Текст книги "Поиски в темноте"

Глава 15

За рулем сидел Ратлидж, Хильдебранд рядом с ним, а сержант Уилкинс занял место, которое считал своим Хэмиш.

От этого Ратлиджу было не по себе. Если неожиданно обернуться, сумеет ли он разглядеть рядом с сержантом тень Хэмиша? Или сержант, сам того не ведая, изгнал своего спутника?

Хильдебранд почувствовал его состояние и пошел в наступление:

– Выходит, ваша версия трещит по всем швам?

– Не знаю, сначала надо во всем разобраться.

Хильдебранд расхохотался.

– Да, вот именно – разобраться! А вы все запутали. С самого приезда сюда вы только этим и занимаетесь – путаете. – Вспомнив о том, что с ними сержант, он обратился к нему: – А ну, повторите еще раз, только помедленнее!

* * *

Сержант послушно повторил то, что выпалил в кабинете Хильдебранда; тогда он запинался и в спешке глотал слова. Теперь его голос был спокойнее, как будто он привел в порядок мысли и вспомнил подробности.

– Мы расширили район поисков, как вы приказали, и один молодой парень, Фентон, заметил, что земля вроде как просела, как будто там что-то зарыли, а потом утоптали. Он немножко подкопал с краю, думая, что там зарыта чья-то старая собака или что-то в этом роде, а вместо этого достал грязный кусок материи. Сначала он решил, что это кусок одеяла, потом мы увидели угол с подкладкой. Решили, что пальто. Цвет виден сразу – темно-синий. Потом увидели кость. Тут я велел все прекратить, а сам сразу поехал к вам. Не хотел, чтобы там что-то затоптали до того, как вы увидите все как есть.

– Да, молодчина! А вы уверены, что там именно пальто, а не одеяло? Издохших собак чаще всего как раз в одеяла и заворачивают!

– Материя другая, чем та, что идет на одеяло. И собачьей шерсти мы не нашли. А ведь от собаки наверняка осталась бы шерсть… она долго не гниет.

– Да, да! – раздраженно ответил Хильдебранд. – А вы не поняли, какого оно размера – ребенок или взрослый? – Он был не из тех, кто любит напряженное ожидание; ему хотелось сразу получить ответы, а вопросы задавать потом. Хильдебранд по опыту знал, что в их профессии иногда ответов не бывает вовсе. Он боялся, что дело Моубрея из таких. И все же хорошо, если нашлись дети или Маргарет Тарлтон. Настроение у него заметно улучшилось. Если там Тарлтон, Ратлидж наконец перестанет лезть в дело Моубрея и путать ему все карты!

– Нет, сэр, повторяю, мы нарочно не стали копать дальше, чем было необходимо.

Все замолчали. Ратлидж поймал себя на мысли: «Моубрей не успел бы так далеко забраться». Ему бы пришлось пройти две деревни – кто-нибудь наверняка заметил бы его. Кроме того, кость означает, что тело уже довольно долго пролежало в земле. На фронте быстро начинаешь понимать, за какой срок сгнивает плоть…

Он еще не оправился после разговора с Моубреем, его еще душили собственный страх и невольный отклик на реакцию Моубрея.

– От всей души надеюсь, что труп не имеет к Моубрею никакого отношения! – сказал он вслух.

«И к Чарлбери тоже…» – негромко добавил Хэмиш. От неожиданности Ратлидж вздрогнул.

К тому времени, как они добрались до импровизированной могилы, вокруг нее собралась небольшая толпа. Зевак к останкам не подпускали. По словам сержанта, в основном здесь собрались жители Ли-Минстера. Весть о страшной находке еще не достигла соседних деревень – Стоук-Ньютон и Чарлбери.

Ратлидж съехал с дороги, притормозил на обочине. Хильдебранд выскочил еще до того, как машина полностью остановилась. Ему не терпелось первым попасть на место. Сержант последовал за ним. Ратлидж не останавливал их. В конце концов, здесь их участок.

