Текст книги "Гимназистка. Под тенью белой лисы"

– Некоторые вещи случаются сами собой, – пожала я плечами. – Полина Аркадьевна как стихийное бедствие, ее просто надо пережить.

– Она нацелилась на слишком крупную добычу, – недовольно сказала княгиня. – Не по зубам.

– Не так давно Волков говорил то же самое про вас.

– Лиза, ну ты сравнила, – рассмеялась она. – Рысьина и какая-то там Свиньина.

– Морская, – напомнила я.

– Это еще хуже, – недовольно фыркнула она. – Свиньины необычайно приятное семейство, а вот Свиньин-Морской… Ходят слухи, что он запускает свои лапы в казну. А это значит, что постоянно ходит по самому краю. Этак он до каторги доворуется. Будет строить ту самую железную дорогу, по которой сейчас так любит разъезжать.

Столько неодобрения было в ее словах, что я невольно спросила:

– А за похищение императорских артефактов какое наказание? Тоже каторга или сразу смертная казнь?

– Никогда не интересовалась, – не моргнув глазом ответила княгиня. – Пусть переживают те, кто на такое нацелился.

И чуть заметно повела глазами. В самом деле, полог от подслушивания мы не поставили, и сейчас Полина, та, которая моя прислуга, совершенно наглым образом грела уши у двери в гостиную. Для моего обострившегося слуха издаваемые ею звуки были прекрасно различимы. Получается, не такое уж доверенное лицо ко мне приставили?

– Поскольку мы все обсудили, то, пожалуй, пора отправляться в Ильинск, – сказала Рысьина. – Осмотришься на месте и наконец вернешь семейную ценность. В этом случае я на твое поведение буду смотреть сквозь пальцы. Хочешь – встречайся с Хомяковым, хочешь – с Волковым…

– Со вторым точно не планирую.

– …Лишь соблюдай приличия, – закончила Рысьина. – Поехали же, Лиза.

– Я никуда не поеду без Николая, – с милой улыбкой ответила я и с удовлетворением увидела проявившуюся злость на княгинином лице.

– Лиза, его нет в Царсколевске, а ждать его возвращения мы никак не можем.

– Не вы ли поспособствовали его поездке, Фаина Алексеевна?

– Ты мне льстишь, дорогая. Разве я могу влиять на решения императорской фамилии?

Правда, сказано это было с таким видом, словно она не только влияла, но иной раз и принимала решения за императора. Я пожалела, что не озаботилась выяснением, что же происходит подле трона и какие семейства имеют там вес. С другой стороны, у кого было выяснять?

– Лизанька, – промурлыкала любящая бабушка, – я не отказываюсь от своих обещаний, не отказывайся и ты от своих. Давай же закроем вопрос с… клановым имуществом. Сегодня же.

Конечно, вопрос хотелось закрыть как можно скорее, и у меня был туз в рукаве в виде переноса к Ли Си Цыну после обнаружения артефакта, но кто сказал, что у княгини Рысьиной не припасено что-нибудь в загашнике? Что-нибудь такое, что с легкостью побьет моего туза и заставит меня делать то, что хочет она, а не я? Верить рысьинским обещаниям? Нашли дуру! Я нежно улыбнулась родственнице:

– После возвращения Николая Хомякова вы сделаете объявление о помолвке и мы все вместе поедем в Ильинск.

– Если я найду артефакт без тебя, твое влияние в клане очень уменьшится, – нехорошо прищурилась Рысьина. – А я разберу комнату по дощечке. А дощечки расщеплю на самые мелкие щепочки, Лиза.

Последнее она мне прошипела уже в лицо, резко встав и приблизившись настолько, что при желании я могла бы взять образец пудры, которой было щедро обсыпано ее лицо. Лицо, на котором сейчас жило только одно чувство – ненависть. Горячая, всепоглощающая ненависть. И боюсь, я отвечала ей полной взаимностью.

– Дорогая бабушка, – прошипела я в ответ. – Если бы вы могли без меня обойтись, непременно уже сделали бы это. Что-то мне подсказывает, что без меня вы хоть все через сито просейте, ничего не найдете.

