где правят только фаги. Там они не такие тихие и смирные, как здесь, внизу. Поймите, там совсем другой мир. Там фаги ездят на кайдавах, скачут на них как ветер, – видел я там и птиц-коров, они сидят на плече у фагов. Сам я считаю, что в горах фаги дожидаются холодов, того времени, когда можно будет спуститься на равнины и захватить города людей. Может быть, снег снова выпадет не скоро, но фаги умеют ждать. Когда Фреир уйдет, придут они.

С интересом и некоторым недоверием кивая Указателю, СарториИрвраш заметил:

– Но там, в горах, на такой высоте, вряд ли может скрываться много фагоров, как вы полагаете? Чем им там кормиться, кроме этой вашей вечно свежей рыбы? Там же совсем мало пищи.

– Это не так. На своих равнинах фаги выращивают зерно – ячмень, прямо у границ снегов. Все, что для этого нужно, это влага. Каждая капля воды и мочи там драгоценность. Высокогорный воздух идет злакам на пользу – фаги снимают урожай раз в три недели.

– Через полтеннера после посева? Невероятно!

– Однако же это так, – ответил Указатель. – Тамошние фагоры честно делят урожай между всеми членами своего племени и никогда не ссорятся, а кроме того, у них нет в ходу денег. Их белые птицы-коровы не хуже орлов гоняют с полей всех прочих пернатых. Я видел это собственными глазами и на совсем небольшой высоте. Знаете, в один прекрасный день я возьму да и вернусь в горы доживать там свой век.

– Если вы не возражаете, я запишу ваш рассказ, – вежливо проговорил СарториИрвраш.

Скрипя пером по бумаге, он вспоминал короля ЯндолАнганола, который так часто разгуливал ночью по пустынным залам дворца.

На смену Мадуре пришло долгое одиночество Хазиза. Два раза путники пересекали бесконечно длинные полосы зелени, протянувшиеся от края до края бледного горизонта подобно живым изгородям самого Бога. Деревья, кустарники, разнообразие цветов прочерчивали длинную линию на лике степи.

– Это есть/будет укт, – сказала Денью Пашаратид, иногда прибегавшая в разговоре к приблизительному переводу принятой в Сиборнале грамматической формы настоящего-продолженного времени. – Такие полосы пересекают весь континент с востока на запад, отмечая маршруты миграции мади.

Среди зарослей укта они видели других. Мади оказались не единственными обитателями зеленой полосы, бесконечной тропы. Заметив других на деревьях, Указатель Тропы ловко подстрелил одного. Пролетев между ветвями, существо упало к их ногам, трепеща в агонии. Вечером другого освежевали и изжарили на ужин.

В один из дней над степью извивающийся полосой, напоминающей след змеи, пронесся странный, высыхающий прямо на лету, дождь. Фреир стоял в зените, еще выше, чем в Матрассиле, и будь на то воля СарториИрвраша, он путешествовал бы только в сумеречный день, как принято поступать в светских кругах Борлиена, но остальные его спутники, казалось, не обращали внимания на жару.

На ночлег располагались, как правило, под открытым небом, пренебрегая удобством. Привыкнув проводить большую часть ночи без сна, бывший советник вскоре с удивлением обнаружил, что с нетерпением ждет наступления темноты. Сиборнальские поселения попадались все чаще, постепенно караван стал устраиваться на ночевки только в поселках сородичей. Все сиборнальские поселения строились одинаково: внутри круга, образованного большими, «сторожевыми», домами, стоящими почти вплотную друг к другу, располагались небольшие участки земли, между которыми, как спицы колеса, проходили дороги, ведущие к внутренним строениям, «ступице», где жили люди. Амбары, лавочки и конторы жались в кружок к Церкви Грозного Мира, высящейся точно в геометрическом центре поселкового круга.

В этих поселениях за порядком надзирали одетые в серое воины-священники, милиция, они же встречали прибывающий из пустыни отряд, обеспечивали его бесплатной едой и ночлегом, а на следующее утро провожали в путь. Серая милиция, вовсю распевающая хвалебные гимны богу Азоиаксику, носила на одежде знак колеса и имела на вооружении ружья-мушкеты нового образца, с курковым спуском. Никто и никогда здесь не забывал, что находится на территории, с давних пор считающейся традиционно принадлежащей Панновалу.

