Текст книги "Степная дорога"

– Господин… У нас не принято, чтобы женщина рядилась как мужчина.

– Ты не как мужчина, – заверил ее Арих.

– Поневу бы мне, – тихо сказала Домаслава. И, видя непонимание на лице своего нового хозяина, пояснила: – Юбку… Ни веннские, ни сегванские женщины в штанах не ходят.

– Юбки у меня нет, – фыркнул Арих. – В Вечной Степи про тебя бы сказали, что ты хорошо одета.

– Здесь не степь, – тихо молвила Домаслава.

– А мне-то что, – сказал Арих. – Пусть только обидят тебя или меня – я быстро сделаю из этих земель одну большую голую степь…

***

«Арих! – думала Алаха, мысленно взывая к брату, как делала в детские годы, когда ее постигала какая-нибудь беда. Как далеко это время и какими ничтожными кажутся ей теперь детские ее невзгоды! – Брат, где ты? Я знаю, что ты жив… Мы ссорились, ты обижал меня, мой невольник подрался с тобой, и я не отдала дерзкого раба на смерть за то, что он поднял на тебя руку… Но теперь… – Она беззвучно всхлипнула. – Арих, помоги мне! Как бы ты поступил? Я умру, если кто-нибудь из этих негодяев прикоснется ко мне!»

Она уткнулась лицом в колени и подумала, словно бы отвечая за Ариха: "Как бы я поступил, сестра? Очень просто! Я убью всех четверых! Их ведь четверо, не больше. Может быть, ты здесь и одна обладаешь духом воина, а не трусливой овцы, – поверь, эти храбрецы, которые лапают беззащитных девушек, не устоят перед настоящим воином. А ты – воин, Алаха. Я называл тебя девчонкой, ни на что не годной дурой – я делал это из зависти, потому что ты настоящий воин".

Алаха тряхнула головой. Она не стала разбираться, кто дал ей ответ: брат ли, к которому она взывала, каким-то образом услышал ее из дали и потянулся к ней душой, или же ее собственное отважное и гордое сердце подсказало эти слова. Важно другое: они оказали на нее целительное действие. Она поверила в себя, в собственные силы.

Поверив в себя, она решила поверить и в остальных. Неужели все эти девушки ни на что не годятся? Неужели они только и способны, что беспомощно плакать и вздыхать, когда их поведут на убой?

НЕТ.

Алаха была уверена, что найдет среди них союзниц. Нужно только взять на себя главное: смелость объявить себя вождем, хааном. Она усмехнулась. Маленький хаан маленького народца. Арих бы умер со смеху.

Нет. Не умер бы. Даже не улыбнулся бы. Он теперь в плену и одним Богам известно, какие беды и унижения он переживает! Гордые и храбрые мужчины, оказавшись в неволе, быстро растрачивают воинственный дух и превращаются в угрюмых, сломленных, слабых людей, в бледные тени, так что даже ближники с трудом могут узнать в них прежних храбрецов.

"Мое оружие – хитрость, – подумала Алаха. – Пусть считают меня маленькой глупой девочкой. Тем смешнее будет посмотреть, как они удивятся…"

– Ну так мы уходим, – сказал Сабарат, обращаясь к остальным. – Золото должно быть припрятано где-то в глубине пещеры. А вы тут охраняйте девчонок. Стерегите их как следует. Помните, господин Фатагар платит золотом за каждую голову.

– Развлекайтесь по очереди, – добавил северянин, которого называли "Асар". – Пока один трудится, другой пусть охраняет остальных.

– Иди, иди! Не учи ученого! – возмутился разбойник, которого звали Награн. – Будет он тут еще советы раздавать. Без тебя, небось, все знаем.

– Оставь мне хотя бы одну, – попросил Асар более миролюбивым тоном.

– Это уж как получится! – фыркнул Абахи. Чернявый, вертлявый, он казался Алахе самым отвратительным из всех четверых.

Асар и Сабарат уже скрылись в темноте пещеры. Их исчезновение послужило сигналом к началу отвратительной потехи, которой так жадно ждали оставшиеся сторожить девушек разбойники.

Воцарилась тишина. Мужчины разглядывали пленниц, точно ощупывали их взглядом. И с каждым мгновением улыбались все шире и плотоядней. У Алахи мороз прошел по коже при виде этих ухмылок.