На месте пустоши, поросшей чахлой растительностью, когда-то было пастбище, но с годами оно пришло в запустение и поросло сорняками, которые доходили ему до колен. Цепкие колючки неизвестного ему растения хватали его за брючины, как костлявые пальцы. Вдали виднелась крыша какого-то строения – как ему показалось, сарая. Скорее всего, там окраина Ли-Минстера. Крыша находилась справа от него, а слева было поле, с которого уже собрали урожай. Впереди – пологий подъем. Обернувшись, Ратлидж увидел за дорогой закопченную трубу и заросший плющом фундамент дома. На обгорелых кирпичах сипло каркали вороны.

Если нужно спрятать труп, здесь практически идеальное место. С дороги его не видно, если не подходить вплотную. Отсюда вытекает следующий вопрос: кто знал, что такое место находится именно здесь? Явно не Моубрей, который раньше не бывал в Дорсете!

Ратлидж прошел мимо толпы зевак. Они перешептывались, прикрыв рты руками, стараясь решить, что таится за внезапным приездом полицейских и что привлекло их внимание за зарослями кустов. Большинство склонялось к мнению, что нашлись пропавшие дети. Ратлидж несколько раз слышал произнесенную кем-то фамилию Моубрея. Впереди, у ямы, стояли шесть или семь человек. Он узнал констебля из Ли-Минстера и кивнул ему. Хильдебранд и сержант, опустившись на колени, разглядывали материю, которая торчала из ямы, похожую на маленький парус. Синяя шерсть… тонкая, дешевая.

И только когда он подошел к остальным, то разглядел то, что издали показалось ему корнем, – белая кость с кусками плоти, облепленная грязью после недавнего дождя.

Кость была человеческой…

То же самое произнес вслух Хильдебранд, вскинув голову:

– Значит, человеческая?

– По-моему, да.

Хильдебранд кивнул:

– Ладно, ребята, давайте еще поднажмем!

Он встал и отошел в сторону, а сержант передал лопату дюжему констеблю с уже закатанными до локтей рукавами. Констебль умело взялся за работу – видимо, ему не раз давали подобные поручения. Он осторожно откидывал землю в сторону, соскребая верхний слой почвы, и вгрызался вглубь постепенно. Хильдебранд весь напрягся, как натянутая струна, но не торопил констебля. Сержант, несколько раз покосившись на Хильдебранда, также промолчал. Тишину нарушали звяканье лопаты, кряхтенье констебля и крики воронов. Наконец кость вытащили из земли. К нижней ее части прилип обрывок чулка. На лодыжке сохранилась черная туфля на каблуке.

Женщина. Могила оказалась неглубокой; тело кое-как забросали землей, предварительно завернув в пальто.

В тот день, когда нашли труп на пшеничном поле, для пальто было слишком жарко. Перед ними была не Маргарет Тарлтон и не миссис Моубрей. И не пропавшие дети.

Хильдебранд вздохнул. Опять вопросы без ответов, будь они неладны…

Ушло больше часа на то, чтобы раскопать останки, а люди, ждущие рядом, могли взглянуть на покойницу и составить предварительное мнение о ее возрасте, происхождении и времени, проведенном в земле.

Констебль из Ли-Минстера, присев на корточки и заглянув в вырытую наспех могилу, оглядел тело и спустя какое-то время сказал:

– Я ее не знаю! У нас никто не числится пропавшим. Если бы кто-то из наших пропал без вести, я бы первым узнал об этом. Тогда кто она? Кто-нибудь может сказать? – Он встал на ноги и посмотрел налево и направо.

Сейчас уже невозможно было сказать, как выглядела покойница при жизни. Лица почти не осталось; судя по всему, перед смертью его изуродовали. Темные волосы свалялись; в них запутались комочки сырой земли. Хильдебранд повернулся к констеблю из Стоук-Ньютон:

– А вы не узнаете ее?

– Нет, сэр. Некоторое время назад у нас пропала молодая женщина. Горничная. Но я бы не… – Он вгляделся и покачал головой: – По-моему, эта пролежала в земле достаточно долго. Наверняка не скажу, но, по-моему, эта одета не как служанка, которая отправляется на выходной. По одежде она больше похожа на женщину, которая отправилась на базар. И все же… пока рано судить!

Слушая его, Ратлидж одобрительно кивал, думая: «Я был прав. Он очень способный!» Вслух он сказал:

– Лицо изуродовано. Выходит, ее били так же, как жену Моубрея?