Глава 16

Рысьина убралась несолоно хлебавши, а потому очень и очень злая. Если мы не плевались ядом друг в друга, то лишь потому, что рыси его не производят, правда, в случае моей бабушки я бы даже зуб в заклад не поставила, вздумай кто со мной поспорить. Моя старшая родственница полна неожиданностей, весьма неприятных для противника. После ее ухода я пометалась по гостиной, зло отфыркиваясь под неодобрительными взглядами убирающей остатки чаепития Полины, пока проявившийся домовой не прошептал:

– Успокойтесь же, Елизавета Дмитриевна, княгиня вас нарочно бесила.

Я бросила полог от подслушивания рысьинской шпионкой и ответила в полный голос, чтобы передать всю гамму обуревающих меня чувств:

– Она меня и не нарочно бесит. Она бесит даже не словами, а собственным видом. Тем, что она вообще где-то там есть.

Я опять фыркнула.

– Дык потому, что ваш зверь хочет стать главным, – пояснил Мефодий Всеславович, немало меня тем самым удивив. – Подмять под себя весь клан Рысьиных. Княгиня власть уступать не хочет, вот между вами и искрит.

– Зачем мне нужны Рысьины? Да я их знать не знаю. Впрочем, как и они меня! – в сердцах бросила я.

– Зачем – это вы не у меня, у своего зверя спрашивайте, – степенно сказал Мефодий Всеславович. – Он у вас еще даже в полную силу не вошел, а княгиня его уже боится, пытается подмять заранее.

Я поняла, что ничегошеньки не понимаю:

– Не проще ли было бы меня из клана отпустить?

Домовой неодобрительно крякнул:

– Да кто ж такую ценность из клана выпустит, Елизавета Дмитриевна? Ее свои же загрызут, попробуй она такое провернуть. Поэтому княгиня и злится, что ей нужно вас и оставить, и подмять. А скоро это будет уже невозможно.

– Почему именно подмять? – заинтересовалась я. – Пусть она меня не любит, но подобие деловых отношений могла бы предложить.

– В кланах это так не работает. Там жесткая иерархия, основанная на силе главы. Правда, некоторые хитростью забираются на самый верх, но в этом случае заручаются лояльностью того, кто сильнее. Там конфликта между зверями нету, иной раз получается пролезть. Хитрость – она тоже сила.

Значит, вот как Юрий и его отец хотели меня использовать…

– Что вам Волков-то сказал, Елизавета Дмитриевна? Вы так побледнели, даже Рысьина заметила. Не умеете вы лицо держать.

– Сказал, что второй зверь опасен.

– Чем?

– Этого не сказал. Господи, ситуация – не знаешь, за что хвататься, что делать первым! – в отчаяние взявшись за голову, выдохнула я. – И даже знала бы, все равно стоит вопрос: как?

– Ну же, Елизавета Дмитриевна, – похлопал домовой своей маленькой ручкой по моему плечу. – Не переживайте. Непременно все будет хорошо. Велес вам поможет.

– Чтобы он помог, да даже не помог, а просто выслушал, мне нужно отделаться от артефакта. Оттого, что я примерно знаю место, ничего не изменилось: я понятия не имею, как его достать оттуда. Я ровным счетом никакой магии не чуяла в квартире. Словно артефакта там нет.

– Может, и нет, – согласился Мефодий Всеславович, лишь бы меня успокоить.

– Так Юрию же его я вынесла как раз из моей комнаты.

– Может, он у вас при себе был? – предположил домовой. – Доставать при посторонних неприлично, пришлось выйти. Юрий Александрович же отмечал задравшуюся юбку, но знать не мог, как она задралась.

– При мне артефакта не нашли, – напомнила я.

– Перепрятали к тому времени, Елизавета Дмитриевна, – уверенно ответил Мефодий Всеславович.

– И куда я, по-вашему, могла его перепрятать? – с изрядным скепсисом уточнила я.

– Мне-то откуда знать, Елизавета Дмитриевна? – удивленно воззрился на меня домовой. – Ежели в доме не было, могли в саду прикопать или, вон, подруге на сохранение дать.

– Но Оленька бы непременно напомнила.

– Может, сама забыла или важным не посчитала. Или, напротив, посчитала столь важным, что решила не отдавать.

– Нет, Оля не такая, – убежденно возразила я. – Она непременно бы вернула или рассказала, а значит, у нее ничего нет.

