Текст книги "Синий шепот. Книга 2"

41. Куда пожелаешь

Ло Цзиньсан и Цюй Сяосин с тревогой ждали на берегу. Ло Цзиньсан несколько раз чуть не прыгнула в море, но юноша ее остановил:

– Мы не знаем, что творится на дне. С тех пор как тритон ушел под воду, море спокойно. Лучше тебе не вмешиваться!

– Тогда скажи, что нам делать! Их нет уже целый день!

Словно в ответ на слова Ло Цзиньсан, снизу послышался плеск. Не успели друзья Цзи Юньхэ обернуться, как их окатило холодной водой. На утесе показался Чан И, следом за ним на берег выскочили несколько резвых морских рыб. Юноша с девушкой застыли на месте. Спустя мгновение Ло Цзиньсан накинулась на тритона:

– Зачем ты притащил рыбу? Где Юньхэ?

Цюй Сяосин в ужасе уставился на рыбину, которая трепыхалась на земле:

– Это же не может быть Юнь… Юньхэ, верно?

Подруга подскочила:

– Что?!

Чан И выжал воду из мокрых волос:

– Пожарьте.

– Что?! – хором переспросили оба.

Тритон наконец-то удостоил спутников взглядом:

– Пожарьте рыбу. Я отнесу жареную рыбу на дно, чтобы Цзи Юньхэ поела.

Разобравшись, что к чему, Ло Цзиньсан похлопала Цюй Сяосина по спине, тот смиренно поднял рыбу и ушел разводить костер. Девушка же снова насела на Чан И:

– Почему Юньхэ не пришла?

– Она лечится.

– Как долго это продлится?

– Три дня.

– Три дня? – Ло Цзиньсан закатила глаза. – Как же она дышит под водой? Ты практикуешь искусственное дыхание рот в рот?

Чан И на мгновение оторопел и задумался. Тем временем Ло Цзиньсан отвергла собственное предположение:

– Нет, это слишком для тебя примитивно. Значит, вы там только вдвоем? Пробудете вместе целых три дня? Два одиночества в кромешном мраке? Не смей прикасаться к Юньхэ, пока к ней не вернулась память!

Тритон опять растерялся, пытаясь осмыслить болтовню Ло Цзиньсан. Наконец не выдержал Цюй Сяосин и тихо пробормотал:

– Хватит подкидывать ему идеи…

Чан И окинул парочку взглядом:

– Довольно болтать, лучше займитесь рыбой.

Распорядившись, Чан И отправился в лес. В окрестностях Замерзшего моря было теплее, чем на Северном плоскогорье. В ближайшем лесу водились ягоды, и тритон решил набрать немного для Цзи Юньхэ. Когда он ушел, Цюй Сяосин, возившийся с рыбой, недоуменно спросил:

– Когда это тритон успел привязаться к верховному стражу? Разве он не хотел ее убить? Что я пропустил?

– Ты многое пропустил.

* * *

Чжу Лин подал принцессе Шуньдэ пилюлю. Та взяла черный шарик и покатала его между пальцами.

– Так быстро?

– Линь Хаоцин заявил, что ему нужна была рецептура морозного яда. Как только он ее получил, изготовить пилюлю не составило труда. Но она еще не до конца готова.

Принцесса Шуньдэ улыбнулась:

– Чего же еще он хочет?

– Чтобы завершить снадобье, эту пилюлю нужно напитать силой демона и мастера.

– И тех и других в столице хватает с избытком.

– Только учтите: и демон, и мастер должны практиковать ту же магию, что и вы, ваше высочество, – пояснил Чжу Лин.

Принцесса Шуньдэ на мгновение замолчала и ответила:

– Я повелеваю стихией дерева. Подобных мне в столице не так-то много. Наставник государства тоже практикует магию дерева. Линь Хаоцин предлагает мне одолжить силу у Наставника?

Подумав, Чжу Лин сказал:

– Ваше высочество, если снадобье предназначается вам, я знаю одного подходящего мастера, которым можно пожертвовать ради вас.

– Кто же это?

– Цзи Чэнъюй.

– Хм… – Принцесса Шуньдэ взвесила пилюлю на ладони. – Неплохая идея. Что касается демона… Зеленокрылая птица Луань владеет магией дерева.

– Сила зеленокрылой птицы Луань неуправляема. Боюсь, Цзи Чэнъюй не сможет составить ей пару. Принимать несбалансированную пилюлю опасно, ваше высочество.

