Текст книги "Пять дней в Париже"

– Не хочу возвращаться, – сонно прошептала она, уткнувшись носом в его рубашку. Ей было так уютно сидеть, прижавшись к нему, на заднем сиденье такси. После бессонной ночи, проведенной в разговорах, их, наконец, сморила усталость.

– А я не хочу тебя отпускать, – честно признался он, изо всех сил пытаясь представить лицо Кейт. Увы, ему хотелось быть рядом с этой женщиной, а не с ней.

Он за всю жизнь не разговаривал так искренне ни с кем, как сегодня с Оливией. Никто не проявил к нему такого участия, как она. Впрочем, простого человеческого участия не хватало и ей самой. Она, можно сказать, изголодалась по нему. Так как же он сейчас ее оставит? Да и вообще, должен ли он это делать?

– Я знаю, что должна вернуться, но не помню, почему, – улыбнулась она, но тут же подумала, как обрадовались бы папарацци, имей они возможность наблюдать за ней последние шесть часов. С трудом верилось, что они провели вместе все это время, не попав в объектив репортеров. На Монмартре они проговорили всю ночь, и вот теперь их ожидало мучительное возвращение к прежней жизни, неизбежное и неотвратимое.

Внезапно Питер понял, что никогда не разговаривал с Кейт так, как этой ночью с Оливией. И так же внезапно почувствовал, что влюбился в нее, хотя его чувства не имели будущего.

– Мы оба должны вернуться, – грустно заметил он. – Вас наверняка уже хватились и сходят с ума, не зная, где искать. Я же должен дождаться результатов теста.

Видит бог, если бы не викотек, он сбежал бы вместе с ней.

– А что потом? – спросила она. – Наши миры рушатся, каждый сам по себе, но мы продолжаем жить дальше. Да и с какой стати нам быть смельчаками?

В эти мгновения она была похожа на капризного ребенка. Питер невольно улыбнулся.

– Потому что так надо. Кто-то когда-то сказал: «Эй ты, держись. Ты ведь смельчак». Скажу больше, Оливия. Вы куда сильнее, чем я.

Он понял это сегодня ночью и проникся к ней уважением.

– Неправда, – возразила она. – Разве это мой собственный выбор? Никакого выбора у меня не было, просто так получилось. Это не храбрость, это судьба.

Она выразительно посмотрела на него. Как ей хотелось, чтобы он принадлежал ей, но, увы, это невозможно.

– Спасибо, что пошли за мной следом… и за чашку кофе, – улыбнулась она, и Питер не удержался, легонько дотронулся пальцами до ее губ.

– Оливия, запомните: в любое время, когда вам захочется выпить со мной чашку кофе, звоните мне. Где угодно. В Нью-Йорке, Вашингтоне, Париже.

Он предлагал ей дружбу, и она это знала. К сожалению, это было единственное, что он мог ей предложить.

– Желаю вам успеха с викотеком, – сказала Оливия, когда они вышли из такси. – Если вы считаете, что поможете людям, вас ждет удача. Я в это верю.

– Я тоже в это верю, – печально произнес он, зная, что навсегда теряет ее. – Всего вам доброго, Оливия.

Боже, сколько всего он хотел ей сказать, сколько всего хотел пожелать! А еще обнять и убежать с ней в эту рыбацкую деревушку, о которой она упоминала.

Почему жизнь порой так несправедлива? Почему ей не хватает щедрости? Почему они не могут взять и на время исчезнуть, как когда-то Агата Кристи?

Они какое-то время постояли на углу, затем он на прощанье пожал ей руку. Оливия свернула за угол и быстро зашагала через площадь – тонкая, изящная фигурка в джинсах и белой футболке.

Питер проводил ее взглядом, думая о том, доведется ли ему увидеть ее снова, хотя бы мельком в отеле, а потом зашагал следом. Она уже стояла у входа и, прежде чем скрыться за дверью, помахала ему. Он же мысленно отругал себя за то, что так и не поцеловал ее.

Глава 4

Вернувшись в свой номер в шесть утра, Питер просто валился с ног от усталости. Он проспал до самого полудня, и как только проснулся, первым делом подумал об Оливии. Без нее ему было печально и одиноко. А когда он посмотрел в окно, там, словно откликаясь на его настроение, шел дождь.