– Нет так нет, – легко согласился Мефодий Всеславович. – Вам лучше знать. Да и вряд ли вы отдали бы столь опасную вещь на сохранение близкой подруге.

Тут я задумалась. Я бы точно не отдала, но сказать такое с уверенностью о своей предшественнице не могла. Лиза была очень доверчивой девочкой, на что указывают ее отношения с Юрием. И все же вряд ли она отдала бы подруге артефакт, тем самым поставив ту под угрозу. А вот Юрию или его отцу… Не могла ли она довериться кому-нибудь из них? Александр Михайлович произвел впечатление куда более разумного существа, чем его сын. Он вполне мог убедить Лизу отдать опасную вещь на хранение и тогда сейчас попросту выжидает, надеясь воспользоваться козырем потом, когда все немного утихнет и исчезнет опасность, что Рысьина его загрызет за неповиновение и обман.

– Просто уперлись вы в один вариант, уж простите меня, Елизавета Дмитриевна, а жизнь, она такая штука, на месте не стоит.

– Вы что-то предлагаете, Мефодий Всеславович? – осторожно уточнила я.

– Так с Волковым поговорить бы, – неуверенно ответил он и быстро добавил в ответ на мой протестующий рык: – Я ж не о том, чтобы союз с ним заключить, а о том, чтобы выяснить, что он знает и про артефакт, и про лису вашу, так странно появившуюся. Ежели вы форму эту принимать не можете, значит, контроля у вас над ней нет. А вот не может быть так, чтобы у нее был контроль над вами?

Я только и смогла, что испуганно икнуть. Только не хватало, чтобы контроль надо мной получила эта инфернальная образина с лазерными прицелами вместо глаз. Но неужели я не почувствовала бы постороннее вмешательство?

– Как она может это провернуть? – чуть хрипло спросила я.

Мефодий Всеславович постучал пальцами, сложенными в щепоть, по голове.

– Подарок-то явно не от Велеса, – сказал он, пугая меня еще сильнее, – стало быть, и способы там грязные, душу вымораживающие. А что вы супротив выставить можете? Ничего, ибо не знаете, с чем боретесь. А Волков знает.

– Вопрос, скажет ли, – проворчала я, принимая правоту домового. – Ни на какие соглашения я с ним не пойду.

– А и не надо. Вам нынче хоть крупицу знаний урвать. А где ее взять? Только у врага.

У врага брать ничего не хотелось. Не потому, что я была столь принципиальна, а потому, что была уверена: Волков просто так делиться ничем не будет.

Я подошла к зеркалу в толстой резной позолоченной раме, висевшему в простенке между окнами гостиной. В нем тотчас же зажглись красными, пока неяркими угольками лисьи глаза. Она следила за мной и явно злилась, что я ее игнорирую. Что ж, можно и внимательней посмотреть. Поиграть в гляделки. Я уставилась прямо в разгорающиеся красные точки и почти тут же пожалела. Казалось, через глаза лучи ввинчиваются прямо в мозг, и не просто ввинчиваются, а пытаются там что-то сотворить. Отшатнуться я не успела, меня накрыло воспоминанием.

Словно кусок с рваными краями, выхваченный из цельного полотна. Неизвестно, что было до. Неизвестно, что было после. Но сейчас мы, я и мой собеседник, сидели на скамейке. На мне легкие шелковые брюки, краями которых играл летний ветер, и элегантные туфли, одной из которых я покачивала, пытаясь скрыть раздражение. Раздражал меня сидящий напротив парень с внешностью, ничем особо не запоминающейся, пока не поймаешь его взгляд. Темный, нехороший взгляд, поднимающий все гадкое, что обычно прячешь в самых дальних закоулках души. И гадкого поднялось уже столько, что хотелось снять туфлю и подкованной шпилькой врезать по сволочи, которая подарила призрачную надежду, просуществовавшую ровно до момента, когда он сказал, что потребуется взамен на излечение сестры.

– Я понимаю, вы сейчас мне не верите, – тем временем говорил парень низким неприятным голосом. – Считаете бредом?

– Считаю, – согласилась я. – Сама себе удивляюсь, что продолжаю вас слушать.

– Потому что других шансов спасти вашу сестру нет.