Кера слабо застонала и шевельнула головой. Тоненькая, как тростинка, девушка по имени Йори наклонилась над жрицей, подкладывая свернутое одеяло ей под голову.

– Ну, начали! – воскликнул Абахи и схватил за плечо Данеллу. Он сдернул с девушки покрывало, в которое она куталась. Данелла отшатнулась. Абахи выругался и хлопнул ладонью по своему кинжалу.

– Эй ты! Не будь дурочкой, ладно? Ты ведь не хочешь, чтобы я случайно порезал тебя кинжалом? Клянусь стальной задницей сегванского Бога! Я не сделаю тебе ничего дурного, если ты будешь вести себя хорошо.

Данелла медленно выпрямилась. Губы у нее дрожали, в глазах собирались слезы. Одним рывком Абахи сорвал с нее тунику и громко, напоказ застонал сквозь зубы при виде девичьей наготы. Данелла была очень красива и хорошо сложена. Притянув к себе несчастную пленницу, бандит жадно впился поцелуем в ее пышные губы.

При виде этого Итарра, ближайшая подруга Данеллы, пронзительно закричала от ужаса.

Абахи с недовольным видом выпустил свою жертву, оттолкнул ее и, приблизившись к Итарре, с размаху ударил ее по лицу.

– Заткнись, ты!.. Смотрите у меня – вы все! Я желаю получить свое в тишине и покое, ясно? Я желаю насладиться девчонкой так, чтобы мне не мешали! Учтите, ни одна из вас не останется нетронутой. И нечего распускать нюни! Это судьба всякой женщины – дарить удовольствие мужчине, так что можете не завывать! Только от вашего поведения зависит, будет ли вам больно или же кое-кто сумеет получить от всего случившегося радость.

Он еще раз обвел глазами девушек. Они смотрели на него с ужасом и отвращением. Похоже, ни одну не вдохновляла мысль о том, чтобы получить "радость" от общения с насильниками. Абахи плюнул.

– Награн, займись этим стадом, а я отведу мою курочку в соседний курятник. А потом вернусь и посторожу. Выбирай пока себе девчонку по вкусу.

Рыдания Данеллы оборвались. Абахи, немилосердно выкручивая ей руки, утащил ее в темноту. Видимо, за этой пещерой была еще одна, а может быть, и несколько. Одним Богам известно ,как далеко простираются эти подземные ходы и залы.

Алаха прикусила губу. Нет, от этих девчонок нечего и ждать, что они окажут сопротивление бандитам. Восемь девушек. Крепких, здоровых. Их просто так учили: мужчина приходит как господин и берет все, что ему вздумается. Исконное презрение кочевников к оседлым людям, всю жизнь ковыряющимся в навозе, поднималось в душе Алахи. Ни одна даже не подозревает о том, что все вместе они могут одолеть неприятеля. Особенно сейчас, когда бандиты разделились. Восемь против двоих. Да, они могут победить. Даже безоружные.

Но как заронить эту мысль в головы подруг по несчастью? При разбойнике – как его, Награн? – не слишком-то разболтаешься. Тем более, о сопротивлении.

Итарра безутешно рыдала, оплакивая участь Данеллы.

– Она хотела выйти замуж! – сквозь слезы повторяла подруга Данеллы. – Она должна была вступить в брак с честью! За ней давали дом и хорошее поле… Ее будущий муж… – Она захлебнулась слезами и еле выговорила: – Кто же теперь возьмет Данеллу после того, как ее осквернил этот грязный негодяй?

Алаха была согласна. В Степи вообще косо смотрели на девушек, которые отдавали свою любовь кому-либо, кроме будущего мужа. У оседлых народов, она слышала, было немного по-другому. Девушка могла некоторое время жить с каким-нибудь прославленным воином, могла разделять с ним ложе, даже родить от него ребенка. Такая считалась даже более желанной супругой, нежели нетронутая девственница. Ведь она уже доказала и свою привлекательность – на нее польстился сам вождь или какой-нибудь великий боец! – и свою плодовитость.

Вождь, воин – это Алаха еще понимала. Но грязный бандит, работорговец… Алаха вполне разделяла чувства Итарры. Насилие оскверняет.

