Текст книги "Гимназистка. Под тенью белой лисы"

Глава 34

Тимофеев ушел в комнату Владимира Викентьевича, поскольку рядом с облюбованным Ли Си Цыном помещением сидеть было ровным счетом не на чем: мебель-то мы заказали, но привезут только завтра, и то лишь самое необходимое. Перед уходом Тимофеев попробовал еще раз мне попенять на принятие решений без их ведома, но в этот раз мягко и очень обтекаемо, на что Владимир Викентьевич неожиданно ответил, что от моего решения мы все останемся в плюсе: мол, прекрасная реклама выйдет для будущей лечебницы, если столь выдающаяся личность пользовалась нашими услугами. «Если все пройдет хорошо», – мрачно заметил его оппонент и кивнул на стену, на которой плетения были видны даже обычным зрением, немагическим. Они то вспыхивали, то исчезали, а еще через нас словно прокатывались тугие горячие потоки магии, что беспокоило не только меня, но и обоих целителей, а значит, там происходило что-то неестественное. Что-то, позволявшее предположить опасность для проводившего ритуал. Говорить при мне на эту тему они не стали, отправились секретничать к Звягинцеву, да еще и полог наложили от прослушивания. А значит, собирались скрыть от меня что-то важное, чего я допустить никак не могла, поэтому самым беззастенчивым образом запустила подслушивающее плетение, не замеченное целителями.

– Если он там умрет, у нас будут проблемы, – бросил Тимофеев. – Нам в ту комнату не попасть, а творится там сейчас боги знают что. Не должно ничего вырываться наружу, а значит, все пошло не туда и не так и у нас на руках может оказаться труп.

Что-то в комнате заскрипело, громко и противно. Наверняка кровать. Интересно, рискнул кто-то из них сесть на стул? Как-никак он близнец того, что в моей комнате.

– Я тоже об этом подумал, но не стал пугать Елизавету Дмитриевну. Но Ли Си Цын не из тех, кто примет отказ. Слишком влиятельная персона.

– Так и я о чем! Как найдут труп этой влиятельной персоны в доме главы нашего клана…

Кровать заскрипела еще сильнее. Видно, Тимофеев в запале начал раскачиваться и хвататься за голову.

– Это если комнату смогут открыть, – оптимистично возразил Владимир Викентьевич. – Уверен, что никто не знает, что он у нас, а мы можем обойтись без одного помещения. Пусть себе стоит закрытым. Все равно оно одно из самых маленьких.

– Думаете, удастся скрыть?

– Думаю, все обойдется. Вряд ли Ли Си Цын планировал умереть в этом доме. Наверняка у него и другие враги есть, которых подставить было бы весьма кстати.

– Да-с, ситуация незавидная.

– Но что нам остается? Только ждать, – вздохнул Владимир Викентьевич.

– Елизавета Дмитриевна должна была поставить нас в известность, что связалась с Ли Си Цыном.

– Она и поставила. Меня. Но я не счел ее слова важными.

Владимир Викентьевич лукавил: имен я не называла, а предполагать он мог кого угодно, и не факт, что правильно.

– Это вы зря. К таким ситуациям надо быть готовым.

Поняв, что больше ничего интересного не услышу, я свернула прослушку и прошла в свою комнату, где тихонько позвала:

– Мефодий Всеславович, вы мне очень нужны.

Он проявился в углу, опасливо на меня поглядывая, но я уже остыла, тем более что все хорошо разрешилось и защита на дом встала, пусть пока и неполноценная.

– Вы можете посмотреть, что там у нашего гостя? Я очень за него переживаю. А там такая защита, что мне не пройти. Домовые ведь могут во все помещения проникать?

– Попробую, – кашлянул Мефодий Всеславович. – Токмо я с домом пока не сроднился, а маг пришлый мог от нас защиту поставить, чтоб не мешали.

– Только глянуть. Делать ничего не надо, – умоляюще сказала я.

Домовой кивнул и исчез. Вернулся он почти сразу, всклокоченный, словно им пытались подмести что-то. И довольно успешно подмести: и на голове, и в волосах застрял мусор.

– Ох и дурное дело он творит, – проскрипел домовой. – Второго зверя изводит.