– Трудно сказать, – ответил Хильдебранд. – Он сел на корточки рядом с констеблем. – Здесь кровоподтек. Нос сломан и правая скула тоже. Но зубы не выбиты, и лоб цел. Пока мы не можем утверждать, что она умерла от побоев. Может быть, на теле есть ножевое ранение. Или входное отверстие от пули… Нам обо всем расскажет врач. – Он встал на ноги. – Ладно, ребята, разгоните зевак. Ее нужно отвезти в Синглтон-Магна. – Помедлив, он повернулся к Ратлиджу. – Хотите что-нибудь добавить?

Ратлидж покачал головой.

– Тогда я сам всем займусь. Это мое дело. Преступление совершено в Дорсете; оно не имеет никакого отношения к тому, ради чего вас сюда прислали.

Ратлидж понял, что слышит едва завуалированную угрозу: держись подальше!

Он подумал, что у него еще будет время поспорить с Хильдебрандом, если в том возникнет нужда. Но сейчас не время. Тем более при подчиненных Хильдебранда.

– Пока я не вижу ничего, что требует вмешательства Скотленд-Ярда, – ровным тоном ответил он. Он в самом деле пока не видел необходимости вмешиваться. И все же тщательно подбирал слова, не желая признавать себя побежденным и сохраняя за собой право в любой момент передумать.

Хильдебранд предпочел услышать в его словах обещание, а не согласие. Более того, обещание, сделанное при свидетелях. От радости он великодушно ответил:

– Ее нашли благодаря тому, что вы предложили расширить зону поисков, за что я вам очень признателен. Слушайте, езжайте-ка лучше назад, в Синглтон-Магна. А я останусь здесь, пока мы ее не откопаем, а потом разошлю своих людей обыскать окрестности. Мы вернемся через час, не раньше.

Ратлидж, которого так вежливо прогоняли, уехал. Но Хэмиш уже думал о связи между новым трупом и предыдущим. Когда Ратлидж завел мотор и сел за руль, Хэмиш сказал: «Отсюда до Чарлбери далеко. Не там она погибла. И потом, ее тщательно закопали, а не бросили на краю поля, у всех на виду».

«Да, вот что самое любопытное. Убийца наверняка знал, что ее не хватятся. Он спокойно спрятал ее труп. Жертву в самом деле не искали… Никто не обратился в полицию, не заявил о том, что человек пропал без вести… Ну а что касается второго трупа, из Синглтон-Магна, я начинаю думать, что ее не спрятали нарочно, потому что уже имелся готовый козел отпущения – Моубрей. Кроме того, убийца понимал, что Маргарет Тарлтон будут искать многие, в том числе такой человек, которому хватит власти перевернуть небо и землю. – Он медленно проехал по деревне Стоук-Ньютон. Местные жители толпились на главной улице и сплетничали. Видимо, новость уже дошла до них, и вся деревня бурлила. Снова выехав на шоссе, он продолжал диалог с Хэмишем: – Но я не могу поверить, что именно поэтому лицо жертвы так изуродовали. По-моему, преступление совершено в порыве страсти. Убийца вовсе не пытался затруднить ее опознание. Конечно, и такой цели все послужило, но намерения были другими».

«Да. Значит, у тебя на один труп меньше, а у Хильдебранда – на один труп больше. Уж лучше он, чем ты!»

Ратлидж покачал головой: «Я бы больше радовался, если бы второй труп решил нашу загадку. Если бы он означал, что дети живы. И что убийца, кем бы он ни был, не тот несчастный, который сейчас мучается в тюремной камере». Он никак не мог выбросить из головы мысли о Моубрее.

«Чтобы это доказать, тебе не понадобится вторая мертвая девица. Мы с тобой оба знаем, где искать ответы. И я не думаю, что второй труп как-то повлияет на события в Чарлбери. Убийцу надо искать там, и чем скорее, тем лучше! Если только ты, как Хильдебранд, не захочешь свалить все на беднягу Моубрея».

Ратлидж не мог так поступить. Даже Хэмиш понимал, что это невозможно.

* * *

К тому времени как Ратлидж приехал в Чарлбери – не позавтракав и в мрачном настроении, – там тоже стало известно о страшной находке. Перед «Гербом Уайета» стоял человек, который охотно рассказывал всем, кто желал его слушать, зловещие подробности.