– Допустим, я приму пилюлю и превращусь в демоницу. Тогда с помощью запретной магии я смогу отнимать силу не только у мастеров, но и у демонов. Наступит день, и мы с Наставником государства сразимся снова. – Рассуждая вслух, принцесса Шуньдэ крепко сжала таблетку. – Пусть Линь Хаоцин добудет мне демона, который владеет стихией дерева. Никто не должен знать об этом, особенно люди Наставника государства. Мне нужен результат, и не позднее, чем завтра.

– Будет исполнено, ваше высочество.

* * *

Ближе к вечеру измученный долгой дорогой юноша в припорошенных пылью белых одеждах вбежал во двор Наставника государства:

– Учитель! Учитель!

Из дома вышел Цзи Чэнъюй и оторопел, увидев перед собой Цзи Нина.

– Где ты пропадал?

На глазах юноши навернулись слезы.

– Учитель… Я… Меня захватили в плен северяне… и отправили на север. А потом отпустили… Я…

– Ты был на севере?

– Да, а еще… еще я встретил легендарную Цзи Юньхэ. Она не умерла…

– Что?! – подался вперед потрясенный Цзи Чэнъюй.

– Цзи Юньхэ теперь носит мужскую личину. Она спасла меня, а потом… потом… – Цзи Нин всхлипнул, не в силах закончить рассказ.

Цзи Чэнъюй потянул ученика за собой:

– Пойдем. Поговорим в доме.

Учитель торопливо увел юношу в комнату, не зная, что за воротами притаился воин в черных доспехах. Глаза в прорезях маски сверкали лютой злобой.

– Цзи Юньхэ… – с ненавистью прошипел генерал.

* * *

На поверхности Замерзшего моря разгулялась непогода, но ни ветер, ни дождь не могли потревожить обитателей дна.

Цзи Юньхэ ела жареную рыбу и сладкие ягоды, которые принес Чан И, и довольно улыбалась.

– Не думаю, что кому-то доводилось отведать на морском дне жареной рыбы. Все-таки хорошо здесь: тихо, никто не тревожит, да к тому же еще и кормят.

– Оставайся здесь навсегда, – предложил Чан И.

– Не выйдет. Тогда это место превратится в тюрьму, – выпалила Цзи Юньхэ не задумываясь, и они оба невольно вспомнили прошлое.

Чан И замолчал, и девушка поспешно замахала руками:

– Я не виню тебя, большехвостая рыба.

– Знаю, – сообщил Чан И.

На губах Цзи Юньхэ блеснула капля ягодного сока, и тритон как бы между делом вытер пятнышко рукавом. Девушка от неожиданности закашлялась. Притворившись голодной, она откусила кусочек жареной рыбы.

Чан И не заметил ее смущения:

– Когда поправишься, сможешь отправиться куда захочешь: на север, в Южную долину или в любой уголок этого мира.

Удивленная Цзи Юньхэ всмотрелась в сосредоточенное лицо тритона, подсвеченное голубоватым сиянием грибов линчжи, и вслушалась в его задумчивый голос.

– Ты всю жизнь мечтала о свободе и даже умудрилась сбежать в Загробное царство. – Чан И запнулся. – Теперь ты вольна идти куда угодно. Я больше не буду держать тебя взаперти.

Цзи Юньхэ внимательно наблюдала за его лицом.

– А как же ты?

– Я вернусь на север, – ответил Чан И. – Эти земли не игрушка и не инструмент, которым можно распоряжаться как вздумается. Мой долг – оберегать плоскогорье и город.

– Например, сдерживать лаву, если произойдет новое извержение?

Чан И молча кивнул.

Цзи Юньхэ посмотрела на точеный профиль тритона и улыбнулась.

– Ты изменился, Чан И.

– Возможно.

Тритон опустил голову и взглянул на свои руки. Он заранее предвидел ответ: «Отлично, я подлечусь – и наши пути разойдутся».

– Можешь взять с собой Цюй Сяосина. Он очень предан тебе. И Ло Цзиньсан, разумеется… – Чан И постарался все предусмотреть.

Цзи Юньхэ с улыбкой слушала, как Чан И обстоятельно рассуждает о будущем, и качала головой. Тритон непонимающе уставился на девушку.

– Ты изменился. Я тоже, – просто сказала она.