– С меня Велес плату за второго зверя взял, – напомнила я. – Может, с Ли Си Цына такое запросили, что…

– Да не в плате дело. – Домовой встряхнулся, как собака, отчего с него во все стороны полетел мусор. – Зверей разделять надо, а он… как бы поточнее сказать, словно отрезает от неугодного куски, чтобы убрать.

– Ему же больно, – выдохнула я.

– Вот я и говорю: дурное дело. Как можно животину изводить? Да еще так жестоко.

– А сделать что-то можно?

– Что там сделать? Он уже почти все убрал, – трагически сказал домовой и жалобно шмыгнул носом. – Но даже если бы я мог что-то сделать, не полез бы: магии там сейчас столько, что запросто можно умереть. Сгорю, и все. И не просите, другой раз не сунусь.

– Мои целители боятся, что Ли Си Цын сам умрет.

– А запросто, – неожиданно согласился домовой. – И даже жалеть не буду. Чего удумал-то, а главное – в моем доме, гад этакий. Шел бы к себе умирать, было бы лучше. Чистить потом после него. – Он зло засопел и топнул ногой.

– Да что он там испачкает? – удивилась я.

– Дух дома. Знаете, Елизавета Дмитриевна, как смердит опосля смерти-то? А чистить кому? Нам.

Общая убежденность в том, что ритуал Ли Си Цына плохо закончится, пугала, хотя я сама была уверена, что уж кто-кто, а этот двухвостый лис точно вывернется. Впрочем, второго хвоста у него, скорее всего, теперь не будет. Вот семья Ксиу расстроится. Решат еще, что от него боги отвернулись. Или наказали.

– А второй зверь у него кто? – спросила я, чтобы хоть немного отвлечь Мефодия Всеславовича от темы смерти.

– Дык лиса же.

– Две лисы? – поразилась я. – Но зачем?

– Вы у меня спрашиваете, Елизавета Дмитриевна? – удивился домовой. – Это ж боги решают, что кому дать. Решили, что нужно две лисы, – дали две лисы. А зачем их две – не нам понять.

Моя лиса оскорбленно дернула хвостом, словно желая сказать, что чем больше лис, тем лучше. И вообще, может, там у каждой свои особенности, а Ли Си Цын безжалостно с одной расправляется. Впрочем, за эти годы он наверняка продумал все варианты и не захотел оставлять зверя, подаренного Темным богом. Или не смог. Может, там они так срослись, что разделить без потерь не получалось, а так хоть одного спасет. Я вздохнула:

– А снять защиту с комнаты сможете, Мефодий Всеславович? Если что пойдет не так и нужно будет помочь.

– Я – нет. Только вы.

– Я?!

– А кто из нас маг-то? – ехидно спросил домовой. – То, что один маг построил, другой завсегда сможет разрушить. Ежели видит, конечно. Токмо надо ли? Говорят, дух мага – лучший охранник дома, а у него еще два зверя было. – Он неожиданно ойкнул. – Все, убил он совсем вторую лису, гад этакий.

Я и сама почувствовала, что бурление магии прекратилось, все вокруг словно успокоилось и затихло. На время.

– А сам Ли Си Цын как? – спросила я домового. – Жив? Проверьте, Мефодий Всеславович. Пожалуйста.

Домовой недовольно засопел и исчез. В этот раз он отсутствовал куда дольше, а вернувшись, начал обстоятельно докладывать:

– Живой пока, худой токмо оченно. Как скелет.

– А куда вес делся? – удивилась я. – Он же такой огромный… был. Неужели все в ритуал ушло?

– Так я про лису, – невозмутимо пояснил домовой. – Ваш гость сейчас в виде зверя, худющего, словно его вовсе не кормили. Пакость та, с которой вы в дом пришли, в шкатулке и фонить не будет, ежели комнату вскроете.

– А сам он не вскроет? – Лезть в чужие плетения не хотелось. – Если все прошло нормально.

– Дык откуда мне знать, нормально или нет? Без чувств он лежит, словно не оборотень, а барышня какая, – неодобрительно сказал Мефодий Всеславович. – И в себя он может сам не прийти. Видел я таких.

Целители все так же совещались в комнате Владимира Викентьевича. Наверное, дальше прикидывали, можно ли будет как-то скрыть присутствие трупа в доме, но моей задачей было этого трупа не допустить, поэтому я спустилась вместе с домовым к облюбованной Ли Си Цыном комнате и задумчиво уставилась на защитные плетения.