– Боюсь, их вообще нет. Ей сейчас поможет только чудо.

Он прищелкнул пальцами, и на их кончиках зажглись красные огоньки. Я лишь скептически скривилась: слишком много повидала в этой жизни дешевых фокусов, чтобы на них покупаться.

– Я вам и предлагаю чудо. А взамен вы всего лишь выполните мою просьбу. Несложную.

Огонь он убрал столь же просто, как и призвал.

– Ваша просьба звучит как горячечный бред.

– Не верите в магию?

– А есть те, кто в нее верит?

– Неделя. – Он встал и посмотрел на меня так, что появилось желание снять уже обе туфли, но не чтобы запустить их в собеседника, а чтобы быстрее от него удрать. – За эту неделю Светлане станет лучше, и вы убедитесь, что я вас не обманываю. Но откажетесь помочь – и все вернется на круги своя. И тогда только вы, Марина, будете виноваты в ее смерти. Будете знать, что могли спасти и не спасли.

– Елизавета Дмитриевна, очнитесь! – Мефодий Всеславович по щекам хлопал не сильно, но паники в его голосе хватило бы на десяток домовых. – Что она с вами сделала?

Первое, что бросилось в глаза, когда я их открыла, – это сияющая люстра на потолке. Я лежала на полу, затылок ощутимо побаливал: наверняка приложилась со всего размаха.

– Уже все, – голос прозвучал твердо, но сесть я бы не решилась. – Не стоило мне смотреть лисе в глаза.

Или стоило? Возможно, лиса – ключ к той части памяти, что от меня заперта? Теперь я хотя бы знаю, почему согласилась сюда попасть. Та таинственная Светлана, имя которой всплыло в памяти при пробуждении в этом теле, оказалась моей сестрой из прошлой жизни. Скорее всего, больной или даже умирающей. Лица ее я, сколь ни напрягалась, вспомнить не могла. Впрочем, свое прежнее лицо тоже. В показанном мне куске воспоминания не было зеркала, а глаза собеседника ничего не отражали, они были словно два прокола в пустоту. Не сам ли Темный бог со мной разговаривал?

– Елизавета Дмитриевна, что с вами? – заголосила Полина, некстати зашедшая в гостиную.

Моего падения она наверняка не слышала, но сейчас все плетения развеялись: стоит потерять сознание, и они более ничем не удерживаются. Слышала ли она причитания домового? Или тот может скрывать свое присутствие от нежелательных особ? Сейчас-то его заметно не было, а Полина ничем не показывала, что слышала чужой голос.

– Со мной ровным счетом ничего не случилось. Неужели я не могу помедитировать?

– Помедитировать? У вас кровь около головы натекла, – тихо сказала она.

– Перенапряглась при медитации. – Я села слишком резко, и голова сразу же закружилась, но показывать слабость я не стала. – Такое бывает.

– Когда маг перенапрягается, у него кровь из носа идет, – некстати проявила осведомленность Полина. – А у вас из затылка.

– У каждого свои особенности. – Я потрогала затылок. Кровь уже начала подсыхать. Это сколько я провалялась? – Из носа неэстетично. Он распухает, а кровь пачкает одежду.

– А так она пачкает ковер, – отметила прислуга.

Так нагло отметила, что захотелось ее действительно переименовать. В Прасковью, например. И отомщу за наглость, и Поленьке приятное сделаю. Хотя нет, делать приятное Свиньиной-Морской в мои планы не входит. Я создала плетение для очистки. Но то ли после сотрясения я что-то перепутала в плетении, то ли кровь очищают по-другому, но на ковре возникло обесцвеченное пятно, очень хорошо заметное на фоне ярких красок остальной части. Или только мне заметное, потому что я сижу рядом?

– Фаина Алексеевна меня убьет, – с таким ужасом прошептала Полина, таращась на учиненный мной ущерб, что мне невольно стало ее жалко.

– Скажете, что я кислоту пролила, – великодушно разрешила я. – И вообще, можно кусок отрезать – и никто не заметит.

– Узор сдвинется, – неуверенно сказала служанка, уже прикидывающая, не воплотить ли мою идею в жизнь. – В любом случае, Елизавета Дмитриевна, вас нужно целителю показать. Я сейчас сбегаю.