Он долго сидел за круассанами и кофе, думая о ней. Его неотступно преследовал вопрос, что происходило между супругами Тэтчер, когда Оливия рано утром вернулась к себе в номер. Был ли муж зол на нее или так напуган, что не находил себе места? Питер не мог представить, чтобы Кейт позволила себе нечто подобное. А ведь еще два дня назад он то же самое сказал бы и о себе.

Как жаль, что на общение с Оливией судьба подарила лишь одну ночь, столько осталось недоговоренного. Она была с ним так откровенна, так честна. Допив кофе, он перебирал в памяти то, что она ему сказала как о собственной жизни, так и о его.

Она помогла ему взглянуть на свой брак другими глазами. Внезапно тот предстал в совершенно ином свете, причем особенно задевала его близость Кейт с ее отцом. Они были настолько близки, что ему самому в этих отношениях не находилось места. А еще его сильно огорчало то, что он не может рассказать жене про результаты исследований Сушара и признаться, по какой причине он вынужден задержаться в Париже. Даже если он ничего не хотел сейчас говорить Фрэнку, Питер с удовольствием поделился бы своими сомнениями с женой. Впрочем, об этом нечего было даже мечтать.

Странно, что прошлым вечером ему было куда проще излить душу совершенно незнакомому человеку. Оливия была полна сочувствия к нему, полна участия. А как легко она поняла, насколько мучительным было для него ожидание результатов! Как жаль, что он не может поговорить с ней снова.

Питер принял душ и оделся, все это время не переставая думать о ней. Перед его мысленным взором стояли ее глаза, ее лицо. Он вновь пережил щемящее чувство потери, с которым он смотрел ей вслед. Может, все это ему приснилось?

У него словно камень свалился с души, когда в номере зазвонил телефон. Звонила Кейт. На него тотчас нахлынуло желание поговорить с ней по душам, убедиться, что она его любит.

– Привет! – поздоровалась она. В Америке было семь утра, голос ее звучал бодро, и, похоже, она уже куда-то спешила. – Как поживает Париж?

Питер мгновение помедлил, не зная, что ей сказать.

– Нормально. Я скучаю по тебе, – произнес он, а в следующий момент необходимость утаивать от жены результаты тестов Сушара навалилась на него тяжким грузом.

Вчерашний вечер вдруг показался ему иллюзией. Или нет? Теперь реальный человек для него Оливия, а иллюзия – Кейт? Он плохо выспался и ощущал себя разбитым, неудивительно, что мысли путались у него в голове.

– Когда ты возвращаешься домой? – спросила Кейт. Она спешила, допивая кофе и заканчивая завтракать. Ей надо было успеть на восьмичасовой поезд до Нью-Йорка.

– Рассчитываю вернуться через несколько дней, – неопределенно ответил он. – Но к концу недели буду точно. У Сушара задержка с тестами, и поэтому я решил дождаться результатов здесь. Я подумал, что это его слегка подстегнет.

– А в чем причина задержки? – поинтересовалась Кейт. – Это что-то важное или просто технические причины?

Питер мог поклясться, что видит рядом с ней Фрэнка, ожидающего его ответа. Впрочем, Фрэнк наверняка уже передал дочери все, что Питер рассказал ему накануне. И он ни на мгновение не забывал, что должен проявлять осторожность в разговорах с женой. Потому что любое его слово тотчас станет известно тестю.

– Так, разные мелочи. Ты ведь знаешь, какой он дотошный, этот Сушар, – уклончиво ответил Питер.

– Он паникер, вот он кто. Всегда найдет проблему на ровном месте. По словам отца, в Женеве все прошло великолепно.

В ее голосе можно было уловить гордость за мужа, хотя Питер не был в этом до конца уверен. За годы супружества их отношения претерпели заметные изменения. Кейт сделалась более сдержанной, почти отстраненной, если только не бывала в игривом настроении наедине с ним. Вот и сегодня утром в ее голосе почти не чувствовалось тепла.

– Да, в Женеве все прошло замечательно.

Питер попытался представить ее, но вместо Кейт увидел лицо Оливии, и что самое странное, она сидела за кухонным столом в его доме в Гринвиче. Странная галлюцинация. Ему даже стало слегка не по себе. Его жена, его жизнь – это Кейт, а не Оливия Тэтчер. Он уставился на дождь за окном, стараясь сосредоточиться на том, что видит.