Алаха присела на пол рядом с безутешной девушкой.

– Ни одна из вас не выйдет замуж, – заметила она.

Слезы блеснули на длинных ресницах Итарры, когда она подняла голову и посмотрела на Алаху.

– О чем ты говоришь?

– Ты плохо слушала этих негодяев, – сказала Алаха. – Разве ты не поняла, кто они такие? Они работорговцы. Они продадут нас всех какому-то мерзавцу. Он называл имя… – Она нахмурилась, вспоминая. – Фатагар, кажется. Этот Фатагар отправил их на охоту за рабынями. Наверняка обещал заплатить ему золотом. Да, он же сказал: "Фатагар платит золотом за каждую голову"… За ВАШИ головы, поняла? Ты подохнешь среди потных простынь на потеху вонючей свинье!

Итарра подавилась рыданиями. Если Алаха хотела испугать робкую девушку, то ей это вполне удалось. Пожалуй, Алаха испугала ее сильнее, чем следовало. Теперь Итарра совершенно утратила волю. Ноги у нее подкашивались от ужаса.

Более внимательная и крепкая девушка, которую звали Саренна, вмешалась в разговор.

– Почему ты говоришь о НАШИХ головах? – обратилась она к Алахе. – Разве ТЕБЯ не ждет та же участь, что и любую из НАС?

– Может быть, ждет, – не стала отпираться Алаха, – а может, и нет. В отличие от ВАС я не намерена покоряться.

– Потише! – прикрикнул Награн. Он был раздражен тем, что Абахи оставил его сторожить, а сам пошел развлекаться. – Сидите-ка лучше смирно. Придет и ваш черед.

Приглушенные мольбы Данеллы, доносившиеся издалека, сменились пронзительными криками. Алаха прикусила губу. Итарра закрыла лицо руками, Ализа заткнула уши, Йори и Кима скорчились на полу, Саренна глядит на бандита, как зачарованная, не в силах оторвать глаз от своего будущего мучителя.

А Награн, похоже, откровенно наслаждается испугом пленниц. От бессильной ярости Алаха была готова биться головой о стены. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы рядом был Салих. Не брат, нет. Арих вступил бы за нее в бой, но как всякий степняк Арих не станет отдавать свою жизнь – жизнь воина и хаана – за жизнь женщины, пусть даже своей сестры. Для Ариха нет такой женщины, которая ценилась бы дороже воина-мужчины. Даже мать, наверное, он оставил бы погибать. Алаха знала, что это – не трусость. Арих был заносчив, иной раз поступал опрометчиво, но он никогда не был трусом. Просто в Степи считают: пусть погибнет тот, без кого род может продолжаться, ради того, чтобы спаслись те, без кого роду не выжить. Это был суровый закон степной жизни. Алаха знала его и в принципе одобряла.

А Салих был человеком другого народа. Он ничего не желал знать о суровых законах Степи. Он бросился бы очертя голову в любую, самую опасную схватку, если бы увидел, что его госпоже грозит смертельная опасность. Он сражался бы за нее с полчищами врагов и отдал бы свою жизнь в обмен на ее, Алахи, свободу…

И Алахе пришлось бы продолжать жить одной, без Салиха. Без его постоянного присутствия – молчаливого, преданного. Без его теплого взгляда. Когда бы Алаха ни встретилась глазами со своим невольником, ее всегда ждал этот теплый, любящий взгляд. Она привыкла к этому… И только сейчас, кажется, начала понимать, что это значит. Не только для Салиха, но и для нее самой, для Алахи.

Но Салиха из Саккарема нет здесь, в этих пещерах, ставших ловушкой. И поэтому Алахе придется искать выхода одной.

Послышались шаги. Данелла, шатаясь, показалась в пещере, и Абахи сильным толчком в спину швырнул ее к подругам. Девушка упала бы и сильно расшиблась о каменный пол, если бы Итарра не успела поддержать ее. Ноги у Данеллы были в крови.

Она со слабым стоном натянула на себя одеяло и скорчилась на полу, вся дрожа.

Абахи с довольной улыбкой уселся на место Награна.