Прислушавшись, Ратлидж понял, что сплетник не видел трупа.

– Еще одно убийство, – рассказывал он любопытным, – точно такое, как в Синглтон-Магна. Тот безумец, который сейчас сидит в камере… наверное, он не первый раз искал свою сбежавшую жену. По-моему, он по всей Англии оставил за собой кровавый след! Видит, что идет по дороге одинокая женщина, или ждет, что ее кто-нибудь подвезет, и сразу ему в голову закрадывается мысль: «Ага, это моя жена!» И не успевает она пикнуть, как он набрасывается на нее и убивает!

Ратлидж, выбравший угловой столик у окна, пытался не слушать его голос. Он выглянул в сад и увидел, что за столиком под деревом, где было собрание Женского института, сидит одинокая женщина. Она сидела спиной к залу; перед ней стоял стакан. Благодаря ее нежно-зеленому платью она стала, как ни странно, почти невидимой в густой листве.

Он узнал Аврору Уайет.

Взяв чашку, Ратлидж вышел в сад.

– Можно к вам присоединиться? – спросил он. Аврора резко вскинула голову.

Он указал на свободный стул наискосок от нее. Ветер мягко шуршал листвой, придавая саду умиротворенный вид. Кроме того, во внутренний дворик не доносились взволнованные голоса с улицы.

Глаза у нее покраснели, как будто она не выспалась.

– Вы к нам по делу? Я слышала, о чем все говорят. Нашли еще один труп.

– Нет, я зашел не по делу. Я не успел позавтракать. Не хочется вместе с тостом слушать про кости. Поэтому я просто сбежал.

– Тогда милости прошу. Может быть, вы развеете мои мрачные мысли! – Она подождала, пока он сел, и продолжала: – Почему вы не успели позавтракать? Пожалуйста, обманите меня! Как-нибудь весело и немножко глупо.

Ратлидж широко улыбнулся; на душе почему-то сразу полегчало.

– На кухню в «Лебеде», в Синглтон-Магна, забрел жираф. Полиция ведет следствие… Что вы пьете? Я принесу вам еще.

Аврора улыбнулась; в ее глазах снова замелькали веселые искорки.

– Лимонад. Он здесь очень вкусный. Спасибо, я с удовольствием выпью еще.

Он принес ей лимонаду, чайник со свежезаваренным чаем для себя и снова сел. Аврора поблагодарила его и попросила:

– Расскажите еще о жирафе.

– К сожалению, я пробыл там недолго и не успел узнать его историю. Уж вы меня простите.

Она обернулась и посмотрела ему в лицо, на котором плясали тени листьев.

– Тогда расскажите о себе. Только о грустном не надо.

Значит, рассказы о Джин, Хэмише, войне и двух последних делах отпадают. Ратлидж задумался.

– Мой отец был юристом, а мать замечательно играла на пианино. В нашем доме всегда было много музыки и книг по праву. Фантазия и практичность…

– Родители хотели, чтобы вы пошли по их стопам? Занимались юриспруденцией или музыкой? Или они были довольны тем, что вы пошли служить в полицию?

– Наверное, отец был бы рад, если бы я стал юристом. Но я понял, что юриспруденция – не мое призвание. В конце концов, по-моему, и он пришел к тому же выводу.

– Вы довольно практичны, я это уже поняла. А как насчет фантазии? – Она склонила голову набок и окинула его внимательным взглядом. – Вы очень чутко реагируете на чужие мысли и чувства. Это дар и одновременно проклятие. Вы способны поставить себя на место других. Ваша способность помогает вам находить убийц?

Хорошее настроение сразу испарилось.

– Иногда, – ответил он.

Хэмиш заворочался, прекрасно понимая, что таится за таким ответом.

– Сегодня утром снова приехала Элизабет, – сказала Аврора. – Говорит, ей нужно чем-то себя занять, чтобы не слишком много думать о Маргарет. Поэтому сегодня она помогает Саймону в музее. Мне трудно выносить ее присутствие… Захотелось побыть в тишине и покое. И вдруг поползли слухи о найденных костях. Мое бегство оказалось тщетным.