– Как вчера прошел ужин с отцом? – попытался сменить тему Питер. Ему не хотелось обсуждать с Кейт викотек. Они еще наговорятся о нем, когда он вернется домой.

– Отлично. Мы задумали столько планов на лето! В этом году отец постарается провести с нами целых два месяца, – с удовольствием сообщила Кейт.

Питер заставил себя не думать о том, что ему сказала Оливия: мол, у него не жизнь, а сплошные компромиссы. Да, такова его жизнь вот уже почти два десятка лет, и другой у него не было, да и не будет.

– Как же, знаю, он будет с вами два месяца на Мартас-Винъярд, а меня вы бросите в городе. – Питер соскучился по сыновьям и не мог не спросить про них. – Как там мальчишки?

– Все в делах, – ответила Кэти. – Я их почти не вижу. Патрик закончил занятия в школе. Пол и Майк вернулись домой в тот день, когда ты улетел, и теперь наш дом снова напоминает бедлам. Я только и делаю, что собираю носки и джинсы и пытаюсь подобрать парные кроссовки.

Им с Кейт повезло с сыновьями, и они их очень любили. Питеру нравилось проводить с ними время и когда те были маленькими, и когда повзрослели. Вот и сейчас, слушая рассказ Кейт, он слегка взгрустнул.

– Что ты делаешь сегодня? – поинтересовался он. Ему самому предстояло ждать результатов от Сушара еще день, все это время томясь бездельем. Разве что, запершись в номере, снова засесть за компьютер.

– У меня в городе заседание благотворительного совета. Я подумала, что могу пообедать с отцом, а потом соберу кое-какие вещи к отъезду на остров. В прошлом году наши герои умудрились порвать простыни. Думаю, в этом году надо купить новые полотенца и кое-что еще по мелочам.

И в очередной раз Питер невольно отметил про себя, что Кейт обедает с отцом.

– Мне казалось, ты ужинала с ним прошлым вечером, – заметил он, нахмурив брови. Сейчас он смотрел на некоторые вещи под другим углом.

– Да, а что? Я сказала ему, что сегодня собираюсь в город, и он пригласил меня на ланч у него в офисе.

Интересно, о чем они будут говорить, задался мысленным вопросом Питер.

– А ты как? – в свою очередь спросила Кейт.

Он посмотрел в окно на дождь, заливавший улицы Парижа. Он любил Париж даже в дождь. Он вообще любил в нем все.

– Наверное, сегодня буду весь день сидеть в номере и работать. Нужно подбить кое-какие итоги.

– Не слишком веселое занятие для Парижа. Почему бы тебе не пообедать хотя бы вместе с Сушаром?

Питер знал, Кейт не просто так предлагает ему пообедать в обществе Сушара, а надеется поскорее получить положительный отзыв на викотек. Ему же не хотелось отвлекать французского коллегу от его дел.

– Мне кажется, он очень занятой человек, – уклончиво ответил Питер.

– Я тоже, – откликнулась Кэти. – Мне пора бежать, иначе опоздаю на поезд. Что-нибудь передать отцу?

Питер покачал головой. Имей он что сказать Фрэнку, он бы позвонил ему сам или отправил тестю факс. Посылать Фрэнку сообщения через Кейт? Только не это.

– Спасибо, не стоит. Желаю удачи. Увидимся через несколько дней, – сказал Питер. Никто по его голосу не догадался бы, что предыдущий вечер он провел, изливая душу незнакомой женщине.

– Ты тоже не перетруждай себя, – на прощание посоветовала она и положила трубку.

Питер какое-то время сидел, думая о Кэти. Разговор был дежурный и для нее типичный. Она проявила интерес к его работе, тем более что дело касалось компании ее отца. А вообще у нее практически не находилось для него свободной минуты. Они давно уже не делились друг с другом сокровенными мыслями, держали свои чувства при себе.

Иногда Питер задавался вопросом: может, Кейт просто страшно оторваться от отца? Мать она потеряла в детстве, и это чувство потери и потребности в родительской опеке до сих пор было живо в ней. Она как будто боялась прикипеть душой к кому-то другому кроме отца.