За время ожидания своей очереди Награн, похоже, успел сделать выбор. Теперь он не колебался. Он быстро приблизился к пленницам и схватил за руку Саренну. Та смертельно побледнела, но позволила себя увести. Она не сопротивлялась, не молила о пощаде, не грозила грядущей местью своих разгневанных родственников. Красивая и гордая, Саренна держалась с царственным величием. Алаха мысленно поблагодарила ее за это.

Усилием воли она постаралась остаться глухой к тому, что происходило в соседней пещере. "Теперь или никогда! – думала она. – Этот Абахи ворвался сюда, в святыню Праматери Слез, после долгого перехода по горам. Клянусь Тремя Небесными Бесноватыми, этот переход был не из легких, – свидетели Боги, я это знаю. Вряд ли эти головорезы успели хорошенько передохнуть. Еще бы! – Она слегка покривила губы. – Их здесь ожидала легкая добыча. Нежные, как голубки, девушки. Рабыни, наложницы для какого-то грязного ублюдка. Конечно, они сразу бросились в пещеры, желая забрать СВОЕ. Теперь же, когда Абахи только что овладел женщиной, он чувствует себя расслабленным. А его товарищ слишком занят Саренной. Именно теперь его можно захватить врасплох. Только бы эти нежные голубки не начали визжать!"

Словно подтверждая мысли девушки, Абахи зевнул во весь рот и сладко потянулся, хрустнув суставами. По его хитрому лицу, окаймленному маленькой неопрятной бородкой, расплылось блаженное выражение.

Алаха тихо заговорила с девушками.

– Сейчас я наброшусь на этого парня, – прошептала она. – Попытаюсь его свалить на пол. Если получится – наваливайтесь все разом, кучей. Надо связать его. У кого под рукой пояс? Только чтоб не порвался.

– Ты сошла с ума! – еле слышно отозвалась Ализа. – Нам всем перережут горло, если мы хотя бы попытаемся…

– Если мы НЕ попытаемся, нас продадут в рабство, – отрезала Алаха. – Хочешь, чтобы тебя изнасиловал этот грязный выродок, от которого отреклись бы отец с матерью, если бы могли видеть, кого произвели на свет? Хочешь зачать от него ребенка и всю жизнь ненавидеть себя за это? Лучше уж умереть!

Девушки смотрели на Алаху широко открыв глаза. Еще бы! Эта чужачка, самая младшая из всех, хрупкая и маленькая, как ребенок, вела мужские речи и, кажется, готова была возглавить менее решительных подруг.

– Я ей верю, – тихо сказала Йори.

Остальные промолчали.

Алаха глубоко вздохнула и начала незаметно придвигаться ближе к Абахи. Вот ее отделяют от бандита всего пять шагов… Четыре… Вот он уже на расстоянии вытянутой руки…

Неожиданно Абахи очнулся от приятной полудремы и уставился на девочку. Он оценивающе смерил глазами ее фигуру – для насильника явно малопривлекательную – а затем молниеносным движением схватил свой меч, лежавший рядом с ним на скамье, и со свистом рассек им воздух.

– Что, моя узкоглазая красавица? – насмешливо молвил он. Улыбка показалась на его лице, отнюдь не сделав его привлекательнее. – Не ожидала, а? Неужели холодная сталь милее тебе ДРУГОГО оружия мужчины?

Алаха молчала, вкладывая в свое безмолвие все то презрение к человеку без рода и племени, на какое только была способна. Она не собиралась вступать с ним в пререкания. Она намеревалась выпустить ему кишки. Слова здесь ни к чему.

Абахи продолжал, упиваясь своей властью над безоружными пленницами:

– Ты, конечно, дурновата – на мой вкус. Слишком тощая и жилистая. И малорослая, а ноги у тебя, кажется, кривоваты… И рожа плоская. Уж прости, милая, не люблю я степняков. Глаза ваши темные и узкие мне тоже не любы. Я люблю, чтоб глазки у кобылки были кругленькие, светленькие, чтобы все-все-все я мог в этих глазках прочитать: и почтение, и любовь, и благодарность… Ну, будь умницей, девочка, до тебя тоже дойдет очередь. Не спеши. Долго ждать не придется.

Он улыбался все шире, видимо, довольный собственным остроумием. Алаха почувствовала, как краска гнева заливает ее лицо. Она была раздосадована. До чего же простой прием! Разве сама она не применяла его? Довести противника до белого каления насмешками и злыми шутками, чтобы тот, подобно быку, закусанному оводами, перестал ясно соображать, чтобы в глазах у него помутилось от ярости, чтобы бросился вперед, не разбирая дороги, и нашел свою смерть лишь потому, что утратил осмотрительность!

Неужто она, дочь и сестра хаана, позволит себя одурачить? И кому – жалкому бандиту, которому только с девчонками и воевать?

Нет.

Алаха ехидно улыбнулась в ответ.

– Вижу, встретился мне на пути достойный противник! Я-то страшилась, что не ровня ты мне, великий Абахи, но теперь понимаю, как глупа была я поначалу! Ум твой остер, внешность привлекательна, глаз наметан, рука тверда. Первого же врага ты одолел с легкостью, сделав его окровавленным и плачущим!

Она махнула рукой в сторону Данеллы.

Улыбка исчезла с лица Абахи. Косоглазая девчонка откровенно издевалась над ним. Оставлять это без внимания бандит не желал.

– Ну ты, подстилка!.. – начал он.

Алаха перестала слушать. Незачем осквернять мысли грязной бранью, которой поливал ее теперь разозлившийся бандит. Пусть кипятится и попусту сотрясает воздух. Цель достигнута – Абахи вышел из себя. А Алаха должна собраться. Когда он перестанет следить за собой и окружающими, она нападет.

Внезапно и быстро. Вложив в первый удар все силы.

Потому что второго удара может и не быть.

Только бы не подвели девчонки! Только бы они не струсили!

Проклятье! Досадно все-таки, что она упустила возможность наброситься на Абахи, пока тот дремал, и застать его врасплох. Если бы эти плачущие девицы смогли отвлечь его… Скажем, часть из них с плачем и криком могла бы броситься к выходу, а остальные повиснуть у Абахи на плечах…

Но одного короткого взгляда, брошенного искоса, хватило, чтобы увидеть: подруги застыли, как громом пораженные. Конечно, они видели, в каком виде вернулась к ним Данелла. Они понимали, что это – только начало. Участь, которая их ожидала, была ужасной. И все же страх перед холодной сталью оказался сильнее.

Сталь. Алаха перевела взгляд на меч в руке бандита. В мерцающем свете факела оружие казалось пламенным. Оно, словно живое, наливалось теплом. Как это разбойнику с большой дороги, безродному негодяю, удалось заполучить это прекрасное, благородное оружие? Алаха не сомневалась в том, что подобный клинок может выйти из власти недостойного владельца. Она слыхала о таком не раз, хотя ей самой еще никогда не доводилось стать свидетельницей подобного.

Что ж, может быть, это случится сейчас?

Меч завораживал Алаху. Великолепный клинок, достойный великого бойца. Острие, которое оставляет чистые раны, которое разит насмерть… Боль, светлая, как горный поток, как раскаленный металл, заставит на миг содрогнуться угасающее сознание, а потом… Объятия смерти, свет, ничто… И – ввысь, в Вечно-Синее Небо, к духам предков, к АЯМИ ее рода…

Алаха тряхнула головой. Ей вдруг показалось, что протянулась какая-то незримая нить, связавшая ее, Алаху, и прекрасный клинок, который нес с собою чистую смерть.

И снова подумала: нет, не может эта благородная сталь иметь ничего общего с таким подонком, как Абахи. Отсветы огня пробежали по мечу. Или это только показалось девочке, возбужденной смертельной опасностью и своими мыслями? Алахе пригрезилось, будто она зовет меч, и оружие отвечает ей.

"Жаль, что я не итуген, – подумала она. – Если бы только я умела призывать духов!"

Но она слишком хорошо знала: никакие духи не явятся ей на помощь. Они не услышат ее здесь, в глубине этой пещеры. Вряд ли нашлась бы шаманка, которая сумела бы вызвать их сюда. А уж об Алахе и говорить нечего. Она – не итуген. "И думать об этом забудь!" – приказала она себе.

Бандита необходимо сбить с толку. Скорей, пока он не опомнился от злости.

– А говорят, будто ИСТИННОГО ХОЗЯИНА этого меча ты убил предательски, в спину! – вдруг сказала Алаха. – Неужто это правда, Абахи?