– Куда?

– При университете есть лечебница круглосуточная.

– Я лучше сама схожу, – решила я. – Заодно и проветрюсь.

– Я не могу вас одну отпустить, – всполошилась Полина. – Вдруг с вами что-нибудь случится по дороге?

– Не случится, – бросила я. – Я больше не собираюсь… медитировать.

Я резко встала, но головокружения не случилось. И вообще я чувствовала себя на редкость здоровой, словно это не я пару минут назад валялась в луже собственной крови. Может, ну их, этих целителей? Еще углядят что-то ненужное. Волков вон как-то углядел?

«Елизавета Дмитриевна, если хотите продолжить разговор, я жду вас внизу, – раздался в моей голове голос Волкова, которого я только что вспоминала. – Вашей прислуге незачем знать о нашей встрече».

Разговор я действительно хотела продолжить, но позволит ли мое нынешнее состояние противостоять штабс-капитану в достаточной степени? Я посмотрела на злосчастное пятно. Пожалуй, волосы трогать не буду. Лучше я их помою потом, традиционным путем, а пока прикрою рану шапочкой. А вот плетение против ментального воздействия я наложила. Получилось оно с первого раза, и руки совершенно не дрожали. Внутри был полный раздрай, но внешне мне удавалось ничего не показывать.

– Елизавета Дмитриевна, я вас провожу, – продолжала настаивать Полина. – Поддержу, если надо.

– Вы же видите, что не надо, – отказалась я. – Лучше подумайте, как замаскировать пятно, если не вырезать кусок. Может, вазу поставить?

– Посреди комнаты?

– Вот и подумайте.

Выскочила я из квартиры, не дав Полине за мной увязаться. Волков и в самом деле ждал меня внизу, прохаживаясь перед подъездом, словно бушевавшая в нем энергия требовала постоянного выхода. При моем появлении он дернул носом, явно учуяв кровь, но сказать ничего не успел.

– Прекратите лезть ко мне в голову, – выпалила я. – Меня это злит!

– Лиза, но это же так удобно, – чуть приподнял он кончики губ. – Никто, кроме вас, не слышит то, что я вам говорю. Или вы хотите рассказать всем о своем приобретении?

И все же он набросил полог против прослушивания, а не полез опять с разговорами напрямую в голову.

– Откуда вы про него знаете?

– Если знаешь, куда и как смотреть, многое можно заметить, – неопределенно ответил он.

– И куда и как нужно смотреть?

Он снисходительно улыбнулся:

– У меня свои секреты, Лиза.

– Александр Михайлович, а нельзя ли сделать эти секреты общими?

Я даже нашла силы улыбнуться. Лиса меня беспокоила сейчас куда сильнее Темного бога. Темный бог пока зло абстрактное и отдаленное, а лиса – конкретное и близкое.

– Нельзя, Лиза. Общие секреты могут быть только у союзников, а вы моим союзником упорно отказываетесь стать. – Волков ответил печально, но его глаза заблестели, как у почуявшего поживу хищника, пусть больше ничего и не выдавало его истинных чувств.

Союзниками нам не стать: похоже, мы по разные стороны баррикад, но поиграть в его же игру – почему нет? Кошки играть любят.

– Мне казалось, Александр Михайлович, вы хотите мне помочь, – промурлыкала я.

– Разумеется, Лиза, хочу, поэтому и предостерегаю вас от неосмотрительных поступков. Отдали бы мне артефакт – не заполучили бы проблему с лишним обликом.

– А как это вообще связано? – изумилась я. – Не хотите ли сказать, Александр Михайлович, что это ваших рук дело?

– За кого вы меня принимаете, Лиза? – с четко выверенной долей обиды ответил он. – Портальная магия противопоказана тем, кто недавно держал в руках нужный мне артефакт. Лисицын – болван, если этого не понял. Или вы его тоже убедили, что не знаете, где артефакт?

– Лисицын – это кто?

Пусть оказалось, что Ли Си Цын имеет непосредственное отношение к моим неприятностям, но Волкову я бы его не выдала, даже если бы не была ограничена клятвой.