Отец, надежный, как скала, был для нее всем на свете. Нет, конечно, у нее еще был Питер, но отец все равно занимал в ее жизни первое место. И он многое требовал от нее. Ее личное время, ее интерес, ее внимание. Безусловно, Фрэнк многое давал взамен, однако любил, когда его щедрость сторицей возвращалась к нему в виде внимания и дочерней привязанности.

Но разве в ее жизни не было других, столь же близких людей? А как же ее собственная семья – муж, сыновья? И тем не менее Питер подозревал, что Кейт никого не любила так, как отца – даже его, даже их сыновей. Хотя, конечно, никогда в этом не признается.

Когда Кэти казалось, что кто-то угрожает ее отцу, она, словно львица, вставала на его защиту. Такая реакция была бы понятна по отношению к собственной семье. Увы, в случае с Кейт ее чувства всецело принадлежали отцу. Неестественная привязанность дочери к отцу беспокоила Питера, ибо превосходила все разумные границы.

Питер весь день проработал за компьютером и, наконец, в четыре часа решил позвонить Сушару. Впрочем, стоило ему это сделать, как он тотчас пожалел о своем нетерпении. На этот раз Поль-Луи ответил ему из лаборатории, правда, был немногословен и не сказал Питеру ничего нового. И снова пообещал перезвонить, как только тесты будут закончены.

– Да-да, я знаю, извините. Просто я подумал…

Питер ощущал себя идиотом и находил для себя оправдание только в том, что викотек значил для него слишком многое и занимал все его мысли. Викотек и Оливия Тэтчер.

В конце концов Питер поймал себя на том, что больше не может работать, и в пять часов решил спуститься в бассейн и поплавать. Вдруг это поможет снять накопившееся напряжение?

Он выискивал глазами Оливию в лифте, пока спускался в фитнес-центр, потом в бассейне. Везде. Но ее нигде не было. Интересно, где она сегодня? И что думает про вчерашний вечер? Что он для нее значит – редкую отдушину в монотонной жизни или поворотный момент в ее судьбе?

Питер поймал себя на том, что постоянно прокручивает в уме их вчерашний разговор, вспоминает, как она выглядела, ищет в ее словах некий глубокий, потаенный смысл. Перед его мысленным взором стояли ее огромные карие глаза, их искренний взгляд, милое, невинное лицо, стройная фигура Оливии, исчезающая в дверях отеля.

Даже плавание в бассейне оказалось не в силах изгнать образ Оливии из его мыслей. Вернувшись в номер, Питер чувствовал себя ненамного лучше. Чтобы как-то отвлечься от звучавших в голове голосов, от образа почти незнакомой женщины, что стоял перед глазами, от напряженного ожидания экспертного заключения по викотеку, которое могло поставить крест на его детище, Питер включил телевизор.

Если верить каналу Си-эн-эн, в мире мало что изменилось. Очередная заварушка на Ближнем Востоке, небольшое землетрясение в Японии. В Нью-Йорке какие-то злоумышленники якобы подложили бомбу в небоскребе Эмпайр Стейт Билдинг, а в результате несколько тысяч испуганных людей пришлось выводить из здания на улицу. Это сообщение напомнило ему вчерашний вечер, когда он сначала провожал глазами Оливию Тэтчер, когда та шла через Вандомскую площадь, а потом отправился за ней следом.

Не успел Питер об этом подумать, как ему показалось, будто он сходит с ума. Потому что, словно вторя его мыслям, диктор произнес ее имя. Вслед за этим на экране появилось размытое фото, снятое со спины, когда Оливия в белой футболке и джинсах спешила по площади. За первым снимком последовал второй – мужчины, который шел за ней на некотором расстоянии. Собственно, ничего, кроме его затылка, разглядеть было невозможно.

– Накануне вечером, после того как поступило сообщение о том, что в отель «Ритц» в центре Парижа якобы подложена бомба, исчезла супруга сенатора Андерсона Тэтчера. В последний раз ее видели, когда она поспешно покидала Вандомскую площадь. Есть свидетели того, что некий мужчина последовал за ней. Никакой информацией о его личности мы не располагаем. Неизвестно, шел ли он за ней из преступных побуждений согласно некоему плану, или это простое совпадение.

