Текст книги "Лето Гелликонии"

Тут же из Кузнечной гильдии к королю явилась делегация серолицых ремесленников с жалобой на жестокие и примитивные методы Фарда Франтила, оказавшегося человеком мрачным и упрямым.

– Мне нравятся упрямые люди! – заорал на трепещущих кузнецов король.

Первым делом Фард Франтил приказал переместить цеха ближе к поверхности, на противоположную Матрассилу сторону горы, туда, где в избытке было дерево и бежало несколько полноводных речек. Вода была необходима для постройки водяных колес, приводящих в действие мощные механические дробилки.

Никто в Борлиене никогда и слыхом не слыхивал о механических дробилках. По словам Фарда Франтила, мельницы нужны были для того, чтобы мелко дробить руду. Глядя на новшества, кузнецы и ремесленники чесали в затылках и без конца ворчали. Глядя на такую нерешительность, Фард набрасывался на коренных обитателей матрассильских пещер с руганью. Разозленные тем, что теперь дорога до дома увеличилась для них примерно в два раза, а то и больше, мастера всячески старались замедлить ход нового строительства и выставить чужака в дурном свете. Ружей у короля по-прежнему не было.

Денью Пашаратид, исчезнувшая из Матрассила так же неожиданно, как и ее муж, последовав за ним в Ускутошк, оставила в столице сиборнальского посольского представителя с ограниченными полномочиями. Этого представителя ЯндолАнганол разыскал, арестовал и заключил в тюрьму. Продержав сиборнальца в темнице несколько дней, он приказал привести его к себе и обратился к нему с предложением: свобода в обмен на чертеж современной сиборнальской домны.

Невозмутимый, отлично вышколенный молодой человек тем не менее не мог не покраснеть, отвечая королю:

– Насколько должно быть известно вашему величеству, в Сиборнале, где науки и ремесло развиты чрезвычайно, производится лучшая сталь. Так, в частности, вместо бурого угля для выплавки и поковки высших сортов стали мы используем только лигниты.

– Что ж, отлично, коль скоро ты такой знаток производства металлов, построй для меня домну – и я щедро вознагражу тебя.

– Вашему величеству должно быть известно, что колесо – главное изобретение человечества – также происходит из Сиборнала и всего несколько столетий назад еще не было известно в Кампаннлате. Кроме того, многие культурные злаки, выращиваемые в вашей стране, тоже были выведены на севере. Даже эти старые примитивные домны, разрушенные вами, были в свое время, в Века Великой Зимы, построены по сиборнальским проектам.

– Пусть так, – отозвался король, едва сдерживая гнев. – Но теперь настало время обзавестись чем-то более современным.

– Даже после того, как колесо стало известно на южном континенте, ваше величество, – продолжал сиборналец, – не сразу научились получать от него пользу во всех областях хозяйства и ремеслах. Многие десятилетия, а то и века ушли на то, чтобы колесо перешло от повозок к различного типа мельницам, потом в гончарное ремесло и, наконец, – в орошение земель. Например, у вас в Борлиене нет ветряных мельниц, а у нас, в Сиборнале, их очень много. Прошу простить меня, ваше величество, но из всего сказанного мной напрашивается неутешительный вывод – народ Кампаннлата не только весьма мало способен производить блага цивилизации сам, но и не слишком быстро их перенимает.

С восхождением ярящегося солнца королевского гнева скулы и щеки монарха медленно залил румянец.

– Мне не нужны ветряные мельницы, сиборналец, я прошу нарисовать мне план работоспособной домны самой новейшей конструкции. Я хочу делать ружья, и для моих ружей мне нужна хорошая сталь.

– Ваше величество, должно быть, хотели сказать: «для ружей, которые я собираюсь делать по образу и подобию сиборнальских»?

– Неважно, что я хотел сказать, сказал или когда-либо скажу: все, что мне требуется от тебя – это подробный чертеж хорошей современной домны. Я понятно выражаюсь, или нужно привести толмача, который растолкует тебе все это на сибиш?

– Простите, ваше величество, но мне казалось, вы понимаете мое положение. Если это не так, тогда позвольте уточнить: я не ремесленник, а всего лишь посольский представитель, и знаю толк разве что в цифрах, но никак не в кирпиче или подобном строительном материале. По сути дела, скорее вы, ваше величество, сумеете выстроить домну, чем я.

Ружей у короля по-прежнему не было.