– Лиза, и охота вам притворяться? – укоризненно сказал штабс-капитан. – Вам помощь нужна. Если вы не возьмете облик под контроль, он вас убьет, и довольно быстро. Мне будет очень жаль. – Он состроил грустную мину и даже тяжело вздохнул, словно уже репетировал свое появление на моих похоронах.

– Мне тоже будет очень жаль. Так как же взять под контроль второй облик?

– Я вам все непременно расскажу, Лиза. И даже помогу. – В этот раз он не попытался сделать улыбку милой, и она оказалась довольно-таки устрашающей. – Но только в обмен на артефакт. Уверяю вас, Лиза, для вас такой размен весьма выгоден.

Глава 17

Если своей целью Волков ставил напугать и дезориентировать, то, что скрывать, он ее достиг. Он ухитрялся недоговаривать так, что меня начинала охватывать паника. Но гадский штабс-капитан отказывался расстаться с любой информацией до получения артефакта. Мое утверждение, что я понятия не имею, где он, воспринималось весьма скептически, поскольку Волков вбил себе в голову, что дополнительный облик – следствие недавнего контакта с артефактом. А поскольку голова была прикрыта фуражкой, то выстукиваться оттуда ошибочное мнение будет весьма долго. И боюсь, Лиза Рысьина на скорость никак не повлияет: здесь не меньше генерала нужно, чтобы выбить одно авторитетное мнение другим.

– Не более двух-трех дней, Лиза, – нехорошо улыбаясь, заявил штабс-капитан, – так что вы можете пытаться меня обманывать и дальше, но я вам сразу говорю, что не преуспеете. И не тяните с принятием правильного решения, если не хотите получить проблем Лисицына. Впрочем, о чем я? Вам его проблемы за счастье покажутся.

Проблем Ли Си Цына я не хотела, но предложить Волкову хоть что-то в обмен на помощь не могла. Если он вообще таковую мог предоставить, а не вел свою игру, мне непонятную.

– Вы считаете, Александр Михайлович, что я вас обманываю? А я вот уверена, что именно вы обманываете меня.

– В чем же, позвольте спросить, я вас обманываю?

Мы чинно прогуливались в университетском парке, на удивление пустынном в это время суток, хотя фонари на аллеях светили ярко, и пусть до солнечного света их мощности было далеко, но пугаться невнятных теней не приходилось. Да если кого и стоило бояться, так только моего нынешнего спутника, который запросто распугает остальные страхи.

– Возможно, во всем, Александр Михайлович? – Я независимо улыбнулась.

– Какие у вас основания так думать? – с некоторым удивлением спросил он.

– А какие основания у меня вам верить? Видите ли, Александр Михайлович, вы не производите впечатления честного человека. Вы постоянно то врете, то недоговариваете.

Он неожиданно рассмеялся:

– Могу пообещать полную честность, если нам удастся договориться.

– В вопросах артефакта?

– Не только. Фаину Алексеевну весьма заинтересовала сама возможность объединения наших кланов. Две сильнейшие фамилии многого добьются, если объединятся. Ваша княгиня это поняла.

Волков остановился и со значением на меня посмотрел. В рассеянном свете фонарей лицо его показалось почему-то еще более жестким, зато каждая эмоция проявлялась четче и выраженней. Сейчас с него можно было ваять скульптуру алчного предвкушения обладания. Не мной, нет. Властью, которую он рассчитывал получить. И которая уже была совсем рядом, готовая свалиться в подставленные ладони. Но поскольку я не была вороной с сыром, а сам Волков не был ожидающей под елью лисицей, то ожидать, что я испуганно или восторженно каркну и выпущу артефакт, он мог хоть до посинения.

– И чего они добьются? – насмешливо фыркнула я.

Волков прищурился и потом неожиданно честно ответил:

– Получат верховную власть, разумеется. Разве что-то другое стоит такой борьбы? Видите, Лиза, я предельно честен с вами.

– Вы просто уверены, что я на вас не донесу.

– Разумеется, – кивнул он с некоторой ленцой. – Вы сами замараны этой историей по маковку. В деле имперской безопасности мягких приговоров не бывает, даже у тех, кто лишь краем глаза решил заглянуть, а вовсе не участвовать в свержении.

– Я и заглядывать не планировала, – отбрила я. – Меня насильно макнули.

