Текст книги "Марчеканская вспышка (сборник)"

Утром любопытство пересилило неумолимую тягу молодого организма ко сну, и Славка примчался на работу ни свет, ни заря. Прямо к открытию цеха пришёл, в шесть часов утра. Сторож встретил его с недоумённо-тревожным изображением на холсте морщинистого листа в пенсионном подрамнике. Охранник социалистической собственности немедленно спросил:

– А этот-то… что у вас… наказан?

– Кто? – не понял Салеев.

– Ну, этот… деловой, в очках… Который всё книжки читает… Машина ещё у него… «Москвичонок» старенький…

– Мешок… – догадался Славка. – Даже не знаю… А что с ним? Он здесь?

– Тута, голуба, тута… Всю-то ноченьку мне ирод спать не давал. Сначала ругался по-книжному, культурно… Ни разу по матушке! Только – «гады», да «сволочи»… Потом до «сук» дело дошло, а уж когда третье полотно сломал, так тут и у меня уши в трубочку завернулись. Честное слово, не вру! Под утро выдохся ваш бедолага, плакать начал… скулить, будто бы щенок худой… Мне-то уж так этого Мешка жалко сделалось… и словами не передать. Шёл бы ты, паря, помог ему, что ли?..

Славка показаться на глаза Григорию Петровичу не рискнул, хотя и алиби имелось: целую смену накануне не отходил он от Мешка. Но, видать, сильно влияло то обстоятельство, что, как ни крути, а автором всего того, что происходило сейчас в раздевалке, был именно он, Славик Салеев.

А оттуда, между тем, слышались всхлипы и визг пилы по металлу. Салеев заглянул в щёлочку. Так и есть: пытается Гриша-профессор освободить рукава своей новёхонькой болгарской дублёнки, талон на приобретение которой он получил в качестве приложения к 13-ой зарплате как передовик и ударник всех возможных пятилеток.

Рукава дублёнки пленены блестящим во всех отношениях великолепным ломом из высококачественной углеродистой легированной стали. Да так замысловато… Кованый лом, а не так себе, футы нуты. Одухотворённый коллектив бригады знал своё дело туго. Стальной прут круглого сечения, не без помощи средств механизации, ребята изогнули кольцом, а концы замкнули дуговой аргонной сваркой. Получилось изящно: будто кто-то, вдевший в рукава дублёнки легированные руки, сложил их на груди и готовился пуститься в пляс. Этакая дублёнка-полубоярка.

Славка представил себе состояние Мешковского, когда тот увидел свою верхнюю одежду в настолько экзотическом состоянии, что хоть беги домой в одном лёгком джемпере. А ведь холодно на улице, хоть и не Крайний Север, а мороз трещит настоящий. И «москвичонок» в гараже ремонта карбюратора дожидается.

Вот и решил Григорий Петрович дублёнку из ломового плена выручать. Только пустое это занятие, если взялся за дело в одиночку. Попробуйте сами ножовкой по металлу распилить трёхсантиметровую сталь в двух местах.

Кто-то из опытных читателей спросит, а почему было не воспользоваться пилой «болгаркой»? Я отвечу так: дублёнку жалко. При работе «болгаркой» такие снопы искр из-под вращающегося полотна летят, что даже и представить себе страшно, во что может превратиться светлая изящная кожа, отменно выделанная болгарскими же скорняками.

О! Кстати, заметили, какая игра слов получилась: болгарская дублёнка и пила «болгарка». В славянских языках и не такое может приключиться.

* * *

Стоп, а что случилось дальше, спросите вы… Да, собственно, точно также я спросил и Славку. И он мне ответил…

Когда к началу смены подтянулась вся бригада, Мешок сидел в позе Роденовского «Мыслителя», перед ним валялось с десяток поломанных полотен для ручной пилы по металлу, на ладонях пузырились отменные мозоли, а взгляд был направлен внутрь себя, отливаясь наружу стальным матовым светом.

Ребята, сделав вид, что ничего не произошло, разошлись по рабочим местам, а бригадир остался в раздевалке один на один с бедолагой.

Он протянул Мешковскому специально привезённое пальто и отправил Григория домой, дав ему внеплановый отгул:

– Сходи-ка, Гриша, отдохни. Целую ночь, наверное, не спал. За дублёнку не волнуйся, всё будет пучком.