Стрела была пущена наугад, но попала в цель. Точнее, пожалуй, не удалось бы, даже если бы Алаха тщательно прицеливалась. Меч ли подсказал ей эти слова, сама ли она догадалась? На этот вопрос не ответила бы и сама Алаха. Она не знала.

Да не больно-то и задумывалась об этом. Не до раздумий было.

Абахи побагровел.

– ТЕБЕ-ТО до этого какое дело, девка?

Ага!

– Так! Вот ты как теперь заговорил! – растягивая слова, произнесла девочка. – Правда-то глаза колет, как говорят в Саккареме!

Алаха сделала еще один шаг по направлению к разбойнику. Он взмахнул мечом, и девушка отступила. И снова приблизилась. И вновь отступила.

Ритм. Нужен определенный ритм. Как в шаманском танце. Ритм, который завораживает, заставляет партнера повторять каждое твое движение.

Алаха прислушалась к своему сердцу, стучавшему, как кузнечный молот. Усилием воли заставила его биться медленнее. Выровняла дыхание. "Вдох – мать, выдох – отец… Вдох – мать, выдох – отец…" Овладевать собой учила ее когда-то тетя Чаха. Брать себя в руки, возвращать телу желанный покой. "Ни одно дело, ни малое, ни великое, не делается в состоянии беспокойства, – учила тетка строптивую племянницу. Та отворачивалась, сопела, не желала слушать. Теперь вот пригодилось это умение! – Учись замедлять стук сердца, учись создавать в груди островки покоя…"

Вдох. Выдох. Мать. Отец.

Танец. Это просто танец.

Подбежать. Отскочить. Приблизиться. Отшатнуться.

Те великие шаманы, которые иногда выходили на бой с врагами ради своего племени, всегда во время поединка пели. Этому тоже учила Алаху шаманка. Девочка мысленно воззвала к крови своих предков – вождей и шаманов – и запела, сперва сквозь зубы, тихо, затем все громче, победней. Это была долгая шаманская песнь, заставлявшая все племя кружиться и кричать в подражание камлающему шаману. Эта песнь разливалась в крови всех слушавших, понуждая их метаться, подпрыгивать, вертеться и бегать, как на привязи: прыжок вправо, два прыжка влево, прыжок влево, два прыжка вправо… Песня захватывала тело в плен, минуя сознание.

Но не Абахи стал партнером девушки в этом смертельном танце. Живой и смертносный меч – вот с кого она не спускала глаз, вот ради кого она пела.

Почти завороженный, следил Абахи за каждым движением степной девочки, которая вертелась перед ним, перескакивала с ноги на ногу, приседала и подпрыгивала, ни на мгновение не умолкая. В душе ее царил холодный покой. Смертельная игра танцовщицы с клинком становилась все увереннее. Становилось ясно, что этот поединок Алаха выигрывает. Абахи еще не понял этого.

Внезапно и резко сломав ритм завораживающего танца и пения, Алаха добилась того, чего добивались этим же приемом ее далекие предки. Погруженный в навязанный ему ритм противник смешался. Замешательство Абахи длилось всего лишь мгновение. Но этого оказалось достаточно.

С громким торжествующим криком Алаха проскочила под занесенным мечом и изо всех сил ударилась о грудь противника всем телом, так что он потерял равновесие.

– Йори, Кима! – закричала Алаха, обращаясь к тем девушкам, которые показались ей наиболее решительными. – Скорее!

Алаха впилась зубами в запястье правой руки разбойника. Абахи взвыл нечеловеческим голосом и начал бить Алаху по голове кулаком. Йори метнулась бандиту под ноги. Абахи потерял равновесие и рухнул на пол. Кима, подоспев, набросила на его ноги свой пояс и с неожиданной ловкостью связала бандиту щиколотки.

Алаха ткнула растопыренные пальцы врагу в глаза. Абахи невольно отшатнулся. Тотчас Ализа – откуда только смелость взялась! – метнулась к бандиту и затянула петлю на правой его руке. Меч, выпав из ослабевших пальцев, запел на каменном полу. Йори сильно ударила по левой руке Абахи ногой.Навалившись втроем, девушки связали врага поясом Йори. Алаха, тяжело дыша, сунула ему в рот кляп из обрывков одежды.

А потом уселась рядом на пол и расхохоталась.

Она, безоружная женщина, почти ребенок, одолела рослого и крепкого мужчину, вооруженного мечом!

Глядя на Алаху, начали улыбаться и ее подруги по несчастью.

– Мы выберемся! – сказала Алаха. – Верьте мне. Мои предки – итуген, они сказали мне это.

Пленницы ничего не поняли из этой краткой речи. Им стало ясно одно: появился шанс на спасение.

И в то же время некоторых охватил страх. С минуты на минуту мог вернуться Награн. Если он увидит, что здесь произошло, злоба бандита будет ужасной… И неизвестно еще, как он выместит ярость на беззащитных пленницах…

Но пути назад уже не было.

Абахи извивался на полу, тщетно пытаясь освободиться. Но рано или поздно у него это получится. Пояс – не слишком надежные путы для такого крепкого мужчины. Он может их порвать.

Алаха не стала раздумывать долго. Призвав на помощь Богов, она схватила меч Абахи и одним движением перерубила горло связанного. Послышался жуткий булькающий звук, кровь хлынула потоком. Абахи странно вздернул ноги, изогнулся и, ослабев, затих.

Девушки так и застыли, глядя на Алаху с нескрываемым ужасом.

Алаха обтерла клинок о свою одежду и проговорила нарочито грубо:

– Что уставились? Если бы не я, вас потащили бы на убой, как овец! Теперь молчите и слушайте, что я вам скажу. Уберите эту падаль. Лужу крови прикройте одеялом. Живо!

Казалось, Награн ушел со своей жертвой вечность назад. Хорошо бы Саренна сумела завладеть кинжалом бандита и вонзить клинок своему мучителю в спину, пока он развлекается… Но Саренна вряд ли посмеет это сделать. Оставалось только благодарить судьбу хотя бы за то, что Награн так долго терзает свою жертву.

Но вот приглушенные рыдания Саренны стали громче. Послышался радостный смешок Награна. Разбойник втолкнул Саренну в пещеру, служившую паломницам спальней, и остановился на пороге с победным видом.

В тот же миг Алаха обрушила меч ему на голову. Голова бандита раскололась, точно спелая дыня, и негодяй рухнул на пол, не издав ни единого звука.

Саренна пронзительно закричала и, повернувшись, бросилась бежать. Она точно ослепла от пережитой боли и обрушившегося на нее нового ужаса. Алаха оскалила зубы.

– Догнать! – рявкнула она своим спутницам.

Но девушки, сбившись в кучу, не двинулись с места. Нападение бандитов, жестокое насилие над подругами, угроза быть проданными в рабство и навечно превратиться в забаву для какого-то неизвестного, чужого человека… Хладнокровная расправа с бандитами… Алаха вызывала у них почти суеверный ужас. Полно, человек ли эта чужачка, появившаяся неизвестно откуда? Ее лицо, бесстрастное, с темными, полускрытыми под ресницами глазами-щелями, казалось им лицом какого-то беспощадного духа. Не из пещерных ли глубин она вышла? Не воздух ли горных вершин породил ее? Или удушливый степной суховей был ее отцом? Дочь вихря и снежной бури – кто она такая на самом деле?

Ведь не может же дочь обыкновенных людей так легко, без тени колебания, отнять жизнь у двух крепких, вооруженных, уверенных в себе мужчин! Для этого нужно носить в груди сердце старого воина. Не тяжела ли такая ноша для юной девушки, почти ребенка?

Алаха обвела остальных паломниц глазами. Так ведут себя овцы, подумала она. К счастью, Алаха знала, как следует поступать в подобных случаях. Никто из них не возьмет на себя труда догнать Саренну. Надлежит ткнуть пальцем, повелеть… ТЕПЕРЬ они не посмеют ослушаться.

– Ты! – крикнула Алаха яростно и направила окровавленное лезвие в сторону Йори. Дочь крупного землевладельца, привыкшая распоряжаться в доме своего отца, Йори казалась более решительной, нежели остальные. – Живо! Догони ее. Я не хочу, чтобы Сабарат узнал обо всем раньше времени.

К великому облегчению Алахи, Йори действительно быстро взяла себя в руки. Она только молча кивнула в ответ и исчезла в темноте. Вскоре она возвратилась вместе с Саренной. Беглянка не ушла далеко – она остановилась почти у самого порога, потеряв последние силы. Еле живая, Саренна обнимала Йори за плечи и дрожала всем телом. Проходя мимо трупа Награна, она тихо вскрикнула и, отвернувшись, уткнулась Йори в бок.