– К вам те кости никакого отношения не имеют, – негромко ответил Ратлидж. – И к Маргарет Тарлтон тоже.

– Очень рада слышать, – ответила Аврора, но голос ее звучал вовсе не радостно.

Солнце начало пригревать сильнее; Ратлиджу напекло спину. Он подумал: наверное, сегодня все же будет хороший день.

– Когда все закончится, она уедет. Как только мы выясним, что случилось с Маргарет, у нее больше не будет предлога приезжать сюда.

– Закончится ли? – спросила Аврора. – Я так не думаю. Когда-то… в детстве, понимаете? – я думала: как печально умереть вдруг, внезапно. То есть до последнего мгновения не догадываясь о том, что тебя ждет. Раньше я думала, что люди, умершие внезапно, испытывают сильное потрясение. Они не готовились к смерти заранее и поэтому становятся привидениями. Им очень хочется вернуться, чтобы закончить все неоконченные дела. Я начинаю думать, что и Маргарет тоже такая – что она стала привидением.

Ратлидж тихо сказал:

– Она умерла, миссис Уайет. И нам осталось лишь выяснить, кто ее убил. И, если можно, почему.

Аврора вздохнула:

– Да, знаю. И предпочла бы вовсе не думать о ней. Но мне не дают об этом забыть, потому что Элизабет Нейпир постоянно вторгается в мой дом и в мою жизнь!

Она допила лимонад и отодвинула стакан.

– Мне пора на ферму. Коровы не боятся ни трупов, ни призраков. Они практичные создания; знают, когда время дойки, когда их нужно выгонять на пастбище и когда загонять назад в конце дня. Человек, который ходил за коровами, пока Саймон воевал, сейчас состарился и ослабел. Я часто уговариваю его посидеть на солнышке, пока я работаю, и помочь мне советами.

До этого дня Аврора ни словом не обмолвилась о том, что на ферме есть человек, который мог подтвердить, что она действительно была там и ухаживала за заболевшей телочкой.

Ратлидж сказал:

– Мне бы хотелось с ним поговорить. Возможно, он видел вас в тот день, когда уехала Маргарет.

Аврора улыбнулась:

– Вряд ли! Он страдал ревм… простудой и старался по возможности не попадаться мне на глаза. По-моему, на самом деле накануне он выпил слишком много пива, и у него пучило живот. Во Франции мы называем это «восстанием в кишках». В его возрасте любое восстание может окончиться плачевно.

– Он знал, что вы приехали на ферму, чтобы лечить телочку?

– Он работал в сарае. Оттуда не видно того места, где я оставляю машину. Иногда я приезжаю и уезжаю, вовсе не встретившись с ним, если он уходит в поле.

– Но он мог слышать рокот мотора.

– Может быть. Очень мило с вашей стороны искать человека, который может с уверенностью сказать, где я была и где меня не было.

– Я не по доброте душевной так поступаю, а по необходимости, – ответил он резче, чем собирался. – Несколько человек в то утро видели вашу машину в Чарлбери. Они готовы дать показания в суде. Уверяют, что рядом с вами сидела Маргарет Тарлтон.

Аврора Уайет пожала плечами:

– Я не могу придумать свидетелей. – Несмотря на ее жест, она вовсе не осталась равнодушной к его словам. За внешней невозмутимостью таилось напряжение. И самый настоящий страх.

Безмятежность развеялась, как дым на ветру. Через несколько минут она извинилась и ушла.

Ратлидж остался на месте, вспоминая, что рассказывала Франс о финансовом положении Уайета и гадая, хватит ли у него денег на хорошего адвоката для Авроры. А может быть, Саймон бросит ее на произвол судьбы ради сохранения своего драгоценного музея?

Не потому ли Элизабет Нейпир зачастила в Чарлбери?

Глава 16

Ратлидж пошел разыскивать констебля Трута. Наконец ему повезло. Констебль нашелся на окраине Чарлбери, где он наблюдал за тем, как группа людей обшаривает густые заросли по берегам ручья.

– Трут? Мне нужно с вами поговорить, – сказал Ратлидж, второй раз за утро бредя по полю.

Констебль узнал Ратлиджа и зашагал ему навстречу.

