Текст книги "Избранные эссе"

12

Утро в порту – особое время для полуагорафоба, потому что почти все сходят с корабля на сушу ради организованных береговых экскурсий или беспрограммного перипатетического туризма, и верхние палубы «MV Надир» обретают жутковато-уютную опустошенную атмосферу родительского дома, когда в детстве болеешь и все либо на работе, либо в школе и т. д. Прямо сейчас 9:30, 15 марта (иды, среда), и мы причалили к Косумелю, Мексика. Я на Палубе 12. Каждые пару минут мимо пахуче пробегает двоица парней в футболках софтверной компании[226]226
  Семь раз вокруг Палубы 12 – миля, и я один из очень немногих надирцев младше где-то так семидесяти, кто в хорошую погоду не бегает здесь как черт. Ранние утренние часы на Палубе 12 – кольцевой час пик для бегунов. Я уже видел парочку сочных столкновений в стиле «Кистоунских копов»(Кистоунские копы – герои серии черно-белых британских комедий («Keystone Kops», 1912–1917).).


[Закрыть], но вообще здесь только я, ZnO, кепка и почти тысяча пустых и одинаково сложенных высококачественных шезлонгов. Полотенщику с кормы Палубы 12 почти не на кого изливать свое рвение, так что к 10:00 я уже на пятом полотенце.

Здесь полуагорафоб может стоять в одиночестве у релинга на самой высокой точке корабля и меланхолично взирать на море. А у Косумеля море цвета какого-то разбавленного индиго и видно мелкодисперсную белизну дна. На средней дистанции коралловые формации под водой кажутся большими облаками глубокого фиолетового цвета. Понятно, почему люди называют спокойное море зеркальным: в 10:00 солнце занимает по отношению к поверхности такой угол Брюстера, что гавань озаряется всюду, сколько видит глаз: вода рябит сразу в миллионе направлений, и каждая рябь высекает искорку. За кораллами вода становится постепенно, в различимых, как в беконе, полосах, темнее – по-моему, этот феномен связан с перспективой. Вид чрезвычайно милый и мирный. Не считая меня, полотенных дел мастера и кружащих бегунов здесь только пожилая дама, лежа читающая «Нет созависимости»[227]227
  «Codependent No More» (1986) – книга Мелоди Битти, чьи труды лежат в основе философии групп созависимости.


[Закрыть], и мужчина, стоящий у носовой части правобортного релинга и снимающий море. У этого печального и мертвенно-бледного человека, которого на второй день я окрестил Капитаном Видео, высокая жесткая седая прическа, «биркенстоки» и очень худые безволосые икры, и он один из самых выдающихся эксцентриков круиза[228]228
  Среди других эксцентриков на этом 7НК: тринадцатилетний пацан в парике, который всю неделю ходит в большом оранжевом спасательном жилете и сидит на деревянном полу верхних палуб, читая Филипа Хосе Фармера в мягкой обложке, всегда с тремя коробками «клинексов» под рукой; распухший парень с мертвыми глазами в казино «Мэйфер», занимающий один и тот же стул за одним и тем же столиком с игрой в «двадцать одно» каждый день с 12:00 до 3:00, попивая «Лонг-Айленд Айс Ти» и играя в «двадцать одно» с транквилизированной подводной скоростью. Есть Мужик, Который Спит у Бассейна, – он делает ровно то, что предполагает имя, только все время, даже под дождем, – мужик с волосатым животом лет, наверно, пятидесяти, с раскрытым журналом «Мегатрендс» на груди, без солнечных очков или крема от загара, без движения, часы напролет, под полномощным и высоковаттным солнцем, и при мне ни разу не обгорает и не просыпается (подозреваю, что в каюту по ночам его спускают на носилках). Еще есть две невероятно старые парочки с затуманенным взглядом, которые располагаются квартетом на шезлонгах с прямой спинкой лицом к прозрачной пластмассовой стенке, отгораживающей зону Палубы 11 с бассейнами и кафе «Против ветра», – т. е. смотрят на океан и порт через пластмассовый забор, как по телевизору, и ни разу зримо не двигаются.
  Стоит заметить, что большинство эксцентриков «Надира» – эксцентрики в стазисе: их выделяет то, что они делают одно и то же часы и дни напролет, не шевелясь. (Капитан Видео – активное исключение. Люди на удивление терпимо относятся к Капитану Видео до самого Полуночного карибского загула у бассейнов в предпоследнюю ночь, когда он без конца врывается в конгу и пытается сменить ее направление так, чтоб записать с более выгодного ракурса; затем следует бескровный, но неприятный бунт против Капитана Видео, и на остаток круиза он залегает на дно – возможно, организуя и монтируя свои записи.)


[Закрыть]. На «Надире» почти все без ума от камер, но Капитан Видео снимает абсолютно все, включая еду, пустые коридоры, бесконечный гериатрический бридж, – даже выскакивает во время Вечеринки у бассейна на приподнятую сцену Палубы 11, чтобы снять толпу с точки зрения музыкантов. Сразу видно, что магнитная хроника путешествия в мегакруизе у Капитана Видео будет уорхоловским унынием длиной ровно с сам круиз. Капитан Видео – единственный пассажир, кроме меня, о котором я наверняка знаю, что он путешествует без родственника или спутника, и из-за отдельных дополнительных сходств между КВ и мной (например, полуагорафобного отказа сходить с корабля в порту) мне некомфортно, так что я стараюсь его избегать, насколько это возможно.

Еще полуагорафоб может стоять на правом борту Палубы 12 и смотреть, как «Надир» изрыгает пассажиров с Палубы 3. Они изливаются из дверей по узкому трапу. Как только сандалия человека ступает на причал, происходит социолингвистическое преображение из «отдыхающего на круизе» в «туриста». В этот самый момент 1300+ туристов высшего класса, готовые тратить наличку и переживать и снимать различные опыты, составляют змеистую очередь, растягивающуюся по всему косумельскому причалу, который сделан из наливного бетона, длится добрые полкилометра и ведет в TOURISM CENTER[229]229
  (немаловажно, что знак на английском).