– Хорошо, – сказала Алаха, кивнув. Она прикусила губу, обдумывая, как поступать дальше.

Нужно уходить отсюда. Как можно скорее. Здесь должен быть еще один выход. ДОЛЖЕН!

Взгляд Алахи остановился на раненой жрице. Кера по-прежнему неподвижно лежала на полу. Она еще дышала.

Алаха приблизилась к ней и безжалостно встряхнула ее за плечи. Кера открыла мутные от боли глаза.

– Ты убила их? – спросила жрица еле слышно.

– Да, госпожа, – спокойно отозвалась Алаха.

– Уходите… через главный вход. – Жрица говорила с трудом, делая долгие паузы между словами. Казалось, силы покидают ее с каждым выговоренным словом. – Там безопасно… Сейчас… пока они ищут сокровища… Укройтесь… в горах… там… много убежищ… Виллы… Крылатые господа…

Кера замолчала, не в силах совладать с новым приступом боли, от которого она на время потеряла сознание.

Алаха опустилась возле Керы на колени. По давнему верованию степных народов, никто не должен находиться рядом с умирающим. Человек рождается в этот мир в присутствии матери, но уходит из него в одиночестве. Незваная Гостья, если только не застигает она тебя на поле боя поцелуем стрелы или объятием меча, не любит свидетелей. Алаха верила, что Смерть может оставить свой отпечаток на том, кто находился при умирающем, и вскоре вернуться за отмеченным.

Поэтому-то и уходят обреченные в отдельный шатер, вынесенный за общий круг – КУРЕНЬ; поэтому-то и выставляют перед смертным ложем шест с черными лентами – дабы никто по незнанию или рассеянности не переступил смертного порога.

И теперь Алахе приходится оставаться при умирающей жрице, чтобы расспросить ее подробнее о пещерном храме и о том, где отыскать пути к спасению.

Какие обряды очищения придется ей совершить после этого? Нет рядом шаманки Чахи, чтобы научила…

Мгновение Алаха вглядывалась в серое, с темными губами и почерневшими тяжелыми веками лицо жрицы. Осторожно похлопала ее по щеке. У каких Богов просить прощения за то, что тревожила умирающую, не позволяла ей оставаться наедине со смертью? Может, у Праматери Слез? Впервые Алаха подумала о древнем, горьком и одновременно с тем утешительным назначением этой Богини. Она – словно мать для всех тех обездоленных, у кого не было матери…

– Кера… Очнись, Кера! Ты не все еще мне сказала!

Кера медленно подняла веки. Губы ее шевельнулись. Алаха низко наклонилась над умирающей, боясь пропустить хотя бы одно ее слово.

– Возьми мое кольцо, – прошептала Кера. – Потом, в горах… Выброси… Выброси его в пропасть… С любой скалы… Не забудь! Мое жреческое кольцо…

Она с трудом перевела дыхание. На ее губах выступила розоватая пена. В мутнеющих глазах жрицы вспыхнул огонь – в последний раз. Пальцы Керы с неожиданной силой стиснули руку Алахи.

– Возьми кольцо! Я вижу… Богиня избрала тебя! Ее воля…

– Нет! – Алаха отшатнулась. – Я не стану служить… О, прости! Я не заслужила этой чести!

– Не бывает… – прошептала Кера. – У Богов не бывает… случайностей…

Алаха до крови прикусила губы. Посвятить себя служению Праматери Слез? Навеки приковать себя к этим ледяным горам тяжелой цепью? И неважно, будет эта цепь железной, как у несчастной привратницы, или же останется воображаемой, духовной, – Алахе не снести ее тяжести.

Все в душе девочки восстало против такой участи.

– Нет! – твердо произнесла она. – Я заберу твое жреческое кольцо и выброшу его в пропасть, Кера, но никогда не надену его себе на палец.

– Защити… защити… – Язык Керы уже заплетался. – Богиня… девушки…

Глаза жрицы закатились и слепо уставились на Алаху белками. На губах умирающей выступила кровавая пена. По телу пробежала судорога.