– Лиза, мы не в суде, меня не надо уговаривать. А в суде вы вряд ли такими словами кого-нибудь убедите. Поэтому вам нужно держаться меня, меньше пострадаете.

– А если я страдать вообще не хочу? Почему бы вам не предоставить меня собственной участи?

– Потому что вы непременно сделаете какую-нибудь глупость, – ответил он. – Наш брак будет залогом того, что я вам помогу со вторым обликом.

А еще залогом того, что, в случае чего, Рысьины придут Волковым на помощь. Говорить штабс-капитану, что с его стороны весьма наивно рассчитывать на слово Фаины Алексеевны, я не стала.

– Наш брак? И вам не стыдно отбивать невесту у брата? Согласие Фаины Алексеевны уже почти получено.

Я тут же вспомнила, что как раз Волкову бабушка согласие успела дать. Она вообще распоряжалась моей рукой, как своей. Очень непредусмотрительно распоряжалась. Но штабс-капитан про такую мелочь, как согласие Рысьиной, почему-то не вспомнил.

– Какой он мне брат, Лиза? – ощерился Волков. – Он Хомяков, в нем нет нашей крови.

– С этим можно поспорить.

– Спорьте. Я действовал и продолжу действовать в интересах Волковых. Если эти интересы идут вразрез с интересами Хомяковых – что ж, Хомяковым придется уступить.

– Как с нужными вам акциями? – ехидно спросила я.

Волков еле заметно поморщился: напоминаний о поражениях он явно не любил.

– С Анной Васильевной всегда можно договориться, – процедил он. – Куда проще, чем с вами, Лиза. Ведь, казалось бы, сейчас я действую и в ваших интересах.

– Извините, Александр Михайлович, но я вам не верю ни по одному пункту, – отрезала я.

Глаза Волкова загорелись нехорошим зеленым огнем. Наверное, выделенную на меня дозу терпения он уже использовал, а новую не подвезли вовремя.

– Лиза, вам кто-нибудь уже говорил, что вы ведете себя не так, как подобает барышне вашего возраста?

– Барышня моего возраста должна была после вашего предложения восторженно ахнуть и броситься вам на грудь? – ехидно уточнила я. – Оставьте это Полине Аркадьевне, ибо меня ваша грудь не привлекает. У меня уже есть на чью грудь бросаться.

Казалось, шутливое замечание вызвало у Волкова приступ бешенства. Он на какое-то время настолько перестал себя контролировать, что даже начал частичную трансформацию. Во всяком случае, фуражка приподнялась на вполне себе волчьих ушах, а челюсти выдвинулись вперед, выдавая желание штабс-капитана вцепиться кому-нибудь в горло. Невольно вспомнились преследовавшие сани волки, которых вел артефакт и которые растерзали бы нас безо всякой жалости, если бы не героическая гибель мисс Мэннинг. То есть гибель была не героической, а вот битва – вполне. Зря я потопталась своими мягкими лапками на волковской гордости…

– Если будете продолжать в том же духе, для Николая это закончится плачевно.

Прорычал он эту короткую фразу невнятно и как-то так, что мне вмиг расхотелось шутить. Появилась уверенность, что ранее Волков говорил правду и родственные узы с Хомяковыми для него ничего не значат, а возможно, даже являются именно такими узами, от которых стараются отвязаться как можно скорее и забыть. Я не знала, что можно сказать, чтобы окончательно не разозлить штабс-капитана, поэтому предпочла промолчать, но развернулась на аллее, показывая, что собираюсь вернуться домой. Находиться рядом с Волковым было неприятно и раньше, но теперь стало особенно противно.

– Я вас напугал, Лиза? Простите, не хотел, – почти нормальным голосом сказал Волков.

Показывать страх перед опасным противником – последнее дело.

– Вы меня не напугали, Александр Михайлович, но мне показалось, что наш разговор зашел в тупик, – как можно более невозмутимо ответила я. – Я вам не верю, а ваши цели меня не привлекают вовсе.

– Как же сложно с вами вести переговоры!

– Мы ведем переговоры? – делано удивилась я. – А мне казалось, вы мне угрожаете.

– Я вам угрожаю? Боги мои, Лиза, дорогая, и в мыслях не было. Я вам пришлю одну занимательную книжицу, после изучения которой вы пересмотрите свое отношение к моему предложению, – сказал Волков.

О его недавней гневной вспышке теперь ничего не напоминало, и он опять выглядел образцовым офицером – хоть сейчас на плакат.

– К какому из? – подозрительно уточнила я.

– Они теперь идут только вместе, – довольно холодно ответил он. – Будете торговаться дальше – придется уступать еще что-нибудь.

– Пока еще я вам ничего не уступила, – напомнила я.

– Так это пока. – Он уже окончательно взял себя в руки и хищно улыбался. – Уверяю вас, Лиза, вы не пожалеете, согласившись на мое предложение.

На мой взгляд, предложения Волкова более всего напоминали ультиматумы, что я ему постаралась показать весьма выразительным взглядом, раз уж слова так быстро выводили из себя моего собеседника. Взгляд он понял правильно, но лишь снисходительно улыбнулся, полностью уверенный, что припер меня к стенке и вскоре я вынуждена буду сдаться на его милость. Проводил он меня до самой двери и вежливо распрощался, пожелав сладких снов.

Разговор с Волковым настолько меня вымотал, что я сразу отправилась спать, лишь коротко отчитавшись Мефодию Всеславовичу о неутешительных итогах разговора. Голова гудела и после удара, и после общения со штабс-капитаном. По всему получалось, что теперь, выходя из университета, стоило бояться не только бабушки, но и Волкова. Этот наглый тип не моргнув глазом провернет все так, как посчитает нужным, а согласие Рысьиных получит постфактум. Как наяву вижу, моя бабушка сообщает всем любопытствующим: «Сами понимаете, не в интересах клана было отдавать внучку Волковым, но разве влюбленные слушают старших? Презрела все мои увещевания и вышла за того, кого любит. Хомяков? При чем тут Хомяков? Это гнусные сплетни, не более». При мыслях о Николае сразу вспоминались волковские угрозы в его сторону, которые тоже не стоит сбрасывать со счетов.

Поэтому спалось плохо: снились всякие гадости в виде трансформирующегося Волкова, форма на котором трещала и разлеталась по швам под напором мощного звериного тела. Во сне зубы его казались в несколько раз больше, глаза наливались кровью, а капающая из пасти слюна прожигала не только снег, но и камень, оставляя в нем дыры с рваными краями. «Вер-р-рни ар-р-ртефакт», – почему-то голосом Темного бога взвывал Волков.

Гадкий сон, гадкая ночь и гадкая даже не книга – книжица, которую доставили от Волкова как раз к завтраку, вследствие чего аппетит, и без того подпорченный ночными кошмарами, окончательно испарился. Утешало лишь то, что если я не ем в объемах Ли Си Цына, то лиса не имеет надо мной никакого контроля. Поскольку я не решила, могу ли как-то ее использовать для восстановления памяти, и если могу, то как это сделать лучше, умывалась я, крепко зажмурившись, чтобы, не дай бог, не встретиться взглядом с подозрительным животным из зазеркалья. Стукаться головой еще раз не было ни малейшего желания, особенно в месте, где не предусмотрены мягкие ковры. Но чувствовать – я ее постоянно чувствовала, даже когда рядом не было никакого зеркала.

Захватив с собой книгу, я отправилась на работу. На удивление пришла в лабораторию я первой. Не было ни Тимофеева, ни Соколова, ни кого-то еще. Поскольку указаний заведующий не оставил, я с чистой совестью устроилась за выделенным столом и начала читать переданное Волковым занимательное научное исследование авторства некоего Воронова, посвященное артефактам, в которых заключена сила зверя. Да-да, именно артефактам. Держава Львовых была не единственным таковым, просто самым крупным. Впрочем, остальные были меньше настолько, что даже суммарно содержали разве что одну восьмую того, что было в императорской регалии. Но и того, что было в артефактах поменьше, хватало для исследования. Точнее, только его и хватало, поскольку державу не удалось изучить, о чем Воронов упоминал несколько раз с явной обидой. Впрочем, остальные артефакты автору тоже доверяли в лучшем случае только для визуального осмотра и неохотно отвечали на некоторые вопросы. Поэтому Воронов часто употреблял совершенно ненаучные выражения: «по слухам» и «бытует мнение».