Чан И был застигнут врасплох.

– Я с детства томилась в долине Покорителей Демонов, а потом угодила в темницу. Мне известно, что значит сидеть под замком без права самой принимать решения. Меня постоянно что-то связывало, поэтому я возненавидела любые узы. Я стремилась к недостижимой свободе и считала, что обрести ее, пусть даже ценой собственной жизни, – вот моя конечная цель.

Чан И молча слушал. В обращенных к тритону черных глазах отчетливо отразился его силуэт.

– Я побывала на грани жизни и смерти, с грехом пополам вкусила свободы и поняла, что беспечно разгуливать по миру не значит быть свободной. Свобода – это право выбирать собственный путь. Если можешь строить жизнь по своему усмотрению, значит, ты свободен.

Цзи Юньхэ накрыла рукой ладонь Чан И. Тритон стиснул в кулак свободную руку, и девушка положила на кулак вторую ладонь. Бережно касаясь ссадин и шрамов, она осторожно гладила их.

– Я выбираю узы и хочу связать свою жизнь с другим человеком. – Цзи Юньхэ с улыбкой посмотрела на Чан И. – С тобой.

Внезапно голубоватое сияние линчжи вспыхнуло с новой силой, осветив глаза Чан И.

– Ты хочешь последовать за мной на север?

– На север, на юг, в долину Покорителей Демонов, – продолжила Цзи Юньхэ за тритоном. – Куда угодно. В любое место, куда ты захочешь отправиться.

Чан И разжал кулак, взял девушку за руку, стиснул ее пальцы и долгое время молчал. Уголки его губ медленно приподнялись.

– Хоть на край света. Или в морскую пучину. – Голос Цзи Юньхэ снова нарушил ледяное безмолвие бескрайних глубин. – Я последую за тобой.

– Хорошо.

– Эй, погоди. Это и есть морская пучина. Выходит, в ней мы уже побывали?

– В запасе остался край света.

А еще длинные горные цепи, озера, моря и реки. Когда север одержит победу, Чан И оставит престол и объедет весь мир рука об руку с Цзи Юньхэ. Ни он, ни она не вспоминали о былом. Прошлое развеял ветер и унесло с собой море. Оно навсегда забыто. Воистину обрести то, чего лишился, – редкий подарок судьбы.

42. Искушение

Принцесса Шуньдэ с мрачным видом сидела в опочивальне, убранной красными занавесями, и разглядывала тыльную сторону зеркала. Она провела пальцем по бронзовой гравировке в форме цветка, но так и не повернула зеркало к себе.

Сзади послышались шаги, медленные и спокойные. Шуньдэ знала, что входить без доклада в ее покои может только один человек. Наставник государства встал за спиной у принцессы, однако та даже не повернула головы, продолжая осторожно водить пальцем по бронзовому цветку.

– Пора пить лекарство, Жулин.

Наставник государства поставил справа от ученицы чашу с микстурой. Он редко делал что-нибудь лично, но лечение принцессы не доверял никому: сам составлял рецептуру, готовил отвар и поил им больную.

Шуньдэ бросила взгляд на черную жидкость. Неизвестно, какие муки ей предстоят на этот раз.

– Выпью позже, – лениво протянула она. – Пока не хочу.

– Если выпить сейчас, лекарство подействует лучше.

– Сейчас не могу.

Оставив уговоры, Наставник государства взял чашу, схватил принцессу за подбородок, притянул к себе и заставил открыть рот. Обычно Шуньдэ не удавалось воспротивиться его воле, поэтому старик решительно собрался влить микстуру в рот принцессы. Однако та стиснула зубы и вырвалась. Быстро вскочив на ноги, она толкнула учителя, но тот не сдвинулся с места. Тогда принцесса опрокинула круглый табурет, сделала два шага назад и уставилась на своего мучителя красными от злости глазами.

– Я не могу это пить! Не могу! И не буду!