Питер мгновенно понял, что видит на снимке себя в тот момент, когда он шел следом за Оливией по площади. Ему повезло, что никто его тогда не узнал. Опознать же его по этому снимку было попросту невозможно.

– Миссис Тэтчер не видели примерно с полуночи. Никаких сведений о ее местонахождении не поступало. По словам ночного дежурного, ему показалось, будто он видел ее сегодня рано утром, однако согласно достоверным данным в отель она больше не возвращалась. В данный момент невозможно сказать, имеем ли мы дело с похищением, или же в силу напряженной политической обстановки Оливия Тэтчер решила провести какое-то время у своих парижских знакомых, хотя, поскольку она так и не дала о себе знать, последняя версия представляется менее правдоподобной. Полиция провела целый день в номере Тэтчеров, ожидая телефонного звонка от супруги сенатора, но его не последовало. Единственное, что нам точно известно, – Оливия Дуглас Тэтчер исчезла. С вами был канал Си-эн-эн из Парижа.

Питер, не веря своим глазам, уставился на телеэкран. Перед ним тем временем возникла новая картинка – фотомонтаж из нескольких снимков Оливии, вслед за этим на экране появился ее муж. Местный репортер брал у Энди Тэтчера интервью для англоязычного канала, который смотрел Питер.

Репортер постоянно намекал на то, что последние два года, после смерти их сына Алекса, супруга сенатора пребывала в глубокой депрессии. Энди Тэтчер это категорически отрицал. Он также добавил, что не сомневается в том, что его супруга жива и здорова, потому что если бы ее похитили, то похитители уже давно бы заявили о себе. Говорил он искренне и был удивительно спокоен. Глаза сенатора были сухи. Никаких признаков паники Питер не заметил.

Слова и поведение Энди Тэтчера навели Питера на мысль, что у сенатора на первом плане его предвыборная кампания и он отнюдь не переживает по поводу исчезновения жены.

Страх за Оливию вкрался в сердце Питера. Куда же могла она исчезнуть после того, как попрощалась с ним на площади? В последний раз он видел ее примерно в шесть утра, когда она входила в отель. Что же могло с ней случиться?

Питер почувствовал ответственность за нее. Вдруг Оливию действительно похитили? Схватили, когда она шла к себе в номер? Он прокручивал эту сцену в голове раз за разом и все время останавливался в одном и том же месте.

Мысль о похищении не давала ему покоя. Нет, здесь что-то не так.

Чем больше он думал об исчезновении Оливии, тем больше проникался уверенностью, что с ней все в порядке. Ему на память приходила история с исчезновением Агаты Кристи. Вчера вечером Оливия взяла и ушла с площади перед отелем. Что ей мешало вновь сделать то же самое ранним утром? Что, если она просто не захотела возвращаться к своей прежней жизни? Впрочем, ей все равно придется – по крайней мере, ему так казалось. Но вчера вечером Оливия призналась ему, что долго не выдержит.

Думая о ней, Питер расхаживал по комнате и вскоре понял, что должен сделать. Ситуация, конечно, складывалась неловкая, но если от этого зависит безопасность Оливии, то почему бы нет? Он должен пойти и признаться сенатору, что был с его женой минувшей ночью, рассказать, куда они с ней ходили и что рано утром он довел ее до отеля.

Питер также хотел упомянуть Ла Фавьер, потому что чем дольше об этом думал, тем больше проникался уверенностью, что Оливия уехала именно туда. Внутренний голос подсказывал ему, что это единственное место, где она могла укрыться от остального мира. И пусть он провел с ней всего несколько часов и он плохо знал ее, такой шаг Оливии представлялся ему очевидным.

А вот Энди Тэтчер, хотя и был в курсе того, как любит она Ла Фавьер, даже не вспомнил про эту рыбацкую деревушку. Так, может, стоит ему подсказать? Предложить, чтобы туда немедленно направили полицию? И только если ее там не окажется, можно будет с уверенностью говорить о том, что Оливия попала в беду.

Питер не стал дожидаться лифта, а стремительно поднялся по лестнице на тот этаж, где поселились Тэтчеры, – накануне Оливия назвала номер их апартаментов. Первое, что бросилось ему в глаза, – обилие в коридоре полицейских и агентов в штатском. Все какие-то притихшие, хотя и не слишком мрачные. Даже те, что стояли рядом с ее номером, не производили впечатление встревоженных.