– Что-нибудь случилось… сэр? – Вежливое обращение давалось ему с трудом, но он посмотрел на Ратлиджа и понял, что сейчас не лучшее время для того, чтобы забывать о субординации.

Ратлидж отвел его подальше от любопытных взглядов – все тут же обернулись в их сторону.

– Возможно, вы уже слышали, – сказал он. – Сегодня утром возле Ли-Минстера нашли труп. На него набрел один из поисковых отрядов.

– Да, слышал. К нам он никакого отношения не имеет. – Трут дернул головой в сторону людей, бесцельно обшаривающих заросли и жадно прислушивающихся к тому, о чем говорят Трут и Ратлидж.

– Насколько я понял, некоторое время назад у миссис Дарли работала горничная, которая потом пропала. Ее знали и в Чарлбери.

– Бетти Купер… да, сэр. Хотя здесь она не работала, местные ее в самом деле знали. Но, судя по тому, что я слышал, там вряд ли она; ведь та женщина очень долго пролежала в земле.

– Вы уверены?

– Да. Конечно, все определит доктор, но, судя по тому, что мне рассказывали, маловероятно, чтобы труп принадлежал ей. И нашли ее возле Ли-Минстера… нашим там делать нечего, верно? Труп пришлось бы далеко тащить, а о том месте, где ее нашли, никто из посторонних не знает. Все очень логично.

Трут повторил любимую фразу Хильдебранда:

– Никогда ничего нельзя исключать, констебль!

– Так точно, сэр!

Ратлидж кивнул и, недовольный, ушел. Но Хильдебранд был прав: второй труп не имел к нему никакого отношения. Ратлидж с облегчением подумал: он не обязан заниматься еще и им.

Он отправился к дому Уайетов и вошел в музей, не постучав. Элизабет Нейпир расставляла экспонаты на полках. Когда открылась дверь, она обернулась. Поверх темно-синего платья она надела рабочий халат. На полу рядом с ней стояла метелка из перьев.

– Здравствуйте, инспектор! – удивленно сказала она. – Что привело вас сюда?

– Я бы хотел поговорить с мистером Уайетом. Он в музее или дома?

– В ту дверь и направо, – ответила Элизабет, смерив его задумчивым взглядом. – Есть… есть ли новости о Маргарет? Вы ведь не для того ищете Саймона, чтобы мягко рассказать о…

– Рассказывать, к сожалению, пока не о чем. – Не останавливаясь, он прошел мимо нагромождения пустых коробок, которые сложили в штабель – видимо, чтобы потом унести. Он прошел в дверь в дальней стене, очутился в коротком коридоре и, пройдя его, попал в небольшую тесную комнатку, служившую кабинетом.

Саймон сосредоточенно изучал какой-то гроссбух; рядом с ним на столе лежали счета. Все поверхности в комнатке были завалены бумагами – судя по всему, он начинал их просматривать, но бросал, не докончив. Когда Ратлидж вошел, Саймон досадливо вздохнул, как будто незваный гость нарушил ход его мыслей. Увидев, кто пришел, он откинулся на спинку кресла и начал тереть затылок, как будто он затек.

– В чем дело? Есть новости?

– Нет. Я хотел поговорить с вами. Наедине. – Ратлидж закрыл за собой дверь и вытащил из угла стул. Убрав с сиденья на пол стопку книг, он сел.

– Слушайте, а ваш разговор не может подождать? – раздраженно спросил Саймон. – Мне нужно закончить с делами, и, скорее всего, они отнимут у меня весь день! Я не очень хорошо разбираюсь в бухгалтерии, о чем Авроре прекрасно известно. Не могу понять, почему она мне не помогает. Хорошо, что Элизабет вызвалась расставить экспонаты на стеллажах. Я рад любой помощи!

– Нет, мой разговор не может подождать, – решительно ответил Ратлидж. – Отвлекитесь от своего гроссбуха и выслушайте меня!

Саймон нехотя сдвинул гроссбух на край стола, хотя Ратлидж так и не понял, перестал ли он складывать в уме цифры.

– Ну ладно. Что у вас?

– Тот труп не дает мне покоя. Все указывает на то, что жертва – женщина, которую вы собирались нанять своей ассистенткой. Кроме того, несколько человек видели, как ваша жена подвозила Маргарет Тарлтон на станцию. Если они говорят правду, значит, миссис Уайет была последней, кто видел мисс Тарлтон живой.