При въезде в первое же сиборнальское поселение Указатель Тропы и другие проводники покинули караван, да так незаметно, что СарториИрвраш узнал об этом только по чистой случайности, заметив, что туземцы получают свою плату. Коротко распрощавшись с сиборнальцами, туземцы направились обратно на юг.

– Я не успел пожелать им доброго пути, – с сожалением сказал СарториИрвраш. Денью Пашаратид успокоительно подняла руку.

– В этом нет необходимости. Им хорошо заплатили, и они уехали довольные. Больше нам не понадобятся проводники, – дальше впереди дорога безопасная и свободная.

– Мне понравился Указатель, и я просто хотел с ним попрощаться.

– Ни он нам, ни мы ему больше не нужны – он отправился на поиски нового источника пропитания. Дальше можно ехать ничего не опасаясь – от одного поселения к другому. А эти туземцы просто варвары. Вообще-то мы расстаемся с проводниками гораздо раньше – Указатель заехал с нами так далеко только потому, что в этой стороне лежит земляная октава его племени.

Озадаченно подергивая себя за усы, СарториИрвраш проговорил:

– Иногда в старых традициях кроется правда. Очень многие из моих знакомых в столице уделяют большое внимание своей земляной октаве. Люди считают, что если поселиться вблизи октавы своего рождения, то успех и процветание им гарантированы почти наверняка. Иногда в подобных взглядах заключен практический смысл. Земные октавы зачастую пролегают в направлениях геологических напластований и отложений минералов и ископаемых, наличие которых влияет на жизненные силы и здоровье.

Худощавое лицо госпожи Денью осветила легкая улыбка.

– То, что у примитивных людей примитивны и верования, нас никогда не удивляло – это предсказуемо. Примитивная вера – это якорь, удерживающий их у их примитивизма. Там, куда мы направляемся, дела идут все лучше и без всяких октав.

Последняя фраза, очевидно, содержала буквальный перевод на алонецкий одного из множества сиборнальских времен.

Великосветская дама и жена посла, Денью Пашаратид получила отличное образование и обращалась к СарториИрврашу на хорошем натуральном алонецком. В Кампаннлате на натуральном алонецком, в противоположность местечковому алонецкому, говорили только в высшем свете да среди церковного руководства, и преимущественно в пределах Священной Панновальской Империи; постепенно натуральный алонецкий все больше становился прерогативой Церкви. Главным языком северного континента был сибиш, отрывистый быстрый язык с собственным алфавитом. За последние века алонецкий обнаружил лишь небольшие сдвиги в сторону ассимиляции в землях, традиционно говорящих на сибиш; исключение составляли южные побережья, где процветала торговля с Кампаннлатом.

Сибиш характеризовало обилие сложных временных форм и выражений причинно-следственной связи. В языке этом не было также звука ю. Аналог и произносился гораздо более твердо, в то время как ч и ш почти высвистывались. В результате для слуха иноземцев родная речь жителя Аскитоша звучала почти зловеще. Бытовало мнение, что история северных войн во многом коренилась в насмешливом, по мнению кампаннлатцев, звучании слова «Матрассил» в устах надменных сибов. Однако главным виновником привычки даже при разговоре держать губы поджатыми был климат Гелликонии, слепая сила, заставляющая людей большую часть Великого Года держать рот закрытым.

Расставшись с Указателем в самом южном поселении, путники там же обменяли своих кайдавов на хоксни и дальнейший путь продолжили на них.

За двенадцатым поселением местность начала незаметно, но постоянно повышаться. Подъем продолжался на протяжении нескольких миль. Довольно скоро караван вынужден был спешиться и продолжить дальнейшее восхождение рядом со своими хоксни. На гребне утеса стоял ровный ряд раджабаралов, тонких и высоких деревьев с корой светло-зеленой, как сельдерей. Добравшись до рощицы, СарториИрвраш первым делом приложил руку к стволу ближайшего дерева. Кора была мягкой и теплой на ощупь, как бок хоксни. Задрав голову, он долго смотрел на мотающиеся на жарком ветре широкие ветви.