– И как их вскрывать? – я невольно пробормотала вслух. – Чтобы хуже не сделать…

– Да там только оповещалка стоит, – убежденно сказал домовой, – а этому сейчас без разницы, сработает она или нет. Только разбирайте аккуратнее, словно клубок сматываете. – Он покрутил рукой вокруг воображаемого клубка. – И хорошо чужую магию сразу рассеивать. Только не в комнату, там и без того все взбаламучено.

– Но откуда разбирать?

– Ваш гость накладывал временную защиту, хвостов торчит столько, что за любой хватайтесь и тяните. Лучше от двери начинайте. Безопаснее.

Уточнение оказалось весьма своевременным, поэтому я, уже протянувшая руку к двери, ее отдернула и спросила:

– Я точно не сделаю хуже?

– А и верно, оставляйте этого за защитой, там ее надолго хватит, запахи не должна пропускать, – легко согласился домовой. – Мне он тоже не нравится. Кто-нибудь видел вас с ним?

– Извозчик.

– Эта братия может не вспомнить. Стольких за день перевозят.

– А еще меня видел слуга Ли Си Цына, – даже с некоторым удовольствием сказала я. – Он по приказу хозяина принес мне верхнюю одежду, чтобы я не замерзла.

Домовой поскучнел:

– Этот не забудет, с кем хозяин ушел. Чего вы ждете, Елизавета Дмитриевна? Вдруг каждая минута промедления отнимает от жизни вашего гостя столько, что оба целителя не восполнят?

Я решилась и потянула за один неубранный кончик. Плетение поддалось, словно распускающийся носок, иногда чуть легче, иногда приходилось подковырнуть. Чужая магия в руках не задерживалась, уходила как песок сквозь пальцы, но это и к лучшему: я понятия не имела, как ее пришлось бы рассеивать, если бы она оставалась у меня в руках. Подозреваю, что только подрывом, благо двор при доме имелся и был даже небольшой сад, которому эксперименты точно не пошли бы на пользу. Не тронутые пока плетения тускнели, словно их поддерживала только подпитка от соседних, пока наконец на двери не осталось защиты вовсе, и я прикоснулась к ручке.

– Елизавета Дмитриевна, не трогайте! – послышался испуганный голос Владимира Викентьевича. – Это опасно. Там защита. Если ее сейчас не видно, это не значит, что ее нет.

Надо же, а я не услышала, как они спустились. Оба: Тимофеев тоже стоял рядом и выглядел встревоженным. А вот Мефодия Всеславовича, который мог бы предупредить о свидетелях, напротив, не было.

– Ее нет. Я сняла.

– Вы? Защиту Ли Си Цына?

– Он ставил временную и не убрал хвостики.

– Непредусмотрительно, – заметил Тимофеев.

– Или предусмотрительно, если думал, что ему понадобится помощь.

Я открыла дверь, и мы втроем ввалились в комнату, причем целители меня вообще попытались оттереть. Будь их воля, внутрь и не пустили бы. Взгляд сразу упал на кучу одежды на шатком стуле, а уж потом я заметила лежащего на полу лиса.

Оставшийся зверь Ли Си Цына выглядел куда жальче моей лисы, когда я решала, быть ей или уйти: заморенный, со свалявшейся шерстью и лысоватым единственным хвостом. Он лежал так, словно пытался дойти до двери, но не смог. Из приоткрытой пасти свешивался язык, совершенно сухой и покрытый белым налетом. Целители застыли. Судя по тому, что на пациента плетений не отправляли, пока изучали ауру, которую я видеть не могла. Хотя… Что-то похожее на дополнительный смутный силуэт промелькнуло и почти сразу слилось с телом лиса. Но что-то похожее на неприятную черную кляксу с узким коротким хвостиком там, где расположено сердце, заметить я успела.

– Беда, – вздохнул Владимир Викентьевич. – Это ж надо было так себя довести. Связь совсем слабая. Если зверь умрет, умрут оба.