Глаза Наставника государства подернулись холодом, вид властного старика внушал неподдельный ужас. Принцесса ощутила озноб во всем теле, по ее спине пробежали мурашки, и все же пламя непримиримой ненависти, вспыхнувшее в ее груди, затмило прочие чувства. Тяжело дыша, Шуньдэ сверлила Наставника государства недобрым взглядом, однако тот не стал дожидаться очередного отказа. Старик еле заметно пошевелил свободной рукой, мощная невидимая сила сдавила принцессе горло, потянула и повалила на письменный стол. Шуньдэ отчаянно сопротивлялась, но тщетно. С громким щелчком сила разомкнула принцессе рот, едва не сломав суставы. Шуньдэ поняла, что ее нижняя челюсть вывихнута. Воспользовавшись тем, что принцесса больше не может плотно стиснуть зубы, Наставник государства бесстрастно влил ей в горло микстуру, а перед тем, как убрать руку, легким движением вправил ученице челюсть.

Старик отпустил свою жертву и стал наблюдать. Его не занимали чувства принцессы, он внимательно следил за тем, что происходит с ее лицом.

Сердце женщины пронзила острая боль, которая, казалось, вот-вот разорвет ее тело на части. Когда боль заструилась по кровеносным сосудам и достигла лица, Шуньдэ взвыла от нестерпимой муки. Несчастная в корчах рухнула на пол и принялась по нему кататься. Шрамы на ее лице словно ожили, они извивались, подобно червям, медленно пожирая рубцы и бугристую омертвевшую плоть. Кожа на лице принцессы постепенно разглаживалась.

Ни тени сочувствия не мелькнуло в лице Наставника, он оставался глух к стонам ученицы. Когда крики Шуньдэ стихли, половина шрамов исчезла с ее лица. Глаза старика вспыхнули: луч надежды наконец забрезжил перед ними. У ног его, с трудом переводя дыхание и напоминая побитую собаку, распласталась измученная принцесса.

Он присел на корточки, поворошил разметавшиеся по полу волосы и нежно погладил принцессу по щеке.

– Снадобье действует. В следующий раз веди себя хорошо.

Шуньдэ по-прежнему лежала на полу, холодный пот пропитал ее одежду насквозь. Она с ужасом и ненавистью смотрела на Наставника государства. Не сказав больше ни слова, старик забрал пустую чашу и медленно вышел из опочивальни.

Принцесса поднялась с пола не сразу. Одной рукой она схватилась за сердце, а вторую сжала в кулак. Не дожидаясь, пока дыхание выровняется, Шуньдэ вытащила из-за пазухи заготовку пилюли Линь Хаоцина. Яростное безумие засверкало в глазах принцессы. Открыв рот и положив пилюлю в рот, она запрокинула голову. Шарик скользнул вниз по горлу, нутро принцессы перевернулось вверх дном, голова закружилась, но принцесса сразу встала на ноги.

– Я не могу больше ждать. Ни единого дня, ни мгновения… Цзи Чэнъюй, птица Луань… Пора принести вас в жертву!

С этими словами принцесса Шуньдэ, пошатываясь, вышла из опочивальни.

* * *

– Зачем ты позвал меня сюда? Что хотел мне сказать?

У стены вокруг дворца было безлюдно и тихо. Этой ночью Чжу Лин распустил императорскую стражу, поэтому массивные ворота никто не охранял.

Цзи Чэнъюй огляделся и нахмурился.

– Куда подевались императорские гвардейцы? Принцесса Шуньдэ совсем распоясалась? Теперь она распоряжается даже императорской гвардией?

– Цзи Чэнъюй… – Глаза Чжу Лина в прорезях маски были бесстрастны. – Нам известно, что, покинув школу Наставника государства, Цзи Чэнгэ принял буддизм и взял себе новое имя – Кунмин. Он помог тритону захватить северные земли, что шаг за шагом привело к нынешнему противостоянию.

Лицо Цзи Чэнъюя застыло.

– Почему ты заговорил об этом?

– Цзи Чэнгэ – твой кровный брат. Ни до ухода из школы Наставника, ни после он не помогал тебе и не думал о твоем будущем, – начал Чжу Лин, но вдруг запнулся, опустил голову и завел речь о другом: – Я никогда не обращал внимания на то, как к тебе относятся в школе Наставника государства и при дворе. Не слушал наветов тех, кто советовал не сближаться с тобой. Всегда относился к тебе как к родному брату.

В памяти Цзи Чэнъюя всплыл образ вспыльчивого, но искреннего юноши. В прошлом Чжу Лин отличался вздорным характером и все же от природы был добр. К несчастью, он жестоко пострадал во время пожара, который устроил тритон в подземелье Наставника. Юношу спасли, однако в лечебнице его жизнь несколько раз оказывалась на волоске. Горе сломило несчастную мать, она скончалась, не отходя от сына, прикованного к больничной койке. И когда Чжу Лин пришел в себя, он переменился…

Настороженное лицо Цзи Чэнъюя смягчилось.