Со своим рогатым и мохнатым воинством король проводил едва ли не половину дня. Зная, что фагорам для хорошего усвоения лучше все и вся повторять по несколько раз, он ежедневно произносил перед строем небольшую речь, в которой обязательно упоминал, что недалек тот день, когда Первый Фагорский полк отправится вместе с ним, главнокомандующим, в столицу чужеземного государства, Олдорандо, где должен будет выступить с парадом по случаю торжественного события – его, короля, свадьбы.

На территории дворца были устроены специальные резервации, где король и фагоры-гвардейцы встречались как равные. В казармы фагоров людям входить было запрещено. Это правило король ЯндолАнганол установил по примеру своего отца, ВарпалАнганола. Правило нерушимое, преступить его так, как это было сделано однажды с родовыми пещерами Кузнечной гильдии, король не смел.

Во главе Первого Фагорского полка стояла гиллота по имени Гххт-Мларк Чзахн, которую король ЯндолАнганол называл просто Чзахн. Между собой они с Чзахн обычно разговаривали на хурдху.

Зная антипатию фагоров к Олдорандо и его народу, король не жалел усилий, объясняя, почему он так хочет, чтобы именно Первый Фагорский присутствовал на церемонии будущего бракосочетания, втолковывая это снова и снова.

Чзахн отвечала так:

– По этому поводу у нас состоялся разговор с нашими предками на временном языке. Результат – послание, наказывающее нам, живущим, доставить твое нечистое тело в страну Хррм-Бххрд Йдохк в город Хрл-Дрра Нхдо. Это послание – приказ для всех нас.

– Ну вот и отлично. Рад, что наши цели совпадают. Насколько я понял, эти ваши предки не возражают. Ты хочешь сказать что-то еще?

Но Гххт-Млрак Чзахн спокойно молчала; ее розовые глаза находились почти на одном уровне с глазами короля. Внезапно ЯндолАнганол со всей остротой почуял исходящий от гиллоты резкий запах и сразу же вслед за этим услышал ее дыхание. Зная фагоров уже давно, он понимал, что продолжительное молчание далеко не всегда означает, что все уже сказано. Тесно стоящие позади своей предводительницы гвардейцы с одинаково невозмутимыми мордами тоже молчали, их белые шубы сплетались одна с другой. Внезапно кто-то из двурогих громко пустил ветры, и король от неожиданности отшатнулся от молчаливого строя.

Несмотря на то, что король был человеком крайне нетерпеливым, исходящие от фагоров уверенность, полный покой и невозмутимость – такой силы, что, казалось, ее источник не сами фагоры, а нечто гораздо более далекое, находящееся на огромном расстоянии, в областях прошлого средоточия знаний, понять которое король был неспособен, – успокоил и его. Отступив на шаг, король замер перед гиллотой в такой же неподвижности, как она перед ним.

– Я буду говорить еще, – внезапно объявила предводительница Первого Фагорского полка непререкаемым тоном, хорошо знакомым королю Анганолу. Прежде чем принять окончательное решение, всегда проводилось краткое совещание с теми, кто обретался в небытии в глубине веков. Без этого никогда не обходилось, и людям приходилось терпеть такие необычные для людской беседы паузы.

По давней традиции встреча короля и гиллоты происходила в небольшом зале, зовущемся «Врата Чистоты»; фагоры входили сюда с одной стороны, люди с другой. Стены зала фагоры расписали спиральными зелеными и голубыми символами. Потолок, нормальный для людей, был низок для анципиталов, чьи рога оставили на стропилах многочисленные отметины – возможно, умышленно, в знак того, что по закону фагорам-гвардейцев рога не отпиливали.

На стороне короля был только один Бог, Акханаба Всемогущий, а вот демонов, истязающих ЯндолАнганола, было множество. К счастью, фагоры не принадлежали к числу этих демонов. ЯндолАнганол привык к замедленной размеренности и взвешенности их речи, к тому, что двурогие никогда не глядели на него как на собрата – а также к медлительности или даже скорее тугодумию.

В эти дни, дни особенно тяжких душевных мук, король нашел новое качество, которым мог восхищаться в своих гвардейцах. В них не было ничего, что могло осложнить их существование в сексуальном плане. Как он понял, то, что занимало умы придворных, мужчин и женщин, – в том числе и его, короля, несмотря на столь частое обращение к Богу и розгам, – ничуть не трогало сознание фагоров.

Сексуальность фагоров подчинялась строгой временной предустановленности. Гон у гиллот случался каждые сорок восемь дней, в то время как сталлуны могли исполнять свое половое предназначение один раз в три недели. Коитус происходил без всяких особых церемоний и зачастую при свидетелях. Благодаря такому полному отсутствию стыдливости, которая заставляла людей искать уединения, за фагорами закрепилась слава существ необычайно похотливых. Козлиные копыта и торчащие рога были во все времена для человечества символами предельного падения и греховной распущенности. Истории о сталлунах, насилующих женщин – а иногда и мужчин, – были у всех на устах и иногда служили поводом для начала очередного крестового похода, во время которого смерть находила многих фагоров.