– С чего бы ему умирать? – возмутился Тимофеев. – Мы уже здесь. Я же говорил, что моя помощь понадобится. Как думаете, Владимир Викентьевич, лучше…

Они начали перебрасываться терминами, решая, кто за что отвечает и кому что придется делать. Наконец с рук обоих целителей полетели зеленые плетения, обволакивающие несчастного лиса и дающие надежду, что с ним непременно будет все в порядке. Я как можно незаметнее подхватила шкатулку с артефактом, на которую пока никто не обращал внимания, и убрала ее за спину. В карман бы положить, но не влезет. Я убедилась, что целители достаточно заняты, чтобы не отвлекаться, тихо позвала домового и попросила его спрятать опасную штуковину. Он кивнул и исчез вместе со шкатулкой.

Тем временем лис перестал выглядеть умирающим, оставшись просто очень худым и несчастным.

– Подкормить бы его, – заметила я.

– Не стоит, – важно ответил Тимофеев. – У него слабая связь с человеком, может порваться, а так по необходимости начнет подпитываться и усилит. Напоить бы и положить на что-то мягкое.

– Я к себе возьму, – решил Владимир Викентьевич.

Он наклонился и поднял лиса на руки. Тот повис, как меховое манто, довольно облезлое, надо признать. Моя утраченная горжетка выглядела куда представительнее.

– Присмотрите заодно, – согласился Тимофеев.

Владимир Викентьевич кивнул и направился к лестнице, оставив нас.

– Его знатно приложило. Что за ритуал он проводил? – Тимофеев все же был слишком любопытным.

Но даже если бы у меня появилось желание ответить, сделать бы я это не смогла: клятва не дала бы:

– Извините, но это не моя тайна.

– Нет так нет, Елизавета Дмитриевна, – легко согласился он. – Время уже позднее. Вы не передумали идти завтра к следователю?

– Разумеется, нет.

– Тогда я, пожалуй, зайду утром. Необходимости в моей помощи с пациентом более нет, – решил он и уверенно направился к выходу.

Подскочившая горничная подала ему пальто и шляпу.

– Я вам необычайно благодарна за все, что вы сделали для несчастного Ли Си Цына, – спохватилась я. – А с Борисом Павловичем точно будет все в порядке?

– Не такой уж он несчастный. А точно или не точно, будет известно, только когда он в себя придет. Умирать вроде передумал.

– А когда он в себя придет, Филипп Георгиевич? – уточнила я, когда Тимофеев уже стоял на пороге.

– Скорее всего, к утру.

Но к утру Ли Си Цын в себя так и не пришел. Продолжал то ли спать, то ли находиться в бессознательном состоянии. Одна радость: язык уже не свешивался из пасти, а сам зверь не валялся тряпочкой, а свернулся во вполне себе узнаваемый клубок. Пришлось Владимиру Викентьевичу остаться с ним, и к следователю мы пошли вдвоем с Тимофеевым.

Глава 35

Несмотря на договоренность о том, что следователь примет нас поутру в определенное время, пришлось посидеть в приемной. Суровой такой приемной, с позолоченной табличкой на двери и важной секретаршей, встающей стеной на пути желающих попасть в кабинет. В моем представлении следователи должны быть обрамлены антуражем поскромнее, но этот, видно, занимался исключительно делами императорской фамилии и должен был соответствовать. Поэтому и принять нас вовремя никак не мог: то ли действительно был занят, то ли показывал свою важность – боги его знают. Но возможно, это и к лучшему, так как буквально через пять минут появились родители Николая. Анна Васильевна выглядела настолько хищно, что возникни здесь Ольга Александровна – выдранными волосами не отделалась бы. Волчица собиралась защищать своего волчонка до последнего, пусть тот был уже взрослый и немного хомяк. Петр Аркадьевич тоже выглядел скорее собранным, чем встревоженным неопределенной участью сына. Правда, ни следа его обычной жизнерадостности на лице не было. Как ни странно, сейчас он тоже выглядел хищником, ступившим на тропу войны. И даже больше хищником, чем жена. Я даже засомневалась: возможно, я не все знаю про хомяков?

– Лиза, что вы тут делаете? – удивленно спросил Петр Аркадьевич.

– Ждем, когда нас примет следователь.

– Вас вызывали?

– Мы, точнее Филипп Георгиевич, договорились о встрече. – Я указала на спутника, не желая присваивать чужие достижения. – Анна Васильевна, Петр Аркадьевич, позвольте вам представить Филиппа Георгиевича Тимофеева, заведующего лабораторией целительских артефактов.