– Чжу Лин, я…

– Я сделал ставку на нашу былую дружбу, – перебил его генерал. – Хочу, чтобы ты оказал мне услугу.

– Какую именно?

Чжу Лин не успел ответить. Цзи Чэнъюй внезапно ощутил холод в спине и резкую боль в области сердца. Он опустил глаза и увидел кончики пяти острых ногтей, пронзивших его тело насквозь, войдя со спины. Из раны с шумом хлынула кровь, оросив землю вокруг. У Цзи Чэнъюя подкосились ноги и обмякло тело. Он смертельно побледнел и завалился на бок, глядя на генерала в черных доспехах и принцессу в красном. В руках женщины пульсировало алое сердце…

– Одолжи свое сердце, – ответил Чжу Лин холодным, как морозный иней, голосом.

Принцесса Шуньдэ проглотила последний кусочек трепещущего сердца, развернулась и направилась во дворец, даже не позаботившись вытереть свой окровавленный рот. Ее ожидали другие дела, убрать за собой она поручила Чжу Лину.

Обессиленный Цзи Чэнъюй плашмя повалился на землю. Повернув голову, он видел, как принцесса Шуньдэ прошла сквозь дворцовую стену, которая расступилась перед ней, подобно занавесу.

* * *

Шуньдэ неверной походкой шла по дворцу, слизывая с пальцев свежую кровь. Она знала дворец, как никто другой. Слуги и служанки все как один падали на колени, не смея заговорить с принцессой и провожая взглядом ее силуэт. Вскоре Шуньдэ без труда проникла в подземелье.

Императорскую темницу охраняли ученики Наставника государства. Один из них обратился к принцессе с вопросом. Шуньдэ без лишних слов нанесла удар, и бедолага упал замертво. Так она продвигалась все дальше, убивая направо и налево, пока не приблизилась к массивной решетке из темной стали. Прутья были сплошь оклеены заклинательными надписями, которые Наставник государства начертал лично.

Принцесса с жадностью принялась разглядывать окровавленное женское тело, лежавшее на полу за решеткой. Теперь оно больше напоминало труп, чем фигуру могучей птицы Луань, воспетой в легендах. Хотя как еще может выглядеть демон, который сошелся в жестокой схватке с Наставником государства и серьезно ранил его?

Шуньдэ улыбнулась. Фальшиво напевая веселую песенку, она ступила босой ногой на пол камеры.

– Зеленокрылая птица Луань, – окликнула Шуньдэ демоницу, но не получила ответа.

Принцесса приблизилась к женщине и протянула к ней руку, измазанную в крови Цзи Чэнъюя.

– Иди-ка сюда. Сейчас мы с тобой породнимся…

В камере полыхнула зеленая вспышка, и подземелье погрузилось во тьму…

* * *

Цзи Юньхэ провела на морском дне два дня. Этот уголок, поросший грибами линчжи, был прекрасен, правда, за пару дней успел наскучить, и девушке захотелось на берег.

– Нужно потерпеть еще один день, завтра ты сможешь выйти из моря. Тогда жар уже не вернется, – уговаривал Чан И. – Всего один день. Лучше не торопиться.

– Почему ты с самого начала не принес меня сюда? Почему дал всего один гриб?

– Обычно одного гриба достаточно, чтобы обезвредить огненный яд. К тому же линчжи охранял демон-кракен. Сражаться с ним и оберегать тебя было бы намного труднее.

Слова тритона поразили Цзи Юньхэ. Девушка огляделась по сторонам:

– Где же кракен?

– Я отсек ему щупальце, и он убежал.

– Здесь был его дом?

– Да.

Цзи Юньхэ потрясенно поцокала языком:

– Да ты настоящий тиран! Выгнал беднягу из дома. Сорочье гнездо захватила кукушка![15]15
  «Сорочье гнездо захватила кукушка» (кит. 鸠占鹊巢) – устойчивое выражение, которое восходит к песне «Выезд невесты» («Сорока свила для себя гнездо…») в составе древнекитайской «Книги песен» (XI–VI в.в. до н. э.) и означает «захватить, прийти на все готовое». В переводе А. А. Штукина вместо кукушки указана голубка, но в переложении песни на современный китайский язык речь идет о кукушке, которая сама не строит гнезд. Сорока здесь символизирует жениха, а кукушка или голубка – невесту.