Когда гиллота наконец собралась с мыслями, ее речь была краткой.

– Мы отправимся с тобой, король, в Хрл-Дрра Нхдо в стране Хррм-Бххрд Йдохк, потому что это очень важно для нас, анципиталов. Мы видим, что это очень важно для тебя, но это не менее важно и для нас, и это-то все решает. Пускай твою силу увидят все люди Хррм-Бххрд Йдохк. Желание таково: пусть твое воинство явится на парад с… – последовала продолжительная пауза, во время которой, казалось, предводительница гвардейцев подыскивала нужное выражение для своих мыслей – … с новым оружием в руках.

– В Борлиене мы не можем изготовить это новое оружие, – с горечью ответил король ЯндолАнганол. – Придется покупать его у Сиборнала.

По стенам зала Врат Чистоты стекали капли образовывающейся влаги. Жара была невыносимой. Гиллота молча сделала рукой знак, смысл которого король тоже хорошо знал: «Жди».

Король повторил сказанное. Гиллота снова ответила: «Жди».

После относительно короткого совещания с живыми и умершими фагорша заявила, что необходимое оружие король получит в срок. Понимая, до чего сложно выразить свои мысли в доступной для двурогих форме, король все же решился спросить, каким, по мнению Чзахн, образом можно получить это оружие.

– Ответ мы узнаем у предков, – проговорила гиллота после очередной продолжительной паузы.

И ответ не заставил себя ждать. Чтобы выразить свои мысли с полной ясностью, Чзахн заговорила на вневременном. Полный ответ следует ожидать в ближайшем будущем, хотя и сказанного сейчас тоже может быть вполне достаточно, впрочем, примерно через теннер наступит полная ясность. В Хрл-Дрра Нхдо сила короля возрастет безмерно, должна возрасти. Рога велено нести гордо поднятыми. Этого королю Борлиена должно хватить для начала.

Прощаясь, король ЯндолАнганол поклонился, держа руки по швам и вытянув беззащитную шею. Гиллота поклонилась в ответ, опустив голову, плавно переходящую в широкую шею и плотное туловище. Человеческая голова встретилась с головой рогатой, лбы союзников соприкоснулись. Скрепив договор традиционным жестом доброй воли, обе стороны разошлись.

Король вышел через «дверь для людей», единственную в зале Врат Чистоты.

Вышел он приятно взволнованный. Его гвардейцы собираются добыть оружие сами. Какая уверенность; хотя ничто не давало повода сомневаться в спокойных фагорах. Но какая вера в него, короля! Какая преданность, глубочайшая и невозможная для людей! Никакие другие причины данного Чзахн согласия ему и в голову не приходили.

Совсем ненадолго он вспомнил о счастливых днях, когда имел полную возможность услаждать свою плоть соитием с восхитительной мраморной плотью Кун; к сожалению, эти сладчайшие времена минули и стерлись временем. Теперь его должно было занимать другое – каким образом он мог при помощи этих рогатых созданий освободить Борлиен от врагов.

Чзахн и воины-фагоры уходили из зала Врат Чистоты в настроении несколько отличном от королевского. Вообще трудно было утверждать, что анципиталы подвержены переменам настроения. Ускорение или замедление тока крови соответствовало изменению частоты дыхания; перемена могла быть только такой, не более.

Обо всем, что было сказано между Гххт-Мларк Чзахн и королем Борлиена, гиллота доложила матрассильскому кзаххну, самому Гххт-Йронц Зарлу. Кзаххн продолжал пребывать в недрах своей горы, о чем не знал даже король. В эти тяжелые времена, когда Фреир обжигал своим дыханием воздушные октавы, очень многие фагоры впадали в отчаяние. Сукровица в их жилах ослабляла свой напор. Обитатели Нижнего мира почти полностью отдали себя в рабский полон человеческой расе. Но знак свыше был дан, и почти угасшая надежда вновь разгорелась в их истомившихся душах.

Пред очи кзаххна Гххт-Йронц Зарла предстал особо известный сын Фреира, носящий имя Бхрл-Хззх Роупин, пленник смещенного со своего поста советника. Вышло так, что этот сын Фреира, пришедший из другого мира, знал о Катастрофе ровно столько же, сколько и фагоры. Бхрл-Хззх Роупин был первым из сынов Фреира, разделившим древнее знание анципиталов, так настойчиво отвергаемое другими его собратьями. Однако вместе с тем сказанное им не произвело ни малейшего впечатления на советника или короля; анципиталов же слова Роупина насторожили и зародили в их клане уверенность в том, что принять решение необходимо.

Слова сына Фреира разбудили в клане голоса, которые в последние годы, казалось, звучали все тише, постепенно замолкая.

Сын Фреира был не слишком ладно сложен, выражал свои мысли плохо и путано и отличался душевной неуравновешенностью. Точно так же, по донесениям шпиона Юлия, можно было характеризовать и самого короля Борлиена. И вот теперь слабый король предложил двурогим нанести ответный удар по своим исконным врагам. Делая вид, что покоряются его приказу, анципиталы получали возможность отплатить народу Хрл-Дрра Нхдо за старые раны и обиды, проникнуть в самое его сердце – в древний Хррм-Бххрд Йдохк. Место это давным-давно проклял один из Великих, кзаххн Крусадинга, Хрр-Брахл Йпрт, сейчас имеющий вид не более чем кератиновой тени. Скоро на этой земле снова потечет красная сукровица.

Залогом успеха была отвага. И ярость. Рога следовало держать высоко и гордо.

Приобрести ручную артиллерию, столь вожделенную королем, можно было единственным способом – через посредство воздушной октавы. У фагоров имелись друзья среди нондадов – двурогие иногда помогали тем скрываться от людей. В свою очередь нондады вели вековечную войну с сынами Фреира, которых называли ускутами. Ускуты – стыд-то какой! – имели обыкновение пожирать тела мертвых нондадов, в результате лишая тех вечного Упокоения Во Тьме… Легкоруким нондадам не составляло особого труда выкрасть ручную артиллерию у людей-ускутов. Изготовленная сынами Фреира ручная артиллерия обратится против них самих.

Так и вышло. Не прошло и теннера, как в армии короля ЯндолАнганола появились на вооружении сиборнальские фитильные ружья – не проданные или поставленные ему «союзниками» из Панновала или Олдорандо, не изготовленные королевскими оружейниками, но принесенные тайными тропами в его столицу в дар от тех, кто, по большому счету, был его врагом.

Таким вот образом новейший и совершенный способ убийства медленно, но верно распространялся по Гелликонии.

Незадолго до этого, после долгих споров, горбуну Фарду Франтилу разрешили строить домны за пределами Матрассила. Несколько принесенных в дар ружей были взяты за образец. После многодневной продолжительной ругани с местными кузнецами, скандалов и драк горбуну наконец удалось изготовить образец борлиенского ружья, стреляющий с приличной меткостью и не взрывающийся от порохового заряда.

Однако к тому времени сиборнальцы уже успели усовершенствовать спусковой механизм ружей, подняв их на новую ступень. Теперь это были «мушкеты», самострельные механизмы, где ненадежный фитиль заменил кремневый колесцовый замок.

Воодушевленный появлением нового оружия, король натянул кожаный нагрудник с серебряными бляхами, вскочил на любимого Ветра и поскакал в далекий поход, на войну. Во второй раз он вел свою армию не-людей против давних врагов, затянутых в рубище дриатов с волосами, собранными на затылке в пучки, терроризирующих Косгатт под началом Дарвлиша Черепа.

Обе армии сошлись всего в нескольких милях от того места, где король ЯндолАнганол получил рану. На этот раз опыта у короля было больше. К концу сражения, длившегося почти целый день, победа наконец-то осталась за ним. Дриаты были частично перебиты, частично выслежены и сброшены в пропасти. Выжившие были рассеяны по степным холмам, с которых когда-то спустились.

Стервятники в последний раз получили повод восславить имя Дарвлиша.

В столицу король возвращался победителем, неся с собой голову предводителя дриатов, насаженную на острие пики.

Голову предводителя дриатов выставили на всеобщее обозрение перед дворцовыми воротами и не убирали до тех пор, пока птичье воинство действительно не придало ей сходство с черепом.

На Аверне Билли Сяо Пин был единственным представителем мужского населения, признавшимся в чувствах, которые он питал к королеве МирдемИнггале. Подобные признания здесь не делали даже ближайшим друзьям. Узнать нечто подобное можно было только опосредованно, например из интонаций отчетов, касающихся «дурного поведения короля ЯндолАнганола за истекший период».

Появления головы трибриатского воителя перед воротами дворца было достаточно, чтобы вызвать среди обитателей Аверна бурю протеста.