Анна Васильевна на Тимофеева отвлекаться не стала.

– И зачем вам понадобилась встреча со следователем? – нехорошо прищурилась она, наверняка вспомнив, что читала про меня в газетах.

Я бы сама отнеслась с подозрением к той, кто якшается с членами императорской фамилии. И пусть это происходило исключительно на газетных страницах, но она-то этого знать не может.

– Потому что у вашего сына на это время есть алиби, о котором он ни за что не скажет. А я скажу. Потому что считаю, что он не должен страдать из-за излишней щепетильности.

Родители Николая переглянулись.

– Правильно ли я понимаю, Лиза, – чуть смущенно сказал Петр Аркадьевич, – что в это время он был с вами? Но даже если это так, получится ваше слово против слова Ольги Александровны. И боюсь, ее слово весит намного больше.

– Кроме моего слова, есть еще слово моей служанки и журнал посещения университета, выписку из которого Филипп Георгиевич предусмотрительно взял.

– Действительно, предусмотрительно, – одобрил Хомяков. – Журнал мог бы и пропасть.

– Выписки тоже могут пропасть, – пессимистично заметила Анна Васильевна. – Саша говорил, что дело находится на контроле императора и его очень сложно будет урегулировать.

– Но можно, если вы перепишете на него железнодорожные акции, Анна Васильевна? – предположила я.

– Откуда вы знаете? – удивился Петр Аркадьевич. – Волков, конечно, не делал секрета из своего желания заполучить наши акции, но и не говорил об этом при посторонних. И да, перед тем как что-то предпринимать, он выставил условие – заключить договор о передаче ему акций, когда ситуация с Николаем разрешится благополучно.

Вот ведь какой штабс-капитан: и там, и тут желает успеть и получить выгоду. Только не зря же в народе говорят: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Так и Волков не получит ни меня, ни акций.

– Акции ему отдавать нельзя, – заявила я, почему-то почувствовав себя самым настоящим хомяком, на имущество которого покушались. Конечно, к акциям я пока еще не имела никакого отношения, но и иметь не буду, если они отойдут Волкову. – Мне кажется, штабс-капитан вообще в сговоре с Ольгой Александровной. Слишком уверенно он утверждает, что поможет.

Анна Васильевна посмурнела, словами про родственника я явно прошлась ей против шерсти, и пусть наверняка она сама подумывала об этом, но не возразить не могла:

– Слишком серьезное обвинение. И бездоказательное. Или у вас есть доказательства, Лиза?

– Нет у меня доказательств, – вынужденно признала я. – Но считать вашего племянника белым и пушистым все равно не могу: он слишком много давал поводов думать о нем плохо.

– Вот как?

Хомяковы опять переглянулись: видно, не рассказывал племянник Анне Васильевне о наших частых встречах, да и о разрешении Фаины Алексеевны тоже наверняка умолчал. Впрочем, оно сейчас все равно не имело силы.

Расспросить меня не успели, поскольку дверь открылась и впустила обсуждаемую персону. Штабс-капитан выглядел вполне довольным жизнью до тех пор, пока не увидел меня.

– Лиза, что вы здесь делаете? – не тратя время на приветствия, спросил он.

– У меня есть неопровержимые доказательства того, что в то время, когда было совершено покушение на Ольгу Александровну, Николай был совсем в другом месте. Со мной.

Тимофеев недовольно кашлянул. Наверное, будучи главой клана, нужно больше беспокоиться о внешних приличиях, но для меня они сейчас были куда менее важны, чем судьба Николая. Волков же расплылся в столь хищной улыбке, что я подумала: а не идет ли сейчас все так, как ему нужно? Или просто штабс-капитан натренирован игрой в покер и хорошо блефует?

– Лиза, с вашей стороны это непредусмотрительно, – сказал он. – Беспокойство о ближних – весьма похвальное качество для столь юной барышни, но еще больше она должна переживать, что о ней будут думать окружающие. О ней и о клане. Что скажет Фаина Алексеевна? Уверен, она ничего не знает, а когда узнает, будет резко против такого урона вашей репутации. А поскольку вы лицо несовершеннолетнее, увы, только она будет решать, выступите ли вы свидетелем на суде. И боюсь, ее решение будет однозначно не в пользу бедного Николая.