[Закрыть] – этакое мегакуонсетское[230]230
  Куонсетский ангар – полуцилиндрическое сборное сооружение.


[Закрыть] строение, где доступны организованные береговые экскурсии[231]231
  В понедельник в Очо-Риосе главной приманкой для туристов был, судя по всему, какой-то водопад, за который могла зайти целая группа надирцев с гидом и зонтиками для своих камер. Вчера на Большом Каймане самым вожделенным были ром из дьюти-фри и нечто под названием «украшения из черных кораллов Бернарда Пассмана». Здесь, на Косумеле, это, предположительно, серебряная бижутерия, за которую надо отчаянно торговаться с коробейниками, и очередная выпивка из дьюти-фри, и легендарный бар в Сан-Мигеле под названием «У Карлоса и Чарли», где якобы наливают шоты по большей части из жидкости для розжига.


[Закрыть] и такси и мопеды до Сан-Мигеля. Вчера ночью за Столиком 64 только и говорили о том, что на примитивном и невероятно бедном Косумеле американский доллар почитается за НЛО: «Когда он показывается, ему все поклоняются».

Местные вдоль косумельского причала предлагают надирцам возможность сфотографироваться с очень большой игуаной в руках. Вчера на причале Большого Каймана местные предлагали возможность сфотографироваться с парнем на фальшивой деревянной ноге и с крюком, тогда как все утро слева по носу «Надира» в бухте курсировал ненастоящий пиратский корабль, давая вхолостую бортовые залпы и действуя всем на нервы.

Люди с «Надира» двигаются в парах, квартетах, группах и стаях; очередь сложно колеблется. Все в каких-то пастельных рубашках, обвешенные чехлами записывающего оборудования, а у восьмидесяти пяти процентов женщин белые козырьки и плетеные сумочки. И у всех внизу солнечные очки с модным аксессуаром этого года: мягким флуоресцентным шнуром, привязанным к заушникам, чтобы очки можно было повесить на шею и постоянно снимать и надевать[232]232
  Оказывается, уже не в моде задвигать оправу наверх, к самому темечку, что я раньше часто замечал за обеспеченными носителями солнечных очков; теперь эта привычка отправилась вслед за модой завязывать рукава теннисного свитера от «Лакост» на груди и носить как плащ.


[Закрыть].

Теперь по правую руку от меня (на юго-востоке) готовится причалить, судя по вектору приближения, где-то прямо очень близко к нам другой мегалайнер. Он двигается как природная стихия и всем своим видом противится идее, что такую массу возможно направлять всего лишь мановением руки на штурвале. Не могу представить, каково лавировать такими фиговинами к причалу. Наверное, это что-то вроде параллельной парковки фуры на место размером ровно с фуру, с завязанными глазами и четырьмя таблетками ЛСД в организме. Эмпирического способа узнать нет: меня даже близко не подпускают к мостику корабля после аврала с au jus. Наше причаливание этим утром на рассвете состояло из муравьиной беготни матросов и берегового персонала, спуска якоря[233]233
  Этот якорь гигантский и весит, наверно, тонн сто, и – восторг – он реально в форме якоря, т. е. такой же формы, как якоря на татуировках.


[Закрыть] из подбрюшья корабля и сложного привязывания вплоть до десятка канатов к чему-то вроде гигантских железнодорожных шпал, торчащих вдоль пирса. Команда настаивает на том, чтобы звать канаты «линями», хотя каждый диаметром по меньшей мере с голову туриста.

Мне не передать чистейший сюрреалистический масштаб происходящего: высящийся корабль, канаты, шпалы, якорь, причал, просторный ляпис-лазурный купол неба. Карибское море, как обычно, без запаха. Пол Палубы 12 – подогнанные доски из того же пробкового и ароматного дерева, какое можно встретить в сауне.

Впрочем, глядеть вниз с большой высоты на соотечественников, гусиным шагом убредающих в дорогих сандалиях в охваченные нищетой порты, – не самый славный момент люксового круиза 7НК. Американский турист в групповом движении являет что-то неизбежно коровье. Есть в нем какая-то жадная безмятежность. Точнее, в нас. В порту мы автоматически становимся Peregrinator americanus, Die Lumpenamerikaner[234]234
  Американский пелегрин, плебейский американец.


[Закрыть]. Теми, Что Отвратительны. Для меня бовискофобия[235]235
  (= смертельный страх показаться коровой).


[Закрыть] даже еще больший мотив оставаться в порту на корабле, чем полуагорафобия. В порту я сильнее всего чувствую себя виноватым в предположительной причастности. Раньше я почти не покидал США, а уж в составе состоятельного стада – и вовсе ни разу; и в порту – даже здесь, находясь надо всем на Палубе 12, только наблюдая, – я по-новому и по-неприятному осознаю, что я американец – точно так же, как вблизи с большим количеством небелых внезапно осознаю, что я белый. Не могу не представлять, как они нас видят, эти бесстрастные ямайцы или мексиканцы[236]236
  И в мыслях все возвращаюсь и возвращаюсь к вопросу, страдают ли от подобного резкого отвращения к себе мои собратья-надирцы. С высоты, наблюдая за ними, я обычно представляю, что остальные пассажиры слепы к бесстрастно презрительному взгляду местных торговцев, обслуги, поставщиков возможности сфотографироваться с игуанами и т. д. Я обычно представляю, что мои собратья-туристы по-коровьи зациклены на себе, чтобы замечать, как на нас смотрят. Но в другие моменты мне кажется, что остальные американцы на борту, вполне возможно, чувствуют, как и я, неопределенный дискомфорт из-за своей коровье-американской роли в порту, но отказываются поддаваться бовискофобии: они заплатили хорошие деньги, чтобы развлечься, побаловать себя и записать на пленку заграничный опыт, и будь они прокляты, если позволят какому-то эгоистичному уколу невротичной проекции того, как воспринимают их американистость бедные местные, испортить люксовый круиз 7НК, ради которого они работали, на который копили и который заслужили.