[Закрыть] Не стыдно тебе?

– Он первый начал, – честно ответил Чан И.

Тритон говорил так серьезно, что Цзи Юньхэ не удержалась от смеха.

– Помню, давным-давно в подземелье Южной долины я, кажется, просила тебя взять меня с собой в море, если представится случай.

Чан И кивнул:

– Да, ты об этом просила.

Голос тритона звучал уверенно, как будто он помнил все, что когда-либо говорила Цзи Юньхэ.

– Можно считать, что море я повидала. И заодно тебя – с новой стороны.

Внезапно о чем-то вспомнив, Цзи Юньхэ достала серебристую жемчужину, висевшую на шее. Голубоватое свечение грибов линчжи отразилось в перламутре и засияло еще ярче. При виде украшения Чан И в тот же миг позабыл о скорби, которая заставила его уронить слезу, и неожиданно… покраснел.

– Это твоя слеза?

Цзи Юньхэ придвинулась ближе к Чан И. Тот отвернулся, но так просто уйти от ответа ему не удалось. Девушка настойчиво подсунула жемчужину с другой стороны.

– Ты меня оплакивал?

Тот прочистил горло. Цзи Юньхэ посмотрела на красные уши тритона и улыбнулась краешком губ. Она не собиралась отступать. Подсев как можно ближе, девушка спросила в лоб:

– И пустил всего одну слезу?

– Всего одну.

– А можешь выжать еще две? Я сделаю себе серьги.

В черных глазах Цзи Юньхэ плясали смешинки. Чан И понял, что эта девушка полна неожиданностей: как только ей стало лучше, она опять принялась его дразнить. Получив цунь, Цзи Юньхэ пыталась захватить чи.

– Когда нас накрыло потоком лавы, я узнал тебя, но ты пострадала от огненного дыхания Громовой горы и впала в забытье. Потом Кунмин вызволил нас из-под завалов окаменевшей лавы – вот там были целые россыпи жемчуга, – открыто признался Чан И, глядя на смеющееся лицо Цзи Юньхэ.

Целые… россыпи… Да это же прямо волшебный сосуд, неиссякаемый источник богатств![16]16
  Ваза, собирающая сокровища (кит. 聚宝盆), – волшебный предмет из поздней китайской мифологии, аналог рога изобилия.


[Закрыть]

Заметив, что Чан И не сводит с нее глаз, Цзи Юньхэ осознала скрытый смысл его слов. У нее защемило сердце. Девушка протянула руку и погладила тритона по голове. Тот не противился ласке. Чан И долго жил среди людей и давно узнал, что магического заклинания «Погладь – и боль уйдет» не существует. Пока Цзи Юньхэ томилась в темнице, тритон не раз с тоской вспоминал о том, как легко она его одурачила, и уверял себя, что эта девушка – отъявленная лгунья. Историю с заклинанием он присовокупил к длинному списку грехов Цзи Юньхэ. Но здесь, глубоко под водой, нежное прикосновение девушки исцелило старые раны и душевную боль последних лет, словно заклинание «Погладь – и боль уйдет» действительно сработало.

Разглядев в глазах Цзи Юньхэ печаль и сострадание, Чан И поспешил ее утешить:

– Я потерял и снова нашел, поэтому плакал от радости. Не нужно печалиться.

Цзи Юньхэ поджала губы:

– Большехвостая рыба, я печалюсь оттого, что у вас под ногами валяется богатство, которого никто не подбирает. Какие возможности для развития Северных земель! Но вы об этом даже не задумались.

Девушка замолчала, взвешивая последние слова Чан И.

– «Потерял и снова нашел», «слезы радости»… – с улыбкой повторила она. – Это признание в любви?

– А похоже? – уточнил Чан И.

– Зависит от того, кем ты меня считаешь, – поддразнила его Цзи Юньхэ, зная, что тритон всегда смущется, когда речь заходила об отношениях между мужчиной и женщиной.

– На тебе стояла моя метка. Люди в таких случаях говорят: «Вместе, пока смерть не разлучит нас», – ответил Чан И без малейших колебаний.