Как только Питер появился в конце коридора, все взгляды обратились в его сторону. Перед тем как выйти из номера, он накинул пиджак, правда, не повязал в спешке галстук и нес его в руке. Интересно, примет ли его Андерсон Тэтчер? Не хотелось бы обсуждать такие вещи с кем-то посторонним. Да и сенатору не так-то просто признаться, что он в течение шести часов провел с его женой в кафе на Монмартре. Но Питер хотел быть честным с ним, а это самое главное.

Подойдя к двери номера, Питер спросил, можно ли увидеть сенатора. Дежурный телохранитель спросил, есть ли у него договоренность о встрече, и Питер вынужден был признать, что нет. Затем сообщил, кто он такой, и мысленно отругал себя за то, что предварительно не позвонил в номер сенатора. С другой стороны, как только Питер понял, что Оливия исчезла, ему хотелось как можно скорее поделиться с ее мужем своей догадкой. Кто знает, вдруг каждая минута на вес золота?

Телохранитель скрылся в номере. Оттуда до Питера донесся смех и шум, потянуло сигаретным дымом. Похоже, там шла оживленная беседа, а может быть, и вообще вечеринка. Интересно, это как-то связано с поисками Оливии или же – как он раньше подозревал – здесь полным ходом обсуждали предвыборную кампанию или другие дела из области политики?

Впрочем, телохранитель вскоре вернулся и вежливо извинился. К сожалению, сенатор Тэтчер сейчас занят, у него совещание, и, если мистер Хаскелл не возражает, пусть позже свяжется с сенатором по телефону и они договорятся о встрече. Сенатор не сомневается, что мистер Хаскелл его поймет, особенно в свете последних событий.

И мистер Хаскелл понял. Правда, ему было не совсем понятно, почему из номера доносится смех, почему оживленно о чем-то болтают, вместо того чтобы бросить все силы на поиски исчезнувшей миссис Тэтчер.

Она уже пропадала раньше? Или им было все равно? Или же они подозревали, так же как и он, что ей все надоело и она решила провести пару деньков одна? Прийти в себя, собраться с мыслями?

Питер едва не сказал, что пришел поделиться соображениями по поводу местонахождения супруги сенатора. Но что, если он ошибается?

Чем дольше он думал об этом, тем отчетливее понимал, каким идиотом выставил бы себя, примись он рассказывать об их свидании на площади Согласия. И вообще, зачем он увязался за ней следом? Питер не смог бы это объяснить. В общем, все это попахивало большим скандалом как для Оливии, так и для него самого. Так что зря он пришел к сенатору. Сначала нужно было позвонить. И он направился в свой номер, чтобы это сделать.

Но как только Питер вошел к себе, он тотчас увидел на телеэкране лицо Оливии. Теперь репортер выдвигал новую версию. На сей раз это было не похищение, а самоубийство. На экране появились старые фото ее маленького сына, затем снова она, на его похоронах, с заплаканными глазами.

Эти полные боли глаза смотрели на него с экрана и умоляли не выдавать ее. Затем репортер взял интервью у психоаналитика по поводу последствий депрессии. Доктор объяснил, какие странные вещи порой вытворяют люди, перенесшие большое горе. Нечто подобное произошло и с Оливией Тэтчер после смерти сына.

Эх, с каким удовольствием Питер в них бы чем-нибудь запустил! Боже, да что они знают о ее жизни, о ее боли, о ее горе? И какое право имеют копаться в ее чувствах?

Затем на экране появились свадебные фотографии Оливии и Энди, а затем снимки с похорон ее деверя, погибшего через полгода после того, как она вышла замуж за Тэтчера.

Питер уже снял телефонную трубку, когда репортер принялся обсуждать трагедии, преследующие семейство Тэтчеров, начиная с убийства Тома Тэтчера шесть лет назад: смерть малолетнего сына и вот теперь исчезновение самой Оливии. Репортер как раз назвал ее исчезновение трагическим, когда в трубке раздался голос телефонистки и спросил, с кем его соединить.