– Саша, как ты можешь так говорить, – возмутилась Анна Васильевна. – Речь идет о судьбе Коли.

– Боюсь, Анна Васильевна, что судьба внучки для Фаины Алексеевны окажется куда важнее судьбы вашего сына. Ведь после того, как Лиза выступит на суде, единственной возможной партией для нее станет Николай.

– Мы не возражаем, – торопливо сказал Петр Аркадьевич.

Но Волков не обратил ни малейшего внимания на его ремарку и продолжил:

– А это никак не удовлетворит Рысьиных.

– Видите ли, Александр Михайлович, – с улыбкой сытой кошки, дорвавшейся до сметаны, ответила я. – Ваше предположение априори неверно, поскольку опирается на ту информацию, которая у вас есть, а она не полная. Фаина Алексеевна более не имеет ко мне никакого отношения. И клан Рысьиных тоже, поскольку сейчас я состою в клане Рысьих.

Для Волкова мое сообщение оказалось неприятным ударом, даже его холеную физиономию чуть перекосило, но он справился с собой быстро.

– А что это меняет, Лиза? – лениво спросил он. – Какой бы клан ни был, его глава все равно будет против такого урона репутации. Так что с вашей стороны весьма некрасиво подарить надежду родителям Николая. Кстати, а кто у вас глава? Не припомню такого клана. Слишком мелкий, наверное.

Он нехорошо прищурился, наверняка наметив следующим шагом визит к этому самому главе, чтобы заручиться помощью. Или запугать.

– Мы только зарегистрировали клан, он еще не успел вырасти, – пояснила я. – А глава не будет против, не переживайте, поскольку глава – я.

– Вы? – пораженно выдохнул Волков, разом потеряв всю невозмутимость. – Быть того не может. Там требуемый уровень магии не меньше пятисот.

– Да-да, я помню, только вчера подтверждала. – Зубы я показала с огромным удовольствием.

– Лиза, и вы собираетесь себя хоронить с таким уровнем магии? Это преступно! – возмутился Волков. – И со стороны Фаины Алексеевны было преступно пустить ситуацию на самотек. Имейте в виду, стоит вам появиться на суде, и вы из желанной невесты превратитесь в парию. А если Николай не захочет на вас жениться…

– Саша, как ты смеешь! – воскликнула Анна Васильевна.

– Значит, судьба моя такая – остаться старой девой, – ласково ответила я почти одновременно с ней. – Я не могу позволить Николаю пострадать ни за что.

Волков что-то выдавил сквозь зубы, наверняка ругательное и не очень приличное. Но сделал это столь тихо, что слов все равно никто не разобрал. Просить повторять мы его не стали, поскольку в кабинете зазвонил колокольчик, секретарша подскочила, метнулась к начальству, а выйдя оттуда, сразу пригласила нас с Тимофеевым в кабинет.

Солидный такой кабинет. С паркетными полами, натертыми до блеска и частично прикрытыми красной ковровой дорожкой. С солидной мебелью с толстыми резными ножками и позолоченными ручками. И солидным хозяином, чей солидный животик обтягивала новехонькая форма с золотыми галунами.

К моему заявлению и выписке с проходной университета он отнесся без особого воодушевления. Важно выслушал, все изучил, потом столь же важно сказал:

– Это ничего не доказывает. Вы лицо заинтересованное.

– А выписка с проходной?

– Поручик Хомяков мог покинуть университет и вернуться туда не через проходную.

– Как это не через проходную? – возмутился Тимофеев. – Это невозможно.

– Есть способы, – туманно ответил следователь. – Разглашать их я, разумеется, не буду, это не в интересах следствия. Способы подходят не всем, но поручик входит в группу лиц, которые могут таким образом покидать университет незамеченными. И возвращаться, соответственно, тоже.

Он лениво вертел в руках карандаш и даже не смотрел на нас. Почему-то подумалось, что ему уже спустили сверху результат расследования и от наших слов сейчас не зависит ровным счетом ничего. Теплое место предполагало полную лояльность хозяевам, и следователь сейчас отрабатывал жалованье и кабинет, а не стремился найти истину.

– То есть вы утверждаете, что Елизавета Дмитриевна лжет? – холодно спросил Тимофеев.

– Она лицо заинтересованное, – невозмутимо повторил следователь.