– Не вверх надо смотреть, а вперед! – сказал ему один из спутников.

С гребня холма открывался отличный вид на долину, утопающую в голубоватой тени. Дальний край долины был глубокого, удивительно голубого цвета, переходящего в синий, – то было море.

Лихорадка СарториИрвраша ушла, и он забыл о ней. Воздух был напоен новыми, незнакомыми ароматами.

Когда караван наконец добрался до порта, разволновались все, даже невозмутимые северяне. Порт носил название, типичное для говорящих на сибише, «Рангобандриаскош», играл роль столичного центра для всех близлежащих поселений, через которые путники порой проходили, и повторял их планировку, за одним исключением: он представлял собой не полный круг, а половину круга, с высокой церковью на маковке прибрежной скалы; в башенке на крыше был устроен маяк. Другая половина порта-полукруга лежала где-то за водами Панновальского моря.

У причалов стояли корабли. Все и вся было по-морскому чисто выдраенным и экономным. В отличие от большинства народностей Кампаннлата сиборнальцы были прирожденными мореходами.

Проведя ночь в странноприимном доме при церкви, на восходе Фреира посольская делегация вместе с другими пассажирами поднялась на борт одного из ожидавших у причала кораблей. СарториИрвраш, который прежде ни разу не бывал на судне крупнее ялика, немедленно отправился в отведенную ему каюту, повалился на кровать и заснул. Когда он наконец проснулся, корабль готовился отчалить от берега.

Исполненный любопытства, он бросился к квадратному иллюминатору.

От стоящего низко над водой Беталикса стелилась серебристая дорожка. Соседние корабли выделялись голубыми силуэтами, их детали были неразличимы, а мачты походили на безлистый лес. Совсем рядом с бортом какой-то парень в лодке, с силой налегая на весла, греб по волнам. Лучи Беталикса, падая почти параллельно морю, скрадывали детали, и молодой человек и его лодка сливались перед глазами СарториИрвраша воедино, в маленького черного водяного кентавра, который, как заведенный, откидывался назад, поднимал весла и снова подавался вперед. Медленно, гребок за гребком, лодка продвигалась по водяной шири с мелкой волной. Весла с плеском падали в воду, спина гребца ходила мощным шатуном, и в конце концов советник заметил сквозь слепящий свет (тут же вновь поглотивший картину), как лодка добралась до бетонных столбов мола.

Глядя на молодого гребца, СарториИрвраш вспоминал, как сам, еще мальчиком, возил кататься на озеро двух младших братьев. Он увидел перед собой как наяву их улыбающиеся лица, руки, пропускающие между пальцев бегущую воду. Сколько ее с тех пор утекло, сколько всего перемололось. Но ничто не ушло без следа. Его труд, его «Азбука», обошлась ему недешево.

Сверху с палубы донесся быстрый топот босых ног, громкие выкрики, скрип такелажа – команда ставила паруса. Когда свежий ветер надул парусину, толчок почувствовался даже в каюте. С причала раздались прощальные крики, на палубу полетели швартовы. Бывший советник начал плавание к северному континенту.

Плавание растянулось на семь дней. Корабль смещался на норд-норд-вест, и дни Фреира становились длиннее. На закате сверкающее светило медленно утопало в море где-то впереди прямо по курсу судна и каждое утро на рассвете восходило из воды на северо-востоке, всякий раз проблуждав в неизвестности на равное количество минут меньше.

Госпожа Денью и ее спутники не переставали расписывать СарториИрврашу радужные перспективы, а прозрачность окружающего мира с каждым часом уменьшалась. Довольно скоро корабль окутало то, что один моряк, как удалось подслушать бывшему советнику, назвал «Ускути-болтушка». Густая коричневатая хмарь, смесь песка и дождя, опустилась на корабль со всех сторон, заглушив плеск волн под носом судна, покрыв все что можно тонкой пленкой липкой влаги.

Однако оказалось, что это явление природы не обеспокоило никого, кроме СарториИрвраша. Он обратился с вопросом к капитану, но тот быстро его успокоил.

– В моем распоряжении достаточно навигационного оборудования, чтобы провести корабль даже по подземным пещерным морям. Хотя, например, наши новейшие разведывательные корабли оборудованы еще лучше.

И капитан предложил СарториИрврашу заглянуть в его каюту. На столе в капитанской каюте лежала расстеленная таблица дневной высоты солнц, необходимая для определения широты, а также плавающий компас, циркуль и инструмент, который капитан назвал ночным ориентиром: с его помощью можно было рассчитывать восход некоторых звезд первой величины и оценивать время ночи относительно полуночи по одному или другому солнцу. Корабль был также оснащен приборами для навигации вслепую путем оценки отрезков пути, измеренных по карте.

Когда СарториИрвраш, внимательно и с интересом слушавший рассказ капитана, принялся делать в своем дневнике пометки, на марсе раздался испуганный крик впередсмотрящего, и капитан заторопился на палубу, по пути сыпля такими отборными и солеными ругательствами, какие Азоиаксик Единственный вряд ли мог рекомендовать к повседневному употреблению.

Крики впередсмотрящего доносились из-за завесы дождевой мороси, из мутных коричневых облаков. Облака разрывались и ускоряли бег. Неожиданно вынырнувший из тумана корабль, не уступавший тому, на котором плыл СарториИрвраш, пронесся мимо в футе от леера до леера, вряд ли больше. Мимо пролетели лампы, фонари, яростно оскаленные лица, занесенные кулаки, которые грозили, проклиная, – потом все так же стремительно исчезло, канув в колышущуюся липкую влагу. Сиборнальский корабль снова остался в одиночестве.

Пассажиры-сиборнальцы объяснили чужеземцам, что встретившийся им только что корабль – рыбачья шхуна с Ускути, промышляющая вдали от берега сельдь кошельковым неводом. Рыболовецкие корабли были небольшими плавучими фабриками и брали на борт, кроме рыболовов, еще и бондарей и засольщиков, потрошащих, солящих и закатывающих в бочки добычу прямо посреди моря.

Выведенному из равновесия недавней нешуточной угрозой гибельного столкновения СарториИрврашу было не до рассказов о сиборнальском рыбном промысле. Удалившись в свою насквозь отсыревшую из-за дождя каюту, он улегся на койку и долго лежал дрожа. Вскоре их кораблю предстояло войти в бухту Аскитош, находящуюся, насколько помнил СарториИрвраш, на 30-м градусе северной широты, всего пятью градусами южнее тропика Каркампана.

На седьмой день плавания стена тумана начала медленно редеть, хотя видимость еще долго оставалась неважной. Постепенно выяснилось, что море вокруг корабля просто усеяно рыболовными шхунами.

Мало-помалу непонятный растянутый вдоль горизонта мазок начал превращаться в береговую линию северного континента. При ближайшем рассмотрении северный берег оказался ровной полосой песчаника, отделяющей вздымающуюся далее плодородную почву от моря.

Очевидно приободренная видом своей родины и ее близостью, госпожа Денью Пашаратид неожиданно разразилась целой лекцией на географическую тему, обращаясь к СарториИрврашу. Прислушиваясь к излияниям жены посла, бывший советник разглядывал качающиеся вокруг на волнах большие и малые суда. Наступление льдов от полярного круга на юг заставило ускутов обратиться за пропитанием к морю. О полярных областях в Кампаннлате говорили почтительным шепотом. Полоса плодородной земли между приближающимися льдами и морем неуклонно сокращалась. Ежегодно приносимый морем богатый урожай по значению не уступал урожаю, сжинаемому в полях на двух равнинах страны, ее главных житницах, упоминание о которых госпожа Пашаратид сопроводила неопределенным движением руки в западном направлении. Равнины находились очень далеко отсюда.

– Насколько далеко? – спросил СарториИрвраш.

Махнув рукой на запад, госпожа Денью заговорила о населении Сиборнала, отзываясь о разных народах коротко и точно, но с разной степенью почтительности и уважения, словно знала представителей многих из них лично; так, будто представители этих народностей выстроились перед нею в ряд, а она поименно называла их бывшему советнику, после чего подробно рассказывала о каждом. «Такое впечатление, что они готовы немедленно выступить на завоевание Кампаннлата» – подумал СарториИрвраш.

Ускутошк, Лорай, Шивенинк с Великим Колесом, Брибахр, Каркампан.

Главными были Брибахр и Каркампан.

Когда жена посла закончила долгое подробное перечисление, ее палец указал на восток.

– Вот таким образом наши народы взяли в кольцо весь земной шар. Как видите, большая часть сиборнальцев проживает в почти полной изоляции от соседей, стиснутая между льдами и морем. Живется нам тяжело, зато свободно. В Каркампане нас донимают кай-джувеки – хотя люди в тех краях почти не живут; кроме того, неспокойно в областях Верхнего Хазиза, где есть проход через перешеек Чалц; в Ускутошке мы чувствуем себя более-менее в безопасности, там проживает цвет нашей цивилизации. В гости к нам вы прибыли в лучшее время года, когда в небе стоят одновременно и Беталикс, и Фреир. В остальное время Великого Года, когда Фреир большую часть дня скрывается за горизонтом, в нашей стране царит холод, и климат существенно ухудшается. Когда-то говорили, что тогда правит Вейр-Зима, знаменитый персонаж сказок и легенд… Тогда льды движутся с севера на юг, оттесняя к югу и нас, ускутов, как мы иногда себя называем. Не многим удается пережить такую тяжелую пору. Многие умирают. Очень многие.

Говоря это, госпожа Пашаратид использовала форму будущего продолженного времени.

Хотя на палубе было относительно тепло, сиборналка передернула плечами, словно от озноба.

– Другие люди будут жить в такие тяжелые времена, не мы, иные – смелее и выносливее нас, – проговорила она. – К счастью для меня и моих современников, эти времена еще очень далеко, хотя о них не просто забыть. Мне кажется, память о холодах живет у нас в крови… О том, что Вейр-Зима когда-то обязательно придет снова, мы помним всегда.

Из порта в город их повезли в удобном четырехколесном экипаже с верхом из вышитого полотна. Усевшись в экипаж, советник, госпожа Пашаратид и один из ее молчаливых спутников некоторое время ждали, пока люди-рабы укладывали в сетки на запятках и крыше их багаж. Экипаж был запряжен четверкой желтых как желток лойсей, довольно резвых. Ехать предстояло по одной из дорог, уходящих от набережной и порта в глубь континента.

Когда в окошке кареты показался силуэт величественного собора, СарториИрвраш попытался упорядочить первые впечатления, от которых его уже распирало. Более всего его удивил тот факт, что экипажи, которых на дороге было великое множество, в основном были изготовлены не из дерева, а из металла: оси повозок, борта, даже сиденья, на которых восседали пассажиры, – все было из металла.

Металлические предметы мелькали повсюду. Прохожие на улицах – более спокойные и сосредоточенные, в отличие от горланящей и толкающейся матрассильской толпы, – несли металлические лестницы и ведра, уже виденные советником на борту корабля; многие прохожие, очевидно военные, щеголяли в блестящих металлических кирасах. Выходящие на улицы двери большинства зданий – сооружений величественных и монументальных – были забраны металлическими решетками, зачастую хитроумно украшенными, с барельефами и табличками с именами хозяев, словно их обитатели твердо вознамерились жить в своих домах во веки вечные, что бы ни происходило со льдами полярного круга.

Облачная дымка в небе заслоняла землю от жара Фреира, который, на взгляд чужеземца, в полдень стоял в этом северном небе странно высоко. В городе пахло гарью. Несмотря на то, что леса Сиборнала сравнительно с дикими джунглями Кампаннлата выглядели худосочно-редкими, страна обладала богатейшими запасами угля, торфа и металлических руд. Выплавка металлов из руд производилась на небольших заводиках, разбросанных по всему городу. Каждый металл производили строго в выделенном для этой цели районе. Выплавленный металл очищали, прокатывали и ковали, вокруг фабрик теснились вспомогательные производства со своими рабочими и рабами. За последнее поколение выплавка металла стала обходиться дешевле, чем заготовка дерева.

– Наш город очень красив.

Спутник госпожи Пашаратид наклонился к кампаннлатцу, чтобы поделиться с ним своими впечатлениями.

СарториИрвраш кивнул, но промолчал – он казался себе странно маленьким и беззащитным, озирался настороженно, дышал неглубоко, пугаясь посторонних запахов.