Цзи Юньхэ удивилась его прямоте:

– Оказывается, вы, подводные жители, хоть и стесняетесь прикосновений, зато говорить о чувствах не боитесь. А если бы я отказалась последовать за тобой на север? Ты бы потерял свою вторую половинку.

– Ты бы жила в моем сердце, – не раздумывая сказал Чан И.

Его слова растрогали Цзи Юньхэ. Опустив голову, она с улыбкой спросила:

– Что случилось с меткой?

– Я поместил тело, где она стояла, в ледяной саркофаг и опустил его на дно озера. Когда в озеро хлынула лава, она выжгла все на своем пути. Тело сгорело… и метка исчезла.

Чан И опустил глаза, вспоминая, какую боль испытал, когда огненный поток поглотил прежнее тело Цзи Юньхэ.

– Можешь поставить новую?

– Да. Если не хочешь, это необязательно.

– Ее нужно поставить, – решительно заявила Цзи Юньхэ.

Потрясенный тритон выслушал ее объяснение:

– Чан И, нам предстоит схватка с Наставником государства, самым могущественным мастером за последнюю сотню лет, и война с императором. Столичный двор утратил поддержку народа, но силу воспитанников Наставника недооценивать нельзя. Мы не всегда сможем быть вместе. Метка поможет узнать, где ты и в безопасности ли находишься. Ее следует поставить, только так, чтобы все было честно.

Честность заключалась в том, что Цзи Юньхэ тоже хотела ощущать связь со своей второй половинкой.

Чан И молча смотрел на Цзи Юньхэ. Не говоря ни слова, тритон бережно заправил за ухо ее прядь и нежно поцеловал мочку… Боль, пронзившая ухо, была знакома, однако вызывала совершенно иные чувства. Поставив печать, Чан И не отстранился, а ласково подул на саднившее ухо, точь-в-точь как дуют малышу на ранку, чтобы та поскорее заживала. Боль совсем не тревожила Цзи Юньхэ, однако трогательная забота тритона согрела ей сердце. Никто никогда не обращался с ней как с бесценным сокровищем. Никто и никогда. Она не могла ожидать ничего подобного ни от Линь Цанланя, который ее воспитал, ни от Линь Хаоцина, с которым вместе росла. С тех пор как Цзи Юньхэ стала верховным стражем, жители Южной долины взирали на нее с благоговением. Никому – ни Цюй Сяосину, ни Ло Цзиньсан, ни Сюэ Саньюэ – даже в голову не приходило, что ей необходимы забота и ласка. И повстречав тритона, Цзи Юньхэ не сразу сблизилась с ним. Долгое время их разделяли обиды и недопонимание. Теперь, когда стена между ними рухнула, Чан И, не стесняясь, заботился о ней.

Девушке показалось, что она тает. Прохладное дыхание Чан И щекотало ухо и шевелило волосы, тревожило чувства и намекало на нечто большее… Возможно, Чан И ни на что не намекал, но Цзи Юньхэ залилась краской. Подняв глаза, она увидела спокойное лицо тритона, который осторожно дул на ранку, не подозревая, в какое волнение привел Цзи Юньхэ.

– Чан И.

– Что?

– Иногда ты ведешь себя как опытный искуситель.

– Что?

Без лишних слов Цзи Юньхэ обняла тритона за шею и, не дожидаясь, пока тот поймет, что к чему, прильнула к его губам. Льдисто-синие глаза широко распахнулись, разлитое по морскому дну слабое свечение замерцало, а защитный магический купол пришел в движение. Море вдруг стало похоже на малого ребенка, который подсматривал из-за угла и посмеивался в кулачок.

Цзи Юньхэ не разжимала объятий. Поцеловав Чан И, она нежно потерлась губами о его губы. Почувствовав, что тело тритона откликнулось на ласку, Цзи Юньхэ отважилась на следующий шаг и слегка прикусила Чан И за губу. Она тихо стучалась в прикрытую дверь, призывая отринуть сомнения и позволить ей войти…

Синие глаза прищурились, крепкая мужская рука обняла Цзи Юньхэ. Тритон подался вперед и бережно уложил девушку на мягкий песок.

– Ты тоже умеешь искушать, Цзи Юньхэ.

Улыбнувшись, она ответила долгим и чувственным поцелуем.

Глубоко под водой, где день неотличим от ночи и царит девственная тишина, они видели только друг друга, позабыв обо всем, кроме нежного, пьянящего поцелуя, полного бесконечной любви.