К вечеру и ломовой узник был освобождён, а на следующий день Мешковский перед началом работы обнаружил в своём шкафчике невредимую дублёнку. Он немного помялся, а потом выдавил из себя:

– Мужики… я… это… был неправ… Простите…

Михалыч удивлённо захлопал ресницами (правда, взлететь ему не удалось, несмотря на уверения двух музыкальных братьев-близнецов[23]23
  имеется в виду песня поп-рок группы «Братья Грим», в которой встречается строчка «…хлопай ресницами и взлетай».


[Закрыть] о реальности такого способа перемещения в пространстве):

– Ты о чём, Гриш? Я что-то не врубаюсь… Всё же нормально, понимаешь? – а потом бригадир переключился на всю аудиторию: – Ну, что, ребята завтра в баню? Давненько мы все вместе в городе не собирались…

Неплохой артист нехотя умирал в Михалыче, заставляя древнеримского императора Нерона нервно курить бамбук. Рядом с умирающим актёром уютно расположился недурственный психолог и гордо наблюдал бригадирскими взором за плодом своей педагогической деятельности.

Два-Салеевых-два

Обычный разговор обычным рабочим днём.

Собеседники – я и Славка.

Сегодня его смена – до самого позднего вечернего росчерка часовой стрелки на старинных часах с потешной кукушкой около арабской цифры 8. Потешная кукушка, прикольная, как сказал бы я, будь лет на сорок моложе. А Салеев назвал бы её зампотешной. Да, собственно, и назвал. Тогда – давно тому назад, лет несколько обратно. Почему настолько странная идентификация кукушки? Славка объяснил всё очень логично. По армейской традиции: зампотех – заместитель командира по технической части. А кукушка? Кукушка замешает часовщика собственно в часах с кукушкой!

Но не о кукушке из именных часов речь. О Славке – ныне сменном инженере объекта, а некогда, в эпоху господства истерического материализма, прапорщике одной секретной войсковой части, стоящей на страже… как говорят сказочники, неприступным утёсом на пути иноземных супостатов и их стратегического ракетного оружия.

Салеев сегодня на вахте. На трудовой. Мирной вахте.

Мне же по штатному расписанию положено быть с ним на объекте некоторое время, чтобы потом уйти домой, как положено техническим клеркам невеликого звена, оставив напарника дожидаться своего часа. Но пока мы ещё вместе, у нас разговор склеивается не кое-как, а совсем даже наоборот – добром. Добром можно пообедать, закусить, потрудиться, добром можно совершить кругосветное путешествие или просто перекинуться в картишки. Это по Славкиному разумению.

… и вновь…

… Салеев рассказывает…

– Заключил я срочный договор с в/ч 96876 сначала на три, мне помнится, года. Приехал в Печору, пригрел свою худую задницу вновь испечённого прапорщика по месту службы, жильё получил. А потом с согласия командира за семьёй в Димитровград смотался. Собрались, поехали. Понятное дело, через столицу.

Обосновались на Севере в год Олимпиады. Московской. Потом у нас младший родился.

И в дальнейшем мы часто проторенным маршрутом ездили. Дети ж мелкие. Куда с ними? Только к бабушкам, на Волгу. И вот как-то раз сидим в Москве на вокзале…

– На Казанском? – поинтересовался я.

– Так татары. Не на Рижском же! Из Димитровграда едем. Всей семьёй. Я, Верочка Ивановна и оба мальца моих. Старший-то уже в школе учился, а Серёжа, кажется, ещё садик посещал. Нет, постой. Или уже в школу пошёл?

Что говоришь, если из Димитровграда, то в Печору едем, а поезда к нам в Коми с Ярославского?.. Верно излагаешь, Рабинович. Но ты не забывай, что прибыли-то мы днём, а воркутинский поезд отправляется в десятом часу вечера. Какая разница, где сидеть… На Казанском даже удобней – татары же, ёпыр май…

– Сидим, скучаем. В ларьках «Союзпечати», кроме «Советской России», где скупая на принципы Нина Андреева[24]24
  Автор полагает, что Салеев ошибся, поскольку речь, по-видимому, идёт о 1985-ом годе, а в это время о Нине Андреевой ещё никто из порядочных коммунистов ничего не слышал, принципы были незыблемы в тот судьбоносный период невероятных консенсусов.


[Закрыть] всё никак не могла ими поступиться, нет ничего вовсе. Даже говённого детектива от какой-нибудь Донцовой не сыскать, не говоря уже о чём-нибудь художественном.

И уж если культурно досуг украсить не удаётся, то отчего бы не украсить оный, предавшись загулу? Решили мы с Верочкой Ивановной попить пивка. Вернее, не так – я решил, а она воздержалась при проведении семейного плебисцита. Ты правильно понял, у детей ещё права голоса не было.

Сгонял я в лавку за бутылочным «жигулёвским», другие сорта тогда можно было пересчитать по пальцам однорукого инвалида с протезом вместо ноги, как у Джона Сильвера.

Пошли искать местечко уединенное. Не уединённое, именно уединенное поскольку одухотворение, наступившее после встречи с напитком, живо напоминающим о нашей малой родине, давало о себе знать в поэтическом настрое души. Жигули вы мои, Жигули! Ах ты, Волга, мутер Волга…

Укромный уголок для двух невинных (но всё же пивных) овечек нашёлся достаточно скоро. Дети тем временем были заняты своими делами. Старший играл в нечто, напоминающее «монополию» на русский лад, с каким-то пацаном и его отцом из числа транзитных пассажиров, Серёжка спал. Родители в ближайший час-полтора были явно лишними.

И вот мы в таком желанном тихом местечке. В уютном скверике, всего в паре сотен метров от столичной суеты. Сначала даже не заметили, что не одни. А потом стало весело из-за того, что открылось глазам провинциалов. Посреди скверика – нечто вроде эстакады для ремонта автомобилей. Вообще говоря, довольно странное сооружение. Но не это удивительно, главное в другом.

Сверху эстакады на возвысях лежала маловменяемая женщина в таком состоянии, будто её комкали всю предыдущую ночь, а то и все сутки. Блузка с пришитым галстуком, служащим безусловно модным декором, когда-то считалась светлой, как мысли младенца. В оригинале – белое на голубом. Белый галстук на голубой блузке. Однако ж свежий цвет невестиной невинности был обильно залит чем-то красным с безусловно закрепляющим фруктовым эффектом. Вероятней всего, судя по виду хозяйки, этим красителем был какой-нибудь дешёвый портвейн.

Вот тут мы вместе с супругой одновременно запели из раннего «Бахыт-компота»: «Пьяная, помятая, пионервожатая… с кем гуляешь ты теперь, дура конопатая?»

И знаешь, что было дальше? Нет, никто за барышню не вступился. Она сама открыла мутный глаз недостреленной лошади… кто-то загнал, видать. Так вот, глаза открыла – сначала один, потом второй, по очереди, потом оба вместе – и спросила:

– И где вас черти носят?! Наливайте уже…

– Да отъезжали… на три недели… в Димитровград…

– А-а-а… На Троицу, что ли?

И, как думаешь, после подобной невозмутимости мог я оставить даму без сладкого? И главное – на «вожатую» не обиделась! Дорогого стоит. Широчайших демократических воззрений дама, хоть и запойная.

Вернулись мы с супругой на Казанский, детей обнаружили. Накормили их, да и сами перекусили. И тут по вокзальной трансляции слышим объявление:

«Носильщик Салеев, подойдите к справочному бюро вас ожидает… какой-то странный гражданин в кепке и очках…»

Пацаны мои смеются, дескать, папа у нас насильником работает. Верочка Ивановна, конечное дело, свою ложку мёду стремится вбросить. Говорит, правда, тихонько, чтобы дети не услышали:

– Этому проходимцу и к насилию прибегать не нужно, бабы сами на него вешаются… дряни такие. А ведь смотреть не на что – ни рожи, ни кожи, один разговор только.

Тут я и подумал, что неплохо было бы глянуть одним глазком на тёзку. Попёрся к справочному бюро, будто это меня туда вызывали.

Смотрю, точно – торчит какой-то парень у киоска служебного, будто штакетина из забора вынутая. На киоск локотком облокотился, жетоном носильщика поигрывая. Даже тележка неподалёку на дыбы встаёт от нетерпения. Но нигде нет того гражданина, который… ну да, в кепке и очках… Ха, так я же тоже в очках и кепарике типа «гнидничек». Сейчас таких у одного известного опального мэра, как у дурака махорки, а в те времена прекрасного брежневского застолья – без закуси – только у меня была да ещё пары сотен тысяч клиентов подпольной фабрики «Masis-2» от Сурена Неизвестного (Սուրեն Անհայտ, если по-армянски).

Без закуси? Что-то я соврамши нонче…

Эге! Получается, что статья Нины Андреевой в «Советской России» ещё и не вышла? Но уже созревала в издательстве. Ага! Тогда что же выходит, времена были не брежневского, не андроповского, не черненковского, а горбачёвского застолья. Но не совсем пока бедного. В Москве тогда ещё можно было купить кое-что особенное… ну, да, из колбасы и прочего удовольствия. Ну точно – близ «Фрунзенской», в Микояновских кущах[25]25
  Под Микояновскими кущами Салеев понимает мясокомбинат имени наркома продовольствия Анастаса Ивановича Микояна, расположенный неподалёку от станции метро «Фрунзенская» в столице нашей Родины, городе-герое Москве.


[Закрыть]…

Если быть кратким, времена такие, что ПОКА ещё ничего нельзя, но ВСЕ УЖЕ ДЕЛАЮТ. Верно-верно, Михаил Перестройкин на лихом Рыжковом скакуне уже плотно застолбил местечко у руля. Спиртное – вот-вот начнут по талонам отпускать, хотя всё ещё «каждому по труду».

Постой, что ты спросил, не понял, не расслышал? Я тут возраст пацанов своих с возрастом перестройки соотносил, чтоб не соврать чего-нибудь лишнего. Так что спросил-то? Чем вшивогон отключается от гнидничка? Вшивогон – расчёска, а гнидничек – неказистый головной убор, размером с уменьшенную модель кавказского «аэродрома». Это тебе так, к сведению, а то, смотрю, глаза наизнанку от удивления выкатил. Нельзя же так отвратительно не интересоваться народным фольклором. Ай-ай-ай, батенька.

Но вернёмся на Казанский вокзал.

И вот, только я осознаю, что похож, как три недопитые капли из гранёного стакана, на человека из объявления, тут и подъезжает ко мне багажная тележка вместе со своим властелином. И обращается сей господин очень культурно, без ебуков и прочей нецензурщины. Столица, однако! Не нам чета… И такой у нас происходит диалог со служителем багажно-вокзального культа, что сюрреализм отдыхает, поскольку там всё выдумка, а у меня натурально произошло.

– Паспорта нет? Да покажи, не съем. Ах, у тебя на бляхе фамилия? Ага, Салеев… Носильщик? Очень хорошо… И я Салеев, вот смотри – видишь мой анфас на фото? Так свой-то не покажешь?

– Есть, есть у меня прописка.

– Я же не тот… Не бзди, не из органов… Просто однофамильца встретил. Вот убедиться хотел…

– Знаем ваших… Вы кто такой?

– Человек…

– И где же вы тогда служите?

– На «горке» служу…

– Ой, в Кремле…

– Не стремайся… На северной горке, «Дарьял» называется…

– А-а-а… Так я пойду?

– А подходил тогда чего?

– Звали же ж…

– Ты носильщик или где?

– Или… не знаю… Мы уже на «ты»?

– Стой! Я ведь тоже Салеев…

– Мой родственник?

– А другие у тебя были?

– Немного…

– А поедем? Со мной поедем?

– Куда?

– С Казанского на Ярославский…

– По два рубля за место… Для вас… по рублю… если так совпало…

– Поехали! А чего по радио вызывал? Ты что, меня знаешь?

– В первый раз вижу… И не вызывал… Честное слово. Просто сам объявление услышал, вот и подошёл. Там носильщика Салеева приглашали, помнится, а не человека с «горки». Потому и шёл – думал, знакомый.

– В очках и кепке?

– Вот ведь – дались вам эти очки и кепка. Сами-то, небось, спецом так оделись?

– Я всегда в этом хожу… в данное время суток…

– Где ваши шмотки, показывайте уже. Поезд-то когда отправляется?

И ведь, понимаешь, Дим, на самом деле там поблизости никого не оказалось, кто бы носильщика Салеева ждал. Кроме меня.

Я тут же у дежурной по вокзалу поинтересовался, кто объявление давал. Она плечами пожала и записку в окошечко протянула. Текст соответствовал. И почерк, вроде бы, мой… Не уверен, однако. Но меня же там не было, когда просили сделать объявление!

Такое впечатление, будто сама Судьба настолько удачно растасовала колоду, чтобы двух Салеевых столкнуть лбами. До сих пор – мураши по коже, когда вспоминаю своё тогдашнее состояние. Мистика просто! Вот ей-Богу не вру…

На полпути, ещё в подземном переходе, я предложил своему тёзке:

– Может выпьем? У меня с собой есть. Без очереди.

– Прямо здесь? И кто… и почему вдруг с тобой?

– Во-первых, не здесь, а, во-вторых, мы же оба Салеевы…

– Так что с того?

– Нас Салеевых совсем немного… осталось, что впору уже в Красную книгу заносить. Почему бы за это не поднять тост?

– А закуска есть?

– Только сало и колбаса… со свининой…

– Ты точно Салеев? Татарин?

– Точно, вот паспорт… Ты же видел…

– С Волги?

– Из Симбирской губернии… А ты откуда?

– Из Мещоры.

– Тоже на Волге, вроде.

– Нет, на Оке.

– Так приток же, мил человек!

– Земеля… Наливай! Нарезай! Не смотри так. Нам Салеевым можно всем закусывать! Сам же знаешь.

– Якши!

– Якшицизм – заебатецка вещь!

Вмазали по целому стакану. Потом завалились на тележку моего однофамильца-носильщика и запели татарскую песню. Я, вообще говоря, всего одну и знаю. «В моём саду зацвела смородина». Шомордынем чачак ата.

Вся подземная часть Комсомольской площади слышала…

– Перевёз этот «даже не родственник» Салеев все шмотки с Казанского на Ярославский. Обнялись мы, попрощались.

– И денег не взял?

– Взял, но очень уж очень символической оказалась оплата… по столичным меркам. Сказал, что нельзя совсем бесплатно: клятву носильщика вроде бы давал. Что-то вроде клятвы Гиппократа у врачей. Профессиональная этика. У каждого ремесла свои черви в перегное специальных знаний и навыков.

На этом бы месте в самую пору закончить повествование, но продолжу, ибо не все события к тому моменту произошли. Мы с однофамильцем, когда в любви-то друг другу изливались, обменялись сувенирами в процессе. Он мне свою бляху носильщика, я ему – связку волжской синтёпки… в лице (а точнее – в виде) вяленой воблы. А мой футляр с очками остался лежать на тележке.

Только через полчаса я пропажи хватился. Вспомнил, что у носильщика с Казанского вокзала мои бесстыжие очи остались, жопу в горсть и – прямиком по подземному переходу рванул.

А как его искать, почти… как его… тёзку, что ли?.. если я даже номера бляхи не запомнил. А-а-а… Чего её запоминать-то… Вот она, у меня в кармане лежит… И ещё же! Тёзка не тёзка, а… Да! Зато я точно знаю фамилию. И скоро уже по Казанскому вокзалу эхо разносило объявление:

«Носильщик Салеев, подойдите к справочному бюро вас там ожидает… гражданин Салеев – в кепке, но без очков».

С чего началась история, тем она и завершилась. Что говоришь, а пришёл ли носильщик ко мне на свидание? А сам как думаешь? Мы же Салеевы, а это к чему-то обязывает, ёлки-иголки. Нам бы в цирке выступать на пару с воздушно-багажным эквилибром «Два – Салеевых – два» – отбоя б от зрителей не было!

На бочке с этиленом

Славка Салеев сегодня был в ударе – после второго разлива его несло почище Бендера, а уж опыта у моего друга не в пример больше, чем у знаменитого литературного героя. Слышите, как Салеев вспоминает свою контрактную службу прапорщиком?

– Что хорошо в жизни складских прапоров – так это доступ к материальным ценностям. Причём не в плане того, как можно схитить «кой-какого товара», об этом речи поначалу не шло, поскольку меня, татарского пацана в далёком от Печоры Волжском городке учили не брать чужого. Я и не брал, по мере возможности, всегда старался оплатить официально, благо – заработная плата у прапоров была весьма неплоха.

Доступ к материальным ресурсам, даже купленным за свои кровные в пору всеобщего дефицита, дорогого стоит. Именно это я и имею в виду, говоря о доступе к разнообразным ценностям.

Вот придёт к командиру, скажем, какой-нибудь майор Смирнов-тире-Петров-дефис-Полуводкин и попросит некую жутко дефицитную штуку продать, как думаете, что ему командир ответит? Верно, пошлёт подальше, объяснив прежде, мол, нет у него испрашиваемого продукта, хоть тресни… И то, если сочтёт нужным тратить время на разговоры.

А мне, как откажешь, если я знаю всё, что упокоено на складах воинской части до последнего винтика, до самого малого напёрстка, до игольного ушка? Понимаю, что теоретически такой вариант отказа просматривается… но ведь тогда и сам командир может не узнать что-то такое, от чего душа военного, не избалованного дефицитом, может развернуться и свернуться… и так несколько раз подряд. Правильно, командир подписывает все материальные бумаги, но у него ещё столько дел в его многотрудной полифонической службе… Разве упомнишь с этакой загрузкой, где и что лежит, а главное – в каком количестве?

Так что прапорщик складской для командира части – первейший человек. И для старшего офицерского состава никак не меньше значит.

За информацию о наличии присутствия… мне полагалась целая масса мелких приятностей. Так, собственно, и проходила моя служба – во взаимности и почти полном понимании. И всё бы было здорово и позитивно, если бы не…

… если бы не…

… … никогда не поверите… …

… … … если бы не спирт… … …

И дело тут даже не в том, что можно спиться легко. Всё от человека зависит. Настроишь себя относиться к этиловому спирту, как к керосину, никто тебя с этого свернуть силой не сможет. А вот если характер мягкий и безотказный, то тут может что угодно случиться… До меня на складе один молоденький лейтенант подвизался, маменькин сынок, в рот спиртного не брал. Так его так за полтора года уходили, что получил он постыдное прозвище – Полтора метра рвотного столба.

Парню даже видения стали являться порой: то дева Мария – кормящая солдатская мать, то министр обороны маршал Устинов в противогазе (номер три), то рядовой Небейвода в костюме Деда Мороза и лукошком, полным телячьих нежностей на рыбьем меху. Так что моё появление стало молодому офицеру избавлением от непосильных абстинентных испытаний. Его немедленно перевели в роту охраны, где он быстро пришёл в себя, занимаясь с личным составом строевой подготовкой на плацу по четыре часа в день.

Так вот, дело не в том, что спиться можно, а в желании офицеров завладеть спиртом любой ценой. В пору дефицита самых простых бытовых вещей этиловая жидкость высокой очистки – самая надёжная валюта, уверяю вас. А где её взять? Точно – на складе ГСМ и расходных материалов. И поток просителей в мою вотчину не ослабевал.

Если от младших офицеров отбиться можно было довольно легко, то начальник штаба, замполит и сам командир со своими замами могли осуществить опустошительный набег на склад, после которого оставалось только гадать, как держать ответ во время ревизии, которую обычно проводили непосредственно из Москвы. Нет, я ничего не хочу сказать. Наши отцы-командиры старались не злоупотреблять служебным положением в части получения спирта в личное и неконтролируемое пользование, но иногда случалось. Об этом чуть позже расскажу. А пока немного теории… о том, что же такое Его Величество Этиловый Спирт, и каковы способы его изъятия частными гражданами из мягких ежовых рукавиц социалистического государства.

Итак, этиловый спирт!

Истории о хищениях именно этого продукта можно считать легендарными. Что поделаешь, русский менталитет вопиёт…

Ну, про ведро-то на крючке знаете? Нет… Тогда расскажу. Как говорится, кажется, у Некрасова, – не припомню, в котором селенье… Одним словом, работал мужичок на спиртовозной машине. Неплохой работник во всех отношениях. Даже на доске почёта некоторое время был повешен в строгой оправе социалистического соревнования. Хотя, как и с кем мог соревноваться водитель спиртовоза, по каким таким критериям, мне лично непонятно. По приведённым тонно-спирто-километрам, что ли? Или же… Скажем, температура плавления мозга у спирта-сырца 70 градусов Цельсия… Ой, что-то не то ляпнул… Хорошо, не стану больше умничать, вернусь к повествованию.

На мужике я остановился? Верно… И вот этот почти полный передовик производства, как оказалось, около тридцати лет занимался злостными хищениями спирта. Его случайно разоблачили. Ушёл водитель на пенсию и в тот же день «Волжану» купил. Бдительные и завистливые соседи сразу и донесли, куда следует, кому положено.

Органы в недоумении, как такое могло случиться, давно они за заводом по производству спирта-сырца наблюдали, а найти, откуда недостача берётся, так и не смогли. И тут невероятная удача – сам клиент прорезался.

Прокололся-то он прокололся, но говорить ничего не говорит. И как только того мужика дознаватели ни пытали, ничего он им не сказал. Замкнулся, и всё тут. А следом и прокурорская санкция на временное задержание вот-вот закончится. Выпускать пора злоумышленника. Взмолился тогда следак из важняков, колись, дескать, дядя, как хищал спирт столько лет, а никогда не попадался. Технологию расскажи… не под протокол, расскажи. А я, де, тебя больше никогда не трону.

Долго ли, коротко ли молил, а не выдержал пенсионер, и всё, как есть выложил. Славы-то, понимаешь ли, каждому желается. А делить свою тайну с самим же собой? Так и в психушку угодить можно… легко и просто. И без того почти тридцать лет таиться, деньги скирдовать в чулок и… даже не получать удовольствия от собственной удали. Такое испытание только очень психически крепкие натуры выдерживают. Но порой в Плюшкиных натурально обращаются, а с подобными героями никто не водится, как и с анимационным водяным.

Но к сути! Начал спиртовоз свою историю излагать, а мы, будто бы, послушаем его исповедь с комментариями следователя:

– Однажды, когда я ёмкость для перевозки спирта мыл, внутрь забравшись, пришла мне в голову идея одна. Присобачил изнутри крючок – к верхней части канистры, так, чтобы не видно его было, если в люк заглянуть. Заедешь на территорию завода, а перед заливкой ведро повесишь на крючок. И все дела. Очень просто.

На взвешивании при выезде и у заказчика на проходной всё пучком, тики-тики: пломбы целые, сколько на выезде, столько и на въезде. А когда выгрузился, ведёрочко спирта твоё.

– Так ведь разница есть у веса автомобиля с ведром внутри и без него.

– Не смешите меня. Сколько моё дюралевое ведёрко весит-то… Пятилитровое… самодельное… Граммов двести, не больше. Какие весы его учуют? Эта невеликая масса погрешностью скрадывается за милую душу.

– Хорошо, но мы все машины обыскали, нигде никакого крючка не обнаружили…

– Правильно, я же его не стационарно ставил… На резьбе мой крючок держится. Хочу – ставлю, хочу – убираю, специальной мастикой отверстие замазываю, чтоб и следов крепежа не видно было.

– Так ведь всё равно можно внимание обратить, если изнутри конструктив ёмкостей на разных автомобилях внимательно изучить.

– А я на всех машинах, на всех спиртовозах, свою доработку сделал против этого. Мне же и лучше: за любой руль сядешь, а там уже всё для тебя готово. Иногда даже и сам не ездил, просто ведёрко вешал, а потом «сливки снимал». Водитель ничего и не знал.

Что, крепёж ненадёжный? Так я кроме крючка ещё и фиксаторы приладил… У меня это как изобретение проведено по системе БРИЗ*, официально, между прочим.

– Ты гляди! А мы всё думали, что целая банда орудует: разные автомобили, разные водители. Снимаю шляпу! А как же спирт сбывать удалось?

– Извините, об этом мы с вами не договаривались…

Славка с гордостью оглядел аудиторию, будто бы это он, а никакой не герой изобретательского движения придумал такой простой и эффективный способ хищения этилового спирта. Потом он немного пришёл в себя и продолжил:

– А я и ещё одну историю знаю. В ней такой способ изощрённый, что закачаешься. Это где-то в маленьком городке было. Барду – отходы от спиртового производства – вывозили на поля одного местного колхоза. Говорят, что при смешении с какими-то другими ингредиентами спиртовая барда значительно повышает урожайность клевера. Так вот, отходы с территории спиртозавода вывозились гужевым транспортом – телега с деревянной бочкой, кобыла мощностью в одну лошадиную силу и водитель этой самой кобылы.

Делать каждый день по два-три рейса в места, где соблазнительно дурманит голову парами ректификата, и оставаться равнодушным? Это не для нашего человека, поверьте мне. Вот так и были изобретены этиловые оглобли. Считай три с половиной метра спиртово-оглобельной направленности.

Это чудо техники придумал мужик, которого перевели с трактора на конную тягу за какие-то прегрешения. А он и рад. Недели две мастерил оглобли, полые изнутри. Из авиационной дюрали творил. И придумывал в процессе, как их лучше под дерево замаскировать.

Когда на заводе стали замечать, что спирт куда-то утекает тонкой струйкой, охрану усилили. Подозрение сразу же на колхозника пало, но, сколько его ни обыскивали, сколько бочку с бардой ни трясли, даже лошадь в трубочку дышать заставляли, никакого толку. Однако счастье длилось недолго. Благоверного супруга сдала невольно, когда три литра высококлассного ректификата на французские духи в сельпо выменивала.

Надеюсь, теперь вы осознаёте, что мужик наш такой, что даже в оглоблях спирт вывезет.

А вот мне довелось один раз тоже в спирто-этиловой афёре участвовать. Нет, что вы, не стащил я ничего. Просто пришёл ко мне однажды замполит и в устно-приказном порядке реквизировал двадцать литров продукта для ублажения кого-то из вышестоящих, прикативших на рыбалку и охоту.

Документов, естественно, никаких он не предъявлял. С виду не очень бравый у нас замполит, зато воли ему не занимать было, как Александру Великому. Пришёл, увидел и отлил… две десятилитровых канистры из бочки, с которой сам же предварительно сорвал пломбу с той решительностью, с какой срывает цветок девственности похотливый сюзерен с дочери своего вассала в первую брачную ночь на правах синьора.

Я тогда недавно прапорить-то начал. Полугода не прошло. Пригорюнился, представил, как меня комиссия из штаба РВСН разрывает на мелкие клочки за недостачу. Настроение – у самоубийцы перед уходом в мир иной лучше случается.

Потом подумал добром. Сто граммов чистогана слишком тяжело для слизистой, а вот пятьдесят – в самую пору. Где двадцати литров не хватает, там стопарик и не заметит никто. Один чёрт, под суд идти… Выпил, мануфактурой закусил, развалился в кресле, каких, наверное, у самого разамериканистого миллиардера до сих пор в центральном офисе нет. А сзади, за его высоченной спинкой, святая святых притаилась – металлический несгораемый шкаф со спиртом, уже по канистрам разлитым, для профилактики аппаратуры, и дефицитной радионечисти разнообразной.

И так мне тут хорошо сделалось, что я даже план придумал, как от недостачи уйти, спирт дистиллятом разбавив. Про боеготовность части я тогда даже не думал, очень хотелось из ситуации вывернуться с наименьшими потерями.

Но совершить воинское преступление мне не дал один старшина-сверхсрочник, возглавлявший бригаду грузчиков. Он возник в самый аховый момент, когда я уже приладился разбавлять техническую жидкость хулиганским манером.

Он-то и объяснил, как легко «восстановить» утраченный продукт высшей очистки, не разбавляя его. Всё равно члены ревизионной комиссии произведут замер плотности спиртометром и легко обнаружат подлог. При любой проверке так делается. Не стоит и мараться, воду в бочку подливая.

И как, спросите вы, мне удалось покрыть недостачу? Нет ничего проще. Продаю способ, которому меня научил человек, не отягощённый высшим образованием, но оказавшийся ментальным умницей на все сто… нет 96 % крепости.

Вот рецепт.

Берём резиновую перчатку, этого добра на складе всегда имеется предостаточное количество. Потом засовываем её в горловину бочки так, чтобы раструб находился снаружи, и заливаем в неё воду по весу недостающего спирта. Потом перчатка плотно перевязывается и отпускается в свободное плавание.