– А моя служанка? – уточнила я.

– Разумеется, тоже.

– А ментальная магия? – ухватилась я за соломинку. – Меня же может допросить специалист по ментальной магии, чтобы подтвердить, что я не лгу.

– Вы могли видеть иллюзию и даже не подозревать об этом. – Он почти зевнул мне в лицо.

– А Николай? То есть поручик Хомяков. Уж он точно может знать, что был у меня не иллюзией.

– К сожалению, подобный допрос поручика Хомякова невозможен.

Разумеется, невозможен, потому что все обвинение рассыплется карточным домиком после такого допроса.

– Это официальная позиция следствия?

– Помилуйте, барышня, – снисходительно усмехнулся этот тип. – Следствие еще идет. Разумеется, ваше заявление и другие бумаги я приложу к делу. Но если вы рассчитываете, что после вашего заявления поручик Хомяков будет отпущен на свободу и сможет избежать карающего меча правосудия, то вы глубоко заблуждаетесь.

– Он невиновен!

– Суд определит, – равнодушно ответил следователь. – У вас все? В таком случае более вас не задерживаю.

Захотелось на него наорать и выплеснуть содержимое пузатой чернильницы, которая прямо-таки просилась в руку, прямо в эту наглую лоснящуюся рожу так, чтобы чернила потекли сначала по лицу, потом по новехонькому мундиру, красному сукну стола… Я столь живо представила картину, что руки зачесались сделать ее явью. Но этим я точно Николаю не помогла бы, а только настроила против себя того, от кого могла зависеть его судьба. А могла и не зависеть – тут я не заблуждалась. Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри бурлит ярость, мешается с магией и хочет выплеснуться, и несколько раз вдохнула-выдохнула, чтобы успокоиться:

– Имейте в виду, что невиновного вам посадить не удастся. Всего хорошего.

Повернулась я недостаточно резко, чтобы не заметить снисходительную усмешку следователя. Да, этот точно посадит того, на кого укажут, и даже аппетита не потеряет.

– Всего хорошего, барышня. И советую вам еще раз хорошенько подумать, пока я не дал вашему заявлению хода.

Штабс-капитана в приемной не было, а Хомяковы по моему лицу поняли, что разговор у нас со следователем не задался. Волкова зло выдохнула: «Пусть она не думает, что ей все сойдет с лап», подразумевая, скорее всего, Ольгу Александровну.

– Не сойдет, – согласилась я. – Сейчас не Средневековье, чтобы монархи творили все что вздумается.

Секретарша выразительно закашлялась.

– Кто бы ни творил, страдает Коля, – сказала Волкова, зыркнув на нее довольно зло.

Хотя, конечно, секретарша – последняя, кого можно обвинить в проблемах Николая.

– Да, как бы теперь дело ни повернулось, – сочувствующе сказал Тимофеев, – отставки вашему сыну не избежать.

– А и к лучшему, – махнул рукой Хомяков. – Лишь бы вытащить его из этой западни. Тоже мне, долг перед отечеством – охрана истеричных девиц.

Секретарша закашлялась еще возмущенней, Петр Аркадьевич наконец обратил на нее внимание и подошел к столу:

– Нас примут сегодня или нет?

– Разумеется, нет, – сурово ответила секретарша. – Я вам уже все объяснила. Вы не записаны и не попадаете в плотный график моего начальника. Вас вызывали? Нет. Вот видите.

– И все же я требую. – Невысокий Хомяков нависал над секретаршей, как сама неотвратимость. – Я настоятельно требую. – Он стукнул кулаком по столу.

– Будете хулиганить – полицию вызову и вас посадят, как мешающих следствию, – мстительно сказала она.

– Елизавета Дмитриевна, нам пора, – напомнил Тимофеев.

– Лиза, где мы сможем вас найти? – спросила Анна Васильевна, не отрывая тревожного взгляда от мужа.

Я вопросительно посмотрела на Тимофеева. Возможно, его знакомства помогут скорректировать планы и нам придется куда-нибудь пойти?

– Мы будем в университете, в лаборатории целительских артефактов, – правильно понял он мой взгляд.

Я сообщила еще домашний адрес, невольно подумав, что будет не совсем прилично, если Хомяковы столкнутся с Ли Си Цыном. С другой стороны, это же пациент Владимира Викентьевича…