[Закрыть], прежде всего неарийская претеритная команда «Надира». Всю неделю я ловлю себя на том, что пытаюсь как-то дистанцироваться в глазах команды от прочего коровьего стада, как-то рассопричастить себя: я отказался от камер, солнечных очков и пастельной карибской одежды, в кафетерии я подчеркнуто ношу поднос сам и рассыпаюсь в благодарностях за малейшую услугу. И тогда как многие мои спутники кричат, я особенно горжусь тем, что экстратихо говорю с матросами с особенно плохим английским.

В 10:35 на небе, таком синем, что глазам больно, всего одно-два облачка. Пока что каждый рассвет в порту был пасмурным. Затем поднимающееся солнце набирается сил и как-то разгоняет облака, и на час-другой небо кажется рваным. Затем к 8:00 распахивается, как глаз, бесконечная синева и держится все утро – всегда с одним-двумя облачками в отдалении, словно для масштаба.

Теперь внизу, по мере медленного приближения справа к пирсу другого ярко-белого мегакорабля, среди работников пирса разворачиваются массовые копошащиеся маневры с канатами и уоки-токи.

А затем, в конце утра, отдельные облака начинают двигаться друг к другу, так что в полдень они сцепляются, как детали мозаики, и к вечеру мозаика сложена, а небо – цвета старых монет[237]237
  Облачность рассвета и заката всегда следовала этой схеме. В целом три дня из недели можно было назвать значительно облачными, и часто лило, в том числе всю пятницу в порту Ки-Уэста. Опять же, не могу винить за это стечение обстоятельств «Надир» или «Селебрити крузес инк.».


[Закрыть].

Но, конечно, все это мнимое несопричастное поведение с моей стороны само по себе мотивировано тем самым самоосознанным и несколько снисходительным переживанием из-за того, каким я кажусь другим, а оно (это переживание) на все сто присуще обеспеченному американцу. Часть общего отчаяния на этом люксовом круизе состоит в том, что что бы я ни делал, мне не сбежать от своей сущностной и по-новому неприятной американистости. Отчаяние достигает пика в порту, у релинга, когда я гляжу сверху вниз на то, чем не могу не являться. Хоть внизу, хоть наверху – я американский турист, а потому ex officio[238]238
  По статусу (лат.).


[Закрыть] большой, мясистый, красный, громкий, неотесанный, снисходительный, эгоистичный, испорченный, заботящийся о внешнем виде, пристыженный, отчаявшийся и жадный: единственный известный в природе вид плотоядных коровьих.

Здесь, как и в других портах, все утро вокруг «Надира» жужжат водные лыжи. В этот раз их с полдесятка. Водные лыжи – комары карибских портов, раздражающие, неуместные, но всегда в наличии. Их шум – нечто среднее между полосканием рта и бензопилой. Я уже устал от водных лыж и сам никогда на них не катался. Я где-то когда-то читал, что водные лыжи невероятно опасные и высокоаварийные, и это меня злорадно утешает, когда я смотрю, как вокруг выделывают иероглифы из пены блондины с плоскими животами и солнечными очками на флуоресцентных шнурках.

Вместо ненастоящих пиратских кораблей на Косумеле есть катера со стеклянным дном, которые бороздят воды вокруг коралловых теней. Они двигаются вяло, потому что ужасно перегружены отдыхающими на организованной береговой экскурсии. Что забавно в этом зрелище – на катерах все, по добрых 100+ человек на катер, смотрят вниз: отчего-то это кажется богомольной позой и выделяет водителя катера – местного, который скучно глядит вперед, в ту же пустоту, куда глядят все водители любого общественного транспорта[239]239
  Очередной удар по самооценке – то, какой скучающий вид у всех местных, когда они общаются с американскими туристами. Мы им скучны. Показаться скучным почему-то намного хуже, чем показаться оскорбительным или отвратительным.


[Закрыть].

На горизонте по левому борту на месте застыл красно-оранжевый парасейл, под которым болтается фигурка человека.

Рядом со своей тележкой стоит очень прямо и без выражения кормовой полотенщик Палубы 12 – дистрофичный чех с такими глубоко посаженными глазами, что они черные в тени лба, – и играет сам с собой во что-то типа камень-ножницы-бумага. Я узнал, что кормовой полотенщик невосприимчив к многословным журналистским расспросам: каждый раз, когда я иду за полотенцем, он одаривает меня взглядом, который можно назвать не иначе как «испепеляющей нейтральностью». Я заново наношу ZnO. Капитан Видео уже не снимает, но смотрит на гавань через квадрат из пальцев. Он из тех людей, по которым даже издали видно, что они разговаривают сами с собой. Второй мегакруизный корабль теперь причаливает прямо рядом с нами – судя по всему, эта процедура требует множества кодированных посланий с помощью иерихонского гудка. Но, наверное, самый лучший утренний вид в гавани – другая большая организованная штука для туристов 7НК: группа надирцев учится снорклингу в лагунных водах у самого берега; слева по носу я вижу добрых полторы сотни солидных граждан, которые неподвижно дрейфуют на животах – в классической позе утопленника, словно жертвы какого-то ужасного массового несчастья; с этой высоты – макабрическое и приковывающее взгляд зрелище. Я оставил надежды увидеть в порту спинные плавники. Оказывается, акулы – видимо, невыдающиеся в эстетическом смысле, – не встречаются в милых карибских портах, хотя у парочки ямайцев были жуткие, хотя и сомнительные байки о барракудах, которые за один хирургический проплыв отрывали конечность. Равно нет в карибских портах ламинарий, солероса, рясочного налета и любого другого сапропеля, которому полагается быть в океане. Возможно, акулам нравятся воды помутнее и погрязнее; здесь потенциальные жертвы видят их за милю.

К слову о плотоядных: на другой стороне гавани стоят на приколе хорошие корабли «Экстаз» и «Тропикале» от «Карнивал крузес инк.». В порту мегакорабли «Карнивал» обычно держатся поодаль от остальных круизных судов, и, как я понял, другие корабли считают, что там им самое место. На релингах кораблей «Карнивал» висят массы людей на вид лет двадцати, которые на этом расстоянии как будто слегка пульсируют, словно вуфер музыкального центра. Имя слухам о 7НК «Карнивал» – легион: один из них о том, что эти круизы как плавучие бары знакомств и что корабли по ночам трясутся со слышным сладострастным скрип-скрип. Рад сообщить, что на борту «Надира» подобному непотребному поведению не место. Я уже стал этаким снобом от 7НК, и когда в моем присутствии упоминают «Карнивал» или «Принсесс», я чувствую, как лицо автоматически принимает выражение высокомерного презрения, как у Труди и Эстер.

Но, короче говоря, есть «Экстаз» и «Тропикале»; а теперь на другой стороне пирса параллельно с «Надиром» наконец причалил и закрепился «MV Навстречу мечте», с цветовой схемой персиковый-на-белом, которая, кажется, означает, что он принадлежит «Норвиджен круз лайн». Выдвигается и почти касается нашего трапа Палубы 3 их трап Палубы 3 – как-то даже непристойно, – и теперь по трапам устремляются пассажиры «Навстречу мечте», идентичные во всех значимых отношениях с пассажирами «Надира», собираются массой и двигаются по пирсу в каком-то мрачном каньоне из высоких корпусов двух наших кораблей. Корпуса обрамляют и направляют их бесконечно растянувшееся почти-дефиле. Многие пассажиры «Навстречу мечте» оборачиваются и задирают головы, чтобы подивиться размерам того, что их изрыгнуло. Капитан Видео, теперь наклонившийся над правым релингом так, что палубы касаются только кончики его сандалий, снимает, как они смотрят на нас, и не один и не два «мечтальщика» внизу задирают собственную камеру, целясь в нашу сторону почти в защитном или мстительном жесте, и на миг они с КВ составляют почти классически постмодернистскую картину.

«Навстречу мечте» встал прямо рядом с нами, едва ли не иллюминатор в иллюминатор, левый релинг Палубы 12 – в упор[240]240
  (в масштабе таких кораблей это значит что-то около 100 м).


[Закрыть] к правому релингу нашей Палубы 12, так что мы с полуагорафобными сушененавистниками с «Навстречу мечте» стоим у релингов и как бы приглядываемся друг к другу искоса, будто в двух маслкарах на светофоре. Можем как бы померяться друг с другом. Я вижу, как зеваки с «Навстречу мечте» оглядывают «Надир» сверху донизу. Их лица блестят от крема с высоким солнцезащитным фактором. «Навстречу мечте» ослепительно-белый – белый до такой степени, что кажется даже агрессивным, а белый цвет «Надира» в сравнении выглядит скорее светло-коричневым или сливочным. Нос «Навстречу мечте» более заостренный и аэродинамический, чем наш, и отделка какого-то флуоресцентно-персикового цвета, и пляжные зонтики у бассейнов на Палубе 11[241]241
  На всех мегакораблях 7НК Палуба 12 образует что-то вроде мезонинного эллипса над Палубой 11, которая (т. е. 11) всегда где-то наполовину под открытым небом и на которой всегда есть бассейны в окружении пластмассовых/плексигласовых стен.


[Закрыть] тоже персиковые – наши пляжные зонтики светло-оранжевые, что всегда мне казалось странным, учитывая бело-голубой мотив «Надира», а теперь и вовсе кажется непродуманным и халтурным. На Палубе 11 «Навстречу мечте» больше бассейнов, чем у нас, плюс вроде бы целый дополнительный бассейн за стеклом на Палубе 6; и синева их бассейнов характерного хлорно-синего оттенка; в двух маленьких бассейнах «Надира» – неприглядная морская вода, хотя в брошюре «Селебрити» бассейны коварно окрашены в электрик старой доброй хлорки.

На всех палубах сверху донизу у кают «Навстречу мечте» есть маленькие балконы для приватного наблюдения за морем под открытым небом. На Палубе 12 – целое баскетбольное поле с сетками фирменных расцветок и белыми, как облатки, щитами. Я отмечаю, что каждая из мириад тележек с полотенцами на Палубе 12 обслуживается личным полотенщиком и что их полотенщики румяные и недистрофичные северяне, в выражении которых нет ничего и отдаленно напоминающего испепеляющую нейтральность.

Суть в том, что, стоя здесь рядом с Капитаном Видео, я начинаю чувствовать алчную и почти похотливую зависть к «Навстречу мечте». Я воображаю, что интерьер там чище, чем у нас, огромнее, роскошнее обставлен. Я воображаю, что еда на «Навстречу мечте» еще разнообразней и подается пунктуальней, корабельные сувенирки не такие дорогие, казино не такое депрессивное, сценические развлечения не такие нелепые, а шоколадки на подушке намного больше. Приватные балкончики у кают «Навстречу мечте», в частности, кажутся лучше, чем иллюминатор из банковского стекла, и внезапно приватные балкончики кажутся критически важными для всего мегаопыта 7НК, который меня подрядили передать.

Я несколько минут фантазирую о том, как выглядят ванные на старом добром «Навстречу мечте». Я воображаю, что там жилой отсек открыт для любого, и можно спуститься, потусить и потрепаться за жизнь, и команда «Навстречу мечте» более открытая и неподдельно дружелюбная, с магистерскими дипломами по английскому языку и целыми кожаными дневниками, полными морских баек и остроумных увлекательных наблюдений за 7НК, записанных убористым почерком. Я воображаю, что управляющий отеля на «Навстречу мечте» – добродушный норвежец в потертом свитере и с успокаивающим ароматом «Боркум Риф», мужик без солнечных очков или надменности, который распахивает герметические двери на мостик, в камбуз и Вакуумную Канализационную Систему и лично проводит для меня экскурсию, снабжая содержательными и цитабельными ответами еще до того, как я задам вопросы. Я переживаю внезапную обиду на журнал «Харперс», заказавший мне круиз на «MV Надир», а не на «Навстречу мечте». Я на глаз рассчитываю пространство, которое мне предстоит перепрыгнуть или продюльфировать, чтобы попасть на «Навстречу мечте», и мысленно набрасываю абзацы с подробностями о таком отважном и уильям-т. – воллманновском журналистском безрассудстве, как буквально перескочить с одного мегакорабля 7НК на другой.

Под эти угрюмые думы начинают сгущаться тучи над головой, и небо, как обычно вечером, тряпично провисает. Я впал в иллюзию – причем сам знаю, что это иллюзия – зависть к другому кораблю, но она все равно болезненна. А еще репрезентативна для психологического синдрома, все больше усугубляющегося, как я заметил, по мере приближения круиза к концу, – мысленного списка разочарований и обид, которые в начале казались пустячными, но быстро доросли до без пяти минут отчаяния. Я знаю, что причина синдрома – не просто презрение, порожденное недельным знакомством с бедным старым «Надиром», и что источник всех разочарований вовсе не сам «Надир», а простой старый человеческий я или, если точнее, мой внутренний протоамериканец, который жаждет, который поддается балованию и пассивному удовольствию: внутренний Разочарованный Ребенок, та частичка, что всегда и без разбору ХОЧЕТ. Отсюда этот синдром, из-за которого, например, я – всего четыре дня назад испытывавший такой стыд из-за кажущегося сибаритства после заказа очередной безвозмездной еды через обслуживание каюты, что засорял постель фальшивыми свидетельствами тяжелых трудов и пропущенных трапез, – уже прошлым вечером поймал себя на том, что с реальным раздражением поглядываю на часы через пятнадцать минут и гадаю, куда запропастился этот парень из обслуживания кают с гребаным подносом. А теперь я уже замечаю, что сэндвичи на подносе какие-то маленькие, и что правобортная корочка хлеба всегда промокает из-за дольки маринованного огурца[242]242
  (ненавижу маринованные огурцы, а ОК неучтиво отказывается заменять их на корнишоны или масло).


[Закрыть], и что чертов коридор левого борта слишком узкий, чтобы выставить пустой поднос обслуживания каюты за дверь 1009-й ночью, когда я доем, так что поднос всю ночь стоит в каюте и на утро разбавляет обонятельную стерильность 1009-й запахом прогорклого хрена, и что на пятый день люксового круиза это глубоко разочаровывает.

Теперь мы, наверное, в той позиции, чтобы оценить ложь в темном сердце брошюры «Селебрити» – даже безотносительно смерти и Конроя. Потому что это – т. е. обещание насытить ту мою часть, которая всегда только ХОЧЕТ, – центральная фантазия, которую продает брошюра. Следует заметить, что настоящая фантазия не в том, что обещание сдержат, но в том, что его вообще возможно сдержать. И вот эта ложь – главная[243]243
  Может быть, если подумать, даже Главная.


[Закрыть]. И, естественно, я хочу в нее верить – на хрен Будду, – я хочу верить, что, может, этот Отпуск Моей Мечты сможет меня набаловать достаточно, что в этот раз роскошь и удовольствие мне преподнесут столь совершенно и безукоризненно, что моя Инфантильная часть наконец насытится[244]244
  Как раз из-за фантазии, которую они продают, все субъекты на фотографиях в брошюре и смотрят с выражением одновременно оргазмическим и до странности вялым: это выражение – лицевой эквивалент сытого «А-а-а-а-х-х», и это звук не только восторга Инфантильной частички, наконец достигшей тотального балования, которого она всегда хотела, но и облегчения всех остальных частичек от того, что Инфантильная наконец-то заткнулась.


[Закрыть].

Но Инфантильная частичка ненасытна – более того, весь ее смысл, или дазайн, или как там это назвать, лежит в априорной ненасытности. В любой среде выдающегося удовольствия и балования моя Ненасытная Инфантильная частичка просто повышает планку желаний, пока снова не воссоздает гомеостаз ужасного неудовлетворения. И, естественно, после нескольких дней восторгов и перенастройки на «Надире» разбалованная частичка, которая ХОЧЕТ, уже вернулась, и с новой силой. К среде, приходящейся на мартовские иды, я остро осознаю тот факт, что вентиляция в моей каюте шипит (громко) и что, хотя я могу выключить регги-фон из динамика в каюте, я не могу выключить еще более громкий потолочный динамик в коридоре левого борта 10. К этому времени я уже замечаю, что, когда высокий уборщик Столика 64 смахивает в совочек крошки со скатерти между переменами блюд, несколько крошек все равно остается. К этому времени кошмарное дребезжание разболтанного ящика в вандерклозете уже похоже на отбойный молоток. Может, моя Петра и душа всех семи морей, но, когда она заправляет кровать, не все больничные уголки сложены одинаково. На моем письменном/туалетном столике – маленькая, но необыкновенно лабиальная тонкая трещина на фаске сверху справа, которую я уже возненавидел, потому что вижу ее первым делом, когда открываю глаза с утра. Почти все живые выступления на ежевечерних шоу «Селебрити» в салоне «Селебрити-шоу» – это так плохо, что даже стыдно, а на кормовой стене 1009-й висит отвратительная марина в типичном отельном стиле, которая прикручена, так что ее нельзя снять или развернуть, а шампунь-кондиционер «Касвелл-мэсси», оказывается, труднее смыть до конца, чем большинство других шампуней, а ледяные скульптуры на Полуночном шведском столе иногда как будто вырезаны наспех, а овощи на закуске раз за разом переварены, а в ванной 1009-й невозможно добиться по-настоящему зуболомно холодной воды.

Я стою на Палубе 12, гляжу на «Навстречу мечте» – где от холодной воды небось синеют пальцы, – и, словно по Фрэнку Конрою, в глубине осознаю, что я уже неделю не мыл посуду и не притоптывал ногой в очереди за кем-нибудь с пачкой купонов у кассы супермаркета; и все же вместо свежести и обновления я предчувствую, какой тотально стрессовой, требовательной и неприятной теперь будет обычная сухопутная взрослая жизнь, если даже преждевременная уборка полотенца тем загробным матросом кажется покушением на мои неотъемлемые права, и плюс теперь возмутительна неторопливость кормового лифта, а отсутствие десятикилограммовых гирь на стойке гирь в Клубе олимпийского здоровья – уже личное оскорбление. А сейчас, собираясь спуститься на обед, мысленно я набрасываю реально убийственную сноску о моей главной мозоли: газировка не бесплатная, даже на ужине: «Мистер Пибб» надо заказывать у владеющей раздражающе ограниченным английским официантки 5⋆РК, будто это сраный «Скользкий сосок», а потом расписываться за него за столом, а потом с тебя возьмут деньги – и у них даже нет «Мистера Пибба»: суют тебе «Доктор Пеппер», раздражающе беспардонно пожимая плечами, хотя каждый дебил знает, что «Доктор Пеппер» – не замена «Мистеру Пиббу», и это просто хренов балаган, ну или по крайней мере уж точно чрезвычайно разочаровывает[245]245
  Конкретно здесь – не убийственная сноска, обещанная выше, однако проблема газировки прямо связана с одной из истинных загадок этого круиза для меня, а именно: как «Селебрити» зарабатывает на люксовом 7НК. Если принять, что суточное пребывание на «Надире» по «Мировым круизам Филдинга 1995 года» – около 275 долларов, потом учесть, что постройка самого «Надира» в 1992-м стоила «Селебрити крузес» 250 млн. долларов и что на нем 600 работников, из которых как минимум верхние эшелоны должны зарабатывать серьезные деньги (у всего греческого контингента безошибочный изгиб губ, идущий в комплекте с шестизначной зарплатой), плюс просто адские цены на топливо, плюс портовые налоги, страховка, аварийно-спасательная экипировка, передовое навигационное и коммуникационное оборудование, компьютеризированный штурвал и инновационная морская канализация, а потом вспомнить люксовую тему – перворазрядный декор и латунную потолочную плитку, люстры, добрых три десятка человек на борту в качестве не более чем сценических шоуменов дважды в неделю, плюс потом профессиональный старший шеф-повар, и омары, и этрусские трюфели, и рог изобилия свежих фруктов, и импортные подушечные конфеты… – тогда, даже по самым скромным подсчетам, что-то не складывается. Не может быть, чтобы «Селебрити» что-то финансово выигрывали. И все же одно только количество мегалиний, предлагающих 7НК, являет собой надежное свидетельство, что люксовые круизы явно очень прибыльны. Опять же, пиарщица «Селебрити» мисс Виссен, несмотря на то что слышать ее телефонный голос сплошное удовольствие, не принесла особой пользы в разрешении этой загадки: «Ответ на вопрос о их доступности, – о том, как им удается предлагать такой замечательный продукт, – на самом деле надо искать в менеджменте. Они действительно держат руку на пульсе всего, что важно для публики, и обращают на это внимание».
  Оказывается, отчасти настоящий ответ – прибыль с напитков. Это немного похоже на микроэкономику кинотеатров. Когда слышишь, какой процент от билетов они отстегивают дистрибьюторам, сложно представить, как они не вылетят из бизнеса. Но, конечно, нельзя смотреть на одни прибыли с билетов, потому что реальные деньги кинотеатры делают на киосках.
  «Надир» продает выпивку литрами. Официантки напитков на полной ставке, в шортах цвета хаки и козырьках «Селебрити», ненавязчиво стоят повсюду – у бассейна, на Палубе 12, на каждой подаче еды, на развлечениях, на бинго. Газировка – два доллара за очень тощий стаканчик (не надо расплачиваться наличкой на месте – за покупку расписываешься, а в последнюю ночь тебе предъявляют распечатанный общий счет), а экзотические коктейли вроде «Уолбэнгеров» и «Волосатых пупков» стоят до пяти с половиной долларов. «Надир» не опускается до таких трюков, как пересаливать суп или расставлять везде миски с крендельками, но искусственная атмосфера самопотворства и бесконечной вечеринки на люксовом круизе 7НК – «вперед, вы это заслужили» – более чем способствует разливанию вина рекой. (Не будем забывать про стоимость хорошего вина на ужине, про вездесущих сомелье.) Из всех пассажиров, кого я опросил, больше половины оценивают затраты своей группы на напитки больше чем в пятьсот долларов. И если хоть что-то понимаешь в наценках на напитки в любом ресторанном/барном предприятии, то знаешь, что большая часть из этих пятисот осядет прибылью. Другие пути к прибыльности: доход большей части обслуги корабля не включен в цену круизного билета, в конце недели они ждут чаевые, иначе останутся ни с чем (очередная мозоль – в брошюре «Селебрити» об этом ни слова). И оказывается, что многие оплаченные шоу на «Надире» ставят внешние подрядчики: «Селебрити крузес» подписывает контракт с агентством на команды вроде Matrix Dancers для всех сценических шоу, уроков электрик-слайда и т. д.
  Еще один контрактный подрядчик – казино «Мэйфер» на Палубе 8, чей корпоративный собственник платит «Надиру» фиксированную недельную ставку плюс неопределенный процент за привилегию напускать своих очаровательных дилеров с четырехколодными деками на пассажиров, узнавших правила «двадцати одного» и карибского стад-покера из «учебного видео», которое постоянно крутится по одному из каналов «Морского телевидения». Я провел не так много времени в казино «Мэйфер» – не очень весело подолгу наблюдать глаза 74-летних кливлендских бабушек, сующих четвертаки в щели верещащих машин, – но провел достаточно, чтобы видеть, что если «Надир» получает хотя бы десятипроцентный интерес с еженедельной выручки «Мэйфер», то «Селебрити» гребет деньги лопатой.


[Закрыть].

13

Каждую ночь стюардесса левого борта Палубы 10 Петра, заправляя кровать, оставляет на подушке – вместе с последней на сегодня конфетой и открыткой «Селебрити», желающей приятных снов на шести языках, – «Надир дейли» на следующий день: фатическую четырехстраничную эрзац-газетку, напечатанную на белом веллюме океански-синим шрифтом. В «НД» есть исторические факты о следующих портах, анонсы организованных береговых экскурсий и скидок в сувенирке, а также строгая информация в рамочках с малапропическими заголовками вроде «КАРАНТИН НА ПРОВОЗ ЕДЫ» и «ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ЗАКОНОВ О НАРКОТИКАХ 1972 ГОДА»[246]246
  Выдержка из последнего текста: «Все граждане, входящие на каждый остров [?], извещаются, что импортировать или иметь при себе наркотики и другие препараты строгого учета, включая марихуану, – ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Нарушители наказываются по всей строгости закона». Половина Лекции о порте перед высадкой в Ямайке состоит из советов обходить за версту коварных уличных дилеров, которые продают четверть унции паршивой травки, а потом спешат к констеблю и забирают награду за то, что сдали вас. Условия в местных тюрьмах описаны достаточно красочно, чтобы задействовать самые мрачные области воображения.
  Бортовая политика «Селебрити крузес» в отношении наркотиков остается туманной. Хотя в порту у трапа всегда плечисто торчат полдесятка охранников без чувства юмора, при возвращении на борт никого не обыскивают. Я ни разу не видел и не чуял признаков употребления наркотиков на «Надире» – как и в случае со сладострастием, кажется, у нас просто не та аудитория. Но в прошлом «Надира» наверняка имеются колоритные инциденты, потому что в пятницу, когда мы возвращаемся в Форт-Лодердейл, круизный персонал доходит почти до оперного уровня в своих предостережениях – хотя каждому предупреждению и предшествует подтверждение, что призыв смыть/выкинуть что-нибудь строгого учета ну никак не касается присутствующих на данном круизе. Оказывается, таможенники Форт-Лодердейла относятся к возвращающимся пассажирам 7НК примерно так же, как копы в маленьких городках относятся к заезжим лихачам на «сааб тюрбо». В последний день в очереди на таможне старый ветеран множества ЛК7НК передо мной сказал одному из ребят из Техасского универа: «Пацан, если собака остановится у твоей сумки, молись, чтобы она только подняла ногу».


[Закрыть].

Прямо сейчас четверг, 16 марта, 7:10, и я один на Раннем завтраке 5⋆РК, с витающими поблизости официантом и высоким уборщиком Столика 64[247]247
  Когда эти официанты спят – настоящая загадка. Они каждую ночь обслуживают Полуночный шведский стол, а потом помогают убираться после него, а потом, на следующий день в 6:30, опять появляются в 5⋆РК в чистых смокингах, всегда такие свежие и бдительные, будто им надавали пощечин.


[Закрыть]. «Надир» описал финальный поворот и теперь на обратной траектории к Ки-Уэсту, и сегодня один из двух «морских» дней недели, когда корабельные активности чаще и организованней всего; и в этот день, покинув каюту 1009 на сильно превышающий полчаса период, я решил воспользоваться в качестве бедекера газетой «Надир дейли», окунуться с головой в досуговую суету и точно и подробно зафиксировать в дневнике несколько реально репрезентативных опытов – так давайте же все вместе отправимся на Поиски Управляемого Веселья. Итак, все нижеследующее – из т./п. эмпирического дневника этого дня.

6:45. Тройной звон из динамиков в каюте и коридорах, затем женский голос с прохладцей говорит «Доброе утро», сообщает дату, погоду и т. д. Она произносит все на английском с мягким акцентом, повторяет на французском с каким-то эльзасским звучанием, потом на немецком. Даже немецкий у нее получается обволакивающим и посткоитальным. Ее голос – совсем не голос громкого оповещения на пирсе 21, но слушать его по-прежнему все равно что нюхать дорогой парфюм.

6:50-7:05. Душ, поиграться перед зеркалом в ванной с феном «Алиско сирокко», вытяжкой и волосами, почитать «Ежедневные медитации для страдающих полуфобиями», пройтись по «Надир дейли» с желтым маркером.

7:08-7:30. Р. завтрак за Столиком 64 в 5⋆РК. Прошлой ночью все объявили о намерении проспать завтрак и позже перехватить что-нибудь вроде сконов в кафе «Виндсёрф». Так что я один за Столиком 64 – большим, круглым и прямо у окна правого борта.

Официанта Столика 64, как указано выше, зовут Тибор. Мысленно я зову его Тибстер, но вслух – никогда. Тибор расчленял мне артишоки и омаров и научил, что экстра-велл-дан – не единственный вид удобоваримого мяса. Мне кажется, у нас с ним особая связь. Ему тридцать пять, рост 160 см, он пухлый, и его движения по-птичьи экономичны, как у маленьких пухлых грациозных людей. В плане меню Тибор советует и рекомендует, но без той надменности, из-за которой я всегда ненавидел официантов-гастропедантов в дорогих ресторанах. Тибор вездесущий, но не церемонный или гнетущий; он добрый, теплый и прикольный. Я его практически люблю. Родом он из Будапешта, и у него кандидатская степень в ресторанном менеджменте из венгерского вуза с непроизносимым названием. Дома его жена ждет их первого ребенка. Он старший официант Столиков 64–67 на всех трех приемах пищи. Он умеет без опаски носить три подноса одновременно и никогда не выглядит взмыленным или задерганным, как большинство многостаночных официантов. Кажется, что ему не все равно. Его лицо одновременно круглое и острое – и румяное. Смокинг никогда не мятый. Руки мягкие и розовые, и кожа на суставе большого пальца без морщин, как у маленького ребенка.

Женщины Столика 64 сравнивали умилительность Тибора с умилительностью котенка. Но я научился видеть дальше умилительности. Тибор – профи. Его преданность задаче иллюстрировать в своем лице фанатичную преданность «Надира» совершенству – единственное, насчет чего он не демонстрирует чувства юмора. Если задеть его в этой области, ему будет больно и он даже не станет этого скрывать. См., например, второй вечер, воскресенье, ужин: Тибор кружил у столика и спрашивал у каждого, как нам антре, и мы все приняли этот вопрос за дежурный официантский вопрос, все дежурно улыбнулись, прочистили горло и сказали: «Хорошо, хорошо», – и Тибор наконец остановился, посмотрел на нас с болезненным видом и слегка сменил тембр, чтобы было ясно, что он обращается ко всему столу: «Пожалуйста. Я спрашиваю всех: блестяще? Пожалуйста. Если блестяще, говорите, и я счастлив. Если не блестяще, пожалуйста: не говорите блестяще. Я исправлю. Пожалуйста». В его обращении не было ни надменности, ни педантичности. Он просто сказал, что думал. Его выражение было по-детски голым, и мы услышали его, и с тех пор дежурности больше не было.

Старый добрый Войцех – высоченный поляк в очках, двадцать два года и по меньшей мере 205 см, уборщик Столика 64, отвечающий за воду, пополнение запасов хлеба, сметание крошек и не мельничку, а целую здоровенную молотилку, из которой перчит практически все, что не закроешь своим торсом, – старый добрый Войцех работает исключительно в паре с Тибором, и у этих двоих свой сложный менуэт обслуживания, где хореография продумана до последнего па, и они тихо переговариваются на славянизированном немецком пиджине – и видно, что он явно выработан в несметных тихих профессиональных диалогах, и видно, что Войцех почитает Тибора не меньше нас.

Этим утром Тибстер в красной бабочке и слабо пахнет сандалом. Ранний завтрак – лучшее время для общения с ним, потому что он не очень занят и может вовлекаться в болтовню без болезненного вида из-за пренебрежения своими обязанностями. Он не знает, что я на «Надире» в качестве псевдожурналиста. Сам не знаю, почему я ему не сказал – отчего-то мне кажется, что ему из-за этого будет труднее. Во время болтовни за РЗ я ни разу не спрашиваю о «Селебрити крузес» или о «Надире»[248]248
  (кроме просьбы точно описать любые виденные спинные плавники).


[Закрыть] – не из почтительности к сварливым предписаниям мистера Дерматита, а потому что я просто умру, если у Тибора будут из-за меня проблемы.

Мечта Тибора – однажды навсегда вернуться в Будапешт[249]249
  (он произносит не «-пест», а «-пешт»).


[Закрыть] и на сбережения с «Надира» открыть летнее кафе газетно-беретного типа, специализирующееся на чем-то под названием «вишневый суп». Держа это в уме, через два дня с этого момента, в Форт-Лодердейле, я дам Тибстеру намного, намного больше чаевых, чем рекомендуемые три доллара США/день[250]250
  В последний вечер «НД» сообщает новости о чаевых и дает тактичные «предложения» по действующим ставкам.


[Закрыть], компенсируя свои суммарные расходы тем, что радикально недодал и безгубому злодейскому метрдотелю, и нашему сомелье – церемонно жуткому цейлонцу, которого весь наш столик окрестил Бархатным Стервятником.

8:15. Католическая Месса Проводится с Отцом Десандре, Место: Радужный Зал, Палуба 8[251]251
  Всё жирным шрифтом – verbatim и sic из сегодняшней «Надир дейли».


[Закрыть]

На «Надире» нет часовни per se. Святой отец ставит что-то вроде складного жертвенника в Радужном зале – самом кормовом салоне на Палубе Фантазия, выполненном в лососевом и увядше-желтом цветах с панелями из полированной бронзы. Коленопреклонение в море оказывается довольно каверзным делом. Здесь где-то десяток человек. Святой отец подсвечен сзади большим левобортным окном, а его наставление, к счастью, обходится без морских каламбуров или слов о том, что жизнь – это путешествие. Напиток для причастия – выбор между вином и виноградным соком без сахара валлийского бренда. Даже облатки на ежедневной мессе «Надира» необычно вкусные – бисквитнее обычного хлеба и со сладким привкусом в мякише, которым она становится на зубах[252]252
  Если бы «Пепперидж фарм» выпускала облатки, они были бы именно такими.


[Закрыть]. На циничные наблюдения об уместности проведения ежедневного богослужения люксового рейса 7НК в разукрашенном баре слишком легко потратить полстатьи. Как именно епархиальный священник получил в качестве прихода мегалайнер 7НК – то ли церковь, например, сотрудничает с «Селебрити», как, скажем, с армией, и священники ротируются на разных кораблях, то ли РКЦ платят так же, как любому другому подрядчику, предоставляющему услуги и персонал для развлечений, и т. д., – боюсь, навсегда останется тайной, покрытой мраком: отец Десандре объясняет, что после песнопения у него нет времени на профессиональные вопросы, потому что сейчас будет