Он открыл было рот, чтобы назвать номер апартаментов Энди Тэтчера, но внезапно понял, что лучше этого не делать. По крайней мере, сейчас. Сначала он должен все проверить сам. И если Оливии там не окажется, значит, с ней действительно что-то случилось, и тогда он сразу же позвонит сенатору.

По большому счету он ей ничего не должен, но после вчерашнего вечера обязан ей молчанием. А еще Питер надеялся, что не ставит под удар ее жизнь, оттягивая до последнего посвящение Тэтчера в свои догадки.

Он повесил телефонную трубку, ничего не сказав. Диктор Си-эн-эн тем временем сообщил, что пока что родители миссис Тэтчер, губернатор Дуглас и его супруга, не выступили с заявлением по поводу загадочного исчезновения их дочери в Париже. Диктор продолжал что-то бубнить, но Питер его не слушал. Открыв шкаф, он вытащил свитер. Черт, как жаль, что он не захватил с собой джинсы. Но кто знал, что они могут ему понадобиться. Джинсы – неподходящая одежда для присутствия на деловых совещаниях.

Затем Питер позвонил на ресепшен, чтобы ему подсказали, как можно побыстрее добраться в Ниццу, но ему объяснили, что в это время суток авиарейсов туда нет, а последний поезд отходит через пять минут. Тогда он спросил, можно ли взять напрокат машину. И еще ему пригодилась бы карта, которая поможет добраться из Парижа на юг Франции.

Когда же портье предложил ему машину с водителем, Питер пояснил, что предпочел бы сесть за руль сам, хотя, безусловно, ехать с водителем было бы безопаснее и быстрее. Но ему хотелось побыть одному.

Портье пообещал, что все подготовит через час: машина будет ждать его у парадного входа. Дорожную карту он найдет внутри салона.

Часы показывали начало восьмого. Когда же в восемь часов Питер спустился вниз, его там уже поджидало новенькое «Рено», на переднем сиденье которого лежало несколько карт. Швейцар услужливо объяснил ему, как лучше выехать из Парижа.

Никакого багажа у него с собой не было – лишь яблоко, бутылка минеральной воды «Эвиан» и зубная щетка в кармане. Сев за руль, Питер тотчас почувствовал себя искателем приключений. С дежурным за стойкой он договорился, что, если понадобится, сможет оставить машину в Ницце или Марселе и самолетом вернуться в Париж.

Но это лишь в том случае, если он Оливию не найдет. Если же найдет, они смогут вернуться вместе в его машине. Если, конечно, Оливия согласится. Все-таки вдвоем ехать веселее, есть с кем поговорить. Ей же наверняка захочется выговориться, и, пока они будут ехать в Париж, он поможет ей разобраться в мыслях и чувствах.

Даже в это время суток автострада, что вела на юг, или, как называли ее французы, «дорога солнца», была забита машинами, и лишь после Орли движение сделалось менее оживленным, и Питер последующие два часа, до самого Пуйи, мчался на приличной скорости. Он вдруг почувствовал, как с каждым километром улетучивается беспокойство, а потом на него снизошло нечто вроде умиротворения.

Питер не мог понять, в чем дело, но ощущение было такое, что он поступает правильно. Впервые за много дней он ощутил себя совершенно свободным от всех тревог и забот. Было нечто мальчишеское в том, чтобы на ночь глядя сесть за руль и выжимать скорость на темном шоссе, забыв обо всем на свете. Обо всем, кроме нее.

А как прекрасно было вчера вечером, когда они проговорили почти ночь напролет! Это было сродни тому, как в незнакомом месте неожиданно встретить старого друга.

Питер вел машину и видел перед собой ее лицо, ее печальные глаза – именно такие, как тогда, в первый раз. Он представлял себе Оливию в бассейне, когда она черной рыбкой уплывала от него. Затем увидел ее на Вандомской площади, когда она пыталась вырваться на свободу, с отчаянием и безнадежностью в глазах. Он вспомнил охватившее его умиротворение, когда она рассказывала ему про маленькую рыбацкую деревушку.

Нет, это, конечно, безумие, ехать за ней через всю Францию, Питер прекрасно это понимал. Ведь они практически незнакомы. И все же, как и накануне вечером, когда он пошел следом за ней через площадь, он знал, что должен это сделать. Пусть он сам толком не понимает почему, но он должен ее найти.