Уайет нахмурился:

– Не понимаю, в чем проблема. Аврора не убийца!

А раньше Саймон Уайет утверждал, что его жена никогда не обманывает… Может быть, он просто ограниченный человек, который ничего не видит дальше собственного носа? Или, всецело поглощенный музеем, он просто не в состоянии думать о чем-либо другом?

– Что вам известно о вашей жене – о ее прошлом, ее родне?

– Боже правый, при чем тут ее прошлое?

– Кто ее родители? – терпеливо продолжал Ратлидж, не обращая внимания на раздраженные замечания Хэмиша, который смело высказывался сначала о констебле Труте, а теперь об Уайете.

– Ее родители уже умерли – мать скончалась за несколько лет до войны, – досадливо ответил Саймон. – Отца убили немцы – его застрелили, когда он пытался помешать им грабить его ферму. Сама Аврора выжила чудом… она добежала до монастыря на бельгийской стороне, и ее туда приняли. Она несколько недель пролежала в лихорадке. Потом стала пробираться на юг – хотела попасть к своей кузине в Прованс. Я нашел ее, снова больную и напуганную, в группе беженцев, которые пришли в наш сектор ночью. В довершение всего мы их обстреляли. К счастью, никто не погиб, но их спасло лишь чудо. Вы, наверное, догадываетесь, как испугались мои солдаты! Поползли слухи, что немцы пошли в атаку… и вдруг из темноты показались фигуры! Я уж решил, что фрицы так пошутили!

Ратлидж понял его. На войне стреляли во все, что движется в темноте, не спрашивая ни пароля, ни происхождения.

– И что вы с ними сделали?

– Отправил всех в тыл и велел накормить. И все. И только позже я снова увидел Аврору и едва узнал ее, так она исхудала. Добираясь до нас, она голодала и чуть не сошла с ума от страха. У нее имелись кое-какие медицинские навыки; должно быть, врачи взяли ее в госпиталь помогать.

Рассказ получился очень поверхностным, без эмоций. Не зная, невозможно было догадаться, что женщина, о которой рассказывает Уайет, – его жена.

– Расскажите о своей политической карьере, – попросил Ратлидж, пытаясь оценить своего собеседника. – Мне говорили, она была многообещающей.

Саймон как будто сразу состарился на несколько лет. Лицо у него внезапно осунулось, плечи ссутулились.

– Зачем? – грубо и отрывисто спросил он с таким видом, словно Ратлидж перевернул камень, и под ним оказалось что-то омерзительное. О политике ему явно не хотелось говорить. – Моя карьера не имеет никакого отношения к убийству, верно?

– Маргарет Тарлтон гостила в вашем доме два дня. Вы беседовали с ней, она помогала вам в работе… Поэтому вы тоже автоматически становитесь подозреваемым.

Сначала Ратлиджу показалось, что Саймон не станет отвечать. Но он заговорил, хоть и не сразу:

– Когда началась война, мы с отцом стали решать, что мне делать. Как вы знаете, политическая карьера Черчилля пошла в гору именно после войны. Он попал в плен к бурам и бежал оттуда, переплыв реку. Правда, те, кто побывал в Южной Африке, говорят, что та река была на самом деле просто болотистой низинкой, и тем не менее… Война открывает неплохие перспективы для молодого человека, который интересуется политикой. Предполагалось, что я буду писать домой письма, которые отец начнет распространять среди своих друзей и сослуживцев. Буду делать фотографии. Вести дневник. Потом, когда закончится война, кое-что опубликую… Мы даже название для будущей книги придумали: «Путешествие в забвение». И знаете, это название оказалось очень уместным. Я действительно отправился в забвение, но так оттуда и не вернулся!

Боль в глазах человека, сидевшего напротив, говорила о многом. Ту же невыносимую боль Ратлидж видел в глазах Моубрея. Нечто глубинное и черное, способное погубить.

Ратлидж видел такое же выражение и на собственном лице, обросшем бородой, напряженном, худом и полусумасшедшем, когда в больнице смотрелся в зеркало. Когда он увидел себя первый раз, то подумал: «Там кто-то чужой». Он был ошеломлен. Незнакомец занял мое место!