«Это чудовище впервые отведало крови в день гибели мирдопоклонников», – говорили одни. «Теперь он снабжает свою армию оружием, доставшимся ему в награду за то, что он продал королеву королев. Когда это прекратится? За ним нужен глаз да глаз, пока он не втравил весь Кампаннлат в войну».

Таким образом, король, вкушающий плоды всенародной любви в своем родном городе, подвергался самой жестокой критике и поношениям на Аверне, о существовании которого даже не подозревал.

Выдвинутые против него обвинения прежде не раз уже звучали в адрес тиранов. Всегда гораздо проще винить во всем вождя, а не приверженцев, – алогичность такой позиции редко принимали во внимание даже трезвые умы. Резкая смена времен года, недостаток продовольствия и прочих жизненно необходимых благ делали существование Борлиена вечной ареной борьбы за власть, где диктаторы пользовались наибольшим успехом.

Предположение, что приближение Фреира положит конец деспотическому режиму, также было далеко не ново. Не было оно и досужим вымыслом.

Когда корабль с землянами-колонистами в 3600 году прибыл к системе Фреир-Беталикс, первая база была основана на Аганипе, одной из внутренних планет, ближайшей к Гелликонии. Всего на Аганипе высадилось 512 колонистов. Все эти люди были зачаты и рождены на борту корабля за последние годы полета. Информация, закодированная в ДНК оплодотворенных человеческих яйцеклеток, хранилась в компьютере. Когда лететь до Гелликонии оставалось совсем немного, каких-нибудь два десятка лет, сохраненная в компьютерах информация была перенесена в искусственные матки, числом 512. Родившиеся дети – первые человеческие существа, ступившие на борт корабля за полторы тысячи лет полета, – были отданы на воспитание искусственным матерям в несколько суррогатных семей.

Молодые земляне в возрасте от пятнадцати до двадцати земных лет ступили на землю Аганипа. Строительство Аверна было в самом разгаре. В строительстве использовались только автоматика и местное сырье.

По причине некоторых трудностей в реализации программы строительства на различных ее этапах сооружение Аверна растянулось на восемь лет. В течение этого опасного периода Аганип использовали в качестве основной базы. Когда гигантский труд был наконец завершен, молодые колонисты переместились в свой новый дом на челноках.

Сразу после переселения звездолет покинул систему Гелликонии. Обитатели Аверна оказались предоставленными самим себе. Одиночество их было полным, прежде невиданным в истории человечества.

Сегодня, 3269 земных лет спустя, старая база стала храмом, изредка посещаемым ради просветления и озарения. База, да и Земля, стали частью авернской мифологии.

На Аганипе имелись залежи полезных ископаемых, металлов и минералов. Построить армаду кораблей, способных завоевать Гелликонию за считанные часы, не составило бы труда. Теоретически ничего невозможного в этом не было. Как, впрочем, не было на Аверне и инженеров, обладающих навыками и знаниями, необходимыми для решения такой задачи.

Горячие головы и недовольные не переставали шептать, что авернцев лишили технического знания преднамеренно, чтобы превратить их в нацию, неспособную к массовому насилию, так как это могли просчитать заранее.

Подавляющее большинство «горячих голов» составляли, конечно же, мужчины. Женское население Аверна обожало борлиенского короля. Не отрываясь от обзорных экранов, женщины следили за тем, как король ЯндолАнганол расправляется с Дарвлишем. Победа действительно была великой. ЯндолАнганол стал героем своей страны, мучеником, пожертвовавшим для нее слишком многим, слишком дорого заплатившим за свою недальновидность и безрассудство самопожертвования. Во многом его жертва оказалась бесполезной. Короля несомненно можно было причислить к фигурам драматическим.

Таким образом, женская половина населения Аверна также планировала вторжение на Гелликонию, но вторжение несколько иного рода – все они тайно мечтали об одном: как можно скорее оказаться в столице Борлиена и быть рядом с его королем, денно и нощно.

Как же отреагировала Земля на эти события, когда несущие информацию о них волны наконец достигли ее поверхности?

Нашлось много согласных с тем, какую именно часть тела Дарвлиша король ЯндолАнганол решил выставить на всеобщее обозрение. Никому не интересны были ноги Черепа, носившие его от одного побоища к другому, от одной кровавой резни к другой. То же самое относилось и к его гениталиям, при помощи которых он зачал столько ублюдков, что теперь хлопот с ними хватит на много десятков лет вперед. Никто не хотел смотреть и на его руки, многим заткнувшие рот ударом ножа или пулей. Однако вид его головы, где рождались все коварные и кровожадные планы, пришелся по душе всем.