Саймон смотрел на Ратлиджа, не видя его, не замечая, что на лице инспектора отражаются его эмоции, обнаженные и беззащитные. Он все заметил бы, если бы ему хватило сообразительности посмотреть. Но он был очень занят тем, что старался взять себя в руки, загнать своих демонов назад, в тесную, захламленную коробку, где он держал их взаперти.

Ударив кулаком по столу, Саймон закричал:

– Черт вас побери! Черт вас побери!

Он закрыл глаза, плотно сжал губы, так что уголки побелели. Со стороны могло показаться, что его замутило и он из последних сил борется с приступом тошноты, которая вот-вот сломит его железную волю.

Наступила тишина. Ратлидж слышал, как где-то в доме тикают часы, медленно отсчитывая секунды.

И вдруг, без предупреждения, распахнулась дверь.

– Боже правый! – воскликнула Элизабет Нейпир. Она подошла к Саймону, словно желая защитить его, положила руки ему на плечи, впиваясь в него пальцами. – Оставьте его в покое! Слышите? – крикнула она, гневно глядя на Ратлиджа. – Я этого не потерплю!

Как будто ее хрупкость могла остановить его… Хэмиш бушевал у него в голове, его как будто били молотом по наковальне.

Ратлидж принялся оправдываться:

– Мы говорили о войне…

– Война закончилась, – ответила Элизабет. – Все кончено. Она убивала, калечила, губила… и все же никто из вас до сих пор с ней не расстается! Вы носите ее в себе, на себе, как власяницу и пепел, вы живете с ней, она въелась в вашу плоть и кровь, вы носите ее с собой днем и видите ночью во сне и носитесь с ней, как с какой-нибудь чашей Грааля, которую притащили с собой из окопов! Так вот, война – никакой не святой Грааль. Война – отчаяние, ненависть и страшная боль. Я не допущу, чтобы она касалась меня, слышите? Не допущу!

Ратлидж посмотрел на Саймона. Тот по-прежнему сидел с закрытыми глазами, дышал неровно и хрипло.

И все же Саймон нашел в себе силы сказать:

– Все в порядке, Элизабет. Он не знал… он не собирался бередить раны. Извините меня!

«Все вы знали! – Глаза Элизабет метали молнии. – И для вас война стала таким же ужасом, как для Саймона, верно?»

– Уходите! – сказала она вслух. – Уходите. До того, как вы оба окажетесь по ту сторону своих кошмаров!

Ратлидж встал, понимая, что вынужден подчиниться. Сейчас бесполезно говорить с Саймоном. Окруживший его мир слишком хрупок и вот-вот распадется на части.

– Саймон, я вернулась… – В комнату вошла Аврора, преградив ему путь. Она посмотрела на мужа, на Элизабет, которая стояла, словно защищая его, крепко впившись пальцами в белую рубашку. Саймон закрыл глаза. Элизабет прижималась к нему, а он положил голову ей на плечо. Их поза говорила о давней близости. Он легко принял ее утешение… Их близость невозможно было объяснить только дружбой. Аврора повернулась к Ратлиджу. Тот стоял мрачный, с затравленным взглядом, и смотрел на нее так, словно тоже увидел в ней постороннюю.

Не говоря ни слова, она крутанулась на каблуках и выбежала прочь. Сердце у Ратлиджа разрывалось от жалости к ней. Он жалел, что не может ее утешить.

Она убежала, а он стоял, точно прирос к месту. Из оцепенения его вывел голос Элизабет.

– Идите к ней! – настойчиво велела она. – Объясните все, заставьте ее понять! О Саймоне позабочусь я.

– Нет. Будет лучше, если вы сейчас уйдете, – ответил Ратлидж. – Мне она не поверит.

И все же он прошел три шага, отделявших его от двери, и услышал последние слова Элизабет:

– Ее нужно утешить, но она не примет утешения от женщины! Она слишком сильная и не допустит, чтобы я видела, как она плачет!

Мысленно Ратлидж с ней согласился.

* * *

Аврору он нашел у кладбища; она стояла в тени, под деревьями, подняв руку к нависшей ветке и положив голову себе на плечо.

Не желая ее пугать